Чужая родня

               
        Татьяна  не любила приезды свекрови. При ней она чувствовала, как  не у себя дома,  и  не без основания.
       Ничто не могло ускользнуть   от  цепких  глаз  свекрови.  Вера Ивановна
находила беспорядок  и в  посудном шкафу,  и в  кухонном столе, и в гардеробе.  От нечего делать всюду  совала  нос и  «помогала» навести порядок по-своему.  После такой помощи  Таня долго  потом искала то перец, то соль, то  дуршлаг.  Только не эта  показная помощь  свекрови сильно раздражала,  а ее  жадность, ханжество и  сварливость.   
       Мать  Володи  всегда приезжала внезапно.  Так случилось и на этот раз. Придя   с работы, Татьяна увидела в доме нежданных гостей: свекровь и ее младшую дочь Наталью.   Муж Володя в этот вечер, как нарочно, долго не возвращался с работы.    
        В  свои пятьдесят четыре свекровь  представляла собой   здоровую и энергичную  женщину -  вероятно, сказывался здоровый образ жизни на свежем воздухе и регулярное употреблении свежих  мясо-молочных продуктов, но  сугубо  отсталый  образ жизни  придавал ей старушечий вид и выглядела она, пожалуй, на десяток лет старше.  Лицо ее ни разу не видело никакого крема, видимо, ухаживать за своей внешностью она считала  если не дурью, то  бесполезным занятием.
        Золовка, высокая, худая и невзрачная  девица с плохо развитой рукой  слыла инвалидом детства и обижалась на того, кто не хотел видеть в ней инвалидку. В свои двадцать восемь  нигде не работала, хотя по дому выполняла всякую работу,  и потому   всюду следовала за матерью, как  адъютант.  Замуж категорически выходить отказывалась,  всячески избегая  мужчин,  предлагавших ей руку. 

         Нежеланные гости  приехали  к  Толику узнать, как  ему живется здесь,  куда  уходят  его  денежки и, если   он захочет,  забрать   домой.  Толик –  младший брат мужа, парень двадцати пяти лет, который  около двух лет   у них квартировал, прибавив им забот и хлопот.  Когда  Татьяна зашла в дом, все трое сидели  за  столом и разговаривали.  Деверь  был уже навеселе.  Хмуро поздоровавшись,  свекровь  сразу  назвала причину своего приезда.
      Оказывается,  они приехали из-за письма  Анатолия.  Мать  считала, что за  два года, что  здесь прожил,  он должен был одеться  с головы до ног  и отложить на сберкнижку немало денег, но  оказалось,  ни сберкнижки, ни денег у него нет.  Разумеется, о том, что  он всю зарплату  пропивает за три дня,  если невестка не успеет вытребовать у него за питание, что бывало нередко, Толя  в письме умолчал, зато сказал, что  отдает  большую часть зарплаты  Татьяне ежемесячно.

      Вера  Ивановна, полная справедливого негодования на  невестку, что та обдирала  сына, как липку, всю являла собой огромный такой комок  эмоций и гнева.   Она не  захотела  выслушать  ее, как им самим живется с  ним, не поинтересовалась  внуками,  как будто все остальные - чужие  люди и не стоят их внимания. У  Тани не укладывалось в голове, как  бабушка, приехав в гости,  ничего не привезла  внукам из деревни: ни сметаны, ни творога, ни масла, а  соленья и варенья у них хранилось в погребе с запасом на три года. Оказывается,  тяжело везти сюда, а вот  обратно не тяжело  тащить  пять полных баулов со всякой  всячиной. Так оказалось  и в этот раз.
      Когда  к ним   приезжали  Володя с Таней, они всегда привозили   килограммов десять красной рыбы, купленной  в фирменном магазине, отрез на платье, мыло, конфет и прочие дефицитные на то время  гостинцы. Володя еле тащил тяжелую ношу, чтобы порадовать своих стариков. Вера  Ивановна  все спрячет, что  они  привезут,  даже на стол не  подаст, а потчует гостей  вареной картошкой, квашеной капустой да  соленой селедкой с луком. 

        Чуяла  Татьяна, что не с добром  к ним мужнина родня нагрянула. Да, на этот раз свекровь перешла все грани приличия. Чуть не набросилась на  нее с кулаками из-за  Толиных денег, да он  встал между  ними, заслоняя невестку от рук разъяренной  матери.  Свекровь немного отошла, и  Таня  с укором  к нему обратилась:
      - Ты зачем такое написал? Разве  это правда? Теперь видишь, что из этого вышло?
      - Ну  виноват, дурак  я! – развел он руками и нетвердой поступью отправился в комнату спокойно дрыхнуть, оставив Татьяну наедине с пышущей гневом и злобой матерью.
               
       У Веры Ивановны была своя правда и  верила  своим детям больше, чем кому-либо. Все старшие ее дети выросли самостоятельными и нормально устроили свою жизнь, а вот  Анатолий был не таков. Весь его ум ушел в мышцы, поэтому голове немного досталось, но для матери  ее любимый сынок, последыш,  был прав. Заступничество Анатолия  поставило  мать в тупик и навело  на мысль, что это неспроста.  Тут что-то  не так  -  уж не  кроется  ли  за этим  грех какой?
       Только сын удалился,  свекровь опять пошла в наступление:
       - Что я  вижу?!  Ишь, как он тебя защищает!  Хорошо устроилась среди двух мужиков! Небось, и с Толькой  уже того..?
       - Да как вам не  стыдно  говорить такое? — возмутилась  Татьяна.
       - А что мне стыдиться, если ты сама, как есть, бесстыжая: деньги у него забираешь и его самого под себя подгребаешь!
       - Что вы выдумываете? Откуда вы взяли это?
       - А что он так тебя защищает?

