Взгляд второй. Экспресс

Для чего было идти непростыми дорогами, учиться, ошибаться, страдать и утешаться?.. А чтоб всё это накопилось слоями, улеглось, подружилось и превратилось в покой. Покой мудрости. Свободу души.


Взгляд второй

Переполненная светлой любовью к друзьям моим и получившая подтверждение взаимного чувства, избалованная и заласканная… иду себе в нирване по платформе Ленинградского вокзала, ем мороженое  – вкусное у них тут в Москве мороженое! – считаю вагоны Невского экспресса… где мой-то? Восьмой… Еду домой, в Питер.

«Здрасьте, – говорю я проводнице, – я к вам... по-моему. Вот вам мой билет, посмотрите сами, а то я без очков».
Проводница улыбается – я чуть хмельная от счастья, и ей нравятся такие пассажирки, без царя в голове.

В Невском экспрессе люди сидят как в электричке, трое напротив троих.
Я люблю Невский экспресс, он почти всегда дешевле Сапсана и идёт без остановок. И здесь дают что-нибудь перекусить, и это в стоимость входит, что приятно. Все любят пожевать в поезде, даже если он идёт всего четыре часа. Главное, думаю я, чтоб соседи были нешумные. По дороге в Москву мне попались очень шумные, и это не украсило жизнь… Не хочу больше.

Ну вот. Не успела подумать. Всегда чего боишься то и получаешь …
В моём купе полным полна коробочка – три развесёлых бизнесмена с початой литровой бутылкой виски – видно, сложилось у них всё в их бизнесе! – и совсем маленькие дети, прямо полугодовалые, двое. Как я понимаю, с мамой и дедушкой. Влипла я, короче говоря… – вот такая была у меня первая мысль.

Через минуту понимаю, что и бизнесмены тоже влипли по полной программе: конечно же, наличие в купе двух маленьких детей сломало их планы посидеть и отметить в поезде что-то радостное под стук колёс...  В дороге хорошо выпивается даже без повода, а уж если с поводом!..

Ну, и детям с их родственниками, само собой, тоже несладко – ведь подвыпившие бизнесмены мало кому доставляют радость, особенно если с ними предстоит провести нос к носу четыре часа на четырёх квадратных метрах…

Скорее всего, только я, немолодая женщина без багажа, детей и бутылки виски кажусь подходящей компанией для обеих сторон… Всем улыбаюсь, здороваюсь и усаживаюсь удобно, заворачиваясь в шаль и вставляя в уши музыку – пусть сегодня будет китайская музыка гармонии… Да, так. Её у меня много, часа на три хватит. И пусть себе выпивают виски, или детей успокаивают, или что хотят…  а я буду в музыкальной гармонии вспоминать приятные моменты своей собственной жизни. С закрытыми глазами. Я ведь умею незаметно и необидно для окружающих изолировать сама себя в музыке гармонии…

Просыпаюсь от лёгкого прикосновения к плечу – ой, говорю, убирая наушники, задремала… В купе тишина. «А где же наши попутчики?» – спрашиваю пожилого мужчину с маленьким мальчиком на коленях. Мальчик опять тихонько касается моей руки – действительно тихонько, но почему-то я чувствую энергию покоя сквозь шаль... «В вагон-ресторан ушли, – улыбается мужчина, – не хотели шуметь. Удивительно тактичные люди. Извините, что мы вас разбудили. Он так к вам потянулся, что я не удержался и сел поближе… Простите. А дочь моя вышла – девочка немного закапризничала, мы боялись, что помешаем вам слушать музыку… Сейчас уснула».

Маленькая худенькая женщина стоит в проходе вагона рядом с купе, смотрит в окно, иногда оборачиваясь, чтобы встретиться взглядом с отцом и сынишкой. Малышка-девочка спит в рюкзаке-кенгуру, положив голову маме на грудь.

– Близнецы? – спрашиваю я, и дедушка кивает. – Давай знакомиться, малыш, – говорю я, – какой же ты красивый мальчик…

Я протягиваю ему свою ладонь, и маленькая ручка обхватывает мой указательный палец. – Пойдёшь ко мне? Дадим дедушке отдохнуть? – и я легко беру его к себе.

– По-моему, он не против… – удивляется дедушка. – Поразительно! Спасибо вам. Я очень быстро вернусь. Нам их сейчас не объединить: Алечка спит, а он может её разбудить. Обычно-то они спят одновременно…

Его дочь тоже благодарит меня – глазами, смущённо улыбаясь. Отец проходит мимо неё, и я удивляюсь, какие бывают маленькие люди на свете… Оба мне примерно по плечо.

Мы остаёмся с мальчиком с глазу на глаз, если не считать внимательного взгляда его маленькой мамы сквозь стеклянную дверь купе. «Как его зовут?» – спрашиваю губами. «Сашенька, Саша, Александр», – шепчет она в ответ.

– Привет, Александр, – говорю я. – У тебя нет ощущения, что мы знакомы?

