Путешественник, часть 3

Два дня уходит на осмотр близлежащих окрестностей. Если подняться от отцовского огорода в гору, метров через двести уже видно практически все село, а через четыреста всю долину, далекие белки (вечно покрытые снегом горы) и деревни. Петляют две реки – молочно-зелёная Катунь и сине-зеленоватая Кокса, ближе к юго-восточному краю Усть-Коксы они сливаются, долго ещё их воды текут в одном русле, отличаясь по цвету. Катунь образует множество рукавов. По берегам лес. По левую сторону от слияния на много километров тянутся поля. Сестра Оля говорит, что они каждые две недели летом меняют свой цвет (зелёные – жёлтые – розовые – фиолетовые – снова жёлтые) – одни травы отцветают, другие их сменяют.

От того места, где сливаются две реки, по прямой, через Катунь до Верх-Уймона рукой подать, но этот путь зимний, когда на реке лёд, сейчас же нужно проехать до Мультинского моста, поэтому расстояние увеличивается в два раза.

Несмотря на пасмурную погоду, отправляемся в путь. Несёмся по идеально гладкой поверхности, можно было бы не поверить, что мы в горах, если бы они не окружали долину со всех сторон. Они видны из любой её точки. Интересно наблюдать, как стремительно меняется и в разных районах долины разная погода. На юге просветы, солнечно, на востоке из-за густой пелены еле-еле видны отроги гор, а на севере кое-где тучи зацепились за вершины, а кое-где окна, в которые косыми яркими потоками падает свет.

Недалеко от поворота к мосту асфальт заканчивается. Не хватает денег закончить дорогу. Кладут-то асфальт местные дорожники, которые делают его подручными средствами, поскольку никакой асфальтоукладочной техники сюда не пригнать. Прыгая на частых мелких выбоинах, сворачиваем к мосту, проезжая между двух живописных холмов, со своими скалами, небольшим леском. Глядя на них, возникает какая-то тоска по рыцарским временам. Тут очень хорошо смотрелись бы средневековые замки, а скорее даже стилизация - в духе Людвига Баварского.

Въезжаем на мост, проскочив мимо избушки сторожа, которая закрыта на висячий замок.
 - Проспал, - говорит папа, - мужик свой хлеб, раньше надо из деревни приходить.

Время – шесть утра.  Проезжаем Мульту. Тоже старообрядческое село в прошлом, сейчас, конечно, здесь много и всякого другого народу. Однако меня удивляет, как много хат-завалюшек, много крыш, которые перекрыть надо было уж десять лет назад, не похоже на то, что я слышал про старообрядцев. Попадаются добротные дома, но все деревянные. Я папе рассказываю, что в Швейцарии, к примеру, строят каменные, чтобы и внукам было, где жить, а не строить каждый раз заново следующему поколению. А он говорит, что старообрядцы строили дома из пихты и лиственницы, а это малоподдающиеся гниению породы. Так что тоже на вечно.

Из книги Кучугановой Р.П. «Уймонские староверы»:
 «В Верхнем Уймоне получили распространение крестовые дома (круглая крыша, внутри – две капитальные стены, перпендикулярны, в форме креста); те, что назывались по старинке «дом-связь» (из холодных сеней: направо изба, налево – горница)… Старинные дома по-прежнему очень крепкие. Нижние венцы срублены из листвяка, а верх – пихтовый. Пихтовая древесина теплее… О грибке старожилы слыхом не слыхивали… Современные плотники отмечают, если по венцу старого дома ударить обухом топора, то дерево звенит, как металл… Некоторым из домов более 200 лет…»

Мульта заканчивается, въезжаем в лес. Вскоре с правой стороны начинается странный забор – заграждение выше человеческого роста из стволов деревьев, вроде спичек положенных одна на другую, стволы старые и кое-где забор заваливается.

Папа поясняет, что это старый маральник. Огораживают территорию. Запускают туда маралов. Разводят, срезают рога, из них делают панты, пантокрин, из пантокрина - гематоген.

 - Ты представляешь, сколько это в них (в рогах) жизненной силищи содержится, раз они с весны до осени до таких размеров вырастают! Недаром панты так ценятся! На экспорт идёт, японцы его много закупают. Видно и вправду омолаживает, раз такая сила роста.

 Из книги Кучугановой Р.П.: «В большинстве зажиточных хозяйств держали маралов, причем в большом количестве. Панты маралов они отправляли в Монголию и Китай, получая с продажи большие деньги. Бытовало мнение, что целебны не только рога марала, но и кровь: во время срезки её пили свежей и заготавливали впрок, настаивая на водке.

