Про птиц. браконьерские рассказы

У меня были странные отношения с птицами. Эти удивительные создания поражали меня хотя бы своей способностью к полёту с детства. Домашних птиц я к птицам не относила сразу. Я относила их к еде. Но всё, что было в дикой природе поражало моё воображение, особенно когда приходилось наблюдать их в естественной среде обитания. Когда эти существа не подозревали о моем существовании и занимались своими делами.

Замаскироваться от них удавалось на рыбалке. Иногда и не приходилось маскироваться. Они сами через некоторое время моего нахождения на болотах начинали меня воспринимать как нечто само собой разумеющееся. Две живущие на Плотском озере белые цапли, увидев меня, сначала взлетали с резким криком и садились на высокую берёзу поодаль, а затем, увидев, что я не причиняю им вреда и не собираюсь уходить, возвращались и начинали ловить рыбу прямо при мне. Я их уже воспринимала, как старых товарищей, чуть ли не здороваясь с ними. Да и они были мне полезны. Ведь если к озеру, когда я там была, подходил кто-то ещё, они опять кричали, взлетали и устремлялись к своей берёзе. Я уже понимала, что не одна, и замаскировавшись, решала, что мне делать дальше: уходить или нет.

Эти две цапли возвращались каждую весну, когда только сходил снег, и улетали в тёплые края осенью. Тоже самое делала и я, сворачивая активную рыбалку по уходу птиц и начиная новый сезон по прилёту. Можно сказать, мы были коллегами по рыбалке.

Однажды весной, переплыв реку, я открывала сезон на Плотском озере. Снег только сошёл, лёд ещё не растаял, но вода поднялась, и он находился под ней, где-то в метре или чуть больше ниже. Во льду, который был залит водой, уже были протаявшие дыры, через которые обезумевшая за зиму от кислородного голодания рыба выбиралась наверх и бегала в толще воды, покрывшей лёд. В это время удобно было её багрить в траве у берегов, привязанной к черенку вилкой. Вилка была хорошо и хитро заточена на станке, поэтому схода почти не было.
Вдоволь нарыбачившись, я села за брошенный в осень тюк, облокотившись на него спиной. Апрельское солнце уже начало прогревать. От старого сена пахло сыростью, прелой листвой и немного плесенью. Было приятно. Ощущая щекой тёплый солнечный лучик, я вытянула уставшие и замёрзшие от воды ноги и закрыла глаза. Костёр разводить не хотелось.

Сзади грохнул выстрел. Тюк вздрогнул и частично навалился на меня. От неожиданности я подскочила. Потом осторожно выглянула из-за тюка. На другом берегу озера стоял бородатый охотник и перезаряжал ружьё.

- Эй, мужик! Ты думай, что делаешь! А если бы ты меня убил?!

Он поднял голову от ружья:

- Ой, извините! Я вас не видел! Я думал, тут никого нет.

Я вылезла из-за тюка, села в лодку и переплыла к нему. Немного поговорили об охоте. Я объяснила ему, что уток тут нет, гусей тем более, что есть две цапли, но их не едят. На что он мне возразил, что очень даже едят, только надо уметь готовить правильно. Я удивилась:

- Вам что? Есть нечего? К чему такую красоту губить? Вон, бобра лучше стрелять. Там мяса больше. Да и их самих много тут.

Он скривился, и я решила, что он всё же пошутил.

Каково же было мое горе, когда, вернувшись туда через пару дней, цапель я не встретила, ни на озере, ни на их любимой берёзе. Зато белели два пятна рассыпанных перьев: в камышах около тюка, и под берёзой. И весенний стылый ветер растаскивал светлые комочки пуха. Я бы плюнула ему в бороду, если бы встретила ещё раз. Хотя может быть это и не он был...

