225. Школа даосов об ощущении самого себя

225.

ОБ ОЩУЩЕНИИ САМОГО СЕБЯ

В беседе с монахом Досином из канадзавского храма «Ниндзя-дэра» мы затронули тему об ощущении самого себя в этом мире. Монах сказал мне: «Для того, чтобы познать мир, нужно вначале познать самого себя и ощутить своё присутствие в этом мире. На первый взгляд кажется, что это сделать очень просто, но это не так. Ведь наше присутствие в мире не всегда бывает адекватным действительности, и тому, что мы часто переживаем, а то, что мы переживаем, не всегда отражает то, что в реальности происходит в мире. Ранее мы уже говорили о том, что общество приучает нас смотреть на мир через призму стереотипов, и порой не видеть того, что есть на самом деле. И для того, чтобы избавиться от этой болезни нужно «просветление» и осознание своего присутствия в мире, а для этого необходимо перестроить обыденные наши психические структуры на качественно иной основе, вызывая у нас прорыв к просветлению и возрождению к новой жизни, когда мы переходим на новый психический уровень, и в нас восстанавливается наша способность (утраченная в процессе культуризации и социализации посредством правил «ли») воспринимать мир таким, каким он является в действительности, без концептуализации и дуализации явлений окружающей действительности, то есть, воспринимать мир живых и мир мёртвых совершенно непосредственно и адекватно, не опосредуя процесс восприятия вербальными и понятийными структурами. Когда мы отделяем себя от мира, то всегда чувствуем себя одинокими. Одиночество преследует нас повсюду, даже в шумной компании (об этом, кажется, говорил ещё ваш поэт Лермонтов). И любому человеку трудно обрести соседство с родственной душой. Иногда поиски этой родственной души продолжаются всю жизнь, но и даже после своей смерти человек редко находит то, к чему стремится, потому что сама душа человек является редким феноменом. Обычно нашу самость в мире никто никогда не сможет повторить, в этом и заключается вся ценность существования нашего собственного «я». Так неужели, оставаясь в своей личностной оболочке, мы всегда будем оставаться чуждыми этому миру? Нет. Когда на нас нисходит просветление, а это происходит после всех испытаний и треволнений, то мы как бы попадаем в новый мир, и все там кажется на новым, но проходит определённое время, и всё опять меняется, и в новом мире старый порядок восстанавливается целиком и полностью, всё как бы возвращается на свои места».

Услышав эти слова, я вспомнил то, о чём мне говорила моя цветочная фея Ханако, рассказывая о просветлении дзэн-буддиста Цинъюаня, который говорил о том, что «горы становились горами, а реки – реками». В этом процессе интенсивной психической тренировки и саморегуляции существенно менялось мироотношение и мироощущение монаха, когда мир оставался прежним, а менялась лишь точка зрения, и человек уже не чувствовал своего одиночества, смех монаха во время просветления означал не только радость возрождения к новой жизни, но и победу над смертью. Человек уже превозмогал хаотическое душевное состояние, который вёл к распаду психических связей и функций, способный повлечь за собой действительную, а отнюдь не мнимую гибель человека как личности. И дзэнский смех, в этом случае, имел антиэнтропийную направленность и как таковой был ярким и красноречивым отрицанием смерти, признаком «безумной» мудрости, которая, «неожиданно, открыв путь жизни в пучине смерти, разражается искренним смехом». Именно об этом говорил Генрих Гейне в своём стихе:

Это мудрое безумье!
Обезумевшая мудрость!
Вздох предсмертный, так внезапно
Превращающийся в хохот!

«Сейчас мне понятно! – воскликнул я, перебивая речь монах. – Когда я смеюсь, я побеждаю этим смехом свою смерть»!

«Вот именно, - подтвердил он, - благодаря своему смеху ты не только ощущаешь своё присутствие в действительности, но и продлеваешь свою жизнь, побеждая смерть. Даже свою смерть можно встречать со смехом, обретая бессмертие. Когда человек ничего не боится, он легко вступает в бессмертие».

«Так что же такое бессмертие»? – спросил я, не в силах удержаться.

