Стеклянные деревья

  Железный парапет, закалившийся на майском солнце, обжигал бёдра. Спёртый майский воздух, уступал лёгкому ветерку, приносившему с гор прохладу. У нижних этажей многоэтажки кружились хлопья аллергенного тополя. Солнце пряталось за горизонт, уступая свою смену подруге луне. По морю выстраивалась дорога из солнечных бликов. Казалось, что достаточно лишь наступить на отблески заходящего солнца и можно будет добежать до края земли, чтобы вновь увидеть закат. А потом, возвращаясь обратно, гулять под луной, считая звёзды. Идти по серебристой дороге, отблески которой размываются мелкими волнами, и серебрятся, как играющая рыба чешуёй.
  Вечерело как всегда сказочно красиво. Блики заходящего солнца скользили по городу как пламя огня. Не спящие влюблённые парочки гуляли по набережной. Студенты, с бессмысленным лицом сидели на  гранитном заборчике и смотрели в море. Одни, молча и серьёзно готовились к предстоящим экзаменам, другие, плюнув, махнули рукой и, рисуясь перед однокашницами с борта ныряли в море. Девушки смущенно пряча улыбки, разрывались между конспектами и купанием….
Грант вздрогнул. Просыпался он всегда резко, будто выныривал из холодной воды. Причём заснуть мог где угодно и как угодно. Пару раз, заснув в автобусе, он просыпался  только от толчков сердитого шофёра, который осматривал транспорт на автокомбинате. Грант, проснувшись, недовольно ворчал и садился на новый автобус, на этот раз, ставя будильник. 
На этот раз он заснул на кафедре истории искусств. Поджарый старичок толкал свои речи, стоя на стуле, из-за своего маленького роста. Причём говорил настолько увлечённо и, тряся чётками, которые щёлкал в пальцах, что казалось, ещё немного и профессор сам запрыгнет абитуриентам в учебники и будет поливать их знаниями уже оттуда.
  Не спали только девушки, сидящие непосредственно под носом уважаемого оратора. Но и те не вникали душой в смысл речи, а занимались каждая своими делами. Кто-то от скуки рисовал карикатурные рожицы, смахивающие на лицо профессора. Кто-то готовился к следующей неделе, отгородившись от профессора учебником по его же предмету.
  На задних же рядах сидели в основном парни. Многие из них тихо посапывали, нежно обняв рюкзаки и сумки. Тихие юноши, подобравшиеся ближе к выходу, читали книги и нервно поправляли падающие с коленей рюкзаки.
Грант обернулся и посмотрел на своего соседа Витьку. Тот копался в смартфоне, изредка ругаясь себе под нос.
-Сколько да конца мучений наших?- спросил Грант сонным голосом. Витька нервно взглянул на Гранта, передёрнув плечами, посмотрел время.
-Отвяжись… минута всего лишь, - буркнул Витя.
  Грант засобирался, складывая конспекты и кидая ручки на дно сумки. Несколько рисунков он оставил на столе. У него эта привычка осталась со школьного времени. Рисуя на уроках, он всегда оставлял картинки с забавными подписями на парте, чтобы следующие ценители его анонимного творчества улыбнулись.
  Прозвенел звонок, даря студентам свободу. Профессор удивленно воззрился на часы, висевшие над его столом, ему казалось, что времени осталось сполна. Спрыгнув со стула, он пружинящим шагом прошёл к столу. Разобрав бумаги, он искоса глянул на настороженные лица студентов. Осмотрев заспанные лица, профессор о чём то задумался на миг, и коротко усмехнувшись, махнул студентам рукой. Идите мол, пока я добрый.
  Тут же загремели стулья, задвигаемые за парты. Витька ошеломлённо захлопал глазами. Он постоянно очень удивлялся, что пары пролетали так незаметно. Ему, как человеку вечно сидящему на парах в смартфоне, а дома в ноутбуке, всегда было удивительно, когда он видел реальный мир помимо виртуального.
