Золушка в поезде Часть III

В это время наш поезд остановился. Нам объявили, что из-за небольшой поломки на путях мы простоим здесь около часа. Такое иногда бывает, когда едешь поездом дальнего следования. Вагон зашумел, как улей весной. Послышалась беготня, и множество голосов вдруг нарушили сонную тишину вагона, доселе мирно дремавшую под мерный стук колес. 

Из-за дверей нашего купе доносилось взволнованное:
- Какая авария?
- Да чёт непонятно, то-ли товарняк не туда свернул, то-ли с рельсой что…
- Сколько стоим-то?
- Господи! Сегодня-то уедем?
И перекрикивающий толпу хриплый, прокуренный голос проводника:
- Товарищи! Товарищи! Без паники! Скоро поедем! Через час обещали отправить! Сходите, подышите свежим воздухом, особенно вы — кому-то гаркнул он. И еще пробасил кому-то: И тебе остыть не помешает!

Мы с Анной переглянулись и засмеялись: «Ну что, выйдем подышать и «остыть» - спросила я. Вместо ответа она достала своё пальто и шапочку. Быстро одевшись, мы вышли по опустевшему вагону на перрон.

Там, как на шумной зимней ярмарке, где негде яблоку упасть, в большом волнении туда и сюда сновали толпы людей, кое-как одетых, в расстегнутых пуховиках и пальто, без шапок и рукавиц. Они рассыпались дальше и дальше от вагонов, заполняя собой всю вокзальную площадь. Снег слепил глаза.

Здание светло-зеленого вокзала с белыми колоннами приветливо встречало гостей. Это был какой-то небольшой сибирский городок. Мороз стоял крепкий, как и положено в это время года в Сибири. Снега было много. Туда и сюда сновали маленькие снегоуборочные машины, ловко сгребая и увозя снег к белоснежным горам, которые росли прямо на глазах, и которым было суждено безвозвратно исчезнуть под лучами весеннего солнца.

Морозный воздух пьянил, щекотал, хотелось смеяться, побежать к этим иссиня белым горам, и как в детстве бухнуться туда с головой. Но все вокруг делали такие серьезные озабоченные лица, что неловко было выражать свою поднявшуюся из глубины души детскую радость. Хотя мы шевелились и двигались, наши руки быстро закоченели. Возвращаться в душный вагон не хотелось. И заметив вдруг мерцающую вывеску «Кафе», я предложила Анне: «Зайдем»? Она согласилась.

Мы заказали кофе, и сели за столиком у окна. По лицу Анны было видно, что ее взволновали воспоминания, но мне, малознакомому человеку, она бы никогда в этом не призналась. Я чувствовала это, поэтому спросила:
- Аня, а что было дальше, ну в вашей истории?
Она с благодарностью посмотрела на меня.
- А дальше я уехала учиться в город, и получила, как и моя мать, презрительное прозвище «городская». Но по-настоящему городской я стала не сразу...
- А что, другие девчонки не уезжали в город учиться?
- Из моих ровесниц уехали только двое. Другие, едва закончив школу, быстро выскакивали замуж, оставались работать на ферме, и чаще всего окунались в жизнь, подобную их родителям.

В городе я жила у своего дяди, брата отца. Здесь все было по-другому: много машин, домов. Все меня очень пугало, и душа, как птица, постоянно рвалась домой. Но постепенно я привыкала, а мои родственники привыкали ко мне. Были и слезы и обиды… - Она замолчала — Ну да ладно, что об этом вспоминать.

- Да, даже с родственниками бывает непросто — сказала я.
- Мы были такими разными! Мой дядя очень напоминал мне моего отца. Добрый и немногословный. А тетя — энергичная и работящая женщина, очень вспыльчивая, и требующая дисциплины и порядка. Они не пили… Их детям было трудно принять меня. Для них я была деревенская дурнушка-недотепа. Но со временем многое изменилось, и я еще несколько лет прожила у них.

Я стала кондитером. Но на взгляд моей тети, работать по специальности мне не полагалось: «Обманут, обвертят вокруг пальца тебя, деревенскую простушку, всю недостачу на тебя спишут!» - и в этом была доля правды. В «лихие девяностые», когда начался всеобщий бардак и неприкрытое воровство, эти слова легко могли стать реальностью. Куда идти работать? Оставалось только мыть полы.

