Друзья детства

        В парилке, в полумраке, сидя на верхнем, почерневшем от копоти пологе, кряхтели и истекали потом два полных, пожилых мужчины.
        – Хороший сегодня парок, – медленно двигая губами, просипел Николай Павлович. Со стороны казалось, что тяжелый квадратный подбородок мешает ему говорить.
        – Да, пар на славу, – согласился Василий Иванович и натянул фетровую шапочку поглубже на лысину.
        – Удружил Федя, уважил. Молодец! Вот только где он сам? Не знаешь?
        – Не знаю. Валентина сказала: «Парьтесь, Федя подойдет, попозже». – Василий Иванович закрыл пухлые щеки ладонями и, просунув между ними нос, усердно засопел.
        – Всё! Больше не могу, – Василий Иванович поднялся. – Пора глотнуть холодного пива и свежего воздуха!
        – И то верно, - роняя капли пота, шевельнул подбородком Николай Павлович. – Для первого раза, пожалуй, достаточно.
        Закутавшись в простыни, они выбрались во двор и, зайдя в стоящую рядом с баней оплетенную вьющимся хмелем беседку, привычно расположились за столом на скамейках.
        – Валентина! – окликнул выходящую из дома женщину Василий Иванович. – Куда Федор подевался?
        – Устал он, – глядя на мужчин большими, печальными глазами, ответила женщина. - Отдохнёт маленько и обязательно придет. К тому же, сейчас у него гость. Вы даже не догадаетесь кто – Юра!
        – Какой Юра? – Мужчины с удивлением посмотрели на довольную Валентину.
        – Ну, как какой? Юрка Бубенцов!
        – А-а, – сдвинув брови, озабоченно протянул Николай Павлович. – Объявился, значит, Бубновый...
        – Спокойно, Коля, – Василий Иванович почесал розовый лысый затылок. Затем, пошарив в стоящей рядом сумке, достал деньги и протянул Валентине. – Сходи, Валюша, в магазин, возьми водочки, колбаски, ещё чего-нибудь. Надо же отметить возвращение «блудного сына», – и, глядя вслед уходящей женщине, тихо добавил: – Ты, Коля, свои ментовские замашки брось. Валька про «Бубнового» ничего не знает. Федька ей говорит,  что Юрка на Севере, на приисках работает. Знать правду ей совсем не обязательно. Понял?
        – Понял, Вася, всё понял. И ещё понял то, что ты до сих пор к ней неравнодушен.
        – Я неравнодушен?! А ты? Вспомни себя, что ты вытворял, чтобы ей понравится!
        – Что было, то было – не отрицаю. Тогда за ней все пацаны с нашей улицы бегали.
        – Это точно. Одного до сих пор не пойму – почему Валентина за Фёдора замуж вышла. Что она в нём такого нашла?
        – А помнишь, как  к деду  Никифору в сад за яблоками лазили?
        – Конечно, помню. Особенно то, как он нас поймал и крапивой по голой заднице... Потом из пруда два часа не вылезали, отмокали. Ты тогда штаны об гвоздь в заборе порвал, и отец тебе за это дома ещё добавил.
        – Ну, вспомнил. Тебя мать самого шнуром от кипятильника порола.
        – Было дело. В то время всех пороли. И правильно делали, что пороли, зато людьми стали. Вот Юрку родители жалели, пальцем никогда не трогали и, смотри, что получилось из этого. Сколько, Коленька, он уже «ходок» сделал?
        – Четыре.
        – Вот видишь.
        – Что видишь? Ты, господин Большой Чиновник, наверное, уже забыл, что Бубновый первую ходку по твоей милости сделал.
        – Это вы забываетесь, товарищ подполковник!
        – Хорошо, Василий Иванович, хорошо. Успокойтесь. Лучше пивка попейте. В самом деле, мы сюда париться пришли, а не ругаться.
        – Вот это правильно. К чёрту воспоминания. Каких только глупостей по молодости не наделаешь.
        Скрип калитки прервал их разговор. Вернувшаяся из магазина Валентина вошла в беседку и поставила на стол большой полиэтиленовый пакет.
        – Идите, парьтесь, – сказала она мужчинам, – а я тем временем здесь всё приготовлю.
        – Что-то Федор с Юркой долго разговаривают. Передай им, чтобы прекращали болтать и шли к нам. – Василий поднялся и направился к бане.
        В бане Василий Иванович с Николаем Павловичем расселись по углам на лавке и, задумавшись, каждый о чём-то своём, принялись вдыхать горячий, пахнущий берёзовым листом  воздух.
        Скрипнула дверь. В проёме появилась голая, худая фигура человека. Блестящая от пота кожа на лысом черепе, крючковатый нос, широкие скулы и отливающие синевой татуировки на груди вызывали неприятное, жутковатое чувство.
        – Здравствуй, Юра, – поздоровался Василий.
        – Проходи, присаживайся, – пригласил вошедшего мужчину Николай, подвигаясь к стене и освобождая место на лавки.
        – Здорово, коль не шутите, – не двигаясь, продолжая рассматривать сидящих, ответил Бубновый. Затем, по-хозяйски, плеснув полный ковш воды на раскаленные камни не спеша, полез наверх.