  Всегда Грант над ним подтрунивал по этому поводу. Его вечно забавляло и поражало – как так, человек не отрывается от экрана и почти что живёт в телефоне. Но и Витя был не так прост. Человек вообще многодонный предмет. Именно Витька привил Гранту любовь к компьютерным играм. Но эта любовь не выражалась только в бездумном прохождении. Гранта, как художника, в играх и в главных персонажах интересовала придумка, прорисовка артов. Именно тогда Грант заинтересовался работой в какой-нибудь игровой компании, чтобы придумывать собственных героев, точнее их внешний вид. Ведь таким, каким его придумает художник, тысячи людей, играющие в эту игру будут представлять себе героя.
  Медленно продвигаясь сквозь узкие ряды парт, Грант осматривал аудиторию. Это была одна из его любимых аудиторий. И каждое последнее занятие оставляло после себя романтическую обстановку. Разбросанные бумажки в клеточку, с нарисованными там творчествами студентов. Не задвинутые стулья, кое-как стряхнутые с доски надписи мелом. Их профессор вечно куда-то торопился после последней пары, и не успевал сходить намочить тряпку и вытереть доску. Чаще он просил кого-нибудь это сделать или не морочил себе голову по этому поводу.

  У дверей его остановила девушка Лада и попросила задержаться, так как им нужно было нарисовать карикатуру к стенгазете. Лада ему нравилась, она приехала из Химок и была очень заинтересована, чтобы угодить преподавателям, так как поступила на бюджет и хотела «подмазаться». Вот она вечно и просила Гранта поучаствовать в её кипучей деятельности по поводу стенгазет и открыток на праздники учителям. 
Грант вздохнул и кивнул Вите, уходящему домой. Тот дружелюбно хлопнул его по плечу и с опущенной головой побрёл по коридору.
***
  Небо отражалось и разлеталось тысячами брызг в лужах под колёсами автобуса. Жёлтые, вперемешку с красными листьями, пушистым ковром покрывали дорогу. Промозглый осенний ветер кусал случайных прохожих и бросал в лицо несколько капель дождя. Встревоженные, закрадывающимся ветерком под куртки и пальто люди, хлюпая носами и промокшими ботинками, широким шагом уже не обращая внимания на лужи, шли туда, где сухо и тепло.
В этот вечерний час, когда собачники лениво размышляли о прогулке с любимыми питомцами под дождиком и по колено в жёлтых листьях, Грант тихо и мирно сидел в самом конце автобуса и старательно прогонял из головы мысли о сладком Морфее.
  Лада всё-таки втянула его в очередную творческую деятельность как «самого талантливого художника всех времён и народов». Притом, как «самого талантливого» она не только спихнула на него ответственность за карикатуру, но и за придумку ситуации, которую можно было бы весело проиграть. Когда парень красноречиво пригвоздил Ладу своим взглядом, та тряхнув волосами и немного покраснев, взяла роль сценариста на себя.
В общем-то, работу они сделали весьма неплохо. Свалив всё это на головы людям, отвечающим за распечатку стенгазеты, они с чистой совестью отправились восвояси. Выйдя из института, они решили прогуляться, благо дождя пока не было. Вообще, к слову сказать, это Лада потянула Гранта в сторону парка. Тот печально вздохнул, но не смог ей отказать. Не так уж и много у него было друзей в универе и институте, чтобы так раскидываться выпавшей возможностью пообщаться по душам.
  Грант никогда не думал о Ладе, как о девушке, да ещё и такой глубокой. Для него она всегда была только одногруппницей. Да, она подкидывала ему идеи для творческих процессов и частенько просила о помощи. Да, они с ней часто пересекались. Но ничего более. Теперь же, гуляя с ней по парку, он раздумывал о человеке и его скрытых способностях, и в частном случае о Ладе. Его искренне удивляло, что такая сильная с виду девушка могла идти с ним об руку и дрожать от сырости…
  Грант оглянулся на тусклое окно автобуса. Точно, предчувствия его не обманули, его остановка. Мысленно поставив себе в голове плюсик, за то, что не уснул в автобусе, он накинул капюшон и вышел под холодный ноябрьский дождь.