«Бессмертие, - ответил он, - это растворение своей самости в вечности. И это понимали многие патриархи дзэн-буддизма. Так, например, третий чаньский патриарх Сэнцань встретил смерть стоя и с приветственно сжатыми руками. Чжисянь из Хуаньцзи, умирая, спросил: «Кто имеет обыкновение умирать сидя»? – «Монахи», ответили ему. «Кто умирает стоя»? – снова спросил он. «Просветлённые монахи», - ответили ему. Тогда он опустил руки вниз и стал прохаживаться и, сделав семь шагов, умер. Когда Дэн Иньфэн собирался умирать перед «Алмазным гротом» на горе Утайшань, он спросил: «Я видел, как монахи умирают сидя и лёжа, но умирал ли кто-нибудь стоя?» - «Да, некоторые умирали стоя», - ответили ему. «Ну, а как насчёт того, чтобы умереть вниз головой»? – спросил он. «О таком не слышали!» - ответили ему. Тогда Дэн встал на голову и умер. Его сестра-монахиня, находившаяся рядом, сказала: «Когда ты был жив, ты всё время пренебрегал правилами и обычаями, и вот теперь, даже будучи мёртвым, нарушаешь общественный порядок»! Другой святой Пухуа устроил перед своей кончиной целое представление. Перед своей кончиной он отправился на городской рынок за милостыней. Придя на рыночную площадь, он стал просить людей, чтобы они пожертвовали ему на монашескую рясу, однако отказывался от любой одежды, которую давали ему люди. Узнав об этом, Линьцзи велел делопроизводителю монастыря купить гроб. Когда Пухуа вернулся с рынка, Линьцзи сказал ему: «Я пожертвовал тебе вот эту одежду». Пухуа взвалил на плечи гроб и ушёл. После этого он стал ходить по рыночной площади, извещая всех: «Линьцзи пожертвовал мне эту одежду и теперь я отправляюсь к Восточным воротам умирать». Люди, находящиеся на рынке, благоговейно последовали за ним, чтобы посмотреть на его кончину. Но затем Пухуа заявил: «Сегодня ещё рано, я представлюсь завтра у Южных ворот». И вот так три дня он морочил людям голову. Когда люди перестали ему верить и на четвёртый день никто не пришёл на его кончину. Он в одиночестве вышел за городские ворота, сам залез в гроб и попросил случайного прохожего заколотит его гвоздями. Ты спросишь, почему патриархи превращали свою смерть в смех и клоунаду, и я скажу тебе, что в преддверии нирваны святые монах превращали свою смерть в новое рождение, пробуждая к жизни свою самость. Ведь только тот человек, кто расстаётся с самим собой, может вновь переродиться, поэтому бессмертные, прежде чем вновь стать самими собой и обрести свою новую самость, должны, побеждая смерть, обрести внутреннюю свободу, освободиться от всего и прежде всего от самого себя. Поэтому на бессмертных и смотрели как на нечто такое, о чём говорил французский поэт Бодлер в своих стихах: «…вот к вам идёт свободный и весёлый мертвец», потому что человек остающийся в своей самости даже после своей смерти, навсегда останется мертвецом, ибо вечно умирающее не способно переродиться. Для нового начала всегда необходим конец старого. На даосов это не распространяется, потому что даосы способны вечно сохранять свою оболочку при получении бессмертия».

«Значит, - сказал я, задумавшись, - для того чтобы получить бессмертие, нужно выйти из границ своей самости»?

«Совершенно верно, - подтвердил мою догадку монах, - свою самость мы можем сохранять всегда, даже после нашей смерти, но для того чтобы продлиться нам необходимо меняться, а для этого нужно расставаться со старым, освобождаться от него. Только при таком условие человек сохраняет возможность своего продвижения».

Вечером во время беседы со стариком Накамура, я поинтересовался, что он думает по этому поводу, и он сказал: «Я согласен с тем, что мы все страдаем от одиночества в силу своей замкнутости в себе, и для того чтобы освободиться от уныния и чувства разделённости, нам просто необходимо общение, ведь во время любого общения мы можем, оставаясь внутренне самими собой, всё же двигаться дальше и преодолевать другие сферы инобытия».

Сказав так, он дал мне текст, который я перевёл следующим образом:    


ВЫНУЖДЕННОЕ ОДИНОЧЕСТВО
 
Поэт Не Сун-янь (1) рассказал, как важно нам общенье:
«Монах монастыря Цзяочжоу в пору листопада
Открыл окно, чтобы проветрить в верхнем помещенье,
И подышать на свежем воздухе, любуясь садом.

Как днём было в саду, светилось всё под лунным светом,
Монах увидел человека, тот, как бы скрываясь,
Стоял, к большому дереву спиною прислоняясь,
Боясь, что он ворует овощи, спросил: «Кто это»?

Вопрос услышав, человек в поклоне вмиг склонился.
- «Не удивляйтесь, я – дух мёртвого, - затем ответил, -
Наставник, извините, что вас там я не приметил,
Иначе перед вами ни за что б не появился».

- «Чего ж тогда не возвращаешься к себе в могилу»? -
Спросил монах. «У нас свои компании бывают,
И каждый держится своих, за то, что сердцу мило, -
Ответил тот, - чужих, как и у вас, все избегают.

При жизни книжником я был, но к моему несчастью,
Меня тогда на кладбище большом похоронили,
К судьбе моей лишь коновал Ся проявил участье,   
Другие же меня все стороною обходили.

Я им не подхожу, и потому сбежал оттуда,
Сейчас пока же здесь я временно обосновался».
Сказав, исчез он. А монах же подивился чуду.
Потом, когда его он видел, тот не отзывался.


Примечание

1. Не Сун-янь – прозвание Не Цзи-мао, поэта и учёного XVIII-го века.

 (продолжение следует)

Власов Владимир Фёдорович