Александр серьёзно смотрит на меня, изучает. Трогает мой нос, улыбается, потом вдруг стесняется, уткнувшись в меня. «Сколько им?» – опять посылаю свой вопрос через проём. «Восемь, – показывает она на пальцах и добавляет беззвучно: – будет скоро…»

Мальчик рассматривает цветочки на моей шали, пробует их на зуб. Он очень тёплый и мягкий, этот мальчик.
– Давай поболтаем, Александр, – говорю я, – что так сидеть? Заодно я проверю, насколько я повзрослела и забыла ваш язык… хотя очень надеюсь, что не повзрослела и не забыла…
И я рассказываю ему про мелькающие за окном ели, берёзы и облака. Мальчик слушает мою болтовню, глядя мне прямо в глаза, и видит в них облака, берёзы и ели… и я осознаю магию доверия, проникновения и объединения. Смотреть друг другу в глаза очень полезно для человеческих душ, очередной раз убеждаюсь я.

Дедушка уже давно вернулся и устроился рядом, наблюдает за нами. Я вдруг понимаю, что мальчика Александра нужно отдать. Прилипла, понимаешь, к чужому ребёнку…

Обычно, когда меня спрашивают, люблю ли я детей, я теряюсь – даже когда спрашивают, люблю ли я кошек, я теряюсь. Я неистово люблю нескольких кошек, очень многих уважаю, а вот некоторых просто терпеть не могу, стараюсь с ними не общаться.

Признаться, за всю свою жизнь я любила лишь нескольких детей. К остальным относилась по-разному, но любовью это не назвать. Любовь к детям – это нежность.
К Александру я почувствовала нежность, и сильнее чувства я не помню.


– Тверь проехали, – говорит женщина, возвращаясь в купе. – Проснулась Алечка. Спасибо вам большое, что с Сашей помогли.

– Садись скорее, – говорит мужчина своей дочери. – Наверно спина устала? Я вам сейчас чаю принесу, хотите?

Мы хотим, киваем радостно.

– Давайте сначала познакомимся, – улыбаюсь я, – с детьми-то я знакома, с Александром даже близко, теперь с вами хочу.


Через два часа мой мир полностью преображается. Только бы не вернулись бизнесмены, молюсь я…

Я встретила людей, которых хочу любить. Десять минут общения с дедушкой – его зовут Дмитрий Андреевич, но он просит называть его Митей уже через десять минут, – «Как странно! – думаю я. – Просто Митя… но и мысли нет покривляться, что, мол, неудобно...» – так вот, первые десять минут сближают нас совершенно. 
Его дочь – её зовут Лена, как и меня, – умеет молчать и слушать с уважением, и слышать… при этом ни на секунду не отвлекаясь от детей, даже удивительно, какая гармония в ней живёт.

Александр сидит на деде, но не отпускает мой указательный палец и улыбается, когда мы встречаемся глазами. Девочка Алечка, нежная, с оленьими очами, красавица… крутит в руках пирамидку с разноцветными колечками – очень серьёзная девочка, поэтому и делом серьёзным занята.

Мы все смотрим друг на друга с интересом, с большим взаимным человеческим интересом. Митя говорит тихо, неспешно, но каждая коротко высказанная им мысль удобно устраивается в моей Вселенной, будто и жила здесь всегда. Сначала мне хочется записывать – по привычке! – я давно уже не надеюсь на свою память, а такое нельзя забывать… – про счастье видеть дружбу Арлекина и Пьеро… про танец как религию… как замену любой религии! – но чётко понимаю, что никогда это и так не забуду. Никогда. Не надо записывать.

Мы не залезаем друг в друга, не опускаемся до деталей биографий и судеб, хотя есть что обсуждать в этом смысле! судьбы у этих людей любопытные, неординарные, судя по опытности душ…
Лене сорок пять лет, а на вид тридцать. Они живут вчетвером – Лена с отцом и дети. Так получилось, и они счастливы. И это всё, что мне известно – я имею в виду, из того, что на поверхности. А то, что у них внутри, обволакивает меня с ног до головы.

Я же неожиданно высказываю такое сокровенное, что и самой себе давно не говорила…

– Как странно, – признаюсь я, – совершенно не хочется вам врать…
– Врут только тем, кто требует говорить чистую правду, – улыбается Лена. – Это я сама придумала сейчас…


Мы подъезжаем – одели детей, собрали сумки с игрушками, сидим. «Если бы они сейчас позвали меня с собой – я бы согласилась…» – думаю я.
Все четверо сидят напротив меня, и нет никого дороже… Но мы молчим.

Возвращаются бизнесмены – вспомнили, видно, что их верхняя одежда здесь, хотя странно, что вспомнили, совсем пьяные.

– Ну, мы к выходу потихоньку пойдём, – говорит Митя, не отрывая взгляда от меня, хоть бизнесмены и мешают нам смотреть друг на друга.  – Мы очень рады, что встретили вас, Лена. Как я люблю это имя.

Его дочь улыбается – но дети начинают капризничать, и я целую им пальчики… и чувствую боль, будто забирают моих собственных детей, или угоняют моего мужа на войну. И они, ещё раз взглянув на меня, выходят из купе, а я остаюсь с тремя пьяными шумными мужиками, и еду с ними ещё минуту, которая кажется мне часом.

– Ну что, мадам, – хохочут бизнесмены, – замучили вас карлики с младенцами? Приходили бы к нам, мадам!

Я смотрю в окно. Я надеюсь увидеть их хотя бы ещё один раз.