Крах и возрождение империи

В начале девяностых я была свидетелем съезда «красных директоров» - руководителей промышленных предприятий ВПК в Кремле, во Дворце съездов. Один за другим они выходили на трибуну и жестко, нелицеприятно, обращаясь к тогдашнему Генеральному секретарю КПСС Михаилу Горбачеву, говорили о том, что страна разваливается на глазах, а у него, инициатора перемен, нет никаких планов, предложений, проектов на продекларированное переустройство. Он сначала отшучивался, потом – огрызался, но окончательно загнанный в угол прямыми и злыми вопросами, начал орать. Гул, выкрики, ореж на трибуне, для этого зала казалось бы невозможные, показали, что все лимиты терпения исчерпаны. Сейчас уже никто не помнит, но первым шагом к всеобъемлющей демократии были выборы… директоров предприятий! Горбачев на партийную элиту посягнуть еще побаивался, а хозяйственники, как люди назначенные и подневольные, для первого опыта ему казались вполне пригодными. И вот - откликнулось!
Та доверчивая расслабленность, поэтический восторг, которые переполняли душу во время зарубежных визитов, улетучились, и мрачная озабоченность, досада скрутили Генсека узлом: "Черт бы вас побрал, козлы упрямые, ради кого я стараюсь, кому свободу несу, ведь в тупик уперлись, нет выхода! Никто, ни один человек не хочет понять..."
И это было правдой, его не понимал никто. Как и он сам не мог понять, что происходит в забродившей вдруг этой стране, как в чане с колдовским зельем.
Казалось, этот государственный организм жестко и прочно - как алмаз внутренней молекулярной решеткой - держали старые перегородки, держали сверху, снизу, вдоль и поперек, во всех измерениях. Некий костяк полномочий и контролирующих функций общественных и государственных структур, дополняющих и подстраховывающих друг друга, не давал ленивой и аморфной массе растекаться и терять форму. И если выражаться уж совсем цинично, надо сказать, что эта биологическая субстанция, многомиллионная людская масса, как-то свыклась с этими перегородками и стержнями, вокруг и внутри которых ей давным-давно велено было существовать. Внутри каждой особи формировалось свое особое ощущение жизни, в полном согласии с общим миропорядком или критическим к нему отношением, но никакого протестного движения, никакого повышения температуры, свидетельствующего о внутреннем заболевании общества в целом, не наблюдалось.
Можно было говорить, что эти перегородки сгнили, что костяк давно истлел, но они существовали в сознании общества, в мозгу каждого индивидуума, как данность, как нечто незыблемое и вечное, они работали исправно, будучи уже по сути фантомом.
Поразительно, как долго надо было убеждать людей, что перегородок больше нет, что все формообразующие стержни выдернуты и общество АБСОЛЮТНО СВОБОДНО. Подсознательно, из чувства самосохранения, биологическая субстанция держалась старых рамок, уже ликвидированных, выброшенных на свалку истории, в ожидании новых, позволяющих ей опять обрести какие-то очертания, понять новый миропорядок. Но со временем это тяжкое усилие огромной человеческой массы держать без "стержней" и "перегородок" хоть какую-то форму, выразилось сначала глубокой внутренней нервной дрожью, а потом и массовой истерией общества.
Паниковали члены Политбюро - высшего органа управления империей, которые должны были самостоятельно и очень быстро определить каждый сам для себя место достойного и неподсудного существования. На пустом месте возникали жесточайшие конфликты, союзы возникали и распадались, интриги выходили за пределы империи. Никто не называл это предательством, так как некого уже было предавать!
Орали на митингах обыватели - кто против экологического загрязнения, кто за свободу партий и движений, кто за сексуальную раскованность или против привилегий для начальства. Всё стало необязательным: работа и семья, прописка и выборы... Но на демонстрации по совершенно ничтожному поводу, пьянея от восторга, мог выйти весь город.
Творческие союзы художников, писателей, кинематографистов, журналистов, религиозные конфессии одновременно требовали и полного отделения от государства, и национальных свобод, и новой идеологии, нового хозяина для преданного служения!
В полной растерянности пребывали директора, в годы перестроечного безвременья ставшие хозяевами в городах и селах сгинувшего как фантом государства. От них требовали хлеба, воды, чистого воздуха, работы, свободы и еще чего-то, не имеющего названия. Директора были всем должны, всем обязаны, с ними же никто не считался, их никто ни о чем не спрашивал.
Инерционная мощь империи, жесткая заданность действия всех ее внутренних механизмов была велика. Работала по-прежнему почта, железная дорога, летали самолеты. Но как в виртуальной реальности компьютерный вирус начинает подтачивать картинку одновременно во всех ее деталях, так и в имперской действительности внутренний психоз то тут, то там разряжался авариями и катастрофами, многократно возросло число самоубийств.
Это хуже, чем тектонический разлом в пору землетрясений, тут не просто земная твердь уходила из-под ног, тут разом изменился миропорядок, внутреннее строение государства. То есть нет - государства не стало вообще.
А так в человеческом обществе не может быть. И вот в обглоданной со всех сторон империи понемногу стали восстанавливаться какие-то держащие скрепы. Хороши они или плохи - это уже спор о дефинициях, малозначащий в нашем положении. Да и процесс это долгий и трудный. А кто-то все ещё талдычит о свободе и демократии.

Опубликовано в книге
 "На одном дыхании"
Москва-2019
ISBN 978-5-5321-1402-9
Людмила Перцевая