Глава первая

 
   Софья Аркадьевна Цунц сидела в комнате, не зажигая свет. Уже сумерки сгустились
за окном, как тягучий кисель, повисли между домов, и все казалось вот-вот
проникнут в помещение через открытую форточку. Действительно как-то быстро
стемнело, померк и так серенький питерский день.
 - Има,- тихо позвала на иврите Софья Аркадьевна. Мать лежала на кровати,
одеяло почти до подбородка натянуто. Просила, чтобы не снимали с головы
платок, мерзнет. Не отвечает, только слышно тяжелое дыхание.
  В голове у Софьи Аркадьевны кружились страшные мысли о скорой кончине матери,
и врачи говорят, не долго осталось старушке. Восемьдесят первый год пошел,
последний, видимо. Она все таки решила зажечь настольную лампу, чтобы дать
матери попить. Крошечное личико Ады Абрамовны на фоне огромной подушки
заставило сжаться сердце в болезненном спазме. Жаль ее, жизнь медленно
покидает пределы тела и души. Любит она свою мать, готова ухаживать, лишь бы
только жила и не болела. А может и хватит мучится, так всем станет легче? 
 - Мама, попей воды.-она приподняла голову, осторожно дала сделать пару глотков
из специальной поилки для больных.
  - Мишенька где?-губы Ады Абрамовны тряслись, острый подбородок подпрыгивал
вверх.
  - В институте он, скоро придет. Давай ты поспишь, а я свет выключу.
  Мать вроде успокоилась, Софья Аркадьевна вспомнила, что хотела подогреть
суп к приходу сына из института, потом и муж Лев Давидович явится с работы. Она не выключила
лампу, стала накрывать на стол. Такой старый, но он ей нравился, не променяет
на другой. Круглый стол на витых ножках, старинный и тяжелый, как и вся
скудная мебель в комнате, стоял посередине. Софья Аркадьевна покрывала его
свежей скатертью, ставила по две тарелки и приборы. Потом вынула кастрюлю с
супом из урчащего холодильника и вышла с ней в общий коридор пятикомнатной
коммунальной квартиры. Осторожно понесла сокровище на кухню, боясь запнуться
о барахло, сваленное у двери Киселевых.
  Широкий проход вывел Софью Аркадьевну в общее кухонное помещение, сердце
этого коммунального адища, где всегда происходило самое интересное из
жизни местных обитателей. Каждый рано или поздно скрывался в своих норках,
чтобы опять сойтись на поле для ссор, пересудов, посиделок на праздниках,
ничего не значащих брошенных друг другу слов только ради привычки. С годами
она въелась в каждого жильца, привычка общественной жизни, сквозь которую
порой не видать личных часов и минут.

Продолжение-http://www.proza.ru/2018/01/19/56