Метаморфозы жизни

               
    В сердце Марьяны Никодимовны всегда жила любовь. Несмотря на свой преклонный возраст и богатейший жизненный опыт, а также немалый супружеский стаж, она не переставала горячо любить своего мужа - добродушного невзрачного человечка, полностью принявшего правила игры своей второй половины, и, уже давно, не рискуя ей ни в чём перечить. Она обожала свою юную дочь студентку, которая периодически будоражила её уже не такой быстрый ум, заставляя идти в ногу со временем, много читать и познавать новое. Семьи своей у неё почти не осталось, ни родителей, ни дядей, ни тётей – все поумирали… остался только один младший брат, но проживающий так далеко, что и не наездишься. Объектов для любви было немного, но вполне хватало, чтобы чувствовать себя самодостаточной или даже счастливой на закате жизни, но только не для Марьяны Никодимовны. Оказывается, у её мужа можно было насчитать с десяток близких и дальних родственников, которые вдобавок еще и плодились, и размножались, как в какой-нибудь Индии или Африки, умножая счет маленьких внучатых племянниц и племянников.  Марьяне Никодимовне даже пришлось составить график в хронологическом порядке их дней рождений, чтобы, вдруг, не дай бог, кого-нибудь не забыть поздравить.
      Но самой близкой и любимой племянницей была дочь старшей сестры мужа, скоропостижно скончавшейся после продолжительной болезни, прелестная Сашенька. Вскоре за её матерью умер и её отец, жалкий пьянчужка, удачно вжившийся в роль обиженного предка с постоянными притязаниями на денежное содержание или материальную помощь со стороны дочери. Но личная жизнь Сашеньки сложилась вполне удачно – она вышла замуж за обеспеченного человека, родила здорового мальчика и на профессиональном поприще сделала неплохую карьеру. Все бы ничего, если бы не её сиротство. Некуда прибежать и не с кем поделиться своей радостью или болью, и не с кем посоветоваться в трудной жизненной ситуации. Вот тут-то и появилось благодатное поле деятельности для любвеобильной натуры Марьяны Никодимовны. И она с радостью приняла на себя роль духовной покровительницы  и наставницы для своей племянницы, принимая самое живое участие в её насыщенной жизни, даря свою любовь ей и её маленькому сыночку Мишеньке, в котором просто  не чаяла души, настолько он был хорош.
      Приходя на работу к девяти часам в свой расчетный отдел, она с нетерпением ждала одиннадцати часов, когда весь немногочисленный женский коллектив усаживался пить чай. И тут её прорывало! Она могла без устали часами рассказывать об успехах самого умного, самого красивого и самого любимого внучатого племянника Мишеньки. Сотрудницам не оставалось ничего более, как умильно улыбаться и кивать в ответ головами.
       Когда она умолкала, и истории на текущий день с участием Мишеньки заканчивались, в разговор вступала Аглая Никифоровна, самая старшая из сотрудниц. У неё не было ни внуков, ни внучек, ни внучатых племянников и племянниц, но у неё был кот. Это была особь именно мужского пола, лишенного в свое время по санитарным требованиям содержания животного в городской квартире части своего мужского достоинства и носящего немного странное имя для кота Мурашка. С таким же восторгом, счастьем и умилением, как и Марьяна Никодимовна, Аглая Никифоровна рассказывала о выдающихся умственных способностях и других незаурядных душевных качествах своего кота Мурашки. С мечтательным блеском в глазах, она делилась своими планами с сотрудниками расчетного отдела, и говорила, что с нетерпением ждет летнего отпуска, чтобы уехать с Мурашкой на дачу. И, как там ему, любимому Мурашке будет на этой даче хорошо - он будет жевать осоку, бегать за птичками, копать кротиков и греть свою мохнатую мордочку на теплом утреннем солнышке. Обычно она говорила так:
      - Скоро ребенка повезу на дачу! У нас есть специальная для него пластиковая переноска.  А в прошлом году, когда мы с мужем собирались на дачу, я говорю Мурашику: «Сейчас поедем на да-ачу!» Пока суетились, суетились с этими котомками, а он, глядь! уже в переноске сидит. А в машине-то я его выпускаю! Он у меня вот тут, на коленках всю дорогу спит. Вообще, не боится! Он ведь у меня умный! Красивый! Большой! Такой тяжелый! Шерсть лоснится! Я вам сейчас фото покажу! Вы сами увидите, какой он красавец!