***
  Жители Москвы средних лет уже давно лежали в своей постели, думая, чем обернётся последующий день, когда Грант сидел в комнате снимаемой им квартиры.
  Квартира была однокомнатной, и единственным её преимуществом был великолепный широкий балкон. Поэтому, Грант, при поступлении, недолго думая взял её у хозяйки. Хозяйка, кстати говоря, не верила Гранту, хоть он с виду и составлял хорошее впечатления, и постоянно заходила его (а точнее сказать не его, а её квартиру) проверить. Причём приходила всегда как нельзя некстати. Один раз дошло чуть ли не до того, что пожилой хозяйке пришлось чуть ли не слесаря вызывать чтобы замок вскрыть. В то время как Грант спокойно мылся в душе. Он даже тогда о ней плохо не подумал. Достаточно в рано поняв, что у каждого есть свои тараканы и заскоки, парень с терпением относился ко всем сторонам человека. И давно уже,  в глубине души, поставив хозяйке диагноз, он решил себя не утруждать ворчанием. Тем более что в этом споре он бы со старушкой точно проиграл.
  Потерев костяшками пальцев уставшие глаза, Грант посмотрел в окно. Он любил, работая иногда посматривать на улицу. Посмотреть на людей, машины, автобусы, ведь у каждого своя история и своя судьба. Частенько, отрываясь от учёбы, он глядел в окно и, увидев что-нибудь интригующее, тут же кидался рисовать эскиз. Эскиз перерастал в рисунок, тот в картину.
Отвлечённость никогда не мешала Гранту неплохо преуспевать в учёбе. Многие с его факультета просили нарисовать их самих, или в подарок другу. Грант лишь иногда брался за такие задания. Подзаработать неплохо всегда, а помочь другу – святое дело. Но все эти просьбы не нравились ему только одним – слишком много мороки и потраченных нервов, а итог чаще отрицательный, чем радужный. Половина из просителей были бы не довольны работой чисто из принципа, третьи могли на что-нибудь обидеться. Ведь когда их кто-то рисует, он должен польстить своему просителю, а Грант так не мог. Если он не знал человека, то рисовал его таким, каким тот ему показался в первую их встречу, или же когда Грант впервые взглянул на него. Его отличительную черту. А если знал, то рисовал таким, каким тот был на самом деле, приукрашивая, лишь то, что ему казалось нужным. Немногие умели ценить критику в свой адрес, и этим немногим и нравились их портреты.
  Грант откинулся на спинку кресла и со вкусом похрустел костяшками пальцев. Потянувшись, он посмотрел в окно. Немного удивился, посмотрел на календарь. Да, всё точно как он и думал – 23 ноября. Парень хмыкнул и довольно зевнул. Он любил зиму и в частности снег. Ведь тот, как пушистое одеяло закрывал наготу и пестроту мира. Краски становились менее слепящими, и можно было взглянуть на мир, где всё было немного добрее, чем всегда. Снег как бы закрывал копошения людей, дурные поступки и плотно прижимал к месту распоясавшихся жуликов. Как под тяжёлым одеялом, которое обволакивает тело и не даёт возможность пошевелиться, так и белое пушистое полотно покрывало мир и он застывал, и давая возможность понаблюдать за счастливыми мгновениями мира.
  Грант в детстве думал, что когда идёт снег и приближается смена года, то кто-то незримый не хочет чтобы люди видели как сменяются декорации на сцене. Как для зрителей закрывается занавес, так для всех людей Земли закрывал города, поля, озёра, реки и моря снег. Чтобы те лишь чувствовали перемены, но не замечали их.
