Глава 13. Господин египтянин

Дождливым ноябрьским вечером 1933 года, в дверь небольшого частного пансиона на одной из тихих улиц района Пренцльберг в Берлине, вошел невысокого роста человек в кожаном пальто и широкополой фетровой шляпе. Внутри его встретили два штурмовика, охранявшие дверь и, видимо, давно его ждавшие.
- Так ты нигер! – удивился один из них.
- Я египтянин. – Спокойно ответил человек, неторопливо снимая пальто и шляпу.
В следующий момент, когда он повернулся к заговорившему с ним штурмовику, в руке у него оказался небольшой браунинг. Раздался негромкий, «лаконичный» звук выстрела – штурмовик рухнул на пол. Его «коллега» растеряно переводил взгляд с трупа на выбежавшего из соседней комнаты, видимо, старшего по званию, почтительно вытянувшегося перед «гостем» по стойке «смирно».
- Приберетесь потом. – Снова заговорил человек спокойным ровным голосом. – Дураков не жалко. Где она?
Штурмовик молча посмотрел на дверь, из которой только что вышел. Пройдя в указанном направлении, человек увидел молодую женщину с явными следами побоев на красивом смуглом лице, привязанную к стулу у «сиротливого» без скатерти, добротного деревянного стола. Мизансцену завершала уродливо свесившаяся с потолка голая лампа, свет которой еще совсем недавно приглушенный абажуром, наверное и наверняка, создавал в комнате уют. Сломанный абажур валялся в дальнем углу позади женщины.
- Кто вы такие и по какому праву?! – Срывающимся от внутренних рыданий, но твердым, без страха, голосом заговорила женщина.
- По праву сильного, леди. – Сказал человек, осторожно коснувшись тыльной стороной ладони свежезапекшейся крови в левом углу ее рта.
Попав на его кожу, кровь моментально «впиталась», не оставив следа. Человек не удивился: очевидно, результат был им вполне ожидаем, но именно эта «ожидаемость» заставила измениться лицо девушки.
- Ну наконец-то я вижу страх в ваших красивых глазах. – С улыбкой заговорил человек, с холодным насмешливым вызовом глядя в ее глаза.
- Развяжите меня.
- Не сейчас. Я не буду играть с вами в «доброго» и «злого» полицейского – я не полицейский. Наша игра будет называться совсем иначе – «приглашение на казнь»! Ах да – вы ведь еще этого не читали. Ваш любимый Набоков опубликует это только через два года.
- Вы знаете, что будет через два года?! – Не удержалась от удивления девушка.
- И даже больше. Очень полезное качество. У меня еще будет возможность вам это доказать, как я доказал это некоторым влиятельным здесь и сейчас людям. Мои прогнозы оказались куда точнее и полезнее маловразумительного бормотания их «экстрасенсов», что и дало мне возможность наконец встретиться с вами, Эмма! Кажется, так вас зовут здесь и сейчас?!
- Как вы обо мне узнали и как вы меня нашли?
- Я не обязан отвечать, но не могу отказать себе в удовольствии похвастаться. Начну с вашего второго вопроса. У вас слишком запоминающееся лицо. Некий фанат-фотограф, увидев в журнале вашу фотографию с каких-то раскопок в Египте, удивился сходству с аномально-красивой женщиной на фотографии зрителей одного из первых парижских дефиле 1890 года. Было совершенно очевидно, что запечатлена на этих фотографиях одна и та же женщина, каким-то чудесным образом за эти сорок три года совершенно не изменившаяся. Когда он поделился этим удивительным, но анекдотичным (по его мнению), наблюдением с друзьями-коллегами, это стало известно им – он кивнул в сторону штурмовиков – и сразу же заинтересовало меня. Почему? Это уже касается вашего первого вопроса, на который я отвечу несколько позже.
- Как вас зовут?
- Называйте меня Господин Египтянин. Но нам пора ехать. Ночь будет длинной.
- Не сомневаюсь.
- Вы даже не спросили куда.
- А вы бы ответили?
- Нет. Но это означает, что вы начинаете более адекватно реагировать на ситуацию.
