Ностальгия

Самолет из Нью-Йорка и его главного аэропорта имени Кеннеди в Майями, главного аэропорта Флориды, летит 4 часа - абсолютно достаточное время, чтобы отдохнуть, перекусить и даже при желании можно хорошо поспать. Один из пассажиров по имени Саша сидел в кресле у окна и держал за руку свою жену  Тину. Она уже дремала, после короткой их беседы.
Все началось с того, что Саша, сидя рядом со своею женой, стал размышлять вслух и втянул её в свои мысли:
- Когда идешь по улице, то все люди выглядят относительно одинаковыми: занятые, успешные, спешащие по важным делам, решающие самые важные вопросы именно сейчас - на ходу. А иначе как объяснить хмурые лица, резкие и решительные движения, взгляд в себя и раздражительность на чью-либо медлительность.
Сделал паузу и продолжил:
- Если посмотреть немножко критически ... как бы честно, но на себя самого, прислушаться к своим словам и совести, то очень быстро приходишь к такому выводу, что много лжи в моей жизни....
Тина посмотрела на него так, как смотрят мамы на своих деток перед сном... когда те задают вопрос чтобы оттянуть необходимость спать. Её улыбка, спокойная реакция говорили о незаинтересованности в его исповеди. Она давно всё знала и честно простила его «грехи», совершенные им до и после их свадьбы.
- Ну, очень много! Я не говорю о той, что нам дают и чем нас кормят и поят наши ... да и любая власть. А о той, что сам себе... и сам себя. Вот, например я, живущий сейчас не там где родился, и где прошло моё детство, часто сам ощущаю и от других слышу о ностальгии. Не в том значении, что имели ввиду греки, придумавшие это слово как  «возвращение на родину», а уже в современном – как тоска по родине или по родному дому. Я могу сказать, что у меня есть ностальгия, а вот многие – не могут...  или не имеют? - обратился он к Тине, но, не дождавшись её ответа, продолжил, - А какая у меня ностальгия? ... она не к местам, где родился и где была первая любовь, а к моим чувствам, которые у меня были тогда: надёжная родительская защита и огромный беззаботный мир, в котором было не счесть друзей... да и в голову не приходило их считать. Моя ностальгия – это некая печаль по тому миру, по тем чувствам, которые были тогда и я даже не задумывался о том,  что это - только временно... то есть моё детство и друзья, которые всегда есть и, как же иначе, всегда будут! А чувства были: сильные и слабые, нежные и грубые, любовь и ревность... это тоже чувства и они являются теми крючками, за которые и цепляется что-то важное и значимое... и до сих пор держит меня ... в себе, - закончил Саша.
- Значит, чувства и твои ощущения и есть ностальгия? Как быть с теми переживаниями, теми чувствами, от которых и теперь хочешь избавиться? От тех, что и теперь мучают по ночам и напоминают не только тебе, а и всем о себе ночными кошмарами? Они же были? Но мы не признаём их как ностальгия... хотя они тоже возвращают нас в тоже время и в те же места, - вдруг включилась в размышления Саши Тина.
- На самом деле, наверное, не кошмары мучают, а это я сам себя... я тот, который был в то время и в той ситуации... или что-то то, что есть во мне самом и оно так «ненавязчиво» напоминает мне о фальши и моей лжи... самому себе. Ты считаешь, что я сейчас говорю о совести? – спросил Саша. В ответ – тишина. И вдруг:
- Не знаю...  протяжно сказала Тина.
- Я говорю о чувствах, в которых прошла часть начальной жизни. И получается, что те, в которых комфортно было, называю ностальгия, т.к. хочу их вновь пережить, и мне их не хватает теперь... нет мамы, и себя забросил подальше от дома... где всё было так здорово. А те, что «неприятные» - имеют своё имя или класс – совесть, - сказал он и замолчал.
- И так, все хорошее – формирует ностальгию, а плохое – совесть...? т.е. карму? - спросила Тина.
- Похоже, что так! У них задачи разные: у ностальгии заставить грустить и хотеть вернуться к себе, а у совести – мучиться и бежать от себя, преследуемым своим «бывшим «я», - сказал и вновь сделал паузу Саша, - Да вот хочется! Забыть! Вот хочется забыть те воспоминания..., которые мучают заставляют помнить о них и страдать! А так хочется всё забыть и простить ... и себя и других... освободиться!  И опять ложь! Не от воспоминаний я хочу освободиться и не от неё... что заставляет меня стыдиться! – сказал и посмотрел на реакцию Тины. Она оказалась предсказуемой – Тина уже спала, честно посапывая своим простуженным носиком. Но это не остановило Сашу, и он продолжил говорить, чтобы на всякий случай она не услышала:
- А я хочу освободиться! Мне стыдно! И когда я понял что мне стыдно, то мне стало почему-то легче... Может быть, тебе сказать большую для меня правду? А может быть она маленькая для тебя? Я не знаю, не в этом дело! Моя совесть радуется и ей легче, а значит и мне, когда я признаю себя гадким и говорю об этом с тобой. Я думаю вот, что в этом и есть смысл совести – «достать», заставить меня самому посмотреть на себя, признаться и как-то попросить прощения у тех обиженных мною... Но прежде всего у своего инквизитора – совести! – заключил сам для себя Саша и после  короткой задумчивости  закрыл глаза, а вернее - они сами как-то закрылись....