  Блуждая взглядом по комнате, он наткнулся на фотографию родителей и себя. На реалистичной картинке они стояли втроём: он, отец и мать. Счастливая и добрая семья. До некоторого времени. Отец Гранта для всех его знакомых и друзей был образцом. Причём каждый в нём видел что-то своё, родное и незримо близкое. Его отец даже не старался быть дружелюбным, вовсе нет, он таким не был. Что было для Гранта ещё удивительнее. Совсем малышом, он видел своего отца пришедшим, домой, повесившим пальто на вешалку и с очень уставшим видом, падавшим в огромное кресло. Малец всегда спрашивал у матери, почему папа всегда такой грустный. Та объясняла ему, что отец трудится и лечит людей. «Он врач?» – спросил тогда Грант. «Нет, - ответила мать, тяжело вздохнув и разогревая обед мужу, - он помогает людям, но не трогает их тело. Он касается струн души, и лечит что-то куда более существенное, нежели тело…». Грант тогда мало что понял из слов матери, но слова запомнил навсегда.
Через пару недель отец не вернулся вовремя с работы. Грант помнил, как мать не находила себе места и кусая руки, разогревала постоянно ужин. Её передник с красными бутонами роз, подаренный мужем, она не снимала весь вечер. Грант, ещё ребёнком любил подумать и молча посмотреть в окно. Он видел красные фары машин в запотевшем стекле, слышал звук сирен и скрябание покрышек. Но ничего не понимал и только и мог, что дёргать за шею раскрывающийся медальон, привезённый отцом из Ялты. На картинке была изображена ласточка, вестница весны и надежды.
  В тот вечер мать долго укладывала сына и растерянно поглаживала его волосы. Грант не спал, а тихо слушал прерывистое дыхание матери, которая прослушивала малейший шорох в коридоре. Она всё ждала, что услышит знакомые размеренные шаги мужа. Но их всё не было слышно…
Проснувшись на следующее утро, Грант уловил аромат отца. Радостно вскочив с постели, мальчик засеменил маленькими ножками в большую комнату. И уже собираясь радостно кинуться отцу на шею...  но отца не было. Посреди полнейшего бардака на стуле, сколоченном отцом ещё во времена его школьной юности, сидела всхлипывающая мать. Заслышав, что дверь отворилась, она испуганно выпучила свои заплаканные глаза на Гранта. Тихо встав, она подошла к нему и обняла. Щеки мальчика коснулось прохладная бронза. Он, повернув голову, узнал свой медальон. Мать увидела это и, вытерев слёзы о передник села на корточки и надела шнурок на шею маленького Гранта. «Никогда не снимай его, - всхлипнула мать, - и не открывай. Открой лишь тогда, когда поймёшь, что ты готов. Ты меня слышишь?..». Грант поспешно закивал. Мать навсегда запомнила растерянное личико малыша Гранта, и так похожие на глаза отца, глаза сына. Гранту до сих пор во сне вспоминались красные, протёртые от слёз и потёкшей туши глаза матери. Её сморщенная горем улыбка и передник, нежно щекотящий ему лодыжки…
  Грант грустно вскачнул на шнурке медальон. Он не раз пытался открыть его, но каждый раз пальцы соскальзывали и он понимал, что не готов. Хоть его ум множество раз терзало любопытство, и непонимание просьбы матери, он физически не мог этого сделать. Перед глазами сразу же появлялось заплаканное лицо матери, и безмолвная мольба в её убитых горем глазах. Так и висит на его шее бронзовый медальон, единственное, что напоминало ему об отце.
