Комиссия

        Яркое весеннее солнце выглянуло из-за сопок, и притихшие за ночь ручьи, с каждой минутой все быстрей и громче, устремились ко вскрывшейся ото льда речушке. К радостному гомону воробьев все настойчивее стал примешиваться гул просыпающегося поселка.
        Прапорщик Обжорин любил это время года, но только тогда, когда был в отпуске. Сегодня ему не повезло, впрочем, как и вчера, и завтра тоже.
         «Ничего не поделаешь, служба есть служба», - утешал он себя, собираясь на дежурство по охране народного имущества.
        Имущество это находилось на территории вверенной ему базы, а базу в свою очередь, охраняла команда ВОХР. Задачей дежурного было не допустить хищение охраной охраняемого имущества с охраняемого объекта. Всем устраивала Обжорина служба, кроме сырой погоды и сырых, два-три раза в год штанов после проверочных комиссий, одна из которых должна была быть сегодня.
        Рано утром, на выходе из пустого подъезда, дорогу прапорщику перебежала черная кошка.
         «Не повезет», - с тоской подумал Обжорин.               
        На улице никого не было видно. Жильцы дома только что начали просыпаться.               
«Надо идти, - закрыв глаза, продолжал размышлять прапор, - скоро по дороге начнут ездить машины, и тогда моя чистая, выглаженная парадно-выходная техничка будет забрызгана грязью».
        Подошедшая сзади, к Обжорину, выносившая мусор соседка, двухметрового роста повариха, с удивлением наблюдала, как тот, зажмурившись, что-то шепчет. Неожиданно для соседки, не открывая глаз, решительно скрестив пальцы рук и повернувшись на месте, Обжорин трижды плюнул через левое плечо ей в лицо и, чеканя, сделал шаг вперед. Пуговка носа прапорщика с размаху расстегнула пуговицу на халате соседки и ледоколом врезалась в мягкую, податливую грудь.
        В следующую секунду мусорное ведро опорожнилось на голову прапорщика. Обалдев от неожиданности, он открыл глаза, и увидел гордо удаляющуюся повариху.
«Пустое ведро - это плохая примета», - бормотал Обжорин, выходя из подъезда.
До приезда комиссии времени оставалось мало, нужно было спешить. Предприняв попытку пробежаться и задохнувшись, Обжорин побрел на базу, стряхивая на ходу остатки мусора с парадно-выходной формы.
        К воротам базы прапорщик подошел изрядно утомившись. Добравшись до дежурки, он плюхнулся в повидавшее виды кресло и, вытирая липкую шею платком, сосредоточенно считал:
        - Раз, два - вдох! Три, четыре - выдох.
        За стеной сторож ВОХРы Тихоныров всю ночь пытался заставить работать старенький телевизор.
        - Звук появился, зарядку передают, - обрадовался старый радиомастер. - Чтобы появилось изображение, нужно разобраться с конденсатором.
        Взяв зарядившийся тремя тысячами вольт конденсатор, он отправился в клозет, чтобы спокойно обдумывать неполадку.    
        Отдышавшись и перестав считать, прапорщик Обжорин пошел обходить посты. Он вскоре обнаружил, пустую вышку около въездных ворот и, наливаясь яростью, закричал:
        -  Кто?! Мать-перемать!.. Где?! Мать-перемать! Уволю! Мать-перемать!
        Грозный рык царя ВОХРы прокатился по базе, свалив еще один пролет сгнившего на корню забора. Сидевшие на столбе вороны, возмущенно каркая, видели, как из клозета, поддерживая расстегнутые штаны руками, выбежал сторож Тихоныров.
Отчитывая маленького щуплого старика, который трясущимися руками пытался застегнуть ширинку, Обжорин почувствовал посторонний предмет у себя за шиворотом.
        - Глянь, что там? - попросил он и наклонился.
        Бросив непослушные штаны, сторож поспешил выполнить просьбу.
        - Яичная скорлупа и ещё какой-то мусор! - радостно сообщил он, запуская руку под рубашку прапорщика.
        В этот момент у ворот, удивленно пискнув тормозами, остановился привезший комиссию «уазик». Председатель комиссии майор Факин, открыв рот, смотрел на загнувшегося прапорщика и поправляющего ему рубашку дряхлого старика, со спущенными до колен штанами. Не задумываясь о странной позе, в которой его застало начальство, Обжорин разогнулся, расправил плечи и побежал рапортовать.
        Выслушав доклад, Факин снял фуражку. Вокруг его головы четко виднелся отпечаток, который по совместительству был и единственной, закольцованной извилиной майора.
        - Что это у вас здесь происходит?! - спросил он.
        - Готовимся к передаче дежурства! – Бодро ответил Обжорин, довольный тем, что встретил комиссию у ворот.
        - Ну, ну, - промычал майор и пошел в дежурку.
        За ним, построившись по росту, двинулись члены комиссии - двое молодых лейтенантов, только что прибывших из училища. Затянувшаяся вчерашняя попойка, ранний утренний подаем и демонстрация прапорщика перед ворогами базы заранее предопределяли негативное заключение комиссии. Как настоящий прапорщик, Обжорин почувствовал это сразу.
        - Как быть? - бросился он к появившемуся, всегда довольному жизнью прапорщику Павловичу. - Факин требует отчетные документы, а эти два молокососа только и ждут, чтобы повесить на меня грехи всего гарнизона? - спросил Обжорин, вытряхивая из нагрудного кармана неизвестно откуда взявшиеся окурки «Беломора».
        Павлович, спокойно раскрыв очередной детектив, сел на лавку и стал листать, ища нужную страницу - все комиссии на¬чинались и заканчивались одинаково.
        - Меня посадят, я и вас потяну! - извергал Обжорин.