На цаплях моя любовь к природе не ограничивалась. Иногда, карауля свои сети, я валялась на траве и смотрела, как высоко в небе играет с восходящими потоками воздуха какой-то хищник, возможно ястреб или коршун. Не особо я в них разбиралась, да и была птица так высоко, что мне едва удавалось разглядеть её силуэт. Щурясь от солнца, я наблюдала, как трепещут сильные крылья, выведенные идеальной, правильной дугой. Иногда я видела, как птица, вероятно узрев что-то на земле, достойное её внимания, камнем падала вниз, и сердце замирало: разобьётся! Летягинский с любопытством ловил мой взгляд, пытаясь угадать, что заинтересовало меня там, высоко. Иногда он не выдерживал и спрашивал:

- Чего там увидела?

Я улыбалась, протягивала вверх руку, показывая направление:

- Смотри, как ему там хорошо...

Но более приземленно мыслящий Сергей не разделял моего восторга.

Отдельная тема была ласточки. Сначала я не относилась к ним серьезно, больно уж они мелкие, летают, копошатся там что-то. Но, сплавляясь по Клязьме, всё же удивлялась их фигурам высшего пилотажа. Они носились над самой поверхностью реки, иногда касаясь воды, так быстро, что я не успевала разглядеть, что они делают, пьют или ловят кого. Ласточки были двух видов. Одни жили в норах на обрывистом берегу, а другие строили себе из глины дома на стенах строений. В какой-то момент я столкнулась с обоими видами.

Помня рассказ своей подруги о том, как она баловалась в детстве, я решила повторить её шутку. Мы с дедом Мишей в тот день рыбачили на яме под обрывом. Кидали донки. Клевало не особо, сети поставить там было негде, из-за особенностей дна и сильного течения. Я начала скучать и вспомнила эту штуку.
Дед Миша ушел из-под обрыва наверх, разводить огонь, а я осталась следить за донками. Усердно сесть и смотреть за ними не было смысла, потому что на них были колокольчики, и всё равно, если б что-то попалось, даже дед бы услышал сигнал. Я начала лазить вдоль обрыва и доставать из гнезд ласточек. Маленькие птенцы меня не интересовали, да и были они так глубоко, что даже я со своими тонкими руками не смогла бы до них добраться. Я ловила только взрослых и методично складывала их под куртку запазуху. Ласточки шипели из норок, как гадюки, пытаясь напугать, иногда клевали мне пальцы, но это мало к чему приводило, и они всё равно оказывались у меня под курткой.

Набрав целую кучу(и от этого визуально здорово растолстев), я аккуратно (не передавить) поднялась на обрыв. Миша сидел ко мне спиной и старательно дул на угли.

- Смотри, дед, чё покажу!

Он обернулся, слегка морщась от дыма, и непонимающе уставился на меня.

- Иди сюда!

Дед подошёл, сообразил пока шёл, что это нечто находится у меня за пазухой, и наклонился, чтобы посмотреть. В этот момент я резко расстегнула молнию на куртке. Толпа ласточек с невероятной скоростью рванула в разные стороны. Дед отскочил назад, закрывая лицо руками, подскользнулся и упал на пятую точку.

- Ты что!? Дура что-ли!!?

Я засмеялась и помогла ему встать. Действительно, жестокая шутка. Стая ласточек создала впечатление взрывающегося салюта у меня из брюха. Я помирилась с дедом и больше так не шутила.

Когда я работала в мастерской на фабрике, там тоже были ласточки, только другие. Они слепили глинистое гнездо на лестничной клетке, и я оставляла им открытой дверь на улицу, чтоб они могли летать туда-сюда и кормить своих детей. Всех соседей я тоже попросила оставлять двери открытыми, лето, тепло же. Иногда ласточки заблудившись залетали в мастерскую, и кружились вокруг ламп, ища выход. У них хватало ума не биться о стекло, но может окна были грязные от производственной пыли, и они их видели, понимали, что там выхода нет. Я открывала настежь окно и выгоняла их на улицу.

