Алеша

                От души своей
                бежал я, как зверь недужный,
                без оглядки бежал...

                Исикава Такубоку


   
   Как славно жилось летом в деревне Алеше!
   Уже в первых числах июня, отец отвозил его к тетке, какое-то время оставался вместе с ним, потом уезжал обратно в город, оставляя сына на попечение сестры своей покойной жены, и забирал в конце лета.
   Они всегда привозили с собой целый чемодан игрушек. Отец баловал Алешу. После смерти матери мальчика, он во всем старался угодить сыну. Тоска грызла обоих - и большого и маленького. Но так уж ведется в мире, - смерть своевольничает, как хочет. Никто ей не указ, и только по своему желанию она выбирает своих подданных.
   Отец смотрел с грустной улыбкой, как играют ребятишки. Пусть забавляются, как можно дольше. Все проходит... Пройдет и жизнь, и она возьмет свои проценты.
   Алеша не был жадным мальчиком. Он охотно делился игрушками со своими сельскими сверстниками, и радовался, наблюдая, как у них горят глаза при виде игрушек.
   Так продолжалось три года. А потом мальчик тяжело заболел: двухстороннее воспаление легких. Наверное, что-то было упущено. Алешу срочно положили в больницу.
   - Папа, похорони меня в деревне, - однажды попросил хриплым, свистящим голоском, вконец измученный болезнью мальчик.
   - Что ты, что ты, Алешенька! - испугался отец, стискивая зубы, чтобы не разрыдаться. - Ты еще съездишь туда - и не раз.
   - Нет, папа, не съезжу... Так ты выполни мою просьбу. Обещай мне.
   С тяжелым сердцем отец обещал.
   И как не старались врачи, спасти мальчика не удалось. Алеша умер.
   Отец сдержал обещание, и похоронил сына на деревенском кладбище. Поставил временно простой деревянный крест, прикрепив к нему фотографию мальчика.
   Проститься с Алешей пришло немало местных жителей, особенно много среди них было детей. Приехали и из города. Он оставил по себе добрую память, хотя и немного прожил.

   И с тех пор, по ночам, стал Алеша часто являться отцу во сне.
   Сон всегда был один и тот же. Вздыбливалась земля на могиле, мальчик вставал из гроба в белом саване, стряхивал с себя, прилипшие к нему сырые комья, освобождался от покрывала, подходил к отцу, клал ему на грудь ледяные руки и говорил:
   - Папа, приезжай! Поиграем. Я здесь не один. Только сначала был один. Но потом появился Петька, ну ты помнишь - сын председателя, мама еще у них все время в городе в больнице лежала. Затем Колька пришел... Мишка... За ним остальные. Нас сейчас здесь много. Приезжай, папка, - и привези игрушек. Вот игрушек нам не хватает.
   Эти ночи были ужасны. Словно огромная тяжесть давила отцу Алеши на грудь, не давая свободно вздохнуть. Изнемогая от тоски и накатывающейся непроходимой усталости, весь мокрый от пота, он метался по кровати, боясь опять сомкнуть глаза, но вдруг снова проваливался в какой раз повторяющийся сон. Ночь казалась бесконечной.
   И однажды, в том же самом сне, он сказал Алеше:
   - Не хочу быть в долгу перед тобой. Я приеду. И тогда, быть может, ты отпустишь меня.
   - Поторопись, папа. Мне скучно без тебя, - сказал мальчик.
   На следующий день он уехал.

