День Святого Георгия. роман. Глава 9

Люблю тебя, булатный мой кинжал,
Товарищ светлый и холодный.
Задумчивый грузин на месть тебя ковал,
На грозный бой точил черкес свободный.

Лилейная рука тебя мне поднесла
В знак памяти, в минуту расставанья,
И в первый раз не кровь вдоль по тебе текла,
Но светлая слеза - жемчужина страданья.

И черные глаза, остановясь на мне,
Исполнены таинственной печали,
Как сталь твоя при трепетном огне,
То вдруг тускнели, то сверкали.

Ты дан мне в спутники, любви залог немой,
И страннику в тебе пример не бесполезный:
Да, я не изменюсь и буду тверд душой,
Как ты, как ты, мой друг железный. ( М. Ю. Лермонтов)


*


Марина просидела час. Она бы и еще посидела, но так захотелось в туалет. Она бесшумно поднялась. Пока поднималась, Юра уже проснулся. Поднялся, как зомби, сложившись пополам с открытыми глазами. Увидел Марину с пистолетом, чуть расслабился, и  включался уже чуть медленнее, примерно, минуту, пока Марина сходила по нужде, вернулась, и села на прежнее место. Юра сказал:

- Иди сюда.
 
Она послушно нырнула к нему под крыло. Он забрал у нее пистолет. Поставил на предохранитель и отложил подальше, на свой край кровати. Потерся небритой щекой об ее кудряшки, погладил по руке:

- Ну, что, красотка, шикарно отдыхаем?

Она устало вздохнула, уткнулась носом в его пушистую грудь и закрыла глаза.

- Поспи, поспи, девочка – он обнял ее покрепче

Она и сама не заметила, как провалилась в сон... Через мгновение он уже расталкивал ее обратно, и она с усилием прорвалась в реальность. В иллюминаторе безжил рассвет. Было тихо, только где-то под ними урчал мотор и качало, как на водяной кровати.

- Ну, что, красотка, можешь сгонять в душ… Фиг знает, когда еще доведется…

Она опасливо покосилась на дверь, и он ответил:

- Похоже, мы нагнали страху на  моджахедов. И есть даже надежда, что отсюда мы выберемся без потерь. Тьфу, тьфу, чтобы не сглазить… Ну, че? давай в темпе! Я бы тоже помылся, если ты поторопишься…

Марина, наконец, осознала, покивала, и метнулась в душ. Там она и проснулась, и вымылась. Быстро, просто в три минуты. И уступила место командиру. Вытиралась она уже в каюте. Юра не вытирался,  а так и выскочил мокрым, и на скорости воспользовался свободным доступом к телу.Она даже отмахнуться не успела.

То ли от нервов, то ли от отчаяния, она принимала эти его фантазии с упоением и сладострастием. И если бы ему пришло в голову трахнуть ее на палубе, она бы, пожалуй, и не это согласилась. Это было так странно. Так несвойственно ей... Но и вся эта ситуация была так далека от ее нормальной жизни…
 
Она то умирала от страха и отчаяние, то вспыхивала злостью, и даже яростью, то оказывалась  беспомощней котенка, то превращалась в какую-то ведьму. Дерзость Юры отзывалась изнутри такой отчаянной смелостью, что… что сказать, что «она себя не узнает» – было ничего не сказать…

Обычно сама авторитарная и властная, она никогда не допускала фамильярности. Ничьей. Обрывала ее самым резким образом. Но тут все было по-другому. Юра, и правда, был похож на турка, обаяние его властности, жесткость и превосходство имели невозможную привлекательность для ее русского бабского сердца. Может, потому что он при этом был таким  добрым, надежным, таким бесстрашным и уверенным.

Она еще рефлексировала по этому поводу в страшненькой душевой комнатушке, рисовала глаза перед мутным зеркалом, и приводила себя в соответствие с шариатским образом мужней жены. А Юра уже шумел на палубе, в последний раз изображая бешеного султана.

Когда Марина поднялась на палубу самым царственным, из доступных ей, шагов, Юра так страшно маневрировал на их несчастной машинке, в попытке вписаться в узенький причал, что она невольно схватилась за сердце. То, что он все-таки в него вписался, произвело сильное впечатление на матросов. Робкий шелест одобрения - встречный жесткий взгляд безумного чеченца - и матросню смыло с палубы, как не бывало…

Один только немытый капитан, проследовал за ним на берег, постоял рядом и протянул что-то… будто бы визитную карточку. Юра властно помахал Марине. И пока она шла через весь пароходик, к сходням, медленно спускалась на пристань, шла на берег и садилась в машину, безумный чеченец вдумчиво изучал картонку. Марина села. Квадратик сделал в воздухе приветственный зигзаг и скрылся в бардачке… Лохматый капитан расплылся в улыбке и отступил.  Чеченец резко сдал назад, развернулся и ушел в горы.


*


Когда они с пароходиком разошлись дальше, чем на расстояния выстрела, Юра остановился. Закурил. Глаза у него были усталые и печальные:

- Ты себе не представляешь, как я пересрался!
 
Марина робко улыбнулась шутке. Он не ответил, просто взял ее за руку.  Он думал, медленно и надолго затягиваясь, глядя на уходящий вниз кораблик. Бросив окурок, он изложил:

- Короче так, девочка,… тебя нужно отравлять в тыл – он прямо посмотрел на нее.

Она закивала, энергично и молча. И замерла, в ожидание продолжения.