       Пока Аглая Никифоровна в порыве чувственной эйфории выливала этот бурный поток на сотрудников расчетного отдела, никто не обратил внимания на то, что Марьяна Никодимовна сидела неподвижно как в ступоре с широко открытыми глазами, в которых вот-вот задрожат слезы. Она, долго не моргая, смотрела на Аглаю Никифоровну и потом сказала:
     - Ну, во-первых, Аглая Никифоровна, он не ребенок! Он кот! Во-вторых – что-то вы, по-моему, преувеличиваете о его умственных способностях.
   Аглая Никифоровна обиженно взглянула на Марьяну Никодимовну и ответила:
   - Почему преувеличиваю? Что есть, то и говорю! Да, он умный у меня, как человек! - и, обратив свой взор к дисплею телефона, смачно закудахтала  – Ути, мой хорошенький, мой сладенький, так бы и съела его! Моего ребенка сладкого!
   - Аглая Никифоровна! Но он не ребенок! – возмутилась Марьяна Никодимовна. Но Аглая Никифоровна парировала:
   - А для меня ребенок!
    С этой минуты между Марьяной Никодимовной и Аглаей Никифоровной случился некий антагонизм, который впоследствии за очень  короткое время перешел во взаимную неприязнь и даже вражду. И каждый раз, когда Аглая Никифоровна произносила крамольную, с точки зрения Марьяны Никодимовны, фразу, содержащую слово «ребенок» в отношении кота, она не упускала возможности, чтобы не сказать:
   - Это не ребенок! Это – кот!
   Однажды, когда Аглая Никифоровна прихворнула и не вышла на работу, Марьяна Никодимовна, проявляя нетипичную для неё рассеянность, долго шуршала бумагами, вставала из-за стола, снова садилась, что-то постоянно пытаясь отыскать под столом, но, наконец, подсела поближе к Ниночке, молодой новенькой табельщице, и горячо зашептала:
   - Нет, вы представляете, кота назвать ребенком! У нее с головой, вообще, все в порядке! Нет, я ничего не имею против животных! Я честна с ними, я их не люблю и поэтому заводить их никогда не стану. И даже если у меня будет жить какое-нибудь животное, я не собираюсь с ним так сюсюкаться, как она. Но это же животное! Как можно животное называть ребенком! Ниночка, я права или нет? Или я что-то не понимаю в этой жизни?
  - Что вы! Конечно, правы! Конечно, это кот, а не ребенок! Но, она его просто очень любит! – ответила, смеясь, Ниночка.
   Но на лице Марьяны Никодимовны не дрогнула ни одна жилка. Это было лицо, которое с недавнего времени уже забыло, что такое улыбка и, на котором с некоторых пор сохранялась некая трагическая печать.
   - Вот у вас три кошки… Вы тоже считаете их своими детьми? – настороженно глядя в глаза Ниночке, спросила Марьяна Никодимовна.
   - Да, нет, конечно! Но! Они члены моей семьи! И я за них в ответе! Помните? «Мы в ответе за тех, кого приручили!»
   - Нет, ну я согласна с этим! Ну, я и не завожу животных! – сделала свой вывод Марьяна Никодимовна и добавила:
   - Хотя, муж и дочь давно меня просят. Но я никогда не соглашусь на это!
