История моей жизни - 7. Едем в эвакуацию

Едем в эвакуацию
А в это время беженцы, в том числе и я с моей семьёй, шли к поезду. Все естественно шли пешком, никакого транспорта не было и в помине. Сейчас, когда я стараюсь все это вспомнить, я вижуей массу людей движущихя с корзинками, клумками, чемоданами, с плачущими детьми на руках,  и думаю боже мой, как могли люди пережить и выжить...а сколько осталось и навсегда...
В момент посадки, погрузки в вагоны, над нами, откуда ни возьмись, пролетели с рёвом немецкие самолёты. Все бросились в рассыпную бежать. Была такая инструкция - бежать в сторону леса. Немцы бомбили именно там, где было большое скопление людей. Все начали прыгать из вагонов. Мой старший брат, Юра, ему тогда было 15 лет, схватил кого-то на руки, мама другого, сестра Лена – своих, и мы побежали. На этот раз самолёты пролетели мимо и не бомбили, сирены перестали выть и погрузка продолжалась.
В июле 1941 года поезд тронулся и уже на второй день по дороге нас бомбили немецкие самолеты. Все разбежались кто куда в сторону леса. Трудно описать эту суматоху и истерику . Люди кричали и плакали, теряли детей, потом их искали, не знали когда тронется поезд, боялись отстать от него. По дороге все бегали оправляться в другие ваконы. Охранник станции однажды наставил на меня оружие и хотела выстрелить. Я был около другого поезда. Но я был шустрый и убежал.
По дороге нас несколько раз бобили и было много разных опасных случаев. Я бы даже сказал, страшных, в том числе с моей младшей сестренкой Розой. Мне было тогда шесть лет. Поезд двигался со скоростью 30-35 км в час. Роза сидела на скамейке возле чуть приоткрытой двери, задремала и выпала из вагона поезда. Мама увидела, и не раздумывая прыгну за ней. Моя старшая сестра Лена, хотела прыгнуть за ней. Но люди, стоявшие рядом, схватили её  и не дали ей это прыгнуть. Мы все ревели. Поезд остановился на следующей остановке, километров за  5-7 от того места, где спрыгнула мама и сестра. И мы все побежали искать их. Еще ездили я увидел, как мама тащит на плечах сестру. Бог их и всех нас помиловал. От радости мы все плакали и бежали, чтобы не отстать от поезда. Через несколько дней мама заболела. Опять страх - столько детей... Большое внимание уделила ей её сестра Зиа. Она немного понимала медицине. Все, даже женщины из соседних вагонов приходили и приносили лекарства, воду и что-то из продуктов. И опять с Божьей помощью она поправилась и разгрузила наши головы от страшных мыслей.
Тогда и проявился героизм наших матерей и практическое доказательство того, о чем читают говорят и поют песни: «аидише  мама». Наша мама, Белла Абрамовна Хайтман, была внесена в список «Мать-Героиня».  В 41-ом году, имея 8 детей, она потеряла мужа, нашего отца, Бориса Юдковича Спевака. Он погиб на фронте при переправе через реку Днепр.
Да, мама была еще молодая и очень красивая. Я помню к ней приходил свататься, но мама сказала: «Нет. Если Он не пожалел меня с детьми, значит такова моя доля».
Она было очень экономной. Если у неё было 5 руб, то она их так распределяла, чтобы на каждый день было точно по рублю. В противоположность другим соседям, она никогда не одалживала денег. Она была очень мудрая .Она давала людям очень много умных советов.Когда её спрашивали: «Кого из своих детей ты любишь больше», она отвечала: «Вот у вас на руке 5 пальцев и какой бы вы ни порезали, боль будет одна и та же».
