Деревенский санитар

       Громадина  бульдозера, сотрясая старые дома деревни Прутовая, медленно приближалась к людям, стоящим у покосившегося, почти на треть вросшего в землю дома бабки Натальи. Молодой, круглолицый, широкий, как сама лопата бульдозера машинист Яшка, лихо остановил машину возле кучи старых, уже изрядно подопревших брёвен. Высунувшись из кабины, перекрикивая рокот дизеля, крикнул бригадиру Калиникову.

  - Где тут….. что почистить? Я готов.

  - Подожди немного – отозвался тот, о чём – то разговаривая с председателем сельского исполкома Шохиным.
 
   Яшка спрыгнул с высокой гусеницы трактора на землю. Посмотрел с угора деревни на воды стального Енисея медленно несущего свои воды на север к Ледовитому океану. 
   
   Прутовая – деревня старинная, стоит на высоком левом берегу  могучего Енисея. Даже в самое большое наводнение 1937 года ни одна волна не коснулась ни одной постройки. В то время, как уплыла деревня Кузьминка, Огнёвка и ещё ряд сёл. Подтопило город Енисейск, о чем сделана отметка на одном из кирпичных зданий по центральной улице.
 
   Яшка приблизился к стоящим людям, вслушиваясь в их разговор. Председатель исполкома Шохин, пожарный, маленького роста, в форме Журавлёв, высокий бригадир Калиников в своей выгоревшей от времени фуражке и, несколько соседей разговаривали с бабушкой  Натальей Зыряновой:

  - Наталья Васильевна, - обращался к ней Шохин, - сколько раз я уже вас письменно предупреждал, - не перегораживай хоть дорогу, убери мусор от дома а – то сгоришь, не дай бог, вместе с соседями. И на  административной комиссии тебя обязывали…. продолжал он, размахивая заявлениями от соседей,  постановлениями исполкома о наведении санитарного порядка. – А тебе на всех наплевать!  А, теперь  и зародом сена всю дорогу перегородила! Ну ни в какие ворота не годиться. Раз уже загоралась… не соседи, так пол деревни сгорело бы. Вот этим бульдозером, сейчас будем наводить порядок – указывая на стоящий у сопревших брёвен трактор.

  - Зачем тебе эти битые бутылки, дырявые ржавые банки, дырявые бочки, ящики и ещё чёрт знает, что, что должно давно лежать на свалке – продолжал он.

  - Сынок… сынок…, - погоди – обращалась к председателю исполкома красно круглолицая Наталья  Васильевна,  одетая в поношенную  грязно серую от времени кофту серую фуфайку.
 
  - Ты поглянь… Поглянь! Тутычки нет ничего лишнего… миленькой, вот это брёвнышки для ремонта моей сараюшки,… правда, давненько их купила у  мужичков возивших  лес с заимки. Вот бочки под воду у мужичков с экспедиции купила, правда починить их не успела. Вот…
 
  - Постой, - перебил её высокий, черноволосый бригадир колхоза Калиников поправляя сбившуюся на бок фуражку.

  – Я уже более пятнадцати лет почти ежедневно езжу на заимку, а брёвна как до меня лежали, так и сейчас лежат, только сопрели, даже на дрова не  годятся. Сено, могла бы на огород, за стайку поставить…  Я тебе давал трактор.

  - Куды  ж …куды же я поставлю за стайкой, - багровея лицом, -  перебивала бригадира Наталья, будто не понимая чего от неё хотят.

  - Там у меня пол зарода старого сена,… да и дровца, лежат. Не подъехать,… а туты те и мне ближе, да из оконца видать, … если заберутся собаки, так я их мигом сгоню.

  - Ты скажи!  Как проехать на заимку! Через твоё сено, чёрт тебя побери? – явно потеряв терпение, выкрикнул бригадир Калиников упрямой старушке.

  - Пойдёмте,… пойдёмте в дом,… гляньте – ка как живёт старуха, пятясь к дому сгорбленной спиной по узкой  тропинке, приглашала она в дом всех.
 
  Крыша навеса над оградой давно рухнула на заполненные хламом ящики, ржавые дырявые бочки.

  - Ну, пойдём, -  нехотя согласился председатель исполкома, приглашая пожарного и соседей в дом, при этом сделав знак бригадиру, быть  готовым к работе бульдозером.
      
  Скрипнула покосившиеся от времени калитка, поникшая старушка, что – то бормоча себе под нос, повела их в избу. Открыв дверь,  продолжала.
 
  – Вот картошечка на столе, в ящиках,  под столом, на полу….  Вот этими ручками очищала её от грязи … . Вот… - Брысь черти! Запнувшись за кота, чуть не упавши, воскликнула она.