   Прошло несколько месяцев, но вражда между Марьяной Никодимовной и Аглаей Никифоровной не прекращалась. Марьяна Никодимовна при каждой удобной возможности говорила всякие колкости Аглае Никифоровне, по любому поводу её подначивала и подкалывала, всякий раз пытаясь выставить её в смешном или дурном свете. А Аглая Никифоровна в свою очередь, не оставаясь у неё в долгу, ещё пуще прежнего одаривала своего Мурашку всякими высокопарными эпитетами, не имеющими никакого отношения, даже отдаленно к миру животных. Одна, с трогательной улыбкой и влажными глазами рассказывала про выдающиеся умственные способности и многочисленные таланты своего внучатого племянника, а другая – с неподдельным счастьем и  нежным взором в глазах о своем коте. И вот наступило долгожданное лето, и весь расчетный отдел вместе со всем предприятием, был отправлен в коллективный отпуск.
   Время пролетело быстро. И после отпуска, когда все вернулись на свои рабочие места, и начали приводить в порядок столы, коробки с бумагами и калькуляторы, бурно обсуждая последние новости, вдруг неожиданно выяснилось, что Аглая Никифоровна уволилась. Все были очень удивленны этому обстоятельству, так как никто не мог припомнить, чтобы Аглая Никифоровна хоть когда-нибудь обмолвилась бы о подобных своих намереньях. Стоит ли говорить, кто из сотрудников расчетного отдела меньше всего пожалел об этом прискорбном инциденте. Марьяна Никодимовна с каждым днем все чаще стала улыбаться, трагическая печать постепенно исчезла с её лица и в отделе от пола до потолка, все пространство, пять дней в неделю, было заполнено одним только именем: «Мишенька!» Сотрудники расчетного отдела про Мишеньку знали абсолютно все. Например, как он подрался с мальчиком на каратэ, и,  виноватым, конечно же, оказался мальчик; как он, Мишенька, нарисовал портрет Марьяны Никодимовны, что невозможно было отличить от оригинала; как он, Мишенька, так здорово  катается на самокате, что никто не может его теперь догнать. Что в шесть лет он уже хорошо научился читать, писать и считать. Сотрудники отдела знали и выучили наизусть почти все его предпочтения в еде, и какими болезнями он переболел за свою еще пока недолгую жизнь. А так же, как сильно-сильно, крепко-крепко он любит Марьяну Никодимовну и как сильно-сильно, крепко-крепко она любит его. Прошел год и про Аглаю Никифоровну уже почти никто не вспоминал. К рассказам про Мишеньку все давно уже притерпелись и привыкли, как привыкают к телевизору или радио, без которых уже вроде и не представляют своего существования. Как, вдруг в один прекрасный день во время традиционного чаепития, когда из уст Марьяны Никодимовны в очередной раз прозвучала её коронная фраза: «Что я вам сейчас расскажу!», сотрудники, к своему удивлению, не услышали так уже привычных слуху историй про Мишеньку. И она торжественно произнесла:
   - Представляете! Они завели собаку!
  В некоторые доли секунды все уже настороженно смотрели в сторону Марьяны Никодимовны. В отделе повисла ужасающая тишина, так как никто не знал, как нужно реагировать на эту новость. Все терялись в догадках, подбирали нужные слова, чтобы ненароком не проявить бестактность и, не найдя подходящих, так и не определились, то ли им радоваться этому неожиданному обстоятельству, то ли соболезновать. Все застыли в ожидании! Никто не имел желания снова повергнуть бедную женщину в то недавнее депрессивное состояние, которое психологи назвали бы когнитивным диссонансом. Но, после некоторой паузы Марьяна Никодимовна вдруг громко и радостно, и как-то по-детски выпалила:
   - Ой! Она такая прикольная!
   Уф! – выдохнули бедные женщины, - слава те господи! – и уже почти  расслабленно и по-семейному доброжелательно, кивая головами в ответ, счастливо заулыбались.  А Марьяна Никодимовна в свою очередь продолжала:
   - Я вам сейчас фотки покажу! Эта порода называется «Бостон - Терьер». Мы ездили к ним на смотрины. Ой, это такая миленькая собачка! Она такая умненькая! Это «девочка», ей полтора месяца. Они купили ей большой широкий вольер. Там есть дверца. Они собачку там, на ночь закрывают. У неё постелька есть мягкая. Игрушек ей всяких накупили. Корма всякие для щенков. Она же еще маленькая, её надо кормить строго по часам. А имя, у неё знаете какое? Манона!