Он почувствовал крен своего тела в кресле. Выглянув в окно, Саша понял, что их самолёт делает разворот. Буквально в это же время командир экипажа объявил об изменении курса по причине приблизившегося шторма к берегам Майями и что они летят не в Нью-Йорк, так как там тоже аэропорты закрывают, а далее на север и когда выяснится, какой аэропорт сможет их принять, сообщит пассажирам.
После успешного приземления в аэропорт в городе Оттава, находящийся  в канадской провинции Онтарио, все пассажиры, уставшие от затянувшегося полёта, облегченно вздохнули. Саша тоже это почувствовал и чтобы приободрить свою жену, выглядевшую, словно после поздней вечеринки, пошутил:
- Тоже хорошо! Канада «вторая» в мире страна по своей площади, где нам нашлось место... и это лучше того, если бы нас приземлили в «первую»....
Огромное количество пассажиров уже заполнило гостеприимный аэропорт, который Саша сравнил с «Ноевым ковчегом», что означает в переводе с иврита – «коробка Ноя». Эта современное сооружение из стекла и бетона, очень мало было похоже на коробку, но суть была одна – спасти «твари» и не по паре....
В коридорах и туалетах аэропорта звучали все языки и, наверняка, о благодарности за своё сохранение. Какая-то чистая и спокойная   энергия наполняла залы этого международного «приюта». Все вокруг говорили тихо, спокойно и с благодарностью в душе ... каждый «своему» Богу.
Видимо погодные условия не обещали быстро измениться в сторону условий для безопасных полетов. Компании стали активно, но без суеты, расселять пассажиров в гостинице, бесплатно предоставив номера и автобусы. И Саша с женой и пассажирами его рейса сел в автобус, который бережно и грациозно повёз их в комплекс гостиниц при аэропорте. Автобус быстро приблизился к гостиницам, которые были выстроены огромным объединенным комплексом уже принимавшим потоки и ручьи спасенной и благодарной части человечества.
 Саша, оставив Тину ожидать оформление и распределение номеров,  под предлогом «мне нужно...» пошёл по коридорам, с любопытством рассматривая необыкновенный интерьер, больше похожий на подземный город с множеством разветвлённых коридоров, каждый из которых имел отдельные залы и комнаты, как для отдыха, так и для развлечений. Он шёл спокойно и ни о чём не думал - просто наблюдая за людьми, неожиданно ставшими его «братьями и сёстрами».
В одном из кресел, расположенном в небольшой комнате, через стеклянную дверь он увидел знакомое и до боли любимое лицо! То самое лицо, которое он никогда не забывал... и, наверняка, никогда не забудет! Ошеломлённый он застыл, но только на миг.  Встреча глаз его выбила из действительности: он ворвался в зал и обнял её, затем схватил за руку и они, как когда-то и далеко там... бежали под каплями настигшей их грозы по полю, на котором она, будучи студенткой института, вместе со своими однокурсниками «отрабатывали» на практике сбор картофеля.  Как тогда, так и теперь ему «снесло башку»! И только пробежав несколько залов и оказавшись в слабо освещенной и «свободной» комнате для отдыха, они остановились и растворились друг в друге... а со стороны это выглядело как простой поцелуй. В таком поцелуе невозможно смотреть глаза в глаза, но они видели друг друга сердцем и жаром своих тел!
В этом поцелуе он всё время молил её о прощении и клялся вечно быть с ней! Радость, нежность и страсть! И абсолютная тишина и безлюдье! Вечность, застывшая в этом порыве! Исчезнувшие года разлуки и полная свобода! Утраченная молодость и преданная им любовь вернулись к ним обоим и вознесли их души вверх; они, не освободившиеся от тел, ощущали  близость и восторг первого прикосновения! Годы и расстояние не убили и не растворили ту силу, когда-то их притянувшую друг к другу... а наоборот – умножило в столько раз, сколько лет они не были вместе во столько раз, сколько тысяч километров их разделяло!
Всё вернулось: ощущения, запахи и тот озноб, каждый раз его охватывающий, при виде её и ощущении её на своей груди!
Их бессловесная страсть говорила им обоим о желании и готовности всё  и всех бросить ради того, чтобы быть вместе... быть молодыми и любить!!!
Его слёзы смывали с её лица признаки прошедших долгих лет, а её – с его лица отпечаток вины и мольбы о прощении.
Потом они оторвались ... прервались... для того, чтобы уцелеть от разрыва сердец и выбежали в коридор...  побежали дальше и, забегая в каждую свободную от людей комнату, обнимались и целовались как в первый их раз!