***

  Когда Грант уже собирался отходить ко сну, ему в чате пришло сообщения. Грант горестно вздохнул. Поскольку он часто выставлял свои работы на разные форумы, рисовал портреты желающих, а одно время подрабатывал создателем баннеров в одной маленькой фирме, то ему часто приходили письма с просьбами о помощи. Многим людям в наше время нужны были такие талантливые молодые люди как Грант. Особенно мелким бизнесменам, которым была нужна грамотная афиша и правильно подобранные слова для заманивания потребителей. Парень бы с чистой совестью оставил бы это дело на завтра, но вспомнив, что завтра, то времени у него не будет, так как он обещал Лиде помочь ещё в одной её идее. Грант открыл сообщение.
  Ещё учась в школе, Грант хотел затесаться если не в иллюстрации книг, то в анимацию фильмов. Получить же работу в игровой компании – было его несбыточной мечтой. Он знал, что с появления первых игр, начал пропадать постепенно, капля по капле, у многих интерес к книге. Так же он знал, что оживить персонажа рассказа на рисунке сложно. Так как помимо души, в рисунок нужно вкладывать движение и стремление рисунка к жизни. Каким бы мрачным он ни был.
  В игровой индустрии же, художникам нужно было создавать лишь образы и интересные детали, на которые им часто указывали редакторы. Остальное за них придумывали сами игроки. В этом уже состояла задача сценаристов – подать героя таким, каким он им нужен в игре. Мрачным, кидающимся колкостями и злыми остротами, или же с добрым взглядом, печальным прошлым и весёлыми морщинками. Гранту всё больше и больше казалось, что современные авторы ничего лучшего, кроме как бросков от крайности в крайность – придумать не могут. Или не стараются.
  Выставлять свои работы, да и просто банально кидать их в пучину интернета, во многие социальные сети, Грант начал ещё классе в седьмом. Под одним и тем же псевдонимом – gR696//. Над ником он особо не задумывался. Просто когда он поскребывал затылок ручкой от графического планшета, ломая голову над этой «труднопридумываемой» проблемой, его в кухню позвала мать. Вернувшись с кухни, мальчик обнаружил, что на его клавиатуре, с достоинством ублажённой Клеопатры сидит британский кот Гизир. Шугнув его со стола, Грант уселся в кресло и посмотрел на кота. Тот, с чувством оскорблённого достоинства, посмотрел на хозяина. Весь его левый глаз пересекал старый шрам. Шрам, Гизир получил в драке с мопсом. Тогда, мопс старой старушки с крашенными в ярко бордовый цвет волосами, сорвался с поводка. Собачонка кинулась на перебегавших дорогу котят. И тут, у него перед самым сплюснутым носом оказался Гизир. Сцепились они не на жизнь, а на смерть. Мать Гранта думала, что мопс кота порвет, и побежала к катающемуся клубку шерсти. Самое примечательное, что дрался кот молча. Когда их разняли, на мопсе было куда больше порезов, чем на коте. У Гизира лишь был пересечён глаз, но кот был явно доволен. Подбежавшая тогда старушка кинулась кричать на мать Гранта и сына, что, мол, животные у них бешеные, да и вообще, жалобу она подаст куда надо. Разумно предположив, что старушка исплюётся от накатившей на неё волны гнева, решила не беспокоить её и без того шаткое нервное состояние. Стиснув сыну руку, мать Гранта не стала спорить, просто развернулась и ушла, взяв Гизира с собой. С тех пор у них появился кот. Гранту было лет пять.
Взглянув на монитор, тринадцатилетний Грант увидел жуткий набор букв и цифр. Начав стирать эту какофонию символов, он остановился на самом конце, и удалив ненужные на его усмотрение буквы, оставил ник как есть.
Приблизительно через полгода после первой его публикации, он увидел свою работу на постере об объявлении Комик – Кона. Его первой пробой был рисованный персонаж из любимого фэнтези детства. Эльф, с белоснежными волосами и зелёным кафтаном, направлял свой лук прямо на смотрящего.
  Примечательного в работе был, пожалуй, только наконечник стрелы, невероятно стремительный и острый. И глаза. Да, это то, что Гранту удавалось рисовать поистине невероятно. Пронзительные, смотрящие не на  тебя, а сквозь, глаза видели всё.