   Женщины жадно вглядывались в лицо Марьяны Никодимовны как бы, пытаясь, лишний раз, убедится, что перед ними именно она. И, как говорят в таких случаях, им казалось, что в мире что-то пошло не так, как-будто произошло что-то очень важное и что они это что-то пропустили. И, как пишут в фантастических романах, то ли воздух поменял свой химический состав, то ли Солнце оказалось очень близко к Земле и по этой причине стало нагревать её интенсивней, раскалив, наверное, асфальт до состояния пластилина. Но вдруг все вздрогнули, когда тишину неожиданно прервал Ниночкин голос:
   - Марьяна Никодимовна! А я вот все думаю, если они улетят всей семьей в Турцию на отдых, то собачку, по всей видимости, они оставят вам?
   - Ну, да! Конечно! А кому же ещё! Я согласилась! – нарочито бодро, ответила Марьяна Никодимовна. - А Мишенька так рад, так рад! А она такая умная, такая умная!
   В течение трех последующих дней за чаепитием, как обычно, все делились своими новостями. У всех женщин были семьи, одиноких не было, говорили о мужьях, детях, новых блюдах, моде и о животных. Все как-то даже не обратили особого внимания, что Марьяна Никодимовна не проронила за чаепитием ни одного слова, ни в первый, ни во второй и ни в третий день. Однажды это заметила Ниночка и спросила:
   - Марьяна Никодимовна! У вас все в порядке? Как Мишенька поживает? Не заболел ли? – Все женщины посмотрели на Марьяну Никодимовну. Она встрепенулась от своих раздумий и сказала:
   - Представляете! У Сашеньки, племянницы мужа, вдруг обнаружилась аллергия на собаку. Представляете, она вся чешется!
   - Кто? Собака? – не поняла Ниночка.
   - Да, нет, что вы! Сашенька! – махнула рукой Марьяна Никодимовна.
   - И-ии? – не заставила себя ждать Ниночка.
   - Ну что! Сегодня вечером они её привезут к нам! – глядя куда-то в пространство, без проявления каких бы то ни было эмоций, произнесла Марьяна Никодимовна.
    - И что? Я так понимаю, что у вас дома теперь будет жить собачка? –  осторожно поинтересовалась Ниночка.
   - А что, разве у меня есть выбор? – ответила Марьяна Никодимовна.
 
  На следующий день все с нетерпением ждали перерыва на чай. Когда все уселись за стол и чашки уже были наполнены чаем, Ниночка не удержалась и спросила:
   - Марьяна Никодимовна! Привезли вам собачку или нет?
  Марья Никодимовна тяжело вздохнула и начала свой рассказ:
   - Представляете, она ведь еще совсем маленькая, вот такууусенькая, совсем ребенок… она плачет как маленький ребенок, так жалостливо, так жалостливо! У меня прямо сердце разрывается! Её очень рано забрали у мамочки. Но, она сама уже кушает, водичку умеет пить. А ночью она скулила там, в вольере, я испугалась, что она мужа разбудит, и взяла её к себе в постель… она пригрелась и уснула. А, когда мне надо было уходить на работу, она подошла ко мне, смотрит своими умными глазками, и так жалобно, жалобно поскуливает – не уходи, мол, мне страшно одной. Я ей говорю: «Маноночка, мне надо идти на работу, потерпи немного, я скоро приду». Ой, прямо душа разрывается! Я попросила соседку зайти, посмотреть как она там, ключи ей оставила… пусть покормит её, приласкает.
   И она часто-часто заморгала глазами.