У входа их ожидал поблескивающий в свете тусклых фонарей, «отполированный» дождем внушительный «Майбах». Все окна салона оказались наглухо затемнены, а сам салон, такой же глухой перегородкой отделен от водителя. Ехали долго, наверное, часов семь – ее часы, как и воспоминания о спокойной «академической» жизни в Берлине, остались в комнате пансиона. Поначалу она пыталась понять направление, считала повороты, но к тому моменту, когда они выехали из города, окончательно запуталась и просто уснула. Сквозь сон она слышала, как они пару раз останавливались на каких-то блокпостах, негромкие отрывистые фразы, легкий скрип поднимаемого шлагбаума, но не была уверена – наяву ли это, во сне… Однако, окончательно проснувшись в подземном гараже какого-то большого строения (по какой-то необъяснимой причине, было сразу понятно, что гараж – подземный, а строение – огромное), почувствовала себя отдохнувшей. Из машины вышли молча. Так же молча вошли в лифт, поднявший их на галерею, по периметру высокого прямоугольного помещения нависающую над странной спиралеобразной конструкцией, около сорока метров в диаметре, составленной из отполированных медных зеркал.
- Что это? – Эмма с искренним изумлением переводила взгляд с «господина египтянина» на конструкцию и обратно.
- Временной коллайдер.
- Я не знаю, что такое «коллайдер».
- Я тоже, так же как, думаю, и тот, кто это слово выдумал. Это система зеркал русского астрофизика Козырева, для создания аномальных искажений времени. Он придумал ее лет через тридцать. Черт, никак не могу заставить себя употреблять глаголы в будущем времени. На самом деле – конструкция в пропорции воспроизводит скальные зеркала вокруг горы, а точнее – пирамиды, Кайлас. Только наши зеркала – медные. Как выяснилось, этот материал наиболее чувствителен к этому виду энергии.
- Какому? Какому виду энергии?! И что, черт возьми, здесь делаю я?!! Если это орудие моей казни, то все это больше похоже на дешевый фильм ужасов!
Сопровождавшие их штурмовики куда-то ушли и они остались на галерее одни.
- Ну почему же дешевого? – В голосе его наконец зазвучали теплые. «человеческие» нотки, а глаза наполнились усталой мудростью человека, знающего гораздо больше своего собеседника. – Вы даже не представляете, как все это дорого. И почему вы решили, что я «пригласил» вас на ВАШУ казнь?
-?!
- Идемте. Чуть дальше по галерее – мой кабинет. Там нам, всё-таки, будет удобнее.
В дальнем углу той стороны прямоугольника, на которую их доставил лифт, была дверь в сравнительно небольшой, но удобный кабинет, за которым угадывались еще какие-то жилые помещения, вместе образующие небольшую квартиру-студию.
- Присаживайтесь. – Он указал на одно из двух больших кресел, обтянутых плотной драпировочной тканью из бамбукового льна, мягких пастельных тонов коричневого, стоящих у изящного, в китайском стиле, журнального столика. – Я бы предложил вам выпить, но это противоречит тому, что вам предстоит сделать.
- А почему вы решили, что я буду что-то для вас делать?
- Я бы мог ответить вопросом на вопрос: «А почему вы решили, что – нет?». Но после всего случившегося подобное остроумие будет звучать довольно пошло. Вместо этого я вам лучше расскажу, или попытаюсь рассказать, что здесь происходит и где вы находитесь.
Все так же неторопливо он налил себе несколько глотков виски на дне квадратного с закругленными углами стакана и сел в кресло напротив.
- Есть некоторое неудобство в том, чтобы каждый раз начинать с одного и того же.
- «Каждый раз» ?! Мы встречались?
