История моей жизни - 8. После войны

В нашем полку прибыло
С 1942 года в нашу деревню Беляево, в Чувашии, приехала группа из 47 женщин, эвакуированных из Ленинграда с детьми. Они были русские. Один мальчик, Саша, был моего возраста. Мы подружились и ходили вместе на работу в колхоз пасти лошадей, в основном ночью. Были случаи нападения волков и для устрашения мы разжигали костры и сами грелись около них. Однажды мы уснули и костёр потух. Подошли Волки, кони начали ржать Коней было несколько и они еле двигались. Мы испугались и, чтобы подняться, я руками уперся в земля и попал в уже потухший костёр. А там под пеплом лежали еще горячие угли. Я обжег себе обе руки и начал кричать от боли, чтобы прогнать волков. Волки убежали, а мы обрадовались, что прогнали волков. У меня еще две недели болели руки.
Мы вместе собирали овощи, в основном, помидоры с  огурцами, и сдавались их на склад. Нам, так же кк и всем, начисляли трудодни.
Ленинградские женщины отличались от наших белорусских еврейских тем, что в основном, все время говорили про любовь, про мужчин, пели разные, запрещенные в то время, песни. -24a- Меня научили этим песням и я пел одну из них женщинам, не понимая ее смысла, когда мы шли на работу:
         
       Моя Милка, как кобылка, только разница одна,      
       На кобылке ездят люди, а на Милке  только я.

Как сейчас помню эта песня нравилась одной молоденькой женщине. Её муж, чуваш, женился на ней в Москве. Он был служил офицером в Армии. Ее он отправил к своим родителям в Чувашию, в деревню.
Одна из ленинградских женшин, Лариса, отбила мужа у чувашки. Он только вернулся с фронта. Это был отец моего чувашского другого, Вовы. Был большой скандал. Я помогал Вове вытаскивать её из ихнего дома, когда происходила драка между женой и любовницей.
Мальчик и Ленинграда,  Саша, очень много рассказывал мне о странных событиях, которые происходили в Ленинграде во время блокады города. Люди шли по улице и на глазах у них люди умирали от голода и их некому было поднять. Кушали все и всех - кошек собак, кожаную обувь и все, что попадалось под руки. Дети тащили по улице умирающих дедушек и бабушек, родители детей. Саша выжил, благодаря тому, что двигался. Он ходил, собирал окурки, тряпки, кору деревьев и другое. Потом мне рассказали, что все эвакуированные из Чувашии уехали, а Лариса осталась житнь в деревне, в доме моего друга Вовы, как домработница.
Снова дома
В 1943 году, после освобождения части Белоруссии, я с мамой, сестрой  Леной, с её новорожденной  и 3-х летней Сарочкой, поехали в Белоруссию, в Калинковичи, подальше от проклятых немцев. Нас с мамой она уговорила. Все остальные остались в Чувашии. Город Калинковичи - это уже не местечко. Это - районный центр с железнодорожной станцией. До войны там проживало много евреев. После войны, оставшиеся в живых, эвакуированные из Давыдовки, Парич, Азарич, Шатилки и других близлежащих местечек и приехали жить в этот город, ибо их дома были разрушены, или привезены в другие деревни.

Подальше, по направлению к городу Мозырь, находилась районая редакция типографии, в которой долгие годы работал мой друг, Миша Гоман.
В это же время я подружился с Мишей Гоман. Его отец тоже погиб на фронте. Миша работал в типографии районной газеты «Путь к коммунизму». В типографии работали четыре женщины, одна из них была замужем, но позже развелась. Их работа заключалась в том, что они вручную из отдельных букв набирали текст, проверенный и утвержденный редактором, который был написан работниками редакции или другим людьми. Эти буквы были изготовлены из свинцового сплава. Они собирались на специальной форме, и уже полностью готовая статья, устанавливать на платформу печатной машины. Стол машины двигался горизонтально. Круглые барабаны, на которых была бумага, вращались, соприкасаясь со шрифтом и получился опечаток целой газетной страницы. Движение стола и вращение барабанов с бумагой осуществлялось  маленьким бензиновым двигателем. Этот двигатель работал с пстоянными перебоями, и мне с Мишей приходилось крутить это большое колесо вручную. За это я получал - один руб за сто экземпляров газеты.  Печатать приходилось ночью. Тяжело, но зато была возможность сходить на танцы в клуб. В типография мы крутилсь возле девушек.
По знакомству, нас с Мишей и в Армию послали служить в один и тот же день, в одну и ту же часть. Вместе нам было веселее и легче. Мы сами сделали себе из досок и фанеры чемоданы, в которые положили запасные брюки, рубашки, нижнее белье и другие вещи. Демобилизовавшись, мы снова работали вместе в типографии, но я уже работал шофером редактора. Потом я уехал учиться. Сейчас он со своей женой живет в Израиле.