  Сказать, что Грант тогда удивился – ничего не сказать. Позже он много раз побеждал на всех конкурсах в школе. И три раза одержал победу во всенародном конкурсе талантов. Его работы были вывешены во всей школе, а Грант стороной их обходил. Они далеко не были вершиной его творения. Он тоже страдал от творческой боязни взять, и нарисовать всё с чистого листа. Много раз, вместо того, чтобы взять в руки графический планшет или новенький скетчбук в большом формате, в его руках как по-волшебству оказывался мятый листок, на который он обычно ставил кружку с чаем, когда делал домашнюю работу.
Много раз, посылая свои работы в разные игровые компании, он и не надеялся получить на них ответа. Окончательно смирился он только на втором курсе института.
Но вот, на его заявку ответили.
Как прочитал и понял Грант, на его заявку ответили так поздно, так как он отправил его в неподходящее время. Тогда их компанию нещадно сокращали, а человек, отвечавший за новый персонал, ушёл самым первым. Начинающая компания не успела даже начать развитие. Их просто напросто раздавили конкуренты, усевшись на них своим объёмистым опытом и капиталом. Через год, один состоятельный человек вложил в них неплохую сумму, так как ему понравилась задумка игры.
  И вот, набрав почти весь персонал, генеральный директор лично просмотрел все заявки. Художников там было много, но Чарльзу Гарвину понравилось именно своеобразная заявка Гранта. Просто, парень уже отчаялся, и откровенно маялся, вставляя в заявки разные закорючки, типа: «Если вам всё-таки понравилась моя работа, и вам хотелось бы видеть меня в своей команде, то можете отксерокопировать мою картину и, повесив её перед рабочим столом, наслаждаться видами героев и сказочных пейзажей. Если же вам моя работа не понравилась, то я вас сам найду!». Чарльз любил и ценил позитивный персонал. Быв человеком юмористичного взгляда на мир, генеральный директор компании знал, как ценен позитивный сотрудник, да и просто великолепный художник. Ещё он знал, что без красивой подачи героев и цельного сюжета им не продраться сквозь критиков на Олимп игровой индустрии. И тогда он написал Гранту.
***

  В аудитории стояла оживлённая обстановка. В воздухе витали мимолётные мысли, быстрые идеи и сложные головоломки. Молодые головы щёлкали идеи, как их руководитель чёты. Разные группы молодых людей и девиц стояли, где попало. Многие были поглощены заданием куратора прямо на подоконнике.
Катя оглянулась. Ей с самого начала не нравилась идея подруги пойти на курсы предпринимательства. Но та, таща её за рукав, повествовала, как она приобрела там неоценимый опыт. Катя тогда лишь хмыкнула в ответ. Предпринимателя, учат предпринимать – так сказал куратор на первом занятии. Но её это не вдохновило.
  Катя посмотрела на подругу. Она стояла среди компании парней и все они с живучим взглядом что-то обсуждали. Глаза их пылали, а мозги кипели. Кате сделалось смешно. Она не представляла себя в роли «бизнесвумен», да и не хотела таких тяжестей и забот. Её скромной мечтой не было получение славы, денег и признания. Нет, всё было куда проще. Ещё с детства, её матери соседка Зина, у которой рядом с квартирой всегда пахло горелыми пирожками, говорила, что Катенька слишком молчалива для своих годков. Мать соседку не слушала, а Кате было интересно, что думает о ней эта мелочная особа. С самых ранних лет она приобрела свойство, иногда не присущее взрослым людям – понимание и самокритичность. И очень часто её за эти качества не любили. Зинаида невзлюбила Катю особенно после того, как в ответ на её заверения, что отец Кати мог бы и почаще дома появляться, маленькая девочка ей сказала: «Знаете, Зинаида Павловна, могли бы вы не интересоваться нашей семье вкупе с её проблемами. Если у вас своей жизни нет, это не значит, что нужно отрывать куски чужих и прикрываться ими. Душа ваша, такая же как ваши пирожки – с виду вкусно, а внутри один прогорклый пепел.»