   Сойдя с поезда, мужчина купил билет на последний рейс автобуса, и вечером был на месте. Уже стемнело. Автобус, мигнув на прощание огнями, растаял вдали. Он поднял чемодан и прямиком направился к тетке мальчика, поскольку в наступившей темноте на кладбище идти не имело никакого смысла.
   В деревне было нехорошо.
   Антонина расплакалась, увидев его.
   За наскоро собранным ужином, она торопливо рассказывала ему, что творилось на селе. А происходили вещи страшныеи необъяснимые.
   - Ребятишек-то сколько пропало! - всплеснула она руками.
   - Как пропало?
   - Ах, язык мой бестолковый! Умерло, умерло, - вот что я хотела сказать. За два месяца, что прошли с похорон Алешиных, десять детей умерло. Или еще что...
   - Я тебя не понимаю.
   - Я сама ничего не понимаю. И никто не понимает. Только вот с недавних пор дети стали пропадать...
   - Пропадать?
   - Да. Началось все с сына Перминовых... Петьки. Сперва думали, в лес ушел, заблудился. Искали везде. А нашли его рядом с кладбищем. И что интересно... Вот опять не то слово вырвалось. Короче, в руках игрушку он сжимал... Алешину. Ту, которую он ему подарил.
   - Вот как...
   - Дальше-больше. Ребята стали один за другим пропадать. Но уже знали, где их искать. Около кладбища. Или на самом. И вот, что я тебе скажу: у каждого при себе была игрушка. Ты догадываешься - чья?
   - Догадываюсь, - тихо произнес Алешин отец.
   - То-то и оно. Жуть какая-то. Никто не знает, что с ними случилось. Судебные медики установили, что они были перед смертью абсолютно здоровы... Как это тебе? Здоровые мертвецы... Следователь ничего в своих розысках не добился. Похоронили их на том же кладбище, рядом с Алешей. А вчера девочку нашли...
   - Девочку?
   - Да, Аришу, дочь Нины Трусовой, ну та, которая на соседнем порядке живет. Да ты ее мужика знаешь, степенный такой, на все руки мастер, кому что починить - всегда к нему...
   - Знаю.
   - Да главное, что меня мучает - игрушки Алешины. Никто недокумекал... Ну, игрушки и игрушки. Детвора ведь... А мне как-то не по себе. Дело под надзор столичный взяли. Да все без толку. Все здесь в смятении и разброде. Про родителей умерших детишек я и не говорю. Не знают, что и делать. Похоже,у всех одно на уме - уехать отсюда, дом продать... Да кто же теперь купит! Дурная слава быстро разносится.
   - Эй, Антонина! - раздался крик снаружи.
   Вошла соседка.
   - Я смотрю, Анатолий приехал. Зайти решила...
   И после короткой паузы проговорила:
   - Вот какие у нас дела делаются... - Она вздохнула, достала из хозяйственной сумки бутыль с мутным самогоном. - Эх, детишек-то как жаль! А еще Аришка...
   Засиделись заполночь. Говорили шепотом, словно кто их подслушивал. Произошедшие несчастья давили, как темнота за окнами. Пустела бутыль, пустели души, умножалась печаль... В деревне стояла тишина, изредка прерываемая собачьим воем. Наконец, ушла и соседка.

   Утром мужчина, даже не посмотрев на еду, пошел на кладбище. Хмурые и мрачные лица, попадавшиеся по пути, лишь усугубляли тоскливое настроение у идущего.
   Не давала покоя больная и ноющая все больше нога. У самого входа на кладбище, он подобрал палку, и тяжело опираясь на сук, подошел к калитке, отвинтил проволоку, распахнул ее, и стал пробираться к могиле сына.
   Стесненный могильными холмиками, как старыми, так и свеженасыпанными, оградами, кустами, буйно разросшимися сорняками, он наконец добрался до цели.
   Издалека донесся звон церковного колокола.
   - Вот я пришел, Алеша, - негромко сказал его отец, садясь на деревянную скамейку, и с головой погружаясь в воспоминания.
   Перед глазами вставали картины недолгой жизни его сына... Такого же недолгого счастья с женой... Сердце сдавило.
   Взволновав высокую траву, пробежал мелкий зверек.
   "Мышь, наверное", - равнодушно подумал он.
   В ветвях деревьях на все лады пели птицы. Одна из них вдруг порхнула на рядом росший куст, перелетела на другой... Самозабвенно стрекотали насекомые. Большая белая бабочка, с сиреневыми пятнами на крылышках, села ему на плечо.
   Опять зазвонил колокол.
   Мужчина вздрогнул. На миг ему показалось, что лицо на фотографии дернулось и губы слегка скривились. Он помотал головой и несколько раз глубоко вздохнул и выдохнул. Все в порядке. Фотография как фотография. На него смотрело улыбающееся лицо сына. "Нервы сдают", - подумал он тоскливо и достал сигареты.
   А колокол все бухал и бухал.
   "Что сегодня, праздник какой?" - спросил он самого себя.
   И вдруг лицо на фотографии резко изменилось. Оно уже не улыбалось, исказилось, стало требовательным; глаза, широко раньше распахнутые в ушедший от него навсегда мир, превратились в узкие щелки, набухывшие губы налились красным, раскрылись,  и он услышал голос сына:
   - Папа, поиграй со мной! Пожалуйста! Мне так тебя не хватает!
   Мужчину охватил ужас, дрожь пробила все его члены.
   - Ну что же ты, папа! Давай поиграем!
   Он захотел крикнуть, позвать на помощь, но не мог вымолвить ни единого слова, язык не подчинялся  ему. И он побежал, не разбирая дороги, спотыкаясь, падая, вставая и снова падая. Колючий кустарник царапал ему лицо и руки.
   - Куда же ты, папа! Поиграй с нами! Будет весело! Ты привез игрушки? - догонял его голос.
   В деревне видели бежавшего седого мужчину с почерневшим лицом и безумным взглядом, что-то невнятно про себя бормотавшего. Никто не узнал в нем Алешиного отца.

   Он был смирным, этот пациент психиатрической больницы. Но порой на него находило. И тогда только два санитара могли с ним справиться, - с брыкавшимся, пускающим слюну, с глазами полными муки и безостановочно кричащего:
   - Игрушки! Отдайте ему игрушки!