Татаркина лужа

               
После дождей по нашей деревенской улице было ни пройти, ни проехать - сплошное месиво грязи. Ходили у самой загородки (изгороди), держась за колики (уменьшительное от слова "кол"). Многие колики-колья, таким образом, выдергивались из загородки и бедолага прохожий брякался в грязь. Потом летний зной подсушивал улицу, преображая дорогу, но напротив хаты бабки Марфы по прозвищу "Татарка" неизменной оставалась обширная глубокая лужа. В честь кого была наречена лужа - понятно, а вот почему остроносенькую, востроглазую русскую бабенку Марфу Наперову все село звало Татаркой для меня так и остается загадкой. Хотя позволю себе и догадку. Бабка Марфа и в старости оставалась до синевы черноволосой, без единой седой прядки. "Виски у Мархутки ну, как вороново крыло!" - говорили с восхищением в нашей Курносовке. Может, отсюда прозвище? А может, интересное словцО характеризовал ее внешний вид, если погрузиться в родословную вплоть до татаро-монгольского ига?! Сухонькая, с прямой осанкой, быстрая, боевая - чем не восточный степной наездник?! Ну, как бы там не было, Татаркина лужа никогда не высыхала, никуда не исчезала, а после проливных дождей увеличивалась до размеров небольшого озера.
Любили глубокую лужу кони и коровы, заходящие на ее середину и по брюхо стоящие в воде - так животина спасалась от огненно-жалящих слепней. Для свиней Татаркина лужа являлась самой настоящей грязелечебницей, где они, блаженно похрюкивая, принимали грязевые ванны, пока их хозяйки вычищали закутки. Вечерами лужу неизменно посещали стада гусей, вернувшихся с болотных выпасов с целью проведения водных процедур - непременного полоскания крыльев перед тем, как отправиться по дворам. Поверхность грязной лужи белела рваным покрывалом из гусиного пера и пуха.
Со стороны огородов к луже спускался невысокий косогор. Именно на этом косогоре мы, ребятишки, любили собираться. На нем росла удивительная трава со съедобными, круглыми в монетку три копейки, плоскими зелеными лепешками. Мы так и называли: "лепешечки"! Как гусята мы щипали, ели эти "лепешечки" и, удивительное дело, ни один из нас не пожаловался на боли в животе или желудке! Вдоль и поперек мы облазили весь косогор, но "лепешечки" не исчезали, продолжая расти и расти, радуя нас.
Наши родители усматривали в Татаркиной луже опасность и потому маленьким детям строго-настрого наказывали не подходить к ней, разве что под присмотром более старших ребят. Ах, сколько было рассказано, выслушено темными вечерами у этой лужи! Особенно интересны были истории с ведьмами и колдунами, слышанные нами от взрослых. Я подобных историй знала немало и рассказывала больше всех. Ребята любили слушать меня и всякий раз просили: расскажи да расскажи. В процессе рассказа я увлекалась и уже начинала сочинять. Чем страшнее, тем интереснее. После таких рассказов все сбивались в тесную кучку, боясь расходиться по домам. Я первая вставала с косогора и шла в темноту. Не единожды после моих повествований мне самой приходилось провожать "слушателей" до самого дома-хаты.
Зимою лужа замерзала, превращаясь для нас в настоящий каток. Мало кто в деревне мог похвастаться коньками. Не имела их и я. На мои просьбы купить коньки, мамка отмахивалась: "Какыя коньки, доча?! Вон, лыжи есть. Катайся на лыжах!" Но я бредила коньками. Полюбила смотреть по телевизору фигурное катание и теперь все мои сны были связаны с ним. В снах я вальсировала с Родниной и Улановым, Пахоменко и Горшковым, но особенно мне нравилась красивая пара: Ирина Моисеева и Андрей Миненков.
Как-то мне в голову пришла мысль наморозить на подошвы валенок воды и попробовать кататься. Я подгадала время, когда на луже никто из мальчиков не катался (в основном, коньки имелись у них) и начала упражняться в "танцах на льду". В первые же минуты шлепнулась, упала, но поднялась, стараясь приноровиться к своим "лезвиям" - образовавшийся путем наморозки, лед на валенках крошился. Все ж, я умудрилась даже подпрыгнуть, сделав прыжок в пол-оборота. Через совсем небольшое время я уже чувствовала себя профессионалкой, не испытывая никакого страха перед подскоками и прыжками - ледяные широкие подошвы валенок устойчивее острых узких лезвий настоящих коньков! Вскоре моя затея с намораживанием открылась родителям. Наверное, их тронуло мое рвение к фигурному катанию и у меня (о, счастье!) появились коньки. Это были не белые женские "снегурки", а мальчишеские с черными грубоватыми ботинками. Где отыскали, у кого одолжили мои сердобольные родители для меня эти коньки так и осталось непонятным. И совсем не беда, что на два размера меньше - я раскатывала по Татаркиной луже счастливая, стараясь забыть про боль сжатых пальцев.
