Жене моей. сб. Страх

Жене моей.

Я спускался с гор.

Снежные вершины зловеще дышали мне в спину ледяным ветром. Грозные скалы гранями острыми резали тело. И кричал я от боли. Тысячелетние камни с грохотом устремлялись на меня, падали на путь мой и преграждали его. Солнце нещадное палило непокрытую голову...

И спустился я с гор.

Виноградники и ореховые сады обступили меня. Сверкал весёлый ручей, бегущий вдоль извилистой тропы. Длинные тени от белых домов охлаждали меня. Юноши крепкие и девушки нежные спешили по делам, наполняя долину звонким смехом. Старцы важно брели к храму, беседуя о величии мира и жизни. Хозяйки с внуками отдыхали в покое под яблонями. Мужчины и женщины собирали плоды с дерев, работали по дому, дороги вели, строили школу.

Поразился я многим красотам в долине. Виноградные лозы клонились книзу под тяжестью кистей. Яблоки наливные глядели из-под зелёной листвы. Солнечные апельсины свисали до земли. И сосны, и ели, и пихты сумрачно зеленели в лесах вокруг деревни среди кудрявых берёз. И серебристая чешуя рыбная колола изредка мои израненные босые ноги. Шум людской, дурман цветов, журчанье ручья и пение птиц оглушили меня. Земля поплыла под ногами, сумрак охватил сознание, я медленно падал, не зная, на что опереться. И кто-то подхватил меня...

Ты смотрела с тревогой, а руки всё ещё были протянуты ко мне, словно молили не терять себя, держаться.

Я спросил:

- Кто дал тебе глаза, светом добрым пронзающие, цветом изумрудным сияющие?

Улыбнулась ты.

Я спросил:

- Кто дал тебе такие ресницы, под которыми ты прячешь драгоценный взгляд?

Рассмеялась ты.

Я спросил:

- Кто дал тебе плечи узкие и нежные и оставил их без мужской защиты?

И смутилась ты.

Я спросил:

- Кто дал тебе тело такое, что влечёт к себе прелестью своей?

Нахмурилась ты.

Я спросил:

- Кто дал тебе душу, ясную, чистую и лёгкую, словно дыхание младенца во сне?

Ты взяла меня за руку и сказала:

- Меня опьянили твои слова. Идём со мной.

В прохладном доме с одним окном усадила ты меня и попросила не стесняться, скинуть ветхую одежду, грязную и давно уже не спасающую ни от солнца, ни от дождя, ни от снега.

Ты омыла бережно и накрыла чистым полотенцем моё измученное тело. Ты причесала волосы мои, спутанные и жёсткие, частым гребнем своим. Ты остригла мои страшные ногти, пугающие и зверей, и людей, и детей. Ты достала холщовую свежую пахнущую лимоном одежду и отдала мне. И поцеловала мягкими сладкими губами потрескавшиеся уста мои.

И подарила бархатные ночи, одну, две... Бесконечные ночи.

И наполняли сонную тишину деревни наш шёпот, наши возгласы, наши восклицания и признания в любви. И плакал я...

Шли день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем.

И вот вернулся я с мельницы однажды, глубокая осень уже была, снял мешок с белой мукой пшеничной на зиму со спины. И удивился.

Ты стояла, собранная в дорогу, повязанная нарядным платком. Подала мне котомку, посох, и сама взяла тоже посох, узелок с едой для нас обоих и сказала:

- Ты многое знаешь и многое умеешь, я вижу. Но лишь для долины и для деревни, а для мира ничтожно мало. Идём-ка в горы. Не бойся, я с тобой, разве ты не заметил?

Я не сказал ни слова, унял свой трепет, взял послушно то, что подала ты мне, жена моя, и отправились мы в путь, не сомневаясь, что нас ждут и холод, и пекло, и бурные воды, и пропасти без дна, и дремучие леса, и звери дикие в людском обличьи...

Но и вершины, вечные и недосягаемые.