«Крестьяне говорят, что маралов держать выгоднее для них, чем лошадей, - писал в 1879 году Г.Н. Потанин в очерке «От Кош-Агача до Бийска», - сена они съедают меньше лошади, а за рога можно выручить столько, сколько лошадь никогда не заработает. И, надо сказать, что выгоды от мараловодства были столь велики, что уймонцы жертвовали даже пашней, чтобы огородить новые маральники»

Незаметно пролетают еще двадцать километров, и мы въезжаем в небольшое поселение – Мараловодка. Здесь находится что-то вроде штаба мараловодческого хозяйства. Дворов двадцать, не больше, маленькие, покосившиеся худые домишки, с лишайниками на крышах. Зато огород огораживай – сколько хочешь. У некоторых прямо по двору протекает небольшая бурная речка и имеется свой через неё мостик, даже небольшой покосец умещается на подворье. Самый крепкий дом у начальника – М., - каменный, дерево свежее, резные украшения, высокий забор и большие ворота, рядом лавка с вывеской «Украиночка».

Отец рассказывает мне, что жена М. из-под Киева, во времена еще Советские приехала сюда со студенческим отрядом, да встретила М. и осталась. А ведь ничего этого тогда не было – ни мужа начальника мараловодческого хозяйства, ни такого красивого дома, ни машины во дворе, только чувство, да природа вокруг. Но, если чувство только, а на Украине и дом, и родители, родня, и климат другой, почему она здесь осталась? И почему у других дома-завалюшки из сказки, а здесь такое заведение! Жаль не удалось поговорить толком с хозяйкой. Оставили мы машину во дворе, нацепили рюкзаки и тронулись в путь. Выходя из деревни, увидели несколько иномарок во дворе одного домика.
- А, это бабка одна, машины туристов сторожит. Тоже свой бизнес, - пояснил отец.

 Через минут сорок закончилась последняя колея. Дальше шла пешеходная тропа. Справа продолжал долго тянутся маральник, но теперь уже новый. Слева бежала некоторое время река Мультушка.

Через три часа встретили первую группу, идущую нам навстречу. Оказались парни из Новосибирска. Меня удивляло, что отец со всеми здоровался и спрашивал – откуда они. Откуда бы люди не были, будь то из Лондона или из Карасука, папа говорил: «У-у, надо же, как людей-то занесло. И охота им в такую даль переться. Вишь, как у нас красиво, а ты говоришь!»

К исходу третьего часа речки, болотца, жара, комары, кочки, острые камни, корни деревьев, крутые подъемы, высокая трава – всё это стало меня раздражать. Отец надо мной только посмеивался: «А и устал – отдохнём! Мы же не туристы – мы никуда не торопимся, остановимся, осмотримся – красотишша-то какая, а ты говоришь! Это туристы только – все скорее, скорее, а что в результате они видят? В лучшем случае – некоторую часть впереди идущего перед ними такого же туриста. Хотят все наскоком, а все-то увидишь только не спеша. А тебе-то ой как полезно. Смотри, дыши, питайся воздухом-то. За им, может, и шли переселенцы сюда. Слышь, какая благодать».

Встретилась нам семья из Шипунова.
-Долго ль на озере были? – спросил отец, после приветствия.
-Да вчера пришли.
-А сёдня уже уходите? – не веря, спрашивает отец.
-Да дожди… и всё вроде посмотрели…
-А на Среднем были?
-Да сегодня добежали…
-А на верхнем?
-Да, когда?
-Э-э-э, да вы самого главного-то и не увидели…
-Ну, умеете вы настроение поднять, - вздыхает красивая женщина.
 Отец смеётся.

А потом начинается гроза, и мы прячемся под куски целлофана.

Мимо проезжает некто на коне в огромной плащ-палатке, за его спиной кто-то попискивает детским голосом: «Ой-ой», на каждом ухабе. Всадник здоровается и исчезает в дожде. А папа говорит, что это бывший глава района проехал на свою пасеку.

Под углом в 30 градусов дорога неуклонно идет вверх. Навстречу мокрые туристы. Они нас ещё и утешают: «До верёвочек недалеко осталось». Для них кусочки ткани завязанные на ветках деревьев – «верёвочки», а не магический ритуал алтайцев дялма. Таким образом, жители Алтая благодарили духов места за прошедшую часть пути и просили помощи на будущую. В данном случае перевал выступал в роли мистической границы между двумя мирами.


К тому моменту как вновь появившееся солнце стало принимать апельсиновый оттенок, мы выходим к Нижнемультинскому озеру. Полкилометра шириной и около двух в длину. А справа и слева на шестьсот-семьсот метров горы, впереди же – вдали - видны ледники, там уже высота более трех тысяч над уровнем моря.