Все гостиницы были связаны переходами, образовывающие огромного диаметра круг. На одном из поворотов Сашин взгляд упал на частично заполненную людьми комнату; это была та самая, в которой всё еще сидели знакомые ему люди - пассажиры его рейса. Его жена сидела или вернее полулежала с закрытыми глазами. Ему стало неприятно от увиденного. Охватившее желание спрятаться, остаться незамеченным, убежать как мальчишке, который прячется от своей мамы... как когда-то он  прятался от взгляда своей мамы, сбежавший с уроков. Он пробежал ещё один поворот и оглянулся, чтобы проверить остался ли незамеченным своей женой. Убедившись в отсутствии преследования, он продолжил бег. Саша быстро бежал вдоль коридора в поисках своей старой и вновь взорвавшей его душу любви.
   Он ее догнал. И они вновь забежали в очередную свободную комнату, и опять обнимаясь и целуясь, полетели, подхваченные извержением вулкана взаимной страсти!
Время не останавливается, даже если находишься в плотном и непроницаемом коконе любви. Вновь «передышка» и тут они одновременно ощутили пустоту и дрожь от предчувствия чего-то случившегося. Они вышли в коридор, который был неузнаваем в своей тишине и пустоте. Теперь уже они вместе сначала быстро шли, а потом побежали по коридорам и переходам. Везде жизнь  отсутствовала во всех проявлениях! Озноб охватил Сашу и холодный пот, образовавшийся от встречи раскаленного воздуха с холодным... струился вдоль его позвоночника. Всё, что было на нём, стало мокрым и липким.
 Саша, всё ещё крепко держа её руку в своей, ускоренным шагом пошёл к выходу, которые вёл к автобусной стоянке. Автобусы, которые привезли их из аэропорта в этот гостиничный комплекс, - исчезли! Это подтвердило его опасение...
- все уехали в аэропорт и, возможно уже и улетели. Страх, дискомфорт и набатный гул в голове полностью поглотили. И ему не нужно было смотреть на неё – оледеневшие пальцы уже сами сказали о её состоянии... в объятиях уже не его, а ужаса, порожденного страхом!
И только один небольшой и довольно старенький автобус с открытой дверью стоял в центре гигантской автобусной стоянки. Подбежав к  автобусу, они увидели двух мужчин, которые находились в нем. Они бурно разговаривали, размахивая руками... посматривая другу не в глаза, а куда-то вверх – повыше головы.  Саша понял, что этот разговор не начался только что и не закончится с их появлением; он не стал ждать и попытался прервать их эмоциональный разговор одним вопросом - Вы смогли бы нас прямо сейчас отвезти в аэропорт?
И, не дожидаясь ответа, задал второй:
-  Куда все уехали? Полёты уже разрешены?
Тот, который был ближе к рулю ответил, не глядя на подбежавших и не снижая накал своих глаз:
- Да... конечно... отвезу... и прямо сейчас.
И закончив фразу, вновь продолжил браниться с «партнёром». Саша вначале с растерянностью, а потом и негодованием вновь обратился к тому, кто был всё-таки всё ещё ближе, но всё ещё не за рулём:
- Так мы поедем или нет?
- Да! Конечно! Поедем... через несколько минут... но вряд ли мы успеем и догоним самолёт, - спокойно сказал «тот» и стал присаживаться за руль.
На голову Саши обрушился шквал самого жуткого шторма осознание того, что есть теперь он, где и с чем: нет жены, нет детей, нет жизни в той стране, есть и его дом и работа, где есть будущее. Картинки его будущей жизни, которую он только что сейчас своими руками... головой сотворил! Он сам себя выкинул из своей же жизни.... Сильнейший озноб охватил его тело и окончательно сковал его мозг... Душа, который раз за последний день покидала его теперь уже остывшее тело.
Облитый потом и с пересохшим горлом он попытался вскочить и позвать на помощь свою ... сидящую рядом и крепко держащую его за руку жену... её ласковый взгляд прямо ему в глаза, заботливо скользящая рука вдоль ремня, проверяющая его безопасность... не соответствовали... тому, что он только что совершил по отношению к ней.... Продолжая дышать так, будто он запрыгнул в уходящий последний трамвай, он прижался головой к плечу жены дрожал... но не от холода, а от радости... это был сон!!! Сильный сон! Саша очень хотел понять смысл этого сна, и он его понял – нельзя новым предательством искупить старое...!
Ему понадобилось ещё несколько минут, чтобы сдержать себя от того, чтобы не  броситься к ней в ноги со слезами на глазах и мольбой о прощении на устах! Он переживал сам в себе своё унижение от своего же предательства. Его совесть произвела оценку совершённого им поступка, стала его палачом и терминатором подсознательного давления, свершиться карме.
 Когда температура его тела достигла нормальной для живого человека, он смог ответить на ласковый, по-матерински нежный вопрос своей жены (!):
- Что случилось? Тебе плохо?
- Нет, мне теперь очень хорошо... просто приснился страшный сон... самый страшный сон, который может присниться..., - очень тихо ответил он.
Но она все услышала, хотя гул от торможения двигателей самолета резко нарастал... она почувствовала тепло его сердца, хотя руки его были ещё очень холодными и пальцы продолжали дрожать.
Кошмар, едва не раздавивший его грудную клетку, стал медленно покидать... душу, а освободившееся... очищенное место в ней заполнялось обновленной и чистой любовью к ней – сидящей здесь и бесконечно любящей его.