Сибирские разбойники ред5

Становой пристав уехал в экипаже Федякина. Урядник сопровождал его верхом. Господин Штоль поместился в тарантасе с Панкратовым.
Пока тарантас катил по аллее, лекарь болтал о том, о сём: о погоде, о лошадях, о ценах на муку и сено.
- Скажите, Август Иванович, - вдруг перебил Панкратов, - ведь вы же служили на Мариинском прииске у брата? Не припомните, каким он вам казался в последний год? Не заметили вы чего-нибудь необычного, особенного? И ещё – велись ли в тот год работы или тогда уже оставили всякую надежду получить золото?
Лекарь скептически пожал плечами.
- Э, батенька мой! Пятнадцать лет прошло! Нет, не припомню. А насчёт золота, надо бы у Цветкова спросить. Он был управляющим.
- О, не трудитесь, я сам спрошу. - Дмитрий криво усмехнулся, посмотрел вдаль, на горные склоны поросшие лесом. Не ожидал он такого ответа от лекаря. Август Иванович много лет связан с семейством и можно было надеяться на более тёплое чувство. Ан нет, оказывается, сколько волка не корми – он всё в лес смотрит. Щемящее чувство одиночества неприятно усилилось при взгляде на довольное лицо лекаря. Посторонний человек.
Лекарь почувствовал недовольство собеседника, поспешил сгладить неловкость.
- Я в последний год Зенона Дмитриевича почти не видел. На прииске Цветков один управлялся. Он нас с шихтмейстером Зиминым в середине лета отправил на Комарье, к Фаддею Мосеевичу с поручением, а тот меня при себе до зимы задержал – жене его нездоровилось. От Федякина я и узнал о смерти вашего брата.
Август Иванович улыбнулся, полагая объяснение достаточным.
Дмитрий вздохнул. Он и сам не святой. Сколько лет не интересовался судьбой брата?
- В последнее время мне кажется, будто брат не умер. Может быть, уехал куда-то очень далеко. Ведь мёртвым никто его не видел.
Август Иванович посмотрел пристально. Панкратов помолчал и с чувством продолжил:
- Вот если бы вернулся сейчас, я бы его обнял и не стал пенять за те беды, которые на нас обрушились. Забыл бы всё дурное.
- Вы слишком много работаете, дорогой мой Дмитрий Дмитриевич. – Серьёзно сказал лекарь. – Дайте себе отдых. Я вам пропишу успокоительное.
Разговор прекратился. Молчание длилось, пока тарантас не остановился у крыльца федякинского дома.

Дом Федякина, добротный бревенчатый особняк в два этажа, на каменной подклети, был расположен на ярмарочной площади в центре села. В Комарье ярмарки бывают два раза в год: Александровская в конце августа и Филипповская в середине ноября. Тут обыкновенно останавливается всё губернское и окружное начальство, а уж уездные чиновники за счастье почитают нанести визит хозяину. Комнаты наверху отделаны и обставлены по-барски. Есть там камин с мраморной доской, фортепьяно, мягкие кресла, диваны и трельяжи, увитые плющом. В каждой комнате плюшевые портьеры на окнах и дверях, а на полу паркет, застеленный бухарскими и тюменскими коврами.
У ворот, на лавке сидел кряжистый, чернобородый мужик в красной рубахе и чёрном жилете. Это был Максим, содержатель постоялого двора. Как только подъехал экипаж Федякина, он вскочил, стянул с головы картуз, вытянулся по-солдатски и отрапортовал – никакие злодеи на тракте не замечены, всюду тишина и спокойствие. Проезжающие безопасно следуют по своим надобностям. Один только ямщик видел подозрительного мужика в двух верстах от Комарья.
Становой, измученный жарой, вяло кивнул ему и отвернулся. Ивану Афанасьевичу хотелось прилечь на мягкий диван и отдохнуть в прохладе, а не гоняться за разбойниками. Это дело он предоставил уряднику.

