Клетка

 



               
 Очерк сов. времени.               
     15.01.18

Эта супружеская чета сопровождала нас большой кусок нашей жизни. Мы жили с ними ещё на знаменитой  «Стрелке»  за вокзалом, место вообще весёлое. У нас на задах располагался  районный Морг, всего метров пятьдесят. Но, жильё кроме  крупных начальников в Союзе никто не выбирал, желающих то было  много.  Особо после войны,  это в обще был главный дефицит СССР.  Старое жилье, построенное до  октября,  благополучно  сгнило. А новое строить было некогда, потому, что в угаре первых пятилеток об этом как-то не думалось, обходились бараками, которых было видимо, не видимо по всей нашей необъятной  Родине.

Потом появиться термин барачное поколение и грустная прибаутка: Зачем нам Лёнин  делал «революшен», а затем чтоб из домов загнать в бараки, ведь у Николая - «кровавого» народ жил в основном (кроме бродяг) в своих домиках.
И никаких ограничений  размеров домов и участков  не было и в помине. Но, не для этого нас Лёнин  освободил, а чтоб всех построить строем и гнать неразумных в светлое будущее, то есть в загробную жизнь.

Но вернёмся к нашим соседям, в новый дом мы въехали все вместе. Это были какие-то улучшенные двухэтажки, наверно по немецкому проекту, в домах было по четыре квартиры, в трёхкомнатном варианте. Путём нехитрых подсчётов  мы определяем  всего двенадцать коммуналок и столько же семей.
Квартиры отдельные полностью  после войны занимали только высокие начальники, остальные члены были рады, когда давали комнату, пусть и неблагоустроенную, ведь о благоустроенном жилье никто не мечтал, да попросту и не знали, чего это такое. Настолько мизерный  был   процент такого жилья  в Советском Союзе.

Мои предки были очень рады, что получили комнату, так как жили в бараке, купив комнату у знакомой паспортистки, не такой уж был тиранский режим, если торговали казённым жильём из-под полы и не боялись.   В нашей  коммуналке  поселилось  три семьи: это пожилая чета Модест Иванович и его супруга Софья Павловна, осколки ещё той старой жизни, оба бухгалтера по специальности. Люди уже пожилые и безответные, но очень воспитанные и культурные, сохранившие свою воспитанность,  не смотря ни на что. Они часто сидели с моей сестрой, если мои предки отпрашивались у них куда-нибудь на день рождения или ещё чо. Интеллигентность просто так не раздают, это по моим наблюдениям свойство врожденное, и образование высшее тут не причём, можно быть хоть трижды образованным, но не иметь ни капли интеллигентности, что в моём понимании есть воспитанность и та внутренняя культура, которой так не хватает современным людям.

Другими сожителями, были ровесники моих родителей чета Мирошкиных-Арениных, с большим перекосом в возрасте.Петро работал вместе с моим отцом, был машинистом паровоза, но с начальством  он ладить не умел и его, постоянно держали  в резерве, то есть затыкали им дыры в стройных рядах поездных бригад. Был он мужик очень темпераментный и горячий, наверно  родом  с  Юга, этот характер прямо пожарный не давал ему расти по службе, он вечно спорил с начальством, да и был не робкого десятка. Ведь в войну он служил на Дальнем Востоке проводником служебных собак и сделал  семнадцать задержаний вооружённых  нарушителей  госграницы.  За это имел медали.  Был он щуплый из себя и вёрткий как веретено,демобилизовавшись, он через год женился на одной эвакуированной Ленинградке, лет на десять младше его. К слову сказать, эти эвакуированные из опасных районов  в основном  были без документов и лихо врали, при составлении  всяких справок,  немилосердно  прибавляя  свой возраст.

Об этом мне рассказывала моя мать, когда я спросил её, что больно Маруська выглядит молодо. Мать заявила довольно зло: так они все себе  годов   прибавили  лет по десять – двенадцать, - засранцы бессовестные.

Судьбы наших соседей сложились по-разному:  Модест Иванович и Софья Павловна так и умерли в этой коммуналке, отец  сам  организовывал  эти грустные  похороны,  ведь их единственный сын погиб ещё в сорок первом, под Москвой. А с Арениными мы расстались  временно  лет на несколько,  когда мой отец получил отдельную квартиру,  как партийный секретарь на крупном предприятии.  Но пути господни неисповедимы  и мы снова с ними воссоединились  уже в другом доме теперь благоустроенном,  через десять лет  они опять  стали нашими соседями по подъезду. Я частенько забегал к ним, когда был подростком, ведь я считал их почти родными, когда  пришёл с армии, мои родители были в отъезде и первые меня встретили Аренины. Тогда ещё с соседями жили дружно и открыто.

Но нельзя вечно жить в колыбели и жизнь закрутила,  понесла меня в своём потоке, прошло много лет. И я узнаю как-то  от матери, что дядя Петя случайно погиб, оступившись  на лестнице, ведь  ему уже было за  восемьдесят. Мать  ничего не добавила, сказала подробностей,-  не знаю. Ты погоди,  оно  время-то покажет, разбился  сам  или ему помогли,- добавила она. Прошло ещё с год, и я узнаю, что тётя Маруся продала квартиру и уехала к племяннику в Воронеж.

Сижу в очередной  раз у матери пью чай, она мне и говорит,- Ты знаешь, а ведь Маруська это наша столкнула Петра  с лесенки,  шебутные  они были очень.  Я случайно узнала, что соседи  недавно написали на неё в милицию, - видели они в глазок  как,  дело было!