Тогда тетя Зина с третьего подъезда впала в осадок. Таких вещей ей не говорили давно, а её старческий мозг, переставший воспринимать новую информацию, завёл свою старую шарманку.
Катя посмотрела на часы. Была уже половина десятого. Гул не умолкал, а значит, проекты переходили на новую стадию развития. И можно предположить, что занятие скоро подойдет к своему логическому концу.
***
  Не так давно Катя приобрела способность засыпать в любое время, в любом месте. Когда-то, её мать говорила ей, что "Сон - это величайшее, что есть в жизни человека. Если не сохранять режим, то можно и жизни лишиться". Грустная ирония состоялась в том, что из-за сбитого режима, мать Кати действительно чуть не лишилась жизни. Это была громкая история. "Значимый в медицинском мире психотерапевт, спасает девушку из под автобуса" - так гласил заголовок газеты, которую в руках держал отец маленькой Кати. Мать в тот вечер не вернулась домой, а отец отдав дочку на попечение бабушки, понесся в больницу за своей женой. Не смотря на чудесное спасение матери Кати из под автобуса, и ужасную смерть известного доктора, женщина впала в кому. Врачи не могли объяснить, почему. Но прогнозы были неутешительными.
Как то, вернувшись домой в нетрезвом состоянии, отец посадил маленькую девочку на колени, и сказал: "Круг должен замкнуться... Катенька, я... люблю тебя, знай это. И мама тебя любит. Но круг, он должен замкнуться..". Тогда из слов отца, девочка не поняла ничего. Как не понимала и сейчас.
***
  В коридоре было пусто и тихо. Изредка раздавалось поскрипывание дверей от ветра из приоткрытого окна. Ранний рассвет за окном так и пытался попасться на глаза. Стучали ветви деревьев, а в коридоре было так же тихо, как и всегда перед занятиями. Не познакомься Грант со старичком, сидящем на охране, его бы вряд ли пустили в такой ранний час. Грустно смотря влажными глазами в экран монитора, старик пропускал Гранта в универ и провожал вкрадчивой улыбкой.
  Потом выключал компьютер, доставал книжку и читал, потирая руками подлокотник кресла. Выеденная плешь оставила память об умершей жене, и маленькой квартире, которая уже несколько лет казалась такой большой. Старик жил один, детей у него не было, а единственным кто его навещал, был Грант. Часто, приходя к старику домой, Грант смотрел на чисто прибранную квартирку, расставленные на стеллажах бесконечные ряды книг. И оставленные на полках воспоминания о былой юности. Жизнь у Николая Трофимовича была насыщенной и интересной. Много раз Грант, сидя у него вечером и попивая чай из старой эмалированной кружки, слушал его рассказы о службе в море, о работе несколько месяцев грузчиком. О том, как он писал рассказы и статьи в "Комсомольскую правду". Повествовал Трофимович захватывающе. Грант прямо видел, как старца овевали морские ветра и щупало полярное солнце. Старик дышал молодостью, морем и... небольшой квартиркой, рядом с метро. Николай Трофимович много раз, после уходов Гранта, садился в продавленное кресло у журнального столика, надевал очки и внимательно вглядывался в окно на небо, словно искал там что-то. Но взгляд его постоянно соскакивал на трещину в стекле. Не помнил он уже, когда потрескалось его стекло...
 Он понимал, что частые приходы Гранта заставляют его на некоторое время почувствовать вкус жизни. Парень был для него тем самым свежим морским бризом, который когда-то наполнял его лёгкие в море.