- Да и не единожды. Я тот Паро, хозяин заведения, куда отправил вас, Хенутсен Хут, венценосный супруг Хнум-Хуфу, Хеопс, в надежде раздобыть хоть какие-то деньги для оплаты многочисленных шарлатанов, обещающих ему открыть тайну Великой Пирамиды. Видя его обсессивную, разрушающую вся и всех страсть, я сжалился, не над ним, скорее – над вами, открыв ему тайну, в которую сам проник примерно за сто лет до этого. Он любил вас, а потому взял с собой в Пирамиду, желая провести с вами вечность. Но Пирамида – дама капризная: его она обратила в прах, а вас наделила даром циклической реинкарнации в одном и том же, вечно молодом, теле, правда без возможности сколько-нибудь ясно помнить предыдущие циклы. Мой ДАР проявляется иначе: умирая и рождаясь каждый раз в новом теле, я отчетливо осознаю все свои воплощения, как непрерывную цепочку ОДНОЙ жизни. Такие взаимоотношения с ВЕЧНОСТЬЮ научили меня идентифицировать идеи и события, именуемые РОКОВЫМИ, или социо-образующими, способными изменить ХОД ИСТОРИИ. Примерно через восемьдесят лет от этой ночи, желая предотвратить одно из таких событий, невероятного разрушающего потенциала, я и еще несколько человек, которых мне бы очень хотелось назвать друзьями, оказались у подножия горы Кайлас. Дело в том, что Кайлас – это не гора, а пирамида, то есть вещь рукотворная, создающая мощный временной портал. Некто загадочный, называемый Гончар, который этим порталом уже пользовался, произнес странную напутственную речь, показавшуюся тогда бессмысленной: о богах, времени и, почему-то, совести. Кайлас разбросал нас по временной оси, непредсказуемо, но вряд ли – случайно: может быть, в соответствии с некими энтропийными флуктуациями, может быть – чьей-то волей, а скорее всего – чьей-то волей, создавшей некие энтропийные флуктуации загадочной энергии, называемой ВРЕМЯ.  Эту, в общем-то, крамольную мысль, что время – особый вид энергии, высказал гениальный русский астрофизик Николай Козырев. Через три года он будет арестован, приговорен к смерти, но затем сослан на каторжные работы в сталинские концлагеря. Великому провидению было угодно, чтобы он выжил и сформулировал удивительную по своей красоте и стройности теорию. Дело в том, что согласно теории Эйнштейна, к этому времени не только известной, но и канонизированной, время – понятие, скорее, методическое, функция скорости, измеряемой по отношению к скорости света – универсальной мировой константе. Главным предметом рассмотрения этой теории является эквивалентность материи и энергии, а главным доказательством этой эквивалентности станет ядерная бомба, над которой уже сейчас все так усердно работают.
Вне сферы внимания великого теоретика оказалась наука термодинамика, второй закон которой гласит – любые превращения или преобразования энергии УВЕЛИЧИВАЮТ энтропию системы, или по-человечески – любая работа ведет к разрушению или, как минимум, износу. В свете этого закона совершенно непонятно каким образом наша вселенная еще не превратилась в облако холодной безжизненной пыли. А так как этого не произошло, совершенно очевидно, существует сила, а точнее – энергия, УМЕНЬШАЮЩАЯ энтропию, уравновешивающая разрушающее действие термодинамических процессов. Такой энергией – сказал Козырев – является ВРЕМЯ. Эта энергия не противоречит, не «борется» с термодинамическими процессами – она их питает, но существует коренное отличие механики «временнОй» от механики «термодинамической» (в кавычках, потому что на самом деле все гораздо сложнее) – основой первой (временнОй), является четкое разграничение причины и следствия (потому она называется «ПРИЧИННОЙ»), не только во времени, но и в пространстве. Третий закон Ньютона, гласящий, что действие равно противодействию, делает это разграничение невозможным. Там, где действует этот закон – причины и следствия неразличимы, там действует и второй закон термодинамики, описывающий поступательное (или не очень) движение к хаосу, разрушению, «тепловой смерти». К счастью, действует он не везде. Это подтверждают исследования в области «тонкой материи», косвенным (пока что) образом доказывающие возможность преобразования энергии времени в термодинамическую. Кто-то из великих сказал: «Понять – значит привыкнуть и научиться пользоваться». Когда люди научатся пользоваться энергией времени для поездки в другой город или приготовления кофе (а это произойдет обязательно), возникнут некие вихревые флуктуации, результатом которых, по всей вероятности, являемся мы с тобой и мое появление здесь. А это значит, что у нас есть ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ.
- Научить людей варить кофе?
- Мне всегда нравилось твое остроумие. Надеюсь, ты не против перехода на «ты»?
- Нет. Но я до сих пор не понимаю, какое это все имеет отношение ко мне?