Я устроилась в одну городскую организацию, и каждый день, одев свой бесформенный камуфляж, шла на работу - Она снова замолчала, и какое-то время смотрела в окно. Я не торопила ее и ни о чем не спрашивала. Через какое-то время она продолжила:

Как городские люди воспринимали меня, молодую девушку, в такой одежде? Наверное, как выгоревшую, облупившуюся от солнца и дождей скамью во дворе, что-то обычно-привычное, неинтересное. Так прошла моя юность…

- И что, никто-никто из мужчин не обращал на вас внимания?
- Почему, обращали… В основном такие, как эти — и она кивнула на стоящих за окном наших соседей по купе. Они были уже хорошо выпившими, и в расстегнутых куртках без шапок курили на морозе. - Но это только в кино показывают, что люди порочные, пьющие, встретив любовь, могут легко измениться, что у них вдруг откроется второе дыхание - скрытый потенциал, и они смогут осчастливить тех, кто рядом — и жизнь станет сказкой. Но… В жизни я видела другое кино, реальное, страшное. Я видела, как родители из-за пьянки скатывались всё ниже, отравляя жизнь друг другу, а также нам, своим детям.

Но, знаете — она заулыбалась — был и очень достойный парень. Добрый, скромный такой. Мы вместе работали. Он как-то смог разглядеть за моей непонятной тогда внешностью чуткого доброго человека, и он мне тоже понравился. Но я замечала, что на людях он стесняется меня. Ему становилось как-то неловко, и я поняла, что так будет всегда. Для меня любовь — это что-то большое, открытое, честное, а на меньшее я не согласна. Поэтому я поставила на нем большую жирную точку, и стала жить дальше.

А та работа стала все-таки для меня неожиданным подарком судьбы. На нашем предприятии, в те годы, можно было получить свою жилплощадь . Так у меня появилось собственное жилье в городе. И я стала независимой женщиной - От этих слов она рассмеялась.

За окном мы видели наш поезд. До нас доносились какие-то звуки, не то шипение, не то свист. Клубы белого пара окутывали вагоны, и медленно растворялись в морозной дымке. На перроне нарастала тревожная суета, и мы поспешили на улицу. Возле нашего вагона стоял проводник в распахнутой униформе, и что-то хриплым голосом кричал другим проводницам.
- Что, уже отправляемся? - спросили мы.
- Да, заходим, заходим — взмахивая большой рукой, как веслом, он делал жест в сторону вагона — Давайте, давайте, поразбежались все… Ну вышли, подышали — и назад, дак ведь нет... - Но мы уже, вскочив на подножку, зашли в вагон.

Вскоре поезд тронулся. В вагоне еще царило всеобщее оживление. Маленькое происшествие на станции всколыхнуло всех - словно над стоячим озером вдруг промчался свежий ветер, и вызвал рябь и волны на его гладкой поверхности. Повсюду слышались разговоры, смех…

Двери купе почему-то уже не хотелось закрывать. Слышно было звон стаканов, то и дело кто-то пробегал за горячим чаем, и все здоровались, здоровались друг с другом, как со старыми добрыми соседями! И люди вдруг из совершенно незнакомых, чужих случайных попутчиков, превратились в одну команду, которая едет на соревнования, и ее сплачивает единый дух — победить, и без победы не возвращаться!

И тут среди этого оживления грянула самая настоящая русская гармошка, с ее звонкими переливами и шумными песнями. Гармонист заиграл веселую мелодию, и мы, переглянувшись с Анной, невольно засмеялись. Анна кивнула в сторону выхода, и мы пошли на зов этой живой, буйной музыки вместе с другими пассажирами.

Купе с гармошкой быстро наполнилось народом, а несколько человек стояли в коридорчике у распахнутой двери. Наперебой заказывали русские песни:
- Давай черемуху!
- Да какая черемуха тебе, зима! Давай «Ой мороз, мороз»!
Многие им подпевали. Мимо, туда и сюда, ходил проводник, громко крича: «Граждане, пропустите! Граждане, посторонитесь!» - но было видно, что и его, несмотря на вагонную суету и заботы, одолело всеобщее веселье. Он, покрякивая, останавливался у купе с гармошкой на пару минут, улыбался. но потом снова махал, как веслом, огромной рукой «Дамочка, посторонитесь!» - и мчался дальше.

Так незаметно пролетело больше часа. Мы возвратились в свое купе. Наши соседи, уже одевшись и взяв в руки дорожные сумки, ожидали своей остановки. Поезд, скрипя колесами, остановился. Сквозь стекло было видно, как медленно и неотвратимо сгущаются вечерние сумерки. Один из парней, прижав шапку к груди, махнул нам головой: «Ну, давайте, девчонки, хорошей вам дороги!»

Стоянка была недолгой. Поезд затрясся, загремел, и помчался, рассекая ледяную пыль, снег, темную зимнюю ночь, вперед — туда, где каждого из нас кто-то ждал.

Дверь купе открылась, наш проводник, пропуская кого-то вперед, указывая на полку сверху, сказал:
- Сюда. Вот ваше место. Приготовьте документы.  (Продолжение следует)