Папа очень любил маму, но к нам относился строго.Однажды я с мальчиками гулял на улице и увидел, как над берёзой кружатся буслы . На самой верхушке дерева она свили большое гнездо,  где откладывают яйца, и растят своих детей. Кто-то ты из мальчиков говорит: «Давайте долезем до гнезда и вытащим яйца». Насколько мне помнится, Женя полез первый и не смог добраться до гнезда. Потом я полез. Я смог добраться до верхушки. Аисты кружились прямо над головой, и как мне потом сказали: «могли клнуть в голову , и ты бы полетел с дерева...» В этот момент мой папа, идущий с работы на обед, увидел меня. Все разбежались. Чтобы не испугать меня, он говорит: «Зунэлэ, сыночек, не бойся, потихоньку слезай. Ве хорошо». И когда я слез, он взял меня за ухо и, можете мне не завидовать...
У моего паы были было два брата и одна сестра. Брат - Мотул, после войны жил в Бобруйске, брат  - Кигас и сестра -Геня жили в Гомеле.
Я бы хотел, чтобы мой читатель, на минутку отключился от всех дел и мысленно представил себе эту нашу эвакуацию. Мы ехали в товарных железнодорожных вагонах, в которых перевозили скот - коров, лошадей. Вагонкы без окон, с одной общей дверью, без воды и туалетов. Около 20 человек с маленькими детьми, плачушими день и ночь ехали в вагоне. Наш поезд останавливался то на станциях, то на полпути. Были и вынужденные остановки, когда пролетали немецкие самолеты и бомбили станцию или военных, которые тоже передвигались поездом или пешком. На станциях было много эшелонов, люди с детьми выбегали чтобы оправиться, найти и набрать воду в банки или купить что-нибудь из продуктов 
Почти в каждом вагоне, в каждой семье  происходили какие-то несчастные случаи.  Я помню, в основном, только то, что было в нашей в семье. Однажды, старший брат Юра, ему было тогда 15 лет, поехал на остановке раздобыть кусок хлеба, да еще что-нибудь. Его задержал патрульный милиционер. Мама и все мы куда-то убежали. Вся тяжесть легла на плечи старшей сестры Лены. Она не нашла его и прибежала вся в слезх, чтобы не отстать от поезда. Поезд тронулся. Мы все что-то кричали, просили Бога. Только через 2 дня брат догнал наш поезд с другим пассажирским поездом, на который его посадил сам милиционер и сказал, где ему выйти. Опять, как говорится, страх и радость рядом.
Основная причина долгой, трудной и изнурительный дороги, расстояние, которое сегодня поезд проезжает за 4-5 дней, заключалась в том, что по основным железнодорожным магистралям администрация, в первую очередь, пропускала поезда, идущие на фронт с живой силой, с оружием, танками и артиллерией. Эвакуировались заводы и фабрики. Из Гомеля в Казань, Татарская область, со  швейной фабрикой эвакуировалась сестра моей мамы, тетя Рая. Было несколько случаев взрывов желзнодорожных путей, кругом стояла охрана на тысячи километров. После того, как мы переехали опасную зону, постепенно ночами стали высаживать по несколько семей в тех населенных пунктах, где их принимали.
Нашу семю, Френклах Марьясю с тремя детьми, еще 3 семьи из Гомеля и переплетчицу Нину с тремя детьми высадили на станцию Канаш Чувашской ССР. За нами приехали 4 лошадиные повозки и везли нас 35 километров до колхоза Алдиарово. Нас высадили возле пустого дома. В доме не было света и воды. Мы счастливые и усталые, копошасьсь в темноте, попадали на пол кто где куда попало и уснули, отходя от тяжелый, долгой, утомительный и страшной дороги. Я всегда думала о своих родных и друзьях, завидуя тому, что им не надо было уезжать, убегать и так страдать. Они жили дома. Я тогда не мог представить, что они все будут зверски убиты.  Моя бабушка, двоюродные братья и сестры, дяди и тети и все евреи нашего местечка.
