Пепел

Пепел
Он стоял у замершего пруда и меланхолично разламывал голубям горбушку хлеба, раскидывая куски как можно дальше, чтобы голодные птицы не задавили друг друга. Длинные пальцы покраснели от холода, на серебристые волосы мягко ложился снег. По щеке мерно текла слеза.

Когда хлеб закончится, он опустился на лавочку и далеко запрокинул голову, глядя в пустое белесое небо.

- На что ты смотришь?
- На звезды.
- Их не видно. Снег идет.
- Если их не видно, это не значит, что их там нет. Они там, я точно знаю. – Еще одна слеза острой искоркой скользнула на серебристые волосы. - Такие далекие. Такие прекрасные. Такие горячие вблизи – и так холодны отсюда. И такие безмолвные.
- Если они такие холодные, зачем ты на них смотришь? Погляди вокруг.
- Ты думаешь, я не смотрел? Смотрел. Ходил. Улыбался, жил, но это, понимаешь, не помогает. Когда рисуешь на ладонях людей свою душу, открываешь сердце и называешь имя – а они не понимают твоей музыки, твоего языка, твоих слов, потому что ты – другой, чужой, иной, холод внутри становится обжигающим. Я мог бы прикинуться человеком. Я пытался, - с легкой усмешкой он беззаботно пожал плечами. – но эта игра не приносит ни капли радости.
- Может, помощь нужна?
- Помощь? Если кому-то нужна, я стараюсь. Делаю, что могу, а изредка – и что не могу тоже. Но мне пока не помогло.
- Так и я о том. Может, тебе нужна?
- Может, и нужна, - равнодушно ответил он. – Да только вот, кто я такой, чтобы мне помогали?
- Это не важно.
- Это – единственное, что важно. Если я не знаю, кто я, как я могу понять, какая помощь мне нужна? Да и… а, ладно. Все, что со мной случается, я заслужил. Иначе во всем этом абсолютно нет смысла.
- А если смысла действительно нет? Если ты в этом убедишься, что тогда?
- Какая разница? Смысла же нет, - он усмехнулся. Изумрудные глаза лукаво блеснули. – Уйду, конечно. Не люблю бессмыслицу.
- А все же. Почему ты сидишь тут и плачешь?
- Как и все – потому что невыразимой и неописуемой тоске по несбыточному и потерянному стало тесно внутри. Ну и больно, куда же без этого. Не трать свое время. – Он легко поднялся, стряхнул с лица воду и пошел прочь. На спине топорщился горб, из-под края куртки торчало огромное маховое перо.
- Стой! – смятая куртка полетела в сторону. На серых перьях каплями грязи темнела кровь. - Дурак. Зачем свои крылья прячешь? Они же ломаются!
- Они не держат. С ними нельзя летать. Они убивают меня. Напоминают о том, что бывает не так, о полете и высоте. Они дают надежду, которая раз за разом, год за годом, попытка за попыткой долбит мой разум. Я не человек. Я не ангел, и даже не демон. Я – ничто, смятая и выброшенная тряпка, сброшенная вниз. Сюда. А еще – они ноют до одури, особенно по ночам. Но я не могу от них избавиться – они часть меня. Последний осколок разбитого вусмерть счастья. Разорванный в клочья билет домой, туда, где ждут. Ждали. И это, пожалуй, самое страшное.
- Неужели тебя никто не ждет здесь?
- Ждет, конечно. Я завел пса. И мне как раз пора кормить его ужином. - Он ушел с расправленными плечами и высоко поднятой головой, не видя возможной силы и красоты крыльев, не зная себя, не понимая дорог. Но это ничего. Куртка-то осталась здесь – а значит, у его крыльев есть шанс. А там посмотрим.