Сказ про рарога-сокола

     В те далёкие времена, когда и царей ещё на земле не было, в славном государстве жил князь-воитель, стороны той державной правитель. Не было у него ни сына-наследника, ни умного советника. Правил вотчиной, как мог, да как поможет Бог. И народ его жил, не тужил. Добрый был князь.
     Но вдруг пришла беда, откуда не ждали-не гадали, про которую не знали. Пришла на землю ту благодатную свирепая госпожа Пустошь-Раззорение – славной жизни презрение. Пришла и давай наводить свои порядки: хлеба не родятся, в реках да озёрах сомы да караси не водятся, птицы не поют, звери прочь из лесов бегут. Люди загрустили, руки опустили, что делать не знают. Пришли к правителю славному, князю державному и жалуются: жить невмоготу стало, и солнце радовать перестало. Что делать, как с бедой той справиться?
Крикнул князь воеводам:
     - Что за издёвка над народом? Подать мне сюда Пустошь-Раззорение!
        Кинулись воеводы искать ту напасть, чтоб ей пропасть. Ищут по полям, по лесам, по деревням и сёлам. Под каждый кустик заглядывают, ту Пустошь выглядывают. Не могут сыскать! Что за наваждение?
     Построили воеводы дружину, отдали приказ в каждую яму вползать, в дупла столетних дубов залезать, уши к земле прикладывать да о поисках докладывать. Измучились ратники, а пока искали Раззорение, успели изголодаться. Устали стараться!
     Присели они на старое поваленное дерево и занедужили. Пустошь не ловится, их сторонится, а люду ещё хуже жить становится. Уже и реки пересыхают, и леса полыхают; а пламя ближе подбирается, на дружинушку кидается.
     Вскочил тогда храбрец-удалец Воила, схватил загоревшееся дерево в десять обхват да с корнем и выдернул. Взмахнул им, как спичкой горящей, да гаркнул голосом разящим:
     - Выходи, "Пустошь-Раззорение" на бой праведный, покажись, коль не побоишься силушки богатырской. Зачем от людей хоронишься, тишком хорохоришься?
     А хитрая Пустошь помалкивает, смелого дружинника от себя отталкивает, и про себя приговаривает:
     - Хвастунишка недобитый, увалень перевитый! Сгоришь да сгинешь, свет белый покинешь, а я в государстве княжеском владыкой останусь. Поменяю я войско смелое на другое, неумелое. А там будут воеводы, деньгу берущие, от ратных дел бегущие, да дружинники силушкой слабые, хитрые да лукавые. Посмотрю, как повоюете со мной!
     Только ей так подумалось, как на дружину страх напал, да такой, что хоть зверем рычи, хоть птицей кричи. Жжёт под ложечкой, ластиться кошечкой, по телу растекается, над славными ратниками потешается. Бросились воители врассыпную, бегут, дороги не разбирая, людей сбивая, а за ними воеводы топают, пустыми глазами хлопают. Шум, неразбериха, словно в них вселилось лихо. А Пустошь аж совой хохочет, и вослед ещё бормочет:
     - Ну что, победили? Только в поле наследили…
     А Воила стоит, не уходит, бросил дерево на лес горящий, глазами моргнул, огонь смахнул, да за дуб-вековик встал, прищурился и Пустошь сквозь ресницы высматривает. А Пустошь осмелела, прятаться ей надоело. Войско бежит, живность дрожит, люди прячутся, а Пустошь-Раззорение дурачится:
     - Всех изведу, морок наведу, а князю головы не сносить, придёт о милости просить!
     Взмахнула Пустошь рукавом дырявым, и посыпались из него хворь, да лень, да сонная звень, да мрак, да грязь, да непогода, да скорбь в любое время года. Навалила «подарков» целую кучу, вышла из тени да обернулась красной девицей. До чего пригожа! Но богатыря не обхитришь! Высмотрел Воила Пустошь, схватил за длинную косу, намотал на руку и кричит:
     - Ну, что, Пустошь-Раззорение, вольной жизни презрение, будем биться, или будешь собой гордиться?
     Заохала, застонала Пустошь, взмолилась:
     - За что ты, ратник милый, меня обижаешь, колкими словами сражаешь? Али не узрел, что я – суженая твоя, Лада-краса – дивная коса. Давно я тебя углядела, гордилась тобой и радела. Что ж ты от меня обороняешься, степным соколом-рарогом кидаешься, или не люба я тебе?
     Пригляделся Воила к девице, и впрямь красавица, такая любому понравится, статная и нежная, кожа белоснежная, и рубиновы уста, и головка не пуста. Ослабил дружинник руку, девице в очи васильковые уставился и… чуть не преставился. Зрачков-то нет! А вместо них зияют ямы бездонные, и тянет в них богатыря, приманивает, а силушка его растаивает. И узрел в тех ямах Воила боль людскую да скорбь мирскую. Встряхнул храбрый витязь головой, смахнул морок наведённый да покрепче косу прижал:
     - Не взять тебе в полон к себе, Пустошь – без роду-племени, в любом времени. Не сдюжить тебе со мной в смекалке да силушке!
     И бросил Воила Пустошь на кучу её «подарков», в самую гущу. Напали на негодяйку хворь да лень, да сонная звень, да мрак, да грязь, да непогода, да скорбь в любое время года. Закричала Пустошь диким хохотом, да и сгинула в той куче. Глядь, а кучи-то и нет! Вмиг пропала.
     Прибежал честной народ, радуется, князь впереди выступает, богатыря с победой поздравляет. А за ним и воеводы тихохонько идут, честь смельчаку отдают, ратники – боевые соратники обнимают, как так обмишулились, сами не понимают. А князь великий к себе на службу советником зовёт, обещает признанье, почёт. И кличет его Рарогом, то есть соколом благородным, воином народным.
     С той поры в стране всех храбрых защитников отечества рарогами зовут. А на стяге княжеском пикирующий сокол застыл, как символ мужества и благородства светлых сил государства великого.
     А Воила-Рарог ещё долго у царя советником служил, верный путь указывал. А народ тот сказ внукам рассказывал. И я вам сказ передала про минувшие дела, где столь славные страницы открывает старина.