Соседей было немного. Столярка, где в последнее время редко кто появлялся, да швейный цех, где работали одни нерусские, отношения с ними были нормальные, мы часто одалживали друг у друга инструмент. К тому же их начальник (тоже нерусский), покупал иногда у меня рыбу. Все соседи согласились оставлять дверь в корпус открытой.

Я с удовольствием наблюдала, как они ремонтировали своё гнёздышко, выводили птенцов, заботились о них, как эти птенцы подрастали и учились летать, сидели рядочком на свисающем проводе от лампы, такие хорошенькие, желторотые. Кстати, они впервые свили гнездо, когда я пришла работать на фабрику. И каждый год возвращались туда, как и те цапли.

Кроме меня там ещё люди работали. Было производство, где делали коробки. Там было много женщин. Их дети приходили к матерям после школы то за ключами, то встречать с работы. Большинство детей вели себя культурно, потихоньку протиснутся мимо охраны и к маме. Но был один противный пацан. Он то орал, то носился по фабрике на велосипеде, то залезал на крышу котельной и бил по ней ногами. Охранник делал ему замечание, он принимался его дразнить. Особенно если сторож был пожилой. С молодой охраной пацаненок не рисковал. Себе дороже.
Особенно бесило его отношение к животным. В собак он бросался камнями, много раз другие дети отнимали у него котят или щенков, которых он закапывал живьём. Бить его было проблематично. Один раз моя собака начала лаять на него, когда он с матерью и велосипедом шел домой с фабрики. Мама подняла лай громче собаки, когда ее сын загородился велосипедом от Багиры. Чувствуя материнскую защиту, он совсем распоясался.

На КПП утром прибежали девочки, и чуть не плача, отдали охраннику Олегу трёх птенцов в картонной коробке. Они объяснили, что дурной мальчик взял доску и сбил ей гнездо, которое висело на лестничной клетке вместе с куском штукатурки. Птенцов у него девчонки отобрали, но что дальше делать они не знают. Олег сходил к гнезду. На полу лежали только осколки. Склеить его не было возможности. Ничего никто не мог придумать, и птенцов посадили в дырку от выпавшего кирпича с наружной стороны фабрики. Посадили высоко, с помощью стремянки, кошки и пацаны их не достали бы. Но беда была в другом. Как птенцы ни чирикали, родители их не видели, и всё равно летели на лестничную клетку искать разоренное гнездо.

Я очень расстроилась, ведь родители их не кормят, значит они скоро умрут от голода. Да и дыра в стене, что это за укрытие? До первого дождя. А вдруг они выпадут оттуда? Их же кошки ночью на земле съедят.

Я посетовала соседям с швейки. Два нерусских парня курили около ворот. Они выслушали меня, потарабарили на своём и вернулись в мастерскую, а я с тяжёлым сердцем поехала домой.

На следующий день, проходя мимо дыры в стене, я увидела, что птенцов там нет. Оглядев землю под ней, я решила:"Ну всё. Погибли." Однако, зайдя в ворота, я увидела на месте бывшего гнезда небольшую коробку, подвешенную на стропах. Не видно было, что в коробке, но взрослые ласточки летали туда и слышался писк мелкоты.

Я порадовалась и пошла к себе наверх. На площадке стояли и курили два вчерашних соседа. Они поздоровались и один сказал:

- Пти! Хорошо? Хорошо, Тамара?

Помахал руками, как крыльями, объясняя мне.

- Хорошо! Спасибо!

Я пожала ему руку.

Всех птенцов удалось спасти, и уже через полторы недели они стали вылезать на край коробки, а потом и вовсе перелетели на провод и сидели там рядочком пару дней. Когда они улетели, родители начали строить новое глинистое гнездо рядом с коробкой, и в тот же год вывели ещё три птенца. Осенью улетели все. Вернутся они на следующий год или нет, я так и не узнала, потому что ушла с фабрики.