Ночь лейтенанта Горюнова

 В трудных фронтовых буднях лейтенант Горюнов не глядел на пейзажные красоты, но эта ночь вдруг поразила. Игра прожекторов, звездная яркость, осветительные ракеты, блеск снега, зарницы боя, сияние Ладоги  сливались в световую фантасмагорию, не поддающуюся описанию ни живописному, ни словесному. «Что то сегодня будет!» - невнятно думалось Горюнову. « Экая пляска лучей …. Прямо симфония в цвете.  Фашисты постарались, устроили себе подсветку для ночного прорыва. А еще говорили, что немцы не любят воевать ночью. Не может больше ждать фюрер, Ленинград поперек глотки ему».
Мысленный шелест не мешал Горюнову готовить расчет к бою, следить за железными крышами, они  с механическим упорством разворачивались по берегу прямо на его позицию. Радиста уже нет в живых, подкреп не успеет по любому, придется танки самим держать.Целая колонна прет, как удержишь… Красива твоя последняя ночь, лейтенант Горюнов! Уйдешь под фейерверки… Не видать тебе ни матери родимой, ни любимой жены ,ни дочки ….
Артиллерист Мусаилов негромко молился по-татарски, пацаненок Лаврушка. как муравей, таскал тяжелые снарядные ящики – юность не думает о смерти…
-- Наводчик,пехоту прикрываем… Лаврушка,поросенок,пошел вон отсюда сейчас же. Это приказ,слышишь?
Уйдет он, как же …. Бешено стучит сердце:«Что - то будет.Что - то будет». Горюнова охватывает ужас и азарт.
-- Ра-  а – а - счет, га-а-а-а- товсь!
Готовы ребята, куда они денутся …. Ну и красотища от осветительных люстр на небе!  Концертный зал,а не ночь!
-- Да- а-а-а-а вай!
Возле головной машины снежный гейзер. Под его белой мглой мелькнул  пехотинец с противотанковой. Глухой удар, машина превращается в багровое месиво.
--Ай, молодца! – кричит Мусаилов.
-- А ты не молодца!  Наводчик, елки - метелки! Да-а-а-а-а-вай !
Но и следующая машина, как  тренированный боевой бык уклоняется от удара, маневрирует, карябается в снегу, заваливается, выравнивается, приближается, неся смерть,стреляет…. В соседнем  расчете гром, звон, смерч,как там они ?
-- Муса, мать, мать, мать, мать …..
Удар! Танк подпрыгивает, дымится, экипаж лезет наружу, Пехотинцы, невидимые в маскировочных халатах, строчат по нему из автоматов.
-- Муса, тебе пять.
Прямо над расчетом расцветает люстра, Лаврушка заполошно кричит,слева из снежной щели вылезает ненавистная башня. Как этот гад по оврагу прошел? Горюнов хватает противотанковую, но башня плюет огнем, и он ,подхваченный раскаленной волной, летит вверх, вверх без остановки, ускоряясь…. живым на небо?
Горюнова переворачивает, глаза разлепляются и, с птичьего полета,наблюдают панораму боя под страшной ночной иллюминацией.Опрокинутые орудия, горящие костры танков, метания бликов,безумное неестественно-яростное блистание озера … А затем Горюнов видит то, что потом в долгие госпитальные месяцы и мирные семейные годы считал бредом, но рассказывал,не таясь. Между двумя армиями, прямо  по линии огня шла девушка.Она шла очень быстро, не касаясь ногами снега, вокруг кружили всполохи лучей. На кистях рук видны следы от веревки, волосы развеваются, глаза чуть опущены. А за ее снежным одеянием разворачивается бесконечный сплошной шлейф, закрывающий от наступающей колонны советские позиции и умирающий Ленинград. И колонна останавливается, разваливается ….
Горюнов валится в этот шлейф,как в ватное одеяло и вдруг всё меняется, нет ни танков, ни пушек, ни сверкающей ночи. Но озеро это самое, и латники Невского князя Александра с хрипом и воем держат оборону от наступающей черни, а белый шлейф покрывает их. Потом мелькает Куликово поле, стены Троицы, Полтавская Виктория, Бородинская  сеча… А девушка  с бесконечным покрывалом идет. Летит Невеста народного демиурга,Душа России Соборной, вырываясь из плена  жесткого державия и мути смут, движется под крики бойцов и женский плач, под кликаные журавлей, над  бескрайностью  лесов к огням мирных городов…  И Горюнов чует, что  будет у него внук, правнук и дальше …..