Как мы выживали
В Чувашии, так как мы приехали осенью, колхоз выделил на эвакуированным немного зерна и картофеля. Но мы просто голодали. Мне и моим 10-15-и летним братьям приходилось ходить на поля и лопатами разгребать снег, искать доставать мертвых картошку. Мама её варила, делала из неё дела крахмал, кашу и другое. Все продукты питания из колхоза забирало государство для армии: часть посылалась на фронт, часть солдатом запаса. У нас в тылу стояли воинские части (резерв). Их тоже надо было кормить, они тоже голодали. Однажды, лично ко мне, можно сказать еще ребенку, подошли солдаты и предложили пистолет за кусочек хлеба. Я с завистью смотрел на пистолет, но у меня ничего не было. Я тоже был голодный.
Так как мы приехали осени, мы не успели заготовить дрова для отопления, и потому все ходили в лес по снегу, где пилили деревья и на плечах просили их домой. Потом пилили и кололи деревья на дрова и ими обогревали дом. Мы были очень далеко от фронта (Чувашия - Восток Сибири). Но был приказ копать противотанковые рвы. И все женщины и дети, ведь с нами не было ни одного трудоспособного мужчины, зимой при 25 градусном морозе, лопатами, ломами и кирками грызли мерзлую землю. Многие болели. У моей старшей сестры, Лены, заболела пятилетняя дочка, Алла. У неё была ангина и доктор сказал, что если бы была хоть одна таблетка пенициллина, он бы спас девочку. Но...
Все говорили что необходимость копать рвы была придумана.  Весной все 10 эвакуированных семей пошли работать в колхоз. Там все все делалось вручную, поскольку почти всех лошадей забрали в Армию. Копали землю лопатами и кирками. Навоз и удобрения разносили на носилках. Было очень тяжело. Один из моих друзей, Иосиф, надорвался и умер.
Основная работа заключалась в том что вручную вскапывали несколько гектаров земли, граблями взрыхляли ее и рассаживали рассаду помидоров, огурцов, капусты и другие. Целые плантации. Потом через несколько дней мы отрывали лишние листики и поливали растения водой из ведра. Кстати, в Чувашии, где мы жили, очень много так называемых подземных источников воды. Эта вода очень холодная, чистая и полезная. Нести воду ведрами надо было не менее чем за 200 метров.
С наступлением осени мы начинали собирать урожай. Всё было под контролем. Почти всё отправлялись в армию, на фронт для Победы, и немножко доставалось нам. Работали мы за трудодни, которые отоваривались только осенью. Денег почти ни у кого не было. Все растратили по дороге. Во вторую зиму мы уже стали жить лучше, даже, можно сказать, хорошо. Получили на трудодни зерно, которое ходили молоть на муку, получали картошку, молоко, масло и другие продукты.
На фронте тоже положение улучшилось. Остановили проклятых немцев. Впервые, по радио, я лично это слышал, выступал Сталин и сказал несколько слов: «Враг будет разбит. Победа будет за нами». Как сейчас помню, все мы стали танцевать и кричать «Ура». Взрослые выпили , притом все за одного стакана.
Из нашей и других деревень почти каждый день уходили ребята в армию. Провожали очень интересно. Запрягали лошадь, на повозку усаживался парень с невестой или девушкой, на руку ему наматывались, как бы флаги разных цветов, и под звуки гармошки они ехали по деревням и пели прощальные песни. А потом устраивался большой обед для всех, и все прощались ними как будто навсегда. Люди плакали и ещё долго люди пели песни. Эти песни я знал наизусть и потом ещё долго их помнил. 
В этот период я очень скучал по отцу. Мама часто рассказывала о том, какой он был хороший семьянин, как любил детей. И мне часто снились сны и хорошие и плохие папе. Я вздрагивал и плакал спросонья. Я почему-то всегда рассказывал об этом моему чувашскому другу, Вове. Он всегда неодобрительно относился к моим рассказам и делал нехорошие предсказания.