  -  Запозднилась немного с уборкой – показывая закорузлые руки председателю говорила она  медленно пробираясь по узкому проходу в доме в другую комнату. - Вот здесь стоит телёночек…- показывая вошедшим своё нехитрое хозяйство, продолжала  она охрипшим голосом.
 
  Яков не остался возле бульдозера, последовал за всеми в дом.
   
  Всё больше удивляясь  беспорядку в ограде,   Яшка прошёл по тропинке, задевая какие – то ящики из-под водки, наполненные целыми и битыми бутылками. Шагнув через порог дома, попал как будто в какую – то тёмную яму, чуть не наступив на одну, неизвестно откуда взявшуюся из стаи кошек. Вдруг резкий запах тления, кошачьего помёта, мочи от телёнка и ещё неизвестно чего ударили   ему в нос. Зажав его рукой, он огляделся вокруг. Как завороженный.      Посмотрел на старинный кованый сундук, тряпьё, разбросанное на нём, напоминающее скорее логово какого - то животного, чем спальное  место старой  женщины, картошку, заполнившую всё, где можно что – то положить. Иконку, висевшую в углу, на которой нельзя разобрать изображение, вылетел,  не помня себя на улицу, оставив остальных в доме.

  - Наталья Васильевна, как же можно жить здесь, - говорил председатель исполкома Шохин, то и дело, поднося носовой платок к лицу.  -  Тебе давали же квартиру в новом доме, небольшой огород, сарай, стайка,…Как же можно жить здесь?

  – Поможем тебе переехать, только согласись.

  - Милай мой, я же здесь родилась в родительском доме…, здесь и помру. Без аппеляционно – заявила она, плотно сжав губы. - Я, сорок лет за гроши отдубасила здесь в этом хозяйстве. Тут ещё тятькины  поля рядом, на которых я ребёнком до революции  работала,… Куда ж … мне теперь отсюда… только на бугор…в ельник, - толи спрашивала, толи убеждала себя и всех присутствующих. – Хотела отремонтировать домишко,  колхоз дал досок, так непутёвый сын продал и пропил,… И сейчас его вижу в день получки пенсии.
 
  За окном раздался дикий рёв бульдозера. Яшка, рыгая, на ходу, влетел в кабину бульдозера и «притопил» на всю газульку.
- Сейчас я всё здесь очищу!… Вместе с домом снесу! - крикнул он бригадиру Калиннику, выбежавшему вслед за ним.
   
  Бульдозер ревел, как разъярённый бык, сгребая гнилые брёвна под яр. Вслед полетели ящики, бочки и разнообразный хлам.
Вышедшие на улицу соседи кричали ему:

  - Яшка давай! Давай и палисадник, мы новый поставим – Давай не останавливайся,…Давай! – кричали собравшиеся соседи и, многочисленные зеваки.               

  Председатель исполкома Шохин и все остальные вышли на улицу. За ними  мелко семеня шагами в кирзовых сапогах, вышла Наталья Васильевна. На некоторое время замерла в замешательстве от увиденного действия бульдозера. И, тут же, преграждая путь бульдозеру, остановилась с поднятыми вверх руками.

  - Стой! Стой ирод! – Что ты с моим добром делаешь! – опомнившись в исступлении, закричала она. – Что же вы со мной делаете окаянные,… Я столь лет по крошечке всё собирала,… Без ножа режете, - причитала она.
   Из глаз её покатились крупные слёзы. 

  - Останови бульдозер! – обратилась она к Шохину, гневно сверкая почти выцветшими васильковыми  мокрыми глазами. – Я всю жизнь за гроши в колхозе  отдубасила,… столько годков,…Вот ваша благодарность! С бульдозером приехали!… 
   
  Затем,  видимо поняв, что это бесполезно обрушилась на всех ругательствами….!
      
  Председатель исполкома Шохин дал знак бригадиру Калинину, закончить очистку. Тот показал Яшке, куда подтолкнуть сено, подровнять дорогу и после ехать в гараж. Оглянувшись с чувством исполненного долга на свою работу, Яшка увидел  бабушку Наталью. В её подслеповатых старческих глазах стояли слёзы. Красное лицо было похоже на багровый заходящий за горизонт диск солнца. И, без того маленькая её фигура, словно вросла в землю.
               
  Потом он ещё не раз проезжал на заимку мимо её дома. Видел, как она что – то вытаскивала из под яра и, опять несла и укладывала возле ограды в ящики. Ему всё казалось, что хотел столкнуть бульдозером под яр эту собирающую всякое  барахло  старуху, а, спихнул что – то в себе, и, так щемило в груди, что иногда трудно дышать.
 
  - Прости нас грешных…, что за времечко…, что ещё утворим в этой жизни думал он, убавляя всякий раз газу бульдозеру смотря на дрожащую покосившуюся от старости избу Натальи, сгорбившиеся ещё больше её саму, провожающую его трактор настороженным взглядом.