        Поднявшееся к потолку облако обжигающего пара заставило Василия и Николая приклонить головы к коленям.
        – Ты прямо как ходячая картинная галерея, – задыхаясь от жары Николай кивнул на татуировки усевшегося рядом Юрия.
        – Посидишь с моё, и у тебя будет не хуже, – усмехнулся в ответ Бубновый.
        – Что?! Что ты сказал?! Чтобы я, подполковник милиции... – Николай поперхнулся, от негодования и закашлял.
        – Ладно, хватит вам, – вмешался в разговор Василий. – Пойдем на воздух, остынем.
        – Идите, я ещё погреюсь. А ты, Коленька, не кипи, пошутил я. Понял?
        – Тоже мне, шутник нашелся! – пробурчал недовольный Николай, выходя из парной.
        На улице в беседке Валентина заканчивала накрывать на стол. Увидав молодую вареную картошку, огурцы, помидоры, маринованные грибы, сыр, колбасу и запотевшие бутылки с водкой и пивом, хмурый Николай Иванович оживился.
        – Валенька! – восторженно произнес он. – Да когда же ты всё успела? Даже водочку остудила! Умница! 
        – Где же Фёдор? Он что, игнорирует нас? – Василий недовольно посмотрел на женщину.
        – Да нет, Васенька, что ты! Просто Федя... – Валентина тяжело вздохнула, и поправила сбившийся платок на голове. – Он чувствует себя неважно. Вы уж сами, без него начинайте, а Федор попозже подойдет.
        Расставив на столе рюмки Валентина, незаметно для мужчин, ушла.
        – Как поступим с гостем? – Николай Павлович облокотился на перила беседки, сдул с кружки пивную пену в кусты, и сделал большой глоток.
        – Думаю, что с ним нужно поговорить. Кто знает, может, надоело Юрке жить «Бубновым». Вдруг он «завязать» захотел, тогда мы чем сможем, тем ему поможем. Глядишь, и из него человек получится. Всё-таки не посторонний. Было время - не один год дружили.
        – Ага. Только, смотри, поаккуратней. Как бы этот друг детства, фокус какой-нибудь не выкинул...
        Из дверей бани, укутывая в простыню свою «картинную галерею», вышел Бубновый.
        – Иди к нам, Юрок! Отметим твое возвращение, – позвал его Василий.
        – Ну, что ж, отметим. – Глядя на разливающего по рюмкам водку Николая, согласился Бубновый.
        Разговор, на который так надеялся Василий, не получался. Юрка пил молча, а на вопросы отвечал неохотно и однозначно.
        – Послушай, Юра, – взяв рюмку, раздражённо проговорил Василий. – Как бы там ни было, мы твои друзья и зла тебе никто из нас не желает. Поэтому перестань смотреть волком, и давай поговорим по-человечески. Может быть, хватит тебе... – Василий опрокинул в рот рюмку с водкой.
        Захрустев огурцом, он продолжил нравоучительную речь:
        – Может, хватит скитаться по тюрьмам? Жизнь у тебя, как и у нас, одна, большая часть её уже прожита, а что ты видел? Небо в клеточку? А старость, она ведь не за горами. Не пора ли остепениться? По старой дружбе мы тебе поможем: на работу устроим, жильё подыщем. Держись за нас, и будешь жить так, как живут все нормальные люди... Мы всегда друг другу помогаем. Правда, Николай? Друзья для того и существуют, чтобы помогать, кто, чем может. Вот смотри, разве стал бы Колька начальником районной милиции, если бы я ему не помог? А мне, мне самому никогда б не стать заместителем мэра города, если б не помощь Николая. Понимаешь, Юра?
        – Нет, не понимаю. А как же Фёдор?
        – Фёдор! Фёдор высококлассный сварщик. Таких ещё поискать надо. Знаешь, какую он ограду у меня на даче отгрохал? А Кольке в гараже – такую систему отопления смастерил, что хоть сейчас на выставку народного творчества!
        – И это всё? А вы?
        – И мы тоже, я ж тебе объясняю: каждый помогает в меру своих сил. Кто чем может, тем и поможет. Тебе тоже поможем, правда, Коля?
        – Конечно. Только про старую жизнь придется забыть. Начинай, Юрка, жить по-новому, и не зубоскаль, а с уважением прислушивайся к тому, что тебе говорят.
        – Я вас правильно понял: «Кто чем может, тем и поможет»?
        – Правильно, Юра, правильно. Мы всегда протянем руку помощи, если друг окажется в беде. Только попроси.
        Василий Иванович и Николай Павлович выжидающе посмотрели на Бубнового.
        – Попросить?! А не пойти ли вам, – чеканя каждое слово, произнес он, – друзьям-товарищам, куда подальше?
        Сплюнув в кусты растущего у веранды крыжовника, Бубновый встал.
        – Пойду, погреюсь, а то от таких разговоров совсем озяб.
        Оставшись одни, Василий Иванович и Николай Павлович выпили, и стали собираться домой. Удовольствие от бани было испорчено окончательно.