Ледники необыкновенной белизны, такого причудливого, но ясного рисунка, что глаза долго блуждают по его линиям и не устают. В реальность их трудно поверить, настолько это красиво. В самом озере вода абсолютно прозрачна, ее совершенно спокойно можно пить. С этой стороны стоят столики и скамейки, но никого нет. За деревьями скрывается баня и дом, где несут дежурство люди лесничества. Собирают с человека 45 рублей за ночёвку. С нас тоже хотели взять, но папа отошёл с ними поговорить, и они с нас ничего не взяли. Я спросил, почему. «А, - сказал папа, - я просто сказал - кто я…»

Хотя мы изрядно устали, но решаем пройти до перешейка, который разделяет Среднемультинское и Нижнее озера. Идем по правому берегу, переступая через корни. Пугаем диких уток. Успеваю на ходу хватать с кустов и жевать жимолость, которой здесь невероятное количество. Выйдя через полтора часа к Среднему озеру, поражаемся, что оказывается это озеро ещё прекраснее прежде увиденного. Спокойная вода отражает горы, между которыми зажато озеро и ледники, которые стали еще ближе. По правой стороне лес, а по левой - выгорел несколько десятков лет назад. Облака, такие же высокие как горы, пролетают очень быстро, белки рыжеют, становятся нестерпимо яркими, а в долине озера, наоборот, быстро темнеет. Берёзы остаются только карликовые, у них такие маленькие жёсткие листики, ствол совершенно кустарниковый и совсем не белого цвета, а тёмно вишнёвого. Везде много можжевельника, который приятно пахнет, когда его иголки разотрёшь в ладонях. На перешейке огромные валуны, некоторые величиной с дом. Те, которые лежат на пути протоки, соединяющей Среднее и Нижнее озёра, называются Шумы. По ним можно перейти на другой берег, несмотря на то, что сейчас вода больше, чем в прежние годы, как говорит папа. Перепад между озёрами метров тридцать, поэтому Шумы действительно место оглушающее, с сильным ветром. Камни разбросаны очень причудливо, отчего и вода бежит между ними и под ними, создавая загадочные водовороты и звуки. Вода такая мягкая, что мыло не смывается с рук.

Папа говорит, что погода здесь меняется ежеминутно, это совершенно верно. Вот уже и на Нижнем озере волны, а на Среднем рябь – и четкое отражение исчезает, сначала распадаясь на полоски, а потом всё озеро становится однородно стального цвета.

К костру выходят бурундуки. В расщелинах между камнями живет странный зверь вроде крысы, который очень любопытен, обладает невероятной скоростью перемещения и пронзительно свистит.

Вершины ближайших гор затягивает туман. Вокруг гвоздика, шиповник, кедры с шишками. Под ногами приятно пружинит мох. Всюду проступают, выпирают, торчат, лежат, переплетаясь, извиваясь, корни. Самое распространённое дерево – лиственница. Множество голосов птиц. Папа набрал маслят и сыроежек.

Поразительный просвет в небе в виде бабочки, голубянки, превращается в голубую дорогу над озером. Но больше всего меня удивляет и вдохновляет пример кедра рядом с нашей палаткой метрах в пяти. На огромном плоском камне растет он, точно в центре, опутывая корнями этот огромный валун. Поразительно, как живое борется за своё существование, какая сила, как будто это дерево специально выбрало такие жёсткие для себя условия, чтобы испытать свою волю к жизни.

А потом появляются звёзды, и перестаешь верить, что ты на этом свете находишься. Исчезает страх перед пространством, перед бесконечностью, возникает ощущение равенства между тобой, звездами, кедром, можжевельником, костром, озером, чувствуется, и чувствуется так, что ты ощущаешь, что это чувство не может тебя обмануть, что ты можешь быть таким же глубоким и бесконечным, как они.
 А папа рассказывает про писателя Распутина, который, пролетая над этими горами на вертолёте, сказал, что теперь он верит, что человек не сумеет полностью подчинить себе природу, что теперь он спокоен.

Рядом с нами, через один большой валун, встал странный мужчина, сухощавый, с бородой, сказал, что из Новосибирска. Своим обществом он нас не слишком обременял, но создавалось впечатление, что он за нами следит. Папа сразу нарёк его – Шпион.

Я сразу спросил, а может через эти горы перейти китайский, например, разведчик к нам. Отец рассмеялся, сказал, что вполне может, только какой в этом смысл.
 - Ты сам рассказываешь, что в больших городах китайцы живут целыми общежитиями по одному паспорту, а их тысячи. Зачем рисковать, пробираясь через горы, когда можно въехать спокойно и так, полулегально и никому до тебя не будет никакого дела – разведай – не хочу.

На следующий день мы отдыхали, я рисовал озеро и окрестности, а папа снимал на видеокамеру. Через день мы тронулись в путь, и наш подозрительный сосед следом за нами.

Сергей Решетнев ©