Помолитесь тут

Больничная палата - место встреч и откровений, не хуже, чем купе вагона в поезде дальнего следования. Об одной такой встрече  рассказала мне вчера Регина Ве...(неважно). От её лица я и поведу повествование.
Из приёмного покоя в палату меня везли на каталке, укутанную в одеяло, с полотенцем на голове, повязанном на манер платка. В длинных подвальных переходах всегда сквозняки. Осторожно переместили на кровать, поставили капельницу и удалились. Соседей было двое: Надежда Ивановна, которая лежала лицом к стене и что-то бормотала. Да Нина Семёновна, уже далеко немолодая женщина, бывший профсоюзный лидер местного разлива.
- С приездом, матрёшка!
Ничего себе встреча! С какой стати матрёшка-то? Ну да, полотенце на голове, лихорадочный румянец.
- Ничего, что матрёшкой назвала?
- Да хоть горшком, лишь бы в печку не сажали.
- Наконец-то, хоть с юмором попалась, а то эта, убогая, обложилась книжками и молчит целый день.
На тумбочке у Надежды Ивановны лежал Молитвослов и замечательная книга о Марфо-Мариинской обители "Золотой святыни свет..."
Господи, пожалей меня, редкую грешницу! Дай терпение! Говорят, что помыслы, как блохи, скачут и контролировать их почти невозможно. А язык? Иногда мысль и сформироваться толком не успела, а язык уже всё выболтал да ещё и приукрасил. Вот и сейчас все мои "прекрасные" мысли по поводу слов Нины Семёновны (Н.С.) уже толпились на кончике языка. А она не унималась:
- Кто, откуда, что с тобой? Скучно тут. Давай рассказывай, с удовольствием послушаю, если с юмором конечно.
Юмора, уважаемая, на три таких хватит, не  переборщить бы. Спасла дежурная медсестра, пригласила Н.С. в ординаторскую. А ко мне прорвалась дочь, стала передавать приветы от церковных приятельниц. Надежда Ивановна  повернулась, прислушалась к разговору. У неё было  немного бледное, но приятное лицо.
 - Хорошо, что веруюшие, а то я одна начальницу эту не потяну. Молюсь за неё, но...
Тут вошла заплаканная Н.С. Какими словами она разразилась, не стоит и намекать. Утром, перемежая рассказ угрозами в адрес всего здравоохранения, поведала, что предстоит операция, не самая сложная, но и не простая. А оперировать будет начинающий хирург, которому для кандидатской не хватает данных именно по такому случаю. Понять гнев Н.С. можно, потому что даже я успела узнать, что врач этот - "хирург никакой, теоретик,  функционер и сын функционера".
- Нет, ну почему я? Он меня зарежет! Конечно, молодым нужна практика! Отец хочет, чтобы сыночек стал доцентом? Так пусть под его нож сам и ложится.
Такие тирады гремели весь день с перерывом на обед и процедуры. Надежда Ивановна молча лежала, отвернувшись к стене. Я тоже помалкивая молилась, благо Н.С. отвязалась от меня, не до юмора тут.
Вечером мы с Надеждой не сговариваясь, встали на молитву (чересчур уж атмосфера в палате была тяжелая).  Н.С. смотрела на нас с явной жалостью. На "Отче наш..." вдруг оживилась:
- О! Эту молитву я слышала от мамы ещё. Так..., где это в твоей книжице?
Правило дочитывали уже втроём. Н.С. потом успокоиться не могла:
-Это ж надо! Да чтобы я...! Как это получилось? Вы, девчонки, нашаманили?
- Слова подбирайте, - осадила её Надежда.
- Молчу, молчу! Всё равно ничего не поможет, не заболеет же этот хирургик!
Операция была назначена на следующий день. Нину Семёновну просто трясло от страха. У дверей обернулась:
- Если Бог и вправду есть, может Он мне поможет? Помолитесь тут.
Начало операции задержалось почти на час. Папин сын умудрился,  обрезая перед операцией ногти, порезать себе палец. Срочно вызвали другого хирурга, который всё сделал чётко и не растерялся, когда у Нины Семёновны сбился сердечный ритм.
Через пару дней Н.С. вернулась в нашу палату. После радостных приветствий Надя спросила:
- Ну, что Бог и вправду есть? Помог тело-то спасти? Может пора  Его и о душе попросить? А, профорг Вы наш? Ничего, что я Вас профоргом назвала?
- Да хоть горшком, лишь бы в печку не сажали, - засмеялась  Нина Семёновна.
Кстати, "хирург никакой, теоретик,  функционер и сын функционера" решил оставить практику и заняться чистой наукой.