Красные маки

  фото из интернета


                Силы покидали  старика. Его когда-то голубые глаза уставились в потолок. Он лежал, вытянувшись на чистой постели, в старомодной полосатой пижаме. Изредка глубоко вздыхал, вспоминая прожитую жизнь.
                Напротив, в кресле, примостилась сухонькая старушка. Она с надеждой прислушивалась к его шумным вздохам:
                - Дай Бог, оклемается. 
Из комнаты почти не выходила, боялась оставить его одного:  вдруг водички попросит или ещё чего. Сидеть без дела не могла, поэтому достала вышивку – маки, и начала вышивать.
 
                Ниточка за иголочкой, крестик за крестиком,  так и мысли покатились  год за годом, событие за событием, начиная с первой встречи.
                Они с Семёном познакомились на проводах Петра в армию. Он сразу предупредил двоюродного брата:
               - Извини, Петруха, но Евдокии тебе не видать.
                С той поры начали встречаться и больше не расставались.

                Учились заочно, чтобы родителей не напрягать, работу искали, чтобы непременно с жильём. Всё как у людей: выучились, работали по специальности, квартиру получили, сыночка вырастили. Тяжело, пожалуй, нЕ жили. Не шиковали, конечно, но одеты, обуты, сыты.

               Однажды в трамвае у неё украли кошелёк, в нём денег - всего ничего, но главное там лежали продуктовые карточки на всю семью. Были времена, когда все продукты отпускались по талонам. Один месяц прожили на картошке, где родственники поделились, где знакомые дали. Перебивались, но не пропали, а случай запомнился на всю жизнь. Всё оказалось преодолимо.

               Несмотря ни на что, радовались жизни: сын в школу пошёл – праздник, отцу на работе грамоту дали – радость, внучка родилась – счастье. 
                Сейчас молодёжь радоваться разучилась. По внучке видно: всё   есть, а в глазах радостной искорки нет, чем-то всё недовольна.

              Евдокия вспоминала: как в молодые годы они никогда не расставались без крайней необходимости, а уж в отпуск порознь сроду не ездили. Что за удовольствие отдыхать в одиночку, чему-то радоваться, удивляться, когда ты не чувствуешь той же радости самого родного и близкого - твоей половинки. Из командировки дождаться не могла! Всю жизнь молила: храни его, Господи! При встрече он зарывался в её пышные волосы, крепко обнимал, и она слышала, как его сердце гулко стучит в груди.

               А нынче племянники укатили в разные стороны со словами: 
             - Надо отдохнуть друг от друга.
             - Это за десять лет совместной жизни уже успели устать?! Бог им судья – пусть живут, как хотят.

            Они с Семёном вместе шестьдесят лет. Чего только не было в жизни, но ещё столько бы жили, да с природой не поспоришь – каждому свой срок отпущен. Слава Богу, до преклонных лет вместе. Муж-то на семь лет старше. Скоро отмается мой голубок, да и я за ним, - печалилась Евдокия.

               Дед повернул голову, затеребил рубаху, подзывая к себе. Старушка засуетилась, отложив вышивку, присела на кровать.

               Старик едва слышно заговорил:
             - Евдокия, ты прости меня за всё: мало я тебя баловал, из-за своих монет о тебе забывал. Знаю: за всё ты меня простила, но за страсть к монетам - вина грузом в моей душе. Прости. Поди, с Петькой-то лучше бы жила.

             - Что ты, миленький! Что ты! И Петра чего вспомнил? Его в живых – то уж нет.

               Семён тихо продолжил:
 
             - Всю коллекцию отдай внучке.
 
               Ниночка давно интересуется нумизматикой: с малолетства разглядывала дедовы альбомы, а работать начала, так иной раз покупала кое-что в подарок.
 
               Больше пятидесяти лет Семён собирал монеты. Что-то выменивал, покупал, продавал, выписывал, читал книги – в каждую свободную минутку корпел над ними. Иногда ссорились, что последние деньги тратил на какую-то диковинку и мог часами разглядывать её. Евдокия ворчала:
             - Смотри не смотри - из одной две не будет.

 Немного отдышавшись, он продолжал:
             - Неразобранные монеты пусть заберёт Славик.

             – Не отстаёт он от тебя, пристрастился к этой заразе. Из-за неё с Татьяной ссорятся: обвиняет она его, что он альбомы с монетами любит больше, чем её. Они ссорятся да мирятся, а материнское сердце болит, - сокрушается Евдокия.
   
               Старик виновато взглянул на жену:
             - Прости…  Кия, ты столько лет хотела мебель сменить, а я не разрешал. После похорон сделаешь ремонт и меняй.

             - Ещё что придумаешь?! Для чего она мне? В мои-то годы?! Да и на какие шиши? Я за тобой пойду, родненький. Евдокия, не скрывая слёз, гладила лицо, волосы, руки, когда-то такие сильные и надёжные.

             - Посмотри в моём ящичке, тебе…, - старик закашлялся и хрипло прошептал,- тебе на всё хватит.
             - Сеня, Сенечка, не умирай…меня подожди, ещё  чуть - чуть.

             - А ты исполни всё, о чём мы с тобой не на один раз переговорили. Ко мне не спеши, поживи.

             - Не беспокойся… всё сделаю как велишь.

              Старик поднёс маленькую, морщинистую руку жены к губам, устало откинулся на подушку, закрыл глаза и, на удивление, ровно задышал.
 
               Через два дня Евдокия закончила вышивать маки.
               
            Сделав последний стежок, она услышала тихий вздох мужа.
 Взгляд замер на безжизненно опустившейся руке.
 
           Евдокия прижала вышивку к груди, стараясь унять боль. Красные маки кровоточащей раной виднелись между сухоньких старческих пальцев. Из близоруких глаз рекой хлынули слёзы.

           Душа её Семёна витала рядом, а тело бездыханно и успокоенно лежало напротив.

               PS: Красные маки в рамочке Евдокия поставила на новую тумбочку в память о последних днях мужа.




               Благодарю Гарина Вадима Анатольевича за редактирование.