Зов площадей. Глава 2

1. Богатство высшего и среднего класса в Европе середины 18 века контрастировало с бедностью масс, многие из которых большую часть года недоедали и для которых дороговизна хлеба и других продуктов питания была вопросом жизни и смерти. В самой Англии таких вечно полуголодных, а порой и просто голодающих бедняков было около 30 процентов населения, а во Франции вдвое больше, около 60 процентов. Не случайно на гравюрах Хогарта, как и в позднейшей антиреволюционной пропаганде, сытые английские йомены противопоставляются исхудалым голодным французам. Миллионы обнищавших крестьян скитались по всей Франции и доставляли множество хлопот бдительной французской полиции.

2. Но и в Англии, также как и во Франции и в других европейских странах голодные бунты вовсе не были редкостью. Исследования выдающегося историка рабочего движения Томпсона и его школы показывают, что они нередко разыгрывались согласно своего рода ритуалу: толпа вооружалась чем могла, захватывала заложников, громила хлебные склады и лавки и раздавала зерно по “справедливой” низкой цене. После этого в дело вступали солдаты, толпу рассеивали выстрелами, зачинщиков хватали и вешали на скорую руку после недолгого судебного процесса.

3. Во Франции на протяжении всего 18 столетия, то есть задолго до революции, значительная часть общества (не только бедняки) охотно верили слухам о том, что богачи и правительство сговорились о том, чтобы нажиться на дороговизне и уморить народ голодом. Ряд историков и в том числе автор специального исследования на эту тему американский историк Стивен Каплан допускают, что в отдельных случаях эти слухи могли иметь под собою определенные основания.

4. В качестве наглядного примера Каплан описывает события 1725/26 гг в Париже, где согласно полицейским донесениям того времени все зерно в тех местностях, из которых оно обыкновенно доставлялось в город, было заранее скуплено по хорошей цене и сохранялось в монастырях и больницах, а сельских поставщиков придворные, согласно распространявшимся в столице Франции слухам, убедили не провозить больше зерна в город с тем, чтобы искусственно взвинтить цены и нажиться на разнице. “Они играют  судьбами Парижа и возможно Франции...” говорил адвокат Маре. А другой адвокат по фамилии Барбье прямо обвинял придворных в этом деле.

5.. Весь Париж, по свидетельству полицейских говорил только о хлебе. В кафе люди шептались о том, что “король и его министры решили заработать 35 или 40 миллионов наличными от продажи зерна и муки,... поскольку они не могли добыть эту сумму другим способом.”(см. Kaplan, op.  cit. p. 6)Как заметил один из таких собеседников "Они (советники короля) поняли, что деньги, которые они заработают от спекуляций хлебом, самые надежные, ведь люди не могут обойтись без хлеба...и это даст больше, чем налог в одну пятидесятую и коронационный налог" (там же). А бывший солдат швейцарец утверждал, что такие спекуляции нужны, чтобы заплатить королевские долги (там же).

6. К концу сентября 1725 г. цена хлеба поднялась почти в 5 раз и пошли разговоры о восстании. Найденные полицейскими листовки грозили всеобщим мятежом: " Мы не хотим умереть от голода, но если нам надо умереть, мы сделаем это, заставив правительство признать справедливость наших требований"(там же р. 8). Женщина из Лиона с двумя детьми упрекала парижан в медлительности: "в Лионе мы бы так долго не ждали, ведь ясно, что правительство прячет зерно, чтобы выжать из народа последнее." (там же р. 7).В другой листовке неизвестный автор убеждал своих читателей, что "лучше погибнуть от сабли или пули, чем умереть от голода, как трусы", тем более, что гвардейцы "помогут и не будут по нам стрелять"(там же, р. 9).

7. Сама армия волновалась. Шесть гвардейских офицеров, командовавших солдатами, поддерживавшими порядок на хлебных рынках, сообщали в письме правительству, что "они не могут более ручаться за верность своих солдат, если только вы не соблаговолите снизить цены на хлеб, поскольку все они находятся в величайшем отчаянии..." (там же р.7).