        – Нашли перед кем распинаться. Сколько волка баснями не корми, всё равно соловьём  петь не станет.
        – Это верно.
        – Вы уже уезжаете? – спросила их вышедшая из дома взволнованная Валентина, от которой пахло лекарством.
        – Да, Валентина, нам пора, – за двоих ответил Василий. – Спасибо Фёдору за баньку, жалко, что самого его не увидели. Передавай ему привет и пусть в следующий раз, когда приедем парится, постарается не болеть. А с этим, – кивнул он в сторону бани, – поосторожней. В случае чего, звони в любое время суток.
        Огорченные неудавшимся вечером мужчины попрощались с хозяйкой. Не обратив внимание на то, что женщина хотела, но не решалась им что-то сказать, вышли за калитку и, привычно сев в служебную «Волгу», уехали.
        На следующее утро, в понедельник, заместитель мэра города появился на работе злым и раздражённым. Подчиненные, знавшие суровый характер шефа, старались не попадаться ему на глаза. Перед обедом, в приемной, заставив вздрогнуть молоденькую секретаршу, из громкоговорителя внутренней связи раздался резкий, сухой голос:
        – Пригласите ко мне начальника отдела районной милиции. Быстро!
Через десять минут Николай Павлович входил в кабинет Василия Ивановича.
        – Я, кажется, догадываюсь, что случилось, – сразу с порога начал он. – Тебя тоже обокрал Бубновый.
        – Что значит «тоже»?
        – А то, что после бани у меня из кармана пропала тысяча долларов. А у тебя сколько?
        – Без мелочи – две тысячи зеленью.
        – Вот сволочь! Мы ему – жилье, работу, а он... Послушай, давай съездим к Федьке, может они знают, где найти этого гада!
        – Поехали, только ты там поаккуратней. Не напугай Валентину.
        Стиравшая во дворе бельё Валентина, увидев остановившуюся у дома «Волгу», вытерла о подол мокрые руки, и поспешила навстречу гостям.
        Выйдя из машины, мужчины, громко хлопнув дверцами, решительно направились к калитке, но открыв ее, удивлённо переглянулись и остановились. К ним шла помолодевшая, радостно улыбающаяся, сияющая от счастья Валентина.
        – Дорогие, родные мои мальчики! Спасибо тебе, Коленька... Спасибо тебе, Васенька... Я вам так благодарна, так благодарна... Вы самые настоящие, самые лучшие во всём мире друзья...
        – Ничего не понимаю, – Василий посмотрел на Николая, но тот в ответ замотал головой. – Валентина, прекрати причитать и объясни, что произошло?
        – Что тут объяснять? Вы теперь и сами всё знаете. Я давно хотела об этом вам сказать, только как-то неудобно было, да и Федор запретил. Он уже одиннадцатый год как в больнице на учёте состоит, лёгкие у него больные, а этой весной Феде совсем плохо стало, и врачи сказали, что нужно срочно в Крым на курорт его везти. Только путевки очень дорого стоят, нам за всю жизнь столько не скопить. Вот, а вчера вечером перед уходом Юра говорит мне: «Я у себя, на Севере, на таких насмотрелся. Если Фёдора не вывезти на юг, то он и года не протянет. Поговорю,  говорит, с Василием и Николаем, все-таки друзья, помогут». Да, а сегодня пришёл и принёс от вас две путевки, деньги и билеты на самолёт. «Путевки, говорит, Василий в администрации бесплатные выбил, а на работе у Коли оплатили проезд. Так что собирайтесь и езжайте. Ребята попозже, попрощаться приедут». Сказал и ушел. Да, совсем забыла! – всплеснула руками Валентина. – Он вам записку просил передать!
        Женщина ушла в дом, а оставшиеся на улице мужчины принялись с усердием рассматривать растущие у забора лопухи. Они уже поняли, что своих денег им никогда не увидеть, так же как не увидеть и Юрку Бубенцова, но кроме горечи и досады из-за потерянных денег, у них появилось какое-то непонятное чувство, которое заставляло их молчать, отводя друг от друга взгляд.
        Вернувшаяся Валентина протянула Василию сложенный листок бумаги. Развернув его, он с трудом прочитал кривые, с корявыми буквами строчки и, ни на кого не глядя, сунул записку Николаю.
        – Когда самолёт, Валя? Я пришлю машину, она отвезет вас в аэропорт.
        Тяжело вздохнувший за спиной Василия Николай, скомкал записку и швырнул её в лопухи.
        – Обязательно, – обратился он к Валентине, – обязательно позвони, когда доберётесь, и вообще, звоните почаще. Мы тут без вас скучать будем и волноваться. Правда, Вася?
        Василий утвердительно кивнул.
        Через минуту Василий Иванович и Николай Павлович уехали, а Валентина, развесив на верёвке бельё, поспешила в дом. В опустевшем дворе всё замерло, затихло. Только у калитки, зацепившись за бархатный лист лопуха, раскачивался маленький, мятый клочок бумаги, на котором рукою Юрки Бубенцова было написано: «Рад, что благодаря вам, друзья-товарищи, принял участие в судьбе Федора. Извините, но как смог, так и помог. Бубновый».