- Я никогда так не боялся, - ткнул он пальцем в удаляющийся катер, - даже когда новобранцев водил в бой,… потому что… ну, потому что они хоть маленько солдаты!...  И даже если бы тут Дамиркина Наташка сидела… Но тебе!!! Вообще не за что здесь умирать!

Она  снова закивала.

- Ты же видишь, это - не прогулка. Эти – и он указал на маленькую точку на реке – эти еще цивильные. Бизнесмены, бля! – и он в ярости выхватил сраную визитку из бардачка, порвал ее на кусочки и выбросил прочь – Ты понимаешь?!

Она снова закивала.

- Дальше пойдут одни отморозки! И эти покажутся ангелами… - он снова закурил... - Я не хочу тобой рисковать… никем не хочу, но тобой особенно! Ты поняла? - он взял ее за локоть и встряхнул.

Она снова закивала.

- Нам вот что нужно… Мы щас найдем какой-то путь, транспорт, вокзал, лучше аэропорт. Ты там мне выберешь какого-то местного переводчика. Поговоришь там с ним на тарабарском, чтобы только реально понимал. И местность знал… таксиста, что ли,  ушлого какого-нибудь. Понимаешь?

Она снова кивнула.

- Мы купим тебе билет, и ты улетишь, как можно дальше. Понимаешь?

Она все кивала, как неваляшка.

-  Потому что я не могу работать, понимаешь? Не могу делать дело. Я с тобой паралитик, поняла? Я так боюсь, что ничего не могу! У меня мозг выключается, поняла? Так я боюсь… Только не реви, а то я шас сам заплачу...

Марина, и в правду, наконец, разродилась рыданиями. И рыдала одними плечами, тихо и долго.
 
Юра успел предъявить ей весь свой арсенал междометий, ласковых слов и жестов. Рассказал, как ему будет не хватать ее кудяшек,  расцеловал во все доступные места, и в некоторые недоступные. Несколько раз прижал ее голову к своей груди, несколько раз обнял и отпустил. А она все ревела и ревела.

- Теперь дальше - сказал он - Если со мной что-нибудь случится… Добираешься до аэропорта, или отеля, или какого-нибудь ресторана, где европейцы, где хоть какие-то европейцы... Поняла? Но лучше русских, ищешь русских, поняла?...  Просишь сопроводить, или связаться с их гидом они знают, куда обращаться, понимаешь меня?... Ищешь соотечественников... Русских... Пьяных, говняных, но русских... Поняла?

Марина побледнела, только кивала и как-то незаметно перестала плакать.

- Ты,  Маринка, моя самая главная звезда, поняла? Я с тобой был таким крутым перцем, каким ни с одной бабой не был... Поняла? Я, правда, все это с перепугу начудачил... Но об этом кроме тебя никто не знает! Не рассказывай... Договорились?

 Она смеялась и плакала, и кивала…


*


Через полчаса, когда они уже снова выехали в пустыню, опять навалилась жара и от реки не осталось  ни следа, ни дыхания, Марина спросила:

- Юр, а  ты когда один, ты не боишься?

- Конечно, боюсь. Но это другое... Я же солдат, Маришка... Это часть профессии. Бояться. Все боятся, вот -  мужики, целый батальон... Все боятся. Но они знают куда идут,  и знают риски... Это чем-то компенсируется... Кто-то боится и рискует  за деньги, кто-то…у кого-то договор… со страной, грубо говоря. Он за нее рискует, она заботится о его близких, в случае чего. Кто-то получает смысл в жизни. Я - солдат,  я - защитник. Кто-то силу, знаешь, типа, я - крутой чувак.  Кто-то от чужого страха тащится.

- Да? а ты? Ты зачем здесь?... у тебя - чем компенсируется?

- Уф-ф-ф-ф… Хороший вопрос… Но не своевременный… Ну, примерно так,… я сильно задолжал чуваку, за которым мы сейчас едем… очень сильно… н-да. И перед его семьей у меня тоже должок. Так что даже если умирать, я знаю, за что. А тебе не за что умирать, молодой и красивой – и он скосил на нее глаза.

 Марина криво улыбнулась.

- Красивой! И! молодой! - повторил Юра, умудрившись сделать акценты на всех трех словах.

Она недоверчиво повернулась к нему, и он уверенно покивал  на ее взгляд:

- У тебя такая фигура! Просто как у Джоли! – потом наклонился к самому ее уху и сказал - И такие же сиськи!...М-м-м...сладкая.

Она улыбнулась ему уже веселей.

- Ну, да!... Мы вот что, мы купим тебе билет обратно, в наш отель… У нас там проплаченый пансион! Че ж пропадать добру… Вот там вы меня и подождете!  И дети подтянутся. И дальше все по плану. Поняла? А то, че за фигня?- приехать на море и на пляже не поваляться, в море не поплавать. С дядькой лысым!  по турецким трущобам! потратить лучшее время жизни! На отребье всякое смотреть! Да бояться как бы чего не вышло! – и он обнял ее на ходу, и поцеловал куда-то за ухо – м-м-м сладкая какая!

Утешенная Марина открыла атлас дорог и принялась за свои прямые штурманские обязанности:

-... Так. Мы - здесь... Прямо -  Айн-Иса, и туда же Турция,  направо - Ракка (Юра с сожалением обернулся в ту сторону)…Юрка, Ракка большой город, может, туда? Там точно аэропорт… Наверное…, что?

- Нет, Маришка, нам точно не туда…

- …Что?... почему?... Ты туда собирался? И из-за меня теперь не поедешь?

- Давай-ка, посмотри лучше,… куда нам там дальше...

- Ну, тогда только туда - и она махнула рукой прямо по курсу...