Ядерное Помешательство

Дима с рождения был слабеньким ребёночком. Болезненный. Неврозный. Замкнутый.

С рождения у врачей были подозрения, что он чем-то болен. Безуспешно пытались диагностировать то аутизм, то синдром Аспергера, а я же склонялся к мысли, что он вполне здоров, просто уязвим. Полагал, что для благополучия нужен лишь должный уход за мальчиком. Но родители были со мной не согласны.

В тот роковой день, когда всё началось, Дима с раннего утра был слишком угрюмым. Мама сослалась на то, что им пришлось слишком рано проснуться, чтобы собраться далеко поехать. Чтобы искупаться в проруби. Пройти Крещение Господне.

С точки зрения взрослого всё понятно. Каждый из нас, чувствуя ответственность за собой и зная, что завтра нужно будет рано вставать, чтобы куда-то отправиться, испытывает естественный дискомфорт. Это нам не свойственно, это не в нашей сущности, следовать супротив воли организма, но мы делаем это.

Поэтому родители сочли реакцию Димочки за норму. Любому ребёнку свойственно капризничать.

Всю дорогу он молчал, угрюмо смотря в окно автомобиля. Дима всё также угрюмо смотрел на всех исподлобья, когда они уже приехали и стали готовиться к Крещению.

— Мама, я не хочу, — сказал наконец-то Дима почти в самый последний момент.

Он думал о том, чтобы устроить истерику дома. Может быть, тогда они отправились бы к проруби, оставив его одного дома. Но побоялся, зная то, как родители могут отреагировать в ответ на такое поведение.

«...Я полагал, что для благополучия нужен лишь должный уход за мальчиком. Но родители были со мной не согласны...»

Отец Димы был настоящим мужиком, который всю жизнь поработал то сварщиком, то автомехаником. Он не знал иного метода воспитания сына, кроме как перстом величественно указывая путь, карая за неповиновение. Потому что он взрослый и знает, что такое жизнь. А значит, неповиновение — абсурд.

Мать же сама страдала множеством неврозов, часть из которых вынуждена скрывать ото всех. Можно сказать, во многом мальчик приобрёл свою болезненность благодаря ненадёжным генам. Но вместо того, чтобы содействовать сынишке, которого мать должна была прекрасно понимать, она явно сошла с ума на религиозных поверьях, считая, что всё это происходит от бесов.

Она часто использовала это слово. Бесы. Каждый раз получая от старшего брата (дяди Димы) уничижительный смех, когда это происходило, например, за праздничным столом. Тот смеялся, спрашивая, о каких таких бесах она говорит. Та замолкала. Не потому что её старший брат был атеистом, а потому что у него был диплом о высшем образовании с отличием по религиоведению, а она в свою очередь не прочла ни одного священного писания.

— Бесы? Ты о тех сказочных тварях, которые были приспешниками тёмных духов в старославянской мифологии? О тех самых, вера в которых являются богохульной? Антихристианской?

Атеист, прекрасно разбирающийся в религиях и мифологиях, несколько не были бы разумными его рассуждения, всегда будет казаться верующим как источник какого-то бешеного абсурда, как человек, от которого доносится параноидальный бред. Удивительно, но только в отношении разумных людей, верующие не видят ничего религиозного, сводя их правоту к научной терминологии, в которой совершенно ничего не смыслят. Они пользуются словами, в которых не разбираются, применяя их неверно, после чего сами же взрываются, когда оппоненты цепляются за каждое слово.

— Хватит нести чушь! — или, — Ой всё! — единственные две фразы, к которой сводилось все споры брата с младшей сестрой.

Короче говоря, Дима понимал, что была высока вероятность, что в ответ на его истерику родители попросту его отругают, отшлёпают, а затем насильно отправят всё-таки купаться в проруби.

Но что в итоге? Таки устроил истерику, но только перед самым купанием, когда уже подошла их очередь. В такой ситуации, понятное дело, родители не будут церемониться. Во-первых, остался один шаг до того, чтобы начать и закончить процессию. Во-вторых, публичная истерика лишь сильнее заводит родителей в желании наказать ребёнка.

— Не он первый, не он последний. — Сказал поп, разодетый в цветастые одёжи, и схватил Диму за обе руки.

Истерика. Нет. То, что было до этого, родители ошибочно принимали за истерику. Это был просто детский каприз. А вот когда священник схватил мальчонку за руку, тогда началась настоящая истерика.

Визг разразился на всю округу. Стыд — вот, что испытывали родители мальчика, стоя за спиной священника.

Считается, отсутствие брезгливости — одно из важнейших требований в процесс врачей и криминальной юриспруденции. Я же добавил бы в этот список священников. С какими же людьми им только не приходится сталкиваться. Если провести тест IQ среди верующих, велика вероятность, что их средний показатель значительно ниже среднего общего числа людей. Психически больные, прокажённые, алкоголики, уголовники и иной огромный пласт люмпен-плебса. Но служители церкви сами выбрали свой путь. Они знали, куда и зачем идут. Значит, это место для не брезгливых и амбициозных.

Лицо попа не источало никаких эмоций. Мальчик был для него как мешок с костями и органами. В нём будто даже не оставалось места для души.

Говорят, что душа весит тридцать грамм, что опередили посредством взвешивания больного в канун смерти и постфактум. А ещё говорят, многие после смерти непроизвольно опорожняются. Может ли быть так, что происхождение души связанно с естественным испусканием человеком газов? И может ли быть так, что гении современной науки чьи-то экскременты сочли за душу? О чём это говорит? Об их отношении к науке? К религии? К душе как идее? Или это их бессознательное представление собственного Я?