Не имеющие возможности купить своим чадам коньки, некоторые папки-отцы помогли с "альтернативой". Посредине лужи-катка вбили мощный кол. На него насадили обыкновенное тележное колесо. К колесу в определенном месте прочно прикрепили длинную жердь. К свободному концу жерди привязали санки. Все сооружение называлось - карусель! Кто-то из ребят вращал колесо на колу и привязанные к жердине санки описывали большой круг, полный оборот. Устанавливалась очередь: кому крутить колесо, кому сидеть в санках. Катание на карусели - захватывающая лихость и восторг! На какое-то время я даже отставила в сторону страшно жмущие ботинки с коньками. Как здорово, когда раскручивается колесо и ты летишь в санках по кругу, изо всех сил схватившись за них, чтобы только удержаться, не вылететь на лед. Мелькают возбужденные краснощекие лица друзей; в мгновения проносятся хаты, дворы, сараи, фигурки баб, идущих с ведрами от колодца, а ты захлебываешься встречным ветром и от восторга хочется смеяться, смеяться...
Что говорить, Татаркина лужа незаменимый атрибут нашей улицы, деревни Курносовки! Казалось, так будет всегда. Но последнее лето моего детства и для лужи стало последним. До случая с Шуриком Бугаевым не было даже и намека, чтобы лужу ликвидировать, засыпать песком или гравием. В то же самое лето пьяный Бугай вывалился в лужу из подводы, зацепившейся за оставленный с зимы карусельный кол. Спасла Шурика его же лошадь. В самую полночь Звездочка ржала так, что разбудила, испугала Татарку. Та, перекрестившись, выскочила на улицу и увидела встающую на дыбы кобылу с перевернутой подводой. Спросонья бабка Марфа ничего не поняла, не сразу сообразила и Шурика, уже пускающего пузыри, не заметила, но потом заорала что есть мочи, призывая на помощь соседей. Грязного, уже обмякшего Бугая еле выволокли из лужи. Потрепали, похлопали, подергали - делать искусственное дыхание никто не умел - Шурик Бугай очухался. Для пущей убедительности его согнули пополам - мужика вырвало грязной водой вперемешку с закуской. В глазах Звездочки, подвода которой была освобождена от карусельного кола и теперь стояла рядом с бедолагой хозяином, будто горели настоящие звезды - глаза кобылы светились радостью и счастьем.
Правлением сельсовета лужу решено было засыпать. Два самосвала с песком один за другим сновали целый день. Лужа засасывала песок как Бермудский треугольник, поначалу нисколько не уменьшаясь.
- Ну и прорва! - восхищались, останавливаясь, мужики и бабы. - Бездонная, што ль?!
Мы, девчонки и мальчишки, собравшиеся у заповедного места, чуть не ревели.
- Чаго, ребятня, носы повесили? Чаго горюете? - высунулся из кабины Васька Хомяк, - Лужу жалко? Зато без ней летом спокойно. Знаете, шту дядька Шурик чуть не залился?
- А игде зимою кататца будем? - спросил Ленчик Жуков.
- Ды будить вам каток! - весело откликнулся Хомяк, -  Зимою лично тут вам и залью!
- Ето ты сейчас заливаешь! - недоверчиво произнес Ленчик, - И зимою будешь заливать, - и под нос себе добавил: - Толькя свое горло.
Марфа Наперова, Татарка, сжав тонкие губы, засунув обе руки под фартук, долго стояла молча. А затем, вдруг, не обращаясь ни к кому, глядя куда-то в пространство, с обидой крикнула: "Стоко годов ета лужа никому не мешала! Ребяты на ней усегды собиралися, а теперя... - она на минутку замялась, а потом будто сделала вывод: - Ды если ба етот Бугай не был председателю родня, то лужу мою нихто б и не тронул!" Татарка вынула из-под фартука худые руки, потерла глаза. Мне стало жаль ее. "Бабуш, ты не переживай. Мы все-равно будем собираться тут, на етом косогоре" - подошла я к ней. Слабая улыбка тронула губы бабки Марфы, а я вдруг поняла, насколько она одинока! Для Татарки, не имеющей семьи, лужа была, оказывается, родной и близкой, будто ее собственной! Каждый вечер наши детские голоса и смех веселили ее одинокую душу.
RS: На моей деревне Курносовке, одной из десяти улиц села, остались считаные хаты. Пустые, разваливающиеся. Давно нет на свете бабки Марфы, "Татарки". Нет и ее жилья - заросло быльем-травою. А лужа-то осталась! Давным-давно засыпанная песком, она вновь обозначила себя после обильных летних ливней, затяжных осенних дождей неглубокой впадиной.
Я подхожу к осевшему, мало заметному косогору. Ищу необыкновенную траву со съедобными "лепешечками". Нету! Исчезла! Ау, детство! Вернись! Не вернется...