        Повернув голову на истерический крик Обжорина, Павлович спокойно вытер попавшую на книгу слюну.
        -  Тебе вчера говорили: покупаем ящик водки, а ты зажался, - сказал Павлович, - теперь майору нужны документы, а у тебя, их нет.
        Положительный результат проверки был под угрозой, и только из-за Павловича, который вчера настаивал, но не смог настоять на приобретении спиртного. Ругая непредусмотрительного товарища по службе, Обжорин бросился ставить задачу перед командой ВОХР. Через полчаса показались согнувшиеся под тяжестью сторожа. Короткими перебежками они затащили в дежурку ящик с водкой, сверху на котором лежали две палки дешевой колбасы и пакет с лимонами.
        Глядя на появившуюся водку, Факин икнул и, проталкивая сухой ком в горле, продиктовал пишущим акт лейтенантам: «Служба дежурным по базе и караулом выполняется качественно и оперативно». Порезав колбасу и пересчитав бутылки, продолжил: «Имущество базы содержится аккуратно, количество соответствует описи».
Майор, разлив водку по стаканам, решительным жестом остановил пытавшихся что-то сказать лейтенантов.
        - Документации много, придется попотеть всем. - Он махнул рукой в сторону ящика, стоявшего на пирамиде пухлых папок, и жадно осушил стакан.
На улице, ожидая результата, прапорщики занимались текущими делами: Павлович дочитывал книгу, а Обжорин, от волнения, ковырял сучок в лавке. Мимо, чавкая по грязи сапогами, к поваленному забору прошла команда стариков-гвардейцев.    Рассохшаяся лавка выплюнула сучок, впустив в появившуюся дыру палец Обжорина.
        - Чики - брыки, пальца нет, - сказал он Павловичу, кивая на лежащую, на доске руку со спрятанной фалангой.
        Павлович приподнял брови над книгой, посмотрел, и неопределенно буркнув «ага», продолжил чтение. За этим занятием прошла половина рабочего дня.
        Из-за приоткрытого окна дежурки доносились отдельные выкрики и звон бутылок.
        - Пойдем, пообедаем, - предложил поднявшийся с лавки Павлович.
        - Да нет, я попозже, - растерянно ответил Обжорин, глядя на застрявший в скамейке палец.
        Оставшись один и предприняв усилия избавиться от назойливой доски, он понял безнадежность своего положения.
        С обеда пришел прапорщик Павлович. Он дочитал книгу и, разомлев на солнышке, теперь мирно спал. Обжорин, утром удобно устроившись на скамейке, сейчас мучился. Ёрзая задом, то напрягая, то расслабляя затекшие мышцы, он попытался облегчить страдания своему седалищному нерву. Посиневший кончик пальца, высунувшийся с обратной стороны доски, вздулся.
        - Ты что, прирос к скамейке? - спросил его Павлович.
        - Да вот, палец застрял... - привстав, Обжорин продемонстрировал вросший в лавку палец.
        -„Чики-брыки, чики-брыки", - передразнил Обжорина Павлович и, поднявшись на поиски ножовки, поинтересовался: - А другие конечности ты не затолкал в эту доску?
        Через двадцать минут палец был на свободе. Обжорин, забыв поблагодарить спасителя, с большим опозданием бросился обедать.
        Работа комиссии шла полным ходом. Все чаще помочиться за угол выходили молодые лейтенанты. Стараясь, чтобы во время этой "работы" их не заметили сидящие в двух метрах прапорщики, они, бледные, облегчённо поикивая и держась за стену руками, возвращались в дежурку. Под вечер в дверях появился ушатавшийся от работы майор Факин. Он надкусил сочный очищенный лимон и скривился.
        - Ребята, апельсины у вас того, прокисли, - доверительно сообщил он прапорщикам и направился в клозет.
        Не заметив, в полутемной кабинки, стоящий перед ним, забытый сторожем Тихоныровым конденсатор, майор начал справлять малую нужду.
        Вздрогнувшие от неожиданного хлопка прапорщики, увидели сквозь щели туалета яркую электрическую вспышку. Распахнувшаяся дверь вытолкнула не успевшего надеть штаны Факина. В наступившей вдруг тишине громко завыли собаки. Павлович заглянул в туалет и заметил мокрую коробку конденсатора. Все было яснее ясного.
        - Облегчились одновременно, друг на друга, - сказал он подошедшим на шум лейтенантам.
        Одеревеневшего майора погрузили в «уазик», и комиссия покинула территорию базы. Три дня майор Факин не появлялся на службе, наводя прапорщиков на грустные размышления, но на четвертый день был издан приказ по части о результатах комиссии. Первым пунктом объявлялась благодарность за хорошее отношение к службе, вторым объявлялся выговор за халатное отношение к электроприборам.       
        Отделавшись маленькой неприятностью, прапорщики как обычно сидели на скамейке и занимались текущими делами. У ворот базы остановился знакомый «уазик». Изменившиеся в лице прапорщики поспешили навстречу вышедшей из машины жене майора Факина. Расспросив о случившемся, майорша потребовала к себе сторожа Тихонырова. Едва он явился, она бросилась ему навстречу и, радостно плача, поцеловала старика. Поблагодарив сторожа за то, что в первый раз за десять лет, после службы на ядерном полигоне, Факин исполнил свой супружеский долг, женщина подарила обалдевшему сторожу семейную реликвию - золотые часы с цепочкой. Неожиданная гостья тут же уехала, а не понимающий происходящего, старик стоял посреди дороги и, приложив к уху часы, глядел вслед упылившему «уазику».
        Прапорщик Павлович досадливо крякнул и по¬грузился в чтение. А прапорщик Обжорин, сидя на скамейке, в волнении ковырял пальцем очередной сучок. Служба продолжалась.