   И дома, и на работе Марьяну Никодимовну последнее время было не узнать. Что именно происходило у нее сейчас в душе, доподлинно было неизвестно даже ей самой. В её доме поселилась какая-то необычайная радость, причину которой она никак не могла до конца осознать. Муж и дочь-студентка смотрели на неё как-то особенно ласково, она чувствовала, что они, её домочадцы все-время старались ей чем-нибудь угодить, то посуда была вся перемыта к её приходу, то комната убрана, то цветы политы. С работы, как только минутная стрелка застревала на цифре двенадцать, а часовая на цифре пять, никого не дожидаясь, она убегала самая первая. Минуя все магазины и, взлетая по ступенькам, как девочка на шестой этаж, она некоторое время застывала перед входной дверью, прислушиваясь, не плачет ли её Манона. А, открыв входную дверь и, включив свет в прихожей, Марьяна Никодимовна жадно вглядывалась в вольер, во все углы комнаты, пытаясь разглядеть черно-белое маленькое существо. И вдруг оно, это существо, сонно вылезая из-под дивана, покачиваясь, подходило боязливо и осторожно к Марьяне Никодимовне. И только услышав её голос, радостно начинала вилять хвостом, смешно повизгивать и тявкать, а то и высоко подпрыгивать, рискуя подвернуть свои тоненькие лапки, чтобы успеть лизнуть руку или лицо. Приходя домой, Марьяна Никодимовна убирала за собачкой небольшие лужицы и её экскременты, мыла полы, затем, кормила, поила, а потом садилась с ней играть. Марьяна Никодимовна очень полюбила с ней играть, потому что Манона не переставала её удивлять своей смышленостью и сообразительностью. Маленькая собаченка, эта кроха носила ей игрушки, выполняла команды сидеть, лежать и апорт, а когда в порыве задора Манона прикусывала ей руку или ногу, Марьяна Никодимовна строго ей говорила «Фу!», как учила их женщина-кинолог.
   В расчетном отделе как-то тоже все повеселели. На лицах заиграли улыбки, чаще раздавался смех, а главное, у всех вдруг появилось множество историй, связанных с теми или иными животными. Дамы рассказывали о своих домашних питомцах ныне живущих у них дома, и о тех котятах, щенятах, бельчатах, чаятах, кроликах и хомячках, живших ещё тогда, в том далеком прошлом, когда эти женщины были маленькими девочками. А Ниночка не уставала проявлять свой живой неподдельный интерес, спрашивая каждый божий день у Марьяны Никодимовны, как же поживает её собачка по имени Манона. Тогда Марьяна Никодимовна, пристраиваясь поудобней за чашкой чая, снова, и снова в который раз принималась рассказывать о забавных приключениях достопочтенной героини. Как Манона научилась давать лапку, смущенно при этом, отворачивая свою мордочку, как она каждый раз тяжело вздыхая, бредет на своё место, когда еще очень рано и все спят, как она встречает свою любимую хозяйку после работы, готовая «из кожи вон вылезти» от радости, и прочее, и прочее. Ну, а про Мишенькины успехи спрашивать уже было как-то неуместно.
   - А вчера мы с мужем её выгуливали! – с гордым видом заявила Марьяна Никодимовна, - На поводке еще нельзя, она не привита. Муж на руках её держал,  ходил с ней везде, веточки давал нюхать. Ей так интересно познавать мир! Она такая умная, такая умная!  А вчера я прочитала в одной книге про собак, что у этой породы интеллект на уровне трехлетнего ребенка! А когда мы пришли домой, сели на диван, а я ей и говорю, просто так, без всякой надежды: «Манона, где твоя машинка?» А она посмотрела на меня своими умными глазками и побежала в коридор, и, представляете, принесла мне машинку! Я чуть не прослезилась!
   -Да! – сказала Ниночка, - Ну и дела! Вот вы сейчас только что сказали, что у вашей собачки интеллект на уровне трехлетнего ребёнка? Но, Марьяна Никодимовна, по вашим понятиям это же не ребенок, это собака! А? Или я что-то не понимаю в этой жизни?!
   На доли секунды присутствующие дамы прекратили греметь ложками и шуршать обертками от конфет, и с интересом посмотрели на Марьяну Никодимовну. Та, в свою очередь, вдохнув побольше воздуха, открыла было рот, чтобы как-то возразить на реплику, но не найдя никаких аргументов, безнадежно махнула рукой. А потом, закрыв лицо руками, неожиданно рассмеялась. Все смотрели на неё ласково и приветливо, и по-доброму улыбаясь.

Санкт-Петербург, 2017г