       - Вы – что, приехали скандал  заводить? Вы бы спросили, как нам с ним живется? Забирайте его, нужен он нам! – Татьяна решила перевести стрелки на  деверя, из-за которого весь сыр-бор.
       - Как  же, заберешь его, если ты перед ним подолом машешь, - не унималась  свекровь. - Думаешь, я поверю, что между вами ничего нет?  Я-то  думала, он обут,  одет, денег полно на  сберкнижке, а у него нет ничего! Гол как сокол! Хитра, ой хитра, лиса! Ничего, я тебя выведу на чистую воду.
       - Да где же будут у него  деньги,  если  он  почти все  пропивает, - пыталась объяснить  Татьяна. — Спросите хоть Володю, если мне не верите.
       - Неправда!  Никогда не поверю, что он все деньги пропивает;  дома он не пил!  Это ты все деньги у него забираешь, да наряды  покупаешь! Ишь, как стала одеваться!    
    - Я и сама неплохо зарабатываю, если хотите знать!
      -  Чувствую, что не добьюсь здесь правды. У,  змея! Ничего, у нас в деревне есть бабка, я ей все расскажу. Она такое на тебя напустит, что  всю тебя покорежет.

        Татьяна не верила своим ушам:
       - И вы такое говорите!?  Я мать ваших внуков, как  вы можете?
       Но  от  злости  Веру Ивановну   понесло, как лошадь без  узды:
       - А, буду я тут с тобой церемониться, я и сама тебе  надаю, - и пошла на нее,  потрясая кулаками.
       -  А ну  назад! - грозно  крикнула Татьяна и схватила швабру, стоящую под рукой.  Защищаясь,  она готова была опустить эту швабру на голову, полную злобы и ненависти,  разъяренной старухи, поведение которой никак не вязалось с понятием «мама»  близкого ей человека. Это произошло так неожиданно, что скандалистка остановилась в нерешительности. Чего-чего, а подобного она не ожидала от соплячки-невестки, которую считала  неспособной на подобные действия.
       - Этого еще  не хватало,  чтобы вы  драку со мной  учинили.  А ну собирайте  вещи,  и убирайтесь  вон из моего дома! — Татьяна угрожающе взмахнула шваброй. Сердце ее взволнованно заколотилось, но воинственный правый дух не покидал ее.

       - Что?  Ты нас  выгоняешь? — голос свекрови дрогнул, она не верила своим ушам. — И это на ночь глядя?
       - Да, я вас выгоняю, раз вы не можете вести себя в гостях, как следует!
       - Наташа, - обратилась Вера Ивановна  к дочери задрожавшим  голосом, - давай собирайся, будем уходить.  Ты слышала: нас гонят? – бурный вулкан ее  гнева так же быстро потух, как и взорвался.  На лошадку, наконец, накинули узду. Теперь это был уже другой человек – обиженный и оскорбленный.
       Наталья, молча наблюдавшая за скандалом, стояла в нерешительности,  но видя, что мать засуетилась, стала собираться.  Да,  не ожидали  они от  тихой и робкой, как им казалось, невестки  такого выпада, и нужно было излить целый ушат грязи, чтобы она,  спокойная и тихая, показала, что может сама за себя постоять. 
 
      Свекровь за кучей  мелочных обид, которые  копила в себе, как и  всякого барахла в своих сундуках, и предвзятого отношения  не  обратила  внимания на  немалые  достоинства  Татьяны,  поправ  доброе ее сердце и  имя.  Вся   житейская мудрость Веры Ивановны сводилась на то,  чтобы  обмануть мужа, перехитрить соседа, правдами и неправдами  добиться  своего. Она считала, если зять приносит кофе в постель  дочери - это хорошо, а если сын делает то же самое для невестки - плохо, потому что невестка и зять для нее - чужие люди. Вот  такой она человек. 
       Вера Ивановна уже пожалела, что наделала, но, изобразив  из себя безвинно обиженную,  первой просить прощения у «Таньки», как они невестку называли меж собой, и не думала - не в ее это правилах.    Собирались они недолго, под угрюмое молчание Татьяны,  наблюдавшей за  их сборами.  Но вот за ними  закрылась дверь.   «Ну и пусть: что сделано, то сделано,- подумала молодая женщина, радуясь наступившей тишине в доме.— А мужу расскажу все, как произошло.  Просто  удивительно, что его до сих пор нет».

     Анатолий продолжал мирно посапывать в комнате, так и не увидев, какой спектакль разыграли его родные на кухне. Минут через десять  пришел  Володя, и все узнал. Он  не стал ругать жену, лишь сказал, что надо их вернуть.  У Тани уже прошла  обида на  свекровь,  уже  жалела ее и готова была просить у нее прощенья, но  не жалела о содеянном: когда-то надо начинать себя защищать. Для себя  решила, что в будущем  никогда не допустит  со своей невесткой  таких отношений.
     Супруги поспешили на вокзал, нашли их там, и все вместе  направились домой.   Зная, что худой мир  лучше доброй ссоры,  Татьяна попросила прощения у  свекрови и пошла с ней, взяв  под руку.   По дороге Вера  Ивановна  немного успокоилась;  что бы там ни было у них внутри себя,  внешне отношения  между свекровью и невесткой наладились.
      Погостив, как обычно, неделю, походив по рынку и магазинам,  гости, на радость Татьяне, собрались уезжать домой, нагрузившись тяжелыми баулами.  Сыновья помогли  затащить багаж в вагон и распрощались, пожелав им забыть все плохое и благополучной поездки.