- Непосредственное. Великий русский ученный, Владимир Бехтерев, как-то высказал оригинальное предположение, что социальные процессы подчиняются тем же законам, что и физические. Бехтереву повезло меньше, чем Козыреву – его убили. Аналогию продолжил другой русский ученый, Вернадский, предположивший существование биосферы, подобной гравитационному или электромагнитному полю Земли. Еще один русский гений, Лев Гумилев, друг Козырева, сидевший с ним в одном лагере, высказывает предположение о существовании этно-образующей энергии, которую он назвал «пассионарной» и которая является аналогом термодинамической энергии физических процессов. Но это означает, что должен существовать социальный аналог энергии «время», нейтрализующий разрушительное действие пассионарности. Таким аналогом является СОВЕСТЬ. В отличие от всех прочих человеческих эмоций, совесть – эмоция СОЦИАЛЬНАЯ, обусловлена ПРИЧИННО-СЛЕДСТВЕННОЙ связью и, по сути, является инстинктом самосохранения этноса. В середине 19-го века возникает новая пассионарная мутация, проявившаяся в создании коммунистического режима в России и, затем – фашистского здесь, в Германии. Главным отличием новых пассионариев является отсутствие СОВЕСТИ, как генетически наследуемого признака, а это указывает на некую, возможно, кем-то могущественным СОЗНАТЕЛЬНО вызванную, дисфункцию времени. Грядет ГЛОБАЛЬНОЕ ЗЛО. Оно уже унесло и еще унесет не десятки – сотни миллионов жизней. Мы не сможем этого предотвратить, но мы можем лишить победу этого зла статуса НЕИЗБЕЖНОСТИ. Здесь и сейчас! Лаборатория, в которой мы находимся, является началом гигантского проекта – «Наследие Предков», «Аненербе». Это попытка утилизации мистических знаний. ОНИ уже научились выделять «торсионные поля», на основе которых реализовали еще одну идею Бехтерева – создание индукционного «психогенератора», то есть, дистанционного, а главное – абсолютного, контроля над человеческой психикой. Еще немного – и этот процесс станет необратимым. Ты – СЛЕДСТВИЕ, ПРИЧИНА которого – Великая Пирамида. Энергии этой связи хватит, чтобы остановить эту необратимость.
- И что я должна сделать?
- Войти в капсулу в центре спирали.
- Почему не ты?
- Я здесь из другого времени. Если это сделаю я – спираль просто вернет меня в мое время, а если не остановить то, что здесь происходит – мне будет некуда возвращаться. Есть еще кое-что… Моя связь с Пирамидой нарушена. Что-то структурное – я перестал воспринимать свои воспоминания как континуальную непрерывность, как события ОДНОЙ жизни. Великая Пирамида Гизы дала мне бессмертие. Великая пирамида Кайлас его забрала. Я ни о чем не жалею – если только МЫ выполним ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ. ТЫ согласна?!
- Согласна…
- Тогда слушай внимательно. Ты должна найти способ передать себе БУДУЩЕЙ очень важную информацию: инициация найденной в Хастинапуре Лучезарной Дельты в капсуле Козырева СДЕЛАЕТ ВРЕМЯ ОСЯЗАЕМЫМ. Но это СЛЕДСТВИЕ должно быть обусловлено очень веской ПРИЧИНОЙ, создающей начало отсчета новой ЭПОХИ. Когда ты войдешь в капсулу это вызовет коллапс. Я не знаю в каких разрушениях он проявится, но тебя это не коснется. Мы находимся в городе Аахен, под средневековой резиденцией Карла Великого – ИМ всегда нравилась подобная дешевая символика. Выбравшись отсюда, ты окажешься в шести километрах от Бельгийской границы, а перейдя ее – будешь в безопасности.
- А ты?
- Это пусть тебя не волнует, потому что не в твоей власти. Но спасибо, что спросила – мое последнее воспоминание будет приятным. Оказывается – это важно.
- Последнее?!
Эмма почувствовала, как ее глаза, неожиданно, наполнились слезами. Неожиданно для нее самой – слишком мало ВРЕМЕНИ прошло с тех пор как он из омерзительного палача превратился в спасителя, а из него в «одинокого странника», грустного, обреченного философа. ОБРЕЧЕННОГО?! Обреченного ЕЮ?!!!
- Как тебя зовут?
- Там, откуда я сейчас, меня называли Зэев.
- НО ПОЧЕМУ Я?!!!
- ПОТОМУ ЧТО У ТЕБЯ ЕСТЬ СОВЕСТЬ!

Беседа. Фрагмент четырнадцатый.
- Глобальное Зло… Спасение Цивилизации… Скромней надо быть, господа. Взрослые, вроде, дядьки.
- Гончар?! Что-то вы к нам зачастили.
- МЫ?!
- До тебя тут была Ребекка.
- Странно. Почему-то она не сочла нужным поделиться со мной этой информацией. И что она хотела?
- То же, что и ты – чтоб мы были скромнее. Слушай, а чем там все это кончится?
- Ну я не настолько жесток, чтобы наказывать вас спойлером.
- Выпьешь?
- Господи! Ну и гадость вы здесь пьете. Вернусь я, пожалуй. А про совет не забывайте – дельный совет…