Бездна. Глава 13-1. Агония
Да, я вернулся! Матери даже словом не обмолвился о морских приключениях, сделал вид — жизнь распрекрасна, как у селёдки в бочке перед отправкой на консервный завод! Нет, мама, всё здорово, просто по причинам экономического кризиса нас распустили раньше времени, заработка минимум, зато вволю попутешествовал по дальневосточной тайге!
После обеда мать ушла на работу, а я отрешённо валялся на диване, благо, было двадцать девятое августа. Последние дни свободы. Хотел сходить в универ, на разведку. Поди, не отчислили… Но поленился встать с дивана.
На следующий день, то бишь, вчера, был у Алексея.
— Я отчислен, — как-то совсем просто сказал он, собирая урожай чеснока.
— За что?
— Не сдал экзамен по коммунизму.
— Мне тем паче голова с плеч. Будешь бороться за восстановление?
— Зачем?
— И правда — зачем? — я помолчал и вдруг с отчаянным вызовом: — Махнём на мой остров!
Я не надеюсь на положительный ответ. Так, на всякий случай. Меня подмывало рассказать о морских приключениях, но…
— Да-да, ты что-то про остров говорил, — а сам отвернулся — чеснок уродился на славу! Нужен ему мой остров… у него свой островок в шесть соток, ему много-то надо? Зато какой чеснок…
Я хотел побыть у Лешки до обеда, пока мать не уйдёт на работу, чтобы без лишних вопросов — успокоиться, подумать о жизни. Но ему сейчас не до меня.
В университете я ещё не был. Сомненья нет! Приказ о моём отчислении подавно готов. Не простит Философ пятёрки по диалектическому материализму! Ах да, сегодня тридцать первое августа, завтра на учёбу можно не ходить, всё равно я отчислен. А вдруг не отчислили, вот бы узнать…
Вместо того, чтобы идти в универ, я в возбуждённом состоянии бесцельно ходил по закоулкам города.
Мне грозит отчисление из университета. Как перед мамашей оправдаться?
Вдруг не отчислили? Но если Алексея отчислили, то меня — подавно!
Я даже не посмотрел на очередную претендентку в гарем: слишком тоскливо, чтобы устраивать эротическую жизнь. Взгляд бесцельно блуждал по серым плитам строительных ограждений, по тусклому кирпичу пятиэтажек.
Когда проходил мимо драмтеатра, глаз зацепился за плакат, белевший на мрачно-зелёном заборе. Среди непонятных клякс-каракуль крупными буквами выделялось слово “Реванш”.
Я подошёл ближе. (Сладковато-кислый холодок депрессии — в груди — в самом центре сердца: мне грозит отчисление из университета!) Каракули приняли очертания кожаных мальчиков с автоматами. Подпись гласила, что местная рок-группа «Экстаз» после длительных заграничных гастролей приглашает всех на грандиозное действо. Обряд переименования группы заставит содрогнуться даже самых равнодушных обывателей. Новое имя — «Агония» — напомнит людям о призрачности бытия…
Внизу плаката кляксообразными буквами было написано «Мы хотим смерти этого подлого мира!» Я тоже хочу! Я пойду на концерт! Познакомлюсь с местными бунтарями. Мы хотим смерти этих деканов и философов!…
… ведь мне грозит отчисление из университета… без всякой надежды на восстановление и реванш… лишь в последний раз сходить на урок этики…
Билеты начали продавать тридцать первого августа, сегодня — за месяц до концерта, накануне учебного… всё ещё не знаю, учусь я или отчислен.
Матери пробормотал про университет и рано утром побежал занимать очередь в кассу.
Когда я подошёл к драмтеатру, то увидел очередь — стометрового осьминога.
С ночи они, что ли, здесь стоят?..
Один отросток очереди показался чуть поменьше, и я приклеился нему. Стал ещё одной присоской!
Через полчаса щупальца осьминога набухли, разрослись вширь и в длину.
Ближе к открытию кассы очередь уже не напоминала щупальца осьминога. Теперь это было огромная живая амёба из человеческих тел. Кто-то пустил слух, что начали продавать билеты. Амёбообразная толпа вдруг ожила, задние налегли на счастливчиков возле кассы, толпа спрессовалась, округлилась… Нет, на пчелиный рой не похоже, пчелиный рой — единая семья, одно целое, где каждый помогает каждому другому. Толпа была монолитной, но враждебной и мне, и любому её элементу. Я думал, что под прессом я окажусь ближе к заветной кассе. Но до цели становилось всё дальше. Зато совсем близко я увидел край толпы.
Подошли несколько подвыпивших парней.
— Эй, толпа, расступись! — закричал один из них. Парни заржали. — Ты чо, толпа, не понимаешь? Расступись, толпа! Я иду!
Толпа уплотнилась. Я оказался ещё ближе к краю. Немного, и буду выдавлен.
Через минуту один из парней с помощью дружков взгромоздился наверх и полез прямо по головам к кассе.
Когда он приблизился к моей мокрой от пота голове, я от злости схватил парня за куртку и волосы и стал что есть мочи тянуть вниз, в толпу. Стоящие рядом парни удовлетворённо засмеялись и с трудом расступились, освобождая место для наглеца. Они помогали втискивать его в недра толпы.
После нескольких минут безвольного болтания ногами наглец стал грязно ругаться и грозить немедленной жестокой расправой. Не страх перед угрозами, но отвращение к унизительной давке и охватившая меня злость подтолкнули выбираться из жуткого стойла “бунтарей”.
Но выбраться я уже не мог, лишь пассивно поддавался колыханию тел. Я начал понимать, что нужно бежать, иначе меня либо раздавят, либо затопчут.
Начали продавать билеты. Течение толпы резко изменилось; и это вытолкнуло меня и стоящих за мною наружу. Давление ослабло, я свободно вздохнул и подумал: билет покупать не буду, знакомиться с бунтарями на концерте не хочу, потому что бунтари могут лишь толпой биться у билетной кассы. И вообще на меня напал новый приступ тоски то ли от близкой перспективы быть размазанным по асфальту ненавистной толпой, то ли просто от недостатка селена в организме.
Нет, такой реванш не нужен. Есть реванш толпы. Но есть мой реванш! Я сам могу делать любую музыку, я сам могу любому устроить агонию! Расступись, толпа! Я иду! — я уныло поплёлся в парк, выдумывая, как завтра буду оправдываться перед старостой или, чего доброго, перед А-э-литой за неявку в универ накануне учебного года. Но урок этики я не пропущу!
Я опустился на скамью и попытался расслабиться. Не получалось.
Свидетельство о публикации №218012000892