8. Совпадение данных листовки с описанием настроения солдат в письме, показывает, что повидимому между солдатами и голодающими парижанами действительно велись какие то переговоры и существовала негласная договоренность. Иными словами вертикаль военной дисциплины при определенных обстоятельствах оказывалась недостаточной, чтобы предотвратить влияние на солдат повседневного горизонтального диалогического общения с голодающим народом.

9. Такая угроза горизонтального объединения народа и армейских низов против богатых и властных верхов общества нередко заставляла королевские власти идти на уступки населению и ограничивать хлебных спекулянтов. Обычно цены на хлеб жестко контролировались и полиция также зорко следила за тем, чтобы он был свободен от дурных примесей, ведь речь шла о сохранении порядка и социальной стабильности.

10. Но если так происходило в обычное время, то кто же тогда нес ответственность за отключение отработанного механизма надзора и контроля за хлебной торговлей в 1725 г. и в другие голодные годы? Так может быть многочисленные утверждения современников о том, что королевское правительство в данном случае действительно старалось с помощью подъема цен на хлеб решить свои финансовые проблемы, не были пустыми слухами?

11. Тем же вопросом задается и историк этих событий Стивен Каплан: " Даже если согласно нашим стандартам эти обвинения не представляют собой доказательства, все же при близком рассмотрении многие из них не выглядят невероятными или необоснованными." (там же р. 9). Каплан далее обьясняет, что тот хлеб, который правительство закупало специально для помощи голодающим, тоже дорого стоил и продавался по цене лишь ненамного более низкой, чем рыночная.

12. И здесь речь шла возможно не просто о бюрократическом беспорядке ( один из высокопоставленных бюрократов того времени прямо называл систему закупок "хаосом" там же р. 10), а о том, что придворные и королевские чиновники действительно ухитрялись при этом нагреть руки на народном недоедании.

13. Правительственные агенты в конце 17/середине 18 века нередко закупали зерно по высокой цене за рубежом и пользовались при этом финансовыми и торговыми услугами влиятельных банкиров, таких как Самуил Бернар и международных компаний, таких как Companie des Indes. И хотя это зарубежное зерно, хранившееся в течение длительного времени, нередко было низкого качества, оно было правительственным и пользовалось приоритетом.

14. А местные французские хлебные поставщики,как раз в 1725 г. по приведенным в книге Каплана отрывочным данным, испытывали трудности с получением от властей разрешения на выгрузку своего зерна в столице Франции: " Обычно всякий зарегистрированный торговец зерном мог снабжать Париж и в эпоху кризисов такая помощь особенно приветствовалась. Однако в 1725 г. создается впечатление, что поставщики без специального заказа должны были испрашивать особого позволения, на то, чтобы продавать свой товар в столице...возможно были случаи, когда такое разрешение им получить не удавалось." (там же р. 11).

15.  Распоряжавшийся в это время хлебным снабжением глава парижской полиции Раво д'Омбреваль особых угрызений совести при этом не испытывал и однажды посоветовал женщине, жаловавшейся, что она не может купить достаточно хлеба, чтобы накормить детей, давать им вместо хлеба капустные кочерыжки (там же р. 18). 

16. Но если так обстояло дело в первой половине 18 века, то в 1760е и 1770е годы в области продовольственного снабжения произошли радикальные изменения, имевшие прямое отношение и к идеям Просвещения и к развитию новой, ориентированной на принцип свободного рынка экономической науки и к наступившей через пару десятков лет Французской революции. Об этих значимых переменах у нас пойдет речь в следующих главах.


Примечания

1. Эти весьма приблизительные цифровые оценки взяты из кн. Olwen Hufton, Europe: Privilege and Protest 1730-1789, Second Edition. Oxford: Blackwell Publishers, 2000, p. 16.

3. См.  Steven L.Kaplan, The Famine Plot Persuasion in Eighteenth-century France, 1982, p. 3-4: “ Let us note in passing that many historians believed and some still believe, that there were real famine plots, that for various reasons the government directly or indirectly, resorted to this dreadful maneuver in the eighteenth century. Late in the nineteenth century a number of revisionist historians labored to disprove these claims. They contended that the idea of a famine plot was a legend and they used the word “legend” in a highly pejorative sense. I am much less inclined to reject out of hand the possibility that famine plots on some scale really operated.”