Грант не знал, зачем он пришёл в универ так рано, ведь до отлёта было еще три часа, а ректора он уже предупредил, что переходит на заочное обучение. И документы он все забрал. Попрощался с однокашниками и раздал небольшие подарки его любимым профессорам. Дольше всех он прощался с Ладой. Девушке было жаль с ним расставаться. Да и сам Грант уже пропитался к ней нежностью. Объятия затягивались, а они всё не могли отойти друг от друга, хоть и знали что не друг с другом им коротать век суждено.
Зайдя в незакрытую аудитории истории искусств, Грант сел на самый верхний ряд. Тишина. Только малиновый рассвет лизал первый ряд парт, и игриво стрелял искорками на обмороженных ветвях деревьев. И тут его осенило...
***
Стоя на остановке и настойчиво про себя торопя автобус, Катя спрашивала себя, зачем её матери нужно было прилетать в Москву на поминки отца, аж с самого Иркутска. Её мать всегда хотела побывать на Байкале. И теперь она приостанавливала свой отпуск, чтобы помянуть отца.
 Автобус как всегда в раннее утро был битком забит. Полусонные люди вяло запихивали себя в чрево автобуса. Нервничающая Катя, после двух часов сна искренне удивлялась неидеальности мира и людей в том числе...
Автобус остановился. Люди выходить вовсе не собирались, и Катя представляла себя ледоколом, когда довольно резко будила заснувших в автобусе школьников, пенсионеров и офисных клерков тычком локтя, чтобы те подвинулись и уступили ей дорогу к выходу. Вырвавшись из объятия автобуса в холодные объятия действительности, Катя шагнула на дорогу. Зазвонивший телефон она выдергивала из кармана долго. Пальцы коченели, а глаза поглощали красоту малинового рассвета. И, как это бывает в жизни, она сконцентрировалась на всём важном ей. Но...
_Алло, я не мо...
Мужской окрик. Вскрик женщины. Визги покрышек. Резкий полёт на тротуар. Боль в голове, и темнота.
***
-"Где же он, - думал про себя глава игровой компании, - мало того, что опаздывает, так ещё и предупредить не дозволился!"
Дверь в кабинет приоткрылась. Чарльз натянул на лицо самую доброжелательную мину, уже собираясь приветствовать нового сотрудника. Но в кабинет вошёл секретарь. Лицо его было белым, а руки дрожали...
***
Маленькая квартирка ждала своего гостя. Николай Трофимович уже достал печенья, новую порцию книг и собирался обрадовать Гранта, что начал писать мемуары по его совету. И продвинулся уже далеко. Ждал с упованием, и хотел увидеть того, кого он бы хотел с гордостью назвать сыном. Ждал...
Позже, когда дверь всё таки открыли, и в квартиру ворвались слесари и скорая помощь. Они обнаружили старика, сидящего в кресле, в очках. На журнальном столике лежала толстая тетрадь, а на ней ручка с пролившимися чернилами. И с пластырем, который закрывал трещину в стекле...
***
Витя скучающим взглядом обозревал аудиторию истории искусств. Лектор так же увлекательно рассказывал лекции. Ученики так же спали и делали домашнее задание на следующие дни. Но было что-то не то.
Витя посмотрел на стул, куда как обычно рядом, сел бы Грант. и только сейчас заметил стопку рисунков. Он трепетно положил на парту и стал рассматривать. Большинство из них он уже видел, но они всё равно бросались в глаза. На последнем он охнул.
Их аудитория, лучи рассвета растекаются на первом ряду парт. Малиновый закат цепляет взгляд через маленькое окошко, рядом с доской. И в него просунулись обледенелые ветви дерева. Лучи так искрятся во льду на ветвях, что даже сейчас Витя инстинктивно прикрыл глаза рукой. И в углу, в левом краешке листа была надпись: "Стеклянные деревья".
Витя услышал лёгкое постукивание в окно. Заледенелые деревянные руки постукивают по оконной раме. Парень усмехнулся.
Стеклянные деревья...