Еще до войны две мои сестры, Лена и Фаня, жили в Калинковичах и там вышли замуж. Сразу же по приезде из эвакуации, сестра сняла квартиру и пошла работать буфет на железнодорожную станцию, а я остался с ребенком. В этот период я наслушался много, что из всех местечек, в живых не осталось ни одного еврея. Но где, сколько и, как они погибли, никто не знал, ибо это нигде не освещалась - ни в газетах, ни по радио, ни в книгах. Слово «еврей» говорит и писать запрещалось, ненависть к евреям по-прежнему была велика. Однажды я пошел сестре буфет. Там работала еще одна, только что приехавших эвакуации, очень красивая девушка, Рива. В буфет вошел молодой солдат и попросил попить воды. Я стоял рядом. Она пошла, но немножко задержалась. Когда она вернулась с водой, он закричал: «Жидовская морда!», схватил большой столовый ножи замахнулся, и поднес нож прямо к ее шее. Я вздрогнул, а она побелела. Бедняжка, после этого заболела и через год умерла.

Война напоминает о себе
В это время все кругом напоминало о войне... Мы с маьчишками 10-15 лет часто ходили в лес, который находился в 1.5-2 км от нас. Весь лес был изрыт ямами-землянками. Лес был, как склад боеприпасов – везде валялось оружие, штабелями лежали снаряды и множество патронов. Мы высыпали из патронов порох, потом засыпали его обратно и стреляли. Было много несчастных случаев.
А вот, что произошло однажды на моих глазах. Сестра из Чувашии сестра привезла несколько мешков сушеных орехов. Вся наша семья ходила там в лес и собирала с деревьев. Там их было очень много. Мы их сушили и продавали на базаре. В Калинковичах сестре некогда было идти на базар, и она эту работу поручила мне.
В один из воскресных дней я взял мешок у пошёл на базар. По дороге я встретил мальчишку знакомого, Васю, и попросил его пойти со мной. Весь день стоять и продавать по стакану орехов было тяжело. Базар распологался рядом с городской школой, которую во время войны перестроили под военный госпиталь. По утрам  раненые, те кто уже мог ходить, выходили и прогуливались по базару, общались с женщинам, покупали что-то.
И вот я смотрю и вижу едет на лошадиной повозке мужчина. Он остановился прямо возле меня, слез с телеги и шатается – очень пьяный. Подходит что-то купить, а рядом стоят раненные солдаты из госпиталя. Он начал спорить с ними и ругаться. И закричал пьяным голосом:
«Вы партизанов такую-то вашу мать... вы мне будете...» Иначал доставать из кобуры пистолет и целиться в раненных, и наставил дуло пистолета прямо на меня, оскоьку не стоял твёрдо на ногах. Я шмыгнул под стол, а за мнойи Вася. Женщины стали кричать и разбегаться. А он всё пистолетом водит, чтобы выстрелить в солдат и начал уже отводить курок. В этот момент один из раненных схватил его за руку изаломил так, что пистолет выстрелил прямо в грудь самому партизану. Этот большой детина заревел и рухнул на землю. Солдаты и другие люди погрузли его на повозку и повезли в больницу. Когда люди успокоились, торговля продолжилась

Дорогая сестра Лена и ее бесценная помощь
Моя сестра Лена была женщиной, которую  здесь называют  бриллиантом. Она была самая высокая в нашей семье, стройная и сильная.  Во-первых, она нас всех вытащила из местечка и этим спасла нам жизнь. Во-вторых, в Чувашии она брала мешок картошки, огурцов, капусты или орехов, клала их на плечи и так шла более километров до железнодорожной станции. Я бежал за ней следом, помогал чем мог, болтал что-то, чтобы ей было полегче.
На станции она садилась на поезд, иногда даже на товарный-грузовой и ехала в город Канаш. Там был большой базар. Она стояла там целый день и продавала свой товар, а на вырученные деньги, покупала какую-то одежду, обувь и кое-какие продукты для всей семьи.
Она дала жизнь нашей второй по возрасту сестре, Фане. Сестра жила до войныв городе Калинковичи, и т.к. её муж, Миша Зальцман, был работником райкома партии, ее с ребенком, которому было 3-4 годика ,  власти эвакуировали раньше нас. Она попала в город Бузулуки и через Всоюзное бюро по розыску, нашла потерянных родственников, которые тоже находились в Бузулуки. Лена нашла их, Фаню и ее 3-х летнего сына, Аркадика, еле живыми.
Картины встречи и сейчас стоит перед моими глазами.  Лена, узнавши дату их приезда, выпросила в колхозе лошадь и вечером поехала сама их встречать. Мы в доме - все в ожидании. Я залез на печь, ждал, ждал и уснул. Когда они приехали, меня растормошили. Я быстро опомнился, спрыгнул с печи и стал искать свою сестру... Смотрю, на полу, согнувшись, сидит маленькая, худенькая девочка. Все смотрят на меня. А я на них, и спрашиваю: «А где Фаня?» Мама говорит: «Вот она» и указывает на девочку, в которой я не могу узнать свою сестру. Боже мой... Я еле осмелился до нее дотронуться. Потом мы подлечили обоих  и они тоже пошли на работу.