Гибель Идеалиста

В маленьком провинциальном городе под названием
Маус Гезессе жил когда-то один Идеалист. Его не зря прозвали этим благородным именем, так как во всем, что касается идей, Идеалисту не было равных.

Кроме описания идей, то есть идеалов, или как
он сам их называл, эйдосов, он также мастерски умел сравнивать идеалы с их повсеместно неудачным воплощением, отчего неизбежно приходил к печальным выводам.

Впрочем, делал он это, как было сказано, мастерски, крайне остроумно,
и горожане любили порой его послушать. Не всерьез, а так, для развлечения. Они испытывали к Идеалисту те же чувства, что испытывают при чтении книг о нравах каких-нибудь аборигенов. То есть прочитывают, вытирают лоб со словами "вот же как бывает", после чего возвращаются к повседневной рутине.

Идеалист был беден, но почти каждый вечер он проводил
в компании одной из семей Маус Гезессе. У них он сытно ужинал, и, в свою очередь, щедро потчевал хозяев патетичным замечаниями касательно всего на свете: спорта, музыки, политики, философии, науки и искусств.

Суждения его о любой области человеческой деятельности как правило сводились либо к всеобщей тщетности, либо к скорому краху. И если все дороги когда-то вели в Рим, то все дороги мышления Идеалиста вели в тупик, означенный очередной висельной остротой. Как он сам говорил: "Любой юмор - висельный. Остальное - либо профанация, либо коленный рефлекс"

Идеалист неизменно, с расторопностью выбегающего из бани и прыгающего в сугроб, переходил от глупости чего-то конкретного
к глупости всего вообще.

Когда же Идеалиста все-таки удавалось завести в тупик и подвергнуть ход его рассуждений сомнению, он с важным видом поднимал палец и произносил "До выяснения онтологического статуса сущего ваше высказывание не может считаться осмысленным. О чем нет возможности говорить, о том следует молчать".

После этого собеседники в действительности с благоговением замолкали, а Идеалист, взяв шляпу, гордо растворялся в ночи. Через несколько минут с очарованных слетала пелена, кто-то из них произносил "ну дурак", и, так как беседы имели место лишь по вечерам, хозяева дома начинали приготавливаться ко сну: взбивали подушки, клали на кровати грелки и со спокойной душой ложились спать.

В течение рабочего дня Идеалист, как правило, сидел дома и читал, так как в это время суток жители не были к нему благосклонны. Утром и днем он только мешал. Идеалист и сам это понимал и принимал.

Ему часто виделось, как горожане каждое утро расходятся по рабочим
местам, превращаются там в гигантские молотки и начинают стучать по всяким целесообразным и производственно необходимым местам.
"Молотом надо философствовать, а не работать, и уж тем более не становиться" - записал он как-то в свой дневник.

К практической деятельности Идеалист относился с брезгливостью, а совершать какой-либо выбор было для него сущей мукой. Каждый выбор закрывал часть возможностей, и эти-то, не раскрывшиеся возможности, возводились им в ранг идеалов. Вернувшись к нереализованным возможностям, он обнаруживал, что и они не идеальны. Процесс таких метаний мог продолжаться до бесконечности.

В какой-то момент Идеалист стал похож на нерешительного путника, навеки застывшего перед развилкой. Самому себе он казался коровой, увязшей в болоте, да так крепко, что выбор состоял лишь в том, с какой силой дрыгаться: о спасении не могло идти и речи.
Идеалист предпочитал не дрыгаться вообще.

Был у Идеалиста и злейший враг. На дне одной канавки в его дворе давным-давным поселился бесформенный ком склизкой субстанции
по имени Подмигивающая Скотина. Подмигивающая - потому что весь ком был покрыт маленькими глазками, которыми Скотина поочердно подмигивала при виде Идеалиста. Она делала это с лукавым выражением, подобное которому можно увидеть на лице крестьянского мужика, перед тем как он скажет очередную глупость, обманом
выдаваемую писателями за народную мудрость. Нечто невразумительное, перемежаемое междометиями, навроде "Так вить, эт самое, значится".

Только Скотина при этом ничего не говорила, хотя иногда от нее можно было услышать что-то похоже на шепот "Мы-одно, мы-одно, мы-одно".
Она вызывала у Идеалиста противоречивые эмоции. По утрам он действительно склонялся к своему сродству с ней, но к вечеру от этого чувства оставалось лишь ощущение брезгливости.

В одну ясную ночь Идеалист, по своему обыкновению, вышел прогуляться и поглядеть на звездное небо. В городе его после этого больше не видели. Судя по всему, он, как всегда не смотря под ноги, оступился и угодил в канаву с давно поджидавшей его Скотиной.

Через несколько лет после этого бургомистром Маус Гезессе стал Книболо, внебрачный сын отца Идеалиста. На месте дома Идеалиста, а также близлежащих кварталов, был построен автомобильный завод. Что касается Скотины, то и она нашла себе новое место. На свете оставалось еще много не смотрящих под ноги Идеалистов.