Истерика Димы не прекращалась даже после того, как его втерли полотенцем. Даже после того, как его отвели в тёплое здание. Даже тогда, когда мать, не зная уже что и делать, крепко обнимала его и просила перестать. Даже тогда, когда отец кричал на него, чтобы он прекратил это безобразие. Даже тогда, когда они ехали уже обратно домой, переполняясь мыслями о том, насколько же они одновременно любят и ненавидят своего сына.

Наверное, также, как и Бог, которому приписывают бесконечную любовь к детям своим, не прекращая при этом снабжать их новыми и трудоёмкими испытаниями. Одни скажут, что так может поступать только психически больной маньяк. Другие же скажут, что только обладающий человечностью, слишком человечностью, способен, испытывая естественную ненависть к неприемлемому с позиции установки ценностей, бесконечно любить. Жестоко и уверенно наказывать, когда это нужно, калеча при этом свою душу.

Только когда семья уже практически подъехала к дому, мальчик уснул. Отец был вне себя от всей этой ситуации, но эмоционально держался, сопротивляясь желанию бросить всё и пойти знатно напиться. Он взял сынишку на руки и отнёс его в квартирку, в его комнату и уложил спать.

Проснувшись ближе к обеду, Дима уже не скандалил, но замолчал и вёл себя угрюмо. Родители сочли это за какой-то очередной невроз. Но даже тогда они не решили обратиться ко мне за помощью. Ко мне они обратились только спустя три месяца, когда уже наступила весна.

— Хорошо, дайте мне говорить с мальчиком один на один, ладно? — сказал я, выслушав всю историю.

Как ни странно, родители не сопротивлялись моей просьбе, хотя уверен, в любой другой ситуации возмутились бы, но, видимо, врачебный авторитет непоколебим перед родительским.

— Дима. Может поговорим, почему твои родители привели тебя ко мне?

— Нет.

— Нет? А почему?

— Не хочу.

— Ты знаешь, почему твои родители привели тебя?

— Потому что они ненавидят меня.

— Почему ты так решил?

— Они издеваются надо мной. Уже несколько месяцев. И я слышал, как отец маме сказал, что ненавидит меня. А она ему ничего не сказала. Просто согласилась.

— Они говорят, что ты перестал разговаривать, но со мной ведь ты говоришь.

— Да. Я не хочу с ними разговаривать.

— Но они подумали, что ты вовсе перестал со всеми общаться.

— Они тупые.

— Почему ты так зол на них?

— Зол? Как Вы думаете? После всего того, что они со мной сделали.

— А что они сделали?

— Разве они не рассказали?

— Я хотел бы послушать твою версию.

— Хорошо. В начале года мы отправились купаться в прорубь. Там я повёл себя немного неправильно.

— Что ты имеешь в виду?

— Неприлично. Стал кричать, вырываться и ругаться. Но меня схватил какой-то мужик и стал купать в ледяной воде. Мне это не понравилось.

— Ты раньше никогда не купался в проруби?

— Нет. Я и не знал, куда мы едем.

— Тебе родители не рассказали?

— Нет. Они просто сказали, что мы куда-то рано утром поедем. Меня ни о чём не предупреждали.

— Они рассказали, что ты вёл себя неприлично вплоть до возвращения домой.

— Да. Так и есть.

— Почему?

— Потому что, когда я узнал, что меня будут купать в ледяной воде на морозе, я попросил маму, чтобы она этого не делала. Но вместо этого она отдала меня этому бородатому дядьке.

— Священнику?

— Да. Я просил её не делать этого. А она назло сделала мне так, как ей хотелось. Так, как ей было удобно. Вот я и в ответ на зло, как мне хотелось и как мне было удобно, начал кричать, пока не уснул.

— Ты хотел отомстить?

— Да.

— Что ты испытывал к родителям в тот момент?

— Не знаю. Мне просто хотелось, чтобы они почувствовали такой же дискомфорт, который почувствовал я.

— Как ты думаешь, ты добился своего?

— Не знаю. Думаю, что нет. Потому что вместо того, чтобы успокоиться, они повели меня в церковь. Там рассказали какому-то батюшке, что произошло. Он же им сказал, что у меня какие-то там бесы. Сначала ограничились вложениями. Свечки за меня ставили. Затем какую-то службу заказали. А когда по их мнению этого оказалось недостаточно, заплатили за выселение из меня этих бесов. Начали мучить меня прям в этой церкви. Брызгали водой, тыкали в лицо иконами и крестами. И тогда у меня вновь началась истерика. Только в этот рад я уже не на зло сделал, а сам не знаю почему. Просто, по-моему, это так ужасно.

Закончив диалог с мальчиком, я прописал ему несколько лекарств, не обязательных к употреблению, а просто в качестве рекомендации.

— Это на случай, если вдруг повторятся случаи истерики. Успокоительное, — сообщил я родителям. — В принципе ваш мальчик здоров. Всё с ним в порядке. Просто несколько впечатлительный и эмоциональный. Просто не стоит в следующий раз его брать с собой в незнакомые ему места. В том числе церковь и прорубь. Если уж не приучен к этому.

— А как быть приученным, если приучить нельзя? — с возмущением спросил отец.

— Надо было уж с младенчества этим заниматься, чтобы и телом, и разумом привык. А теперь лучше его не волновать, пока не повзрослеет.

— Там он уж сам будет решать.

— Вот именно. С его психикой лучше будет так.