Моя подруга - свинья

Вообще-то я даже не знаю её настоящего имени. Мы познакомились в Крыму, в июле 1992 года, и она была единственной, с кем я разговаривала по душам весь свой тогдашний отпуск у моря. Вскоре после моего отъезда её, должно быть, зарезали и съели.

Это было время, когда выходные дни и особенно отпуск стали для меня мучением. Мне «стукнуло» 28 лет, за два года до этого я развелась с первым мужем. И вдруг оказалась в ситуации, когда «все подружки парами, только я одна».
От себя теперешней я отличалась легкостью на подъем, любовью к приключениям и даже риску, а также неумением идти на компромиссы.
И вот в 1992 году я поехала в отпуск одна. Как тогда говорили – «дикарем». Рейсовые пассажирские автобусы в этой части Крыма тогда почти не ходили из-за дефицита бензина, а потому, поколесив автостопом по Евпаторийскому району, я неожиданно для себя оказалась в поселке Стерегущее. И тут мне несказанно повезло: почти задаром я сняла крошечный домик без хозяев (а также без холодильника и телевизора), с удобствами во дворе. В центре малюсенького дворика росло шикарное абрикосовое дерево, усыпанное крупными плодами. Их велено было есть, чтоб не пропадали. Спелые абрикосы шлёпались на землю и превращались в сочные медовые лужицы.

Никто не стремился завязать со мной знакомство, и я искренне отвечала людям тем же. По вечерам, сидя на ступеньках своего домика, пыталась вникнуть в «Догматическое богословие» Лосского, но музыка с ближайшей дискотеки мешала сосредоточиться.
 
Днем много ходила пешком - и до лимана, и на самый-самый выступ песчаной косы, где меня чуть было не заклевали здоровенные чайки, решившие, видимо, что я хочу разорить их гнезда. Разговаривать было не с кем, но молчать оказалось все-таки тяжело. И тут, к счастью, я познакомилась с Ней.

Её загончик располагался по другую сторону забора, на задней части огромного двора богатого соседского дома. С соседями, хозяевами моей новой подруги - свиньи, я так и не встретилась, а вот её тяжелая возня, сопенье и хрюканье меня заинтересовали. Будучи горожанкой без каких-либо близких деревенских корней, я не имею опыта в общении с петухами, курами, утками, коровами, козами и прочей съедобной живностью. И мне по-детски захотелось посмотреть на свинью…
Чтобы заглянуть через высокий забор, пришлось подтащить к нему несколько разбитых кирпичей, без дела валявшихся во дворе. Свинья, лёжа на боку в грязной жиже, посмотрела на меня маленькими невыразительными глазками. Она была мощной, и чувствовалось, что ей скучно и тесно в маленьком закутке. С того дня, залезая на дерево, чтобы набрать себе к завтраку абрикосов, я срывала еще несколько штук для хрюхи. Я заглядывала к ней утром и вечером, и бросала какие-нибудь свинячьи лакомства.
 
Через несколько дней хрюшатина привыкла к моим визитам и даже пыталась подняться на задние ноги, передними опираясь на забор. Такие «нежности» неизменно пугали меня и заставляли отскакивать с тихим визгом. «Вдруг укусит!» - с ужасом думала я. Железные зубки свиньи с хрустом разгрызали абрикосы вместе с косточками.
Несчастная, одинокая свинья, загнанная людьми в тесный и грязный загончик, живущая лишь для того, чтобы быть съеденной… Я стала дружески разговаривать с ней по вечерам, рассказывала, как прошел день. Впрочем, разнообразием моя отпускная жизнь не отличалась. Тем не менее, утверждаю это безо всякой бравады, я была счастлива в своем одиночестве. Мне казалось, что я постигла некую тайну бытия, определить которую словами невозможно.

Свинья выслушивала мои откровения терпеливо, но больше мы с ней все-таки общались без помощи слов - глазами. Внешних, простых событий, о которых я могла бы рассказывать хрюхе, в моей отпускной жизни по-прежнему не было. Всё остальное выразить было слишком сложно. Поэтому я ограничивалась репликами типа: «Ничего, милая. Ты уж потерпи. Надо жить. Ты уж не бойся. Я тебя люблю». Подруга слабо хрюкала в ответ, ее пятачок как-то странно морщился в быстро сгущавшихся сумерках.

Однажды, против обыкновения, я вернулась в свой домик днем. Было слишком жарко, захотелось отдохнуть в тени абрикосового дерева. Однако не успела я раскрыть книгу, как с улицы донесся истошный визг и крики нескольких человек. Я выскочила на улицу. О, Боже! Какая-то огромная свинья с невероятной при такой толщине прытью зигзагами носилась по тупиковой улочке из четырех домов. Трое взрослых и двое детей с криками гонялись за ней, пытаясь загнать в распахнутые ворота своего двора. И тут, наконец, до меня дошло: это же хрюха, моя милая хрюха вырвалась на свободу! Правда, радость была недолгой. Деться свинье было некуда. Значит, все равно поймают и съедят. Неужели съедят… теперь? В жаркий день меня стало трясти от озноба, выступил холодный пот. «Господи! - взмолилась я, - помоги!» В чем, собственно, должна была заключаться Его помощь, я не знала. Не будучи вегетарианкой, я и сама каждый день брала на обед в местной столовой какое-нибудь мясное блюдо. Почему бы не полакомиться свининкой и другим людям…
               
Наконец, свинью загнали на прежнее место. Когда шум утих, я потихоньку заглянула через забор в загончик. Хрюха все еще была взволнована неудавшимся побегом, её бока нервно и возбужденно вздымались. «Ну, ты даёшь, подруга!» - только и могла вымолвить я. Усталая толстуха в ответ гордо и радостно всхрюкнула…
Отпуск, как известно, не вечен. Покидая гостеприимный маленький домик, я прощалась с абрикосовым деревом и свиньей - навсегда. Я их больше не увижу, но я никогда их не забуду.

Через два года я снова вышла замуж, а еще через два родила дочку. В отпуск мы ездим втроем, так что устроить себе месяц молчания больше не удаётся. Мужу хотелось побывать в Стерегущем - увидеть тот самый домик, абрикосовое дерево, лиман, песчаную косу и крикливых чаек. Но я отказалась наотрез. Ведь при всем желании мы не встретим там мою лучшую подругу - свинью.
Да и бурых водорослей в море у Стерегущего слишком много.

2000 год