С этим мальчиком, Володей, я подружился с первых дней прибывания в Чувашии. Он меня учил чувашскому языку и я очень быстро его освоил и стал разговаривать по-чувашски. Однажды онспросил меня: «Кигас, что это за странное имя у тебя? Я никогда не слышал такого имени раньше». Я объяснил ему, что я еврей, и что это - еврейское имя. «Так расскажи мне почему у тебя нет рогов». Я сам как-то неожиданно удивился и чуть ли не стал ощупывать свою голову. Ну я, конечно, засмеялся и говорю: «Вовка, это чушь. М такие же люди как и все»
В это время с фронта к нам в Чувашию приехал муж тети Зины, дядя Фима Орман, раненный в обе ноги. Ему хотели ампутировать их в госпитале, но он категорически отказался. Ходить или каким-то образом передвигаются он не мог. Но для нас его презд был такой радостью, что трудно и «пером описать». Он много рассказывал про войну. Мне это было очень интересно, особенно про то, как отстояли Москву. Он в это время был на передовой линии. Москва, это был самая главная страгическая цель для Гитлера. Его задачей было окружить и захватить Москву, повесить всех членов правительства, и в том числе, диктора радио - Левитана.
По рассказу дяди, все до одного человека жители Москвы вышли рыть противотанковые рвы, окопы-канавы и землянки. Была подтянута вся имеющаяся в Москве артиллерия. Воздухе вся Москва была окружена надувными шарами против самолетов. Из Сибири день и ночь шли поезда с солдатами сибиряками, которые были выносливыми против холода и морозов.
- Почти вся армия находилась под землей, в том числе и я, - рассказывал дядя Фима,
- Немецкие самолеты летали день и ночь. Несмотря на то, что их сбивали десятками. Артиллерия, танки, минометы стреляли с двух сторон так, что Земля шаталсь и нельзя было даже поднять голову. Немцы видели уже в Москву бинокли и предвкушали победу. Шла зима 1941 года, - продолжал рассказывать дядя,
- Ежегодно 7 ноября вся страна отмечала праздник - День Победы Октябрьской революции. На Красной площади Москвы проходили военные парады всех родов войск. Особое внимание уделялось танковым частям. Они тащили тяжелую технику, артиллерию. А сейчас, в этом году, немецкие войска стоят у границы Москвы. Страна в панике. Основные учреждения покинули Москву и эвакуировались Сибирь, на Урал. Центральный комитет партии принял решение провести парад и этим успокоить народ, показать что у нас есть сила и мы победим. Но для парадов нет танков, все на фронте, не передовой. И тут Сталин лично позвонил директору Челябинского тракторного завода тов. Зальтцману и  Исаак Моисеевич организовал круглосуточную работу завода. Все остальные зовут, Харьковский, Минский и другие уже были разрушены немецкой авиацией. Тов. Зельцман спал по 4 часа в сутки. Во время движения поезда от Урала до Москвы, слесари, электрики и рабочие работали без перерыва, устанавливается всё необходимое, агрегаты и детали. И танки прибыли в Москву в назначенное время. Парад войск на Красной площади  состоялся. Т. Зельцману присвоили звание и он получил звезду Героя Социалистического труда. После войны, в годы репрессий, его лишили всех званий, и он работал на заводе мастером. Очень много таких же героев, как дядя, оказалось таком положении. Те, кто не захотел поменять фамилию, или жениться на русской. Дядя Фима был полезен для всех нас. Он оставался с детьми, когда все уходили на работу. До его приезда я часто оставался с детьми, вернее, меня заставляли это делать.
Зима в Чувашии довольно суровая, морозы достигают 50 градусов ниже нуля. Одежды особенно  не было, особенно обуви. Я научился плести лапти из коры лозы. Очень удобная обувь для зимы. На ноги наматывали самодельные шерстяные полотенца, наверх одевались лапти и веревками приматывались к ногам. Потом я уже делал их и для других эвакуированных.