Во время обеда Фаддей Мосеевич расхваливал Максима – лучшего и найти нельзя, и расторопен, и умён.
- У нас и двор постоялый, и почтовая станция лучшие в губернии. Никогда никаких нареканий не слышно, все довольны. Почта не теряется. Лошади всегда готовы.
- Положительный мужчина – Поддержал его Август Иванович. – Заведение своё содержит в полной исправности. В комнатах для постояльцев чистота такая – на полу кушать можно.
- Шалостей никаких не позволяет. – Продолжал Федякин. - Ямщики у него шелковые, пьяниц не жалует. Если какой-нибудь купчик с ярмарки закатит пир горой, ну, там с девками, с музыкой, Максим приглядывает, чтобы гуляли в рамках приличия, без драки.
Становой слушал хвалебные речи вполуха, молча ел и пил. Федякин усиленно потчевал его.
Наконец, Иван Афанасьевич немного насытился и сказал:
- Всех-то вы расхваливаете, Фаддей Мосеевич. Все-то у вас лучшие. А корчемным вином разве ваш Максим не приторговывает?
- Ни боже мой! – Вскричал Федякин. – Здесь всё народ верный. Смирный. Потому и не нахвалюсь.
- Вот, Дмитрий Дмитриевич, - сказал становой, - поглядите, каков ваш благодетель! Худого слова ни про кого не скажет. Золотой человек.
Дмитрий подумал, что Федякин успел уже становому сунуть барашка в бумажке. Максим торгует самогоном и это все знают. Случаются на тракте и обиды купцам, да только тем, кто сам обидеть норовит, хороших людей никто не трогает.
- Живёте тут у него как у Христа за пазухой. – Продолжал Иван Афанасьевич. – Во всём он вам помощник и советчик. И брату вашему он был благодетель. Всегда помогал. Вы, вот что, на письма эти подмётные внимания не обращайте. Мало ли завистников у Фаддея Мосеевича? Не верьте, если будут дурное говорить. Болтают всякое. А у господина Федякина душа! Многим он помогал и помогает. Только люди быстро добро забывают.
- Да что могут болтать? – В голосе Федякина прорвалось неудовольствие.  – Уж вы просветите меня, невежду, Иван Афанасьевич!
Становой широко улыбнулся, отправил в рот кусочек жаркого, прожевал и ответил:
- В глаза вам опасаются сказать, а между собой шушукаются. Дескать, убыточные прииски выкупил, а они теперь прибыль дают.
Федякин побагровел. Белые брови слились в одну линию.
- Вот уж в этом моей вины нет. Уж тут как Бог рассудит. Ведь сколько раз бывало – вроде сначала большое содержание показывается, а потом иссякнет жилка и пошли убытки. Нетерпеливые да недальновидные хозяева забросят участок или продадут, а новому-то владельцу и подфартит! Под отвалами-то большая жила и откроется.
Дмитрий огорчился и обиделся не меньше Фаддея Мосеевича. Хватает же совести передавать грязные сплетни.
- Вот недавно перечитал я письма Зенона, – Он повысил голос, чтобы придать словам убедительности, - Вначале-то брат с большим воодушевлением о работах на приисках писал, а после сильно огорчался. Кажется, шихтмейстер Зимин вызывал у него недовольство.
- Ошибаетесь! – Возразил лекарь. – Зимин был весьма полезен Зенону Дмитриевичу.
- Я, признаюсь, торопился, да и письма все перепутаны, – смутился Дмитрий. – Надо бы выбрать время, разобрать.
Федякин сгорбился, в глубоком раздумье щипал кусочек хлеба. Потом выпрямился, посмотрел на лекаря, на Дмитрия светлыми глазами и сказал:
- Зимина я на пушечный выстрел к приискам не подпущу!  Ещё когда Зенон Дмитриевич был жив, Цветков уличил Зимина в краже золота! Да только не в нём дело. Горохов – вот кто злодей! Мошенник. Скольких купцов в городе по миру пустил! Он и Зенона Дмитриевича обманул. Выманил деньги. Обобрал до нитки. Он злодей! А я виноват? Гоните меня, бейте меня камнями, за мою доброту. Так мне и надо, старому дураку!
- Ни о чём подобном я и не думал.– Дмитрий с обидой посмотрел на Федякина.  – Разве я вас обвиняю в чём?  Смею ли я вас обвинять? Вы святой человек! Вместо отца мне. Я столько добра от вас видел.  Если бы не вы – ничего бы у меня не было. Думаю, брат тоже не имел намерения вас обижать. Наверняка хотел с вами своими замыслами поделиться, да не успел.
Федякин встал с места, подошел к Дмитрию, наклонился, приобнял за плечи,  поцеловал в щёку.
- Вот люблю его! Вместо сынка мне. Добрый парнишка. Такого бы мне наследника. Ты не думай, я на брата зла не держу. Он мне по сердцу был. Хотел я его с дочкой своей окрутить, а вот и нет теперь обоих.
Федякин сел на место, пригорюнился. Все замолчали, понимали – старику больно вспоминать умершую дочь.
Становой перестал жевать, сделал печальное лицо, посмотрел Дмитрию в глаза:
- Жаль вашего братца! Безвременно голову сложил. А всё эти варнаки окаянные!
- И ещё пассия Зенона Дмитриевича. Неловко и упоминать здесь ту женщину. – Вставил слово лекарь.
- Гулящая была бабёшка. – Перебил купец с презрением. - Наверняка из-за неё и убили. Красавица была, высокая, статная, а якшалась со всяким сбродом. Эта баба и заманила Зенона Дмитриевича в лапы к разбойникам.
- Жалею, что не похоронили брата по-христиански. – Вздохнул Панкратов.
Становой оглядел всех присутствующих за столом, погрозил вилкой с кусочком солёного огурца:
- А может то и не разбойники были? Может его медведь загрыз. Тогда медведей много было. В тот же год и Цветкова медведица чуть не заела.
Лекарь улыбнулся, хотел что-то сказать, но Федякин перебил его.
- За выгоном нынче опять медведя видели.
- Вот и я, когда по тракту ехал утром, - Иван Афанасьевич блеснул азартно глазами, - заметил вдалеке двух медвежат. Играли, чисто дети!
Это известие вызвало бурный поток охотничьих историй. В конце обеда все развеселились, начался громкий общий разговор о ближайшей ярмарке. Становой хвалился – два года назад купил замечательные кожи на сапоги, сносу нет. Лекарь перебивал, утверждая – лучшее сено надо только здесь покупать.
Федякин придвинул стул ближе к Дмитрию, наклонился, пробубнил вполголоса:
- Сынок, ты бы прогнал от себя этого учителишку!
- Что вам в голову пришло? – Удивился Дмитрий. – За что вы насели на беднягу? Мне ничего дурного о нём неизвестно и рекомендации у него отличные.
- А зачем он нос суёт не в своё дело? – Не уступал Федякин. – Может он с теми варнаками заодно?
- Как он может быть заодно, если его разбойники едва не убили? Он тут пострадавшая сторона. И ничего дурного в его любопытстве нет.
Федякин подумал минуту и сказал:
- Ну, коли так, я с ним помирюсь. Я же не Ирод какой-нибудь и никого зазря не обижаю. Только уж ты, если объявится тот доброжелатель, немедленно за мной пошли. Мы ему локти скрутим, варнаку, и в часть! А Климушке я потом целковый дам, на водку.