Вот моя деревня глаа четвертая
Смолкли, так заливавшиеся с вечера, птички в забоках. Дикие голуби на вершинах высоких вётел прекратили свое предупреждающее гуканье. Филин в глубине «Арги» перестал пугать лесное население своим уханьем. Дикие козлы, перекликавшиеся в недалеком бору, успокоились на ночь.
Тишина!!! Как я любил в детстве эту тишину! И сейчас я остался один. На всю округу один! Таинство ночи окутывало меня со всех сторон. Стало чуточку жутковато. Я удивился сам себе: как это я в юности не боялся оставаться один на один с этой ночной таинственностью и чародейством?
Отца, который с восьми лет брал меня на ночную рыбалку, посадили на три года за драку, и я, в двенадцать лет, остался один, колхозный рыбак, снабжавший колхоз и семью рыбой, присноровился рыбачить в одиночку. Я и сейчас готов был слушать и слушать эту завораживающую ночную тишину, кожей ощущать своё в ней одиночество. Я ощущал её заново, но надо было заниматься делом, ради которого я и выплыл на середину знакомого мне с детства Старого Чулыма.
И рыбалка началась. Уже не прелюдия, а настоящая. Теперь уже тишина слушала меня. Я подплыл к берегу Острова, срубил таловую вешку с шапкой листьев на вершинке, заострил комелёк. Вешка нужна будет для ориентировки, чтобы видеть конец сетей. Вода в старице отражает звёздное небо, и на фоне этого отражения вешка будет хорошо видна.
Июльские ночи это не сентябрьские. Вечерняя и утренняя зори почти сходятся. Во время работы не замечаешь, когда гаснет вечерняя и загорается утренняя. Вот, кажется, только что погасла над Аргой вечерняя, а уже засветилась утренняя.
От Острова я и начал, привязал к началу сетей досточку, выбросал сети, конец их пришелся на середину старицы, воткнул в донный ил вешку, отплыл в сторону метров на пятьдесят и начал уркать ботом, плавая вдоль сетей, каждый раз все более приближаясь. Потом заплыл с другой стороны и повторил урканье.
В первую тоню мне попалось совсем мало рыбы: несколько сорожек, несколько окуньков и сазан. Сазан для меня был неожиданностью. Оказывается, пока я отсутствовал, проживая на чужбине, здесь в Старом Чулыме, жизнь шла своим чередом. Вот появился сазан, а возможно и ещё какая рыба. Мы-то с отцом лишь в половодье могли поймать неожиданную рыбу.
Заплывали в Старый Чулым в большую воду и крупная сорога, и язь, и даже стерлядь. Щучины торпедами ходили по заводям на Острове, а тут сазан! Я помнил, что напротив Ключика не так глубоко и много водорослей, в которых водились щуки, а потому более мелкая рыба здесь не держалась.
А хитрую щуку в сеть загнать трудно. Она не очень-то боится бота, а прижатая к сети, сигает через неё. Как я помнил, сорожняк хорошо ловился напротив «Дресвянки». Так мы называли длинный дресвяный берег, и ещё под Черемуховым кустом, под которым мы всегда останавливались для ночного обеда. Туда я и поплыл за второй тоней.
Вторая тоня напротив Дресвянки оказалась более удачной. Попалось килограммов пять сорожняка, несколько небольших линей и даже килограммовый зеркальный карп. Карп был такой же неожиданностью, как и сазан. Красавцы лини ярко выделялись среди набросанной в носовую загородку рыбы. Я то и дело туда поглядывал.
Третья тоня, четвёртая, и вот уже Черемуховый куст, где я и остановился отдохнуть. И опять меня окутала тишина. Замолчал мой громкоговоритель бот, не плещет, не будоражит воду весло, сети спокойно лежат в середине лодки. Лишь рыба, подпрыгивает в носовой загородке, ища спасения от удушливой воздушной среды.
Тишина!!! Комарьё прекратило пищать над ухом. Даже мокрец, мелкая мошкара, втихаря забиравшаяся в самые укромные места моего тела, жаля шею и руки словно крапивой, и тот успокоился до рассвета. Момент блаженства!
Я наслаждался пирожками с клубникой и от нечего делать любовался звёздным небом. Вон ковш Большой Медведицы переворачивается ручкой вверх. Вон созвездие Орион, а в нём Кичиги. Полярная звезда над ковшом Большой Медведицы. Сириус, так ярко блестит с самого вечера.
Где-то я вычитал, что он самая близкая к нам звезда. «До неё всего-то каких-то восемь миллионов световых лет! – размышлял я. И если учесть, что скорость света, как утверждают ученые, триста тысяч километров в секунду, то разве это расстояние в восемь миллионов световых!?»
Скоро взойдет Венера. Мы её называли утренней звездой. Она ярко блестит на бледнеющем утреннем небе. «Как необъятен этот мир!!! – размышлял я. – Человек в нём пылинка! Жизнь его коротка, как мгновенная вспышка по сравнению с этим необъятным и вечным миром.
Жизнь человеческая как мимолётная искра, а мы ещё что-то ищем, что-то делим, убиваем друг друга… Ох, далеко ещё человеку до звания разумного. Хуже ведь зверя бываем! Все бьются за тёпленькое место под солнцем. Жаждут наслаждений, а они, вот они! Здесь вот, среди этой тишины и покоя! Ночь, звёзды и тихий плеск за бортом – потянул предутренний ветерок!
Скоро рассвет. В три часа будет уже почти светло. Надо продолжать дело, бросить хотя бы еще две-три тони, успеть наловить, чтобы Лёньча не ворчал.
Было сделано ещё две тони. Итого шесть. Неудобно одному и править лодкой и выбрасывать сети. С отцом мы делали 10-12 тоней, а тут шесть. Но и это уже хорошо, давно ведь не занимался. Отец в сороковых и пятидесятых заключал договор с колхозом на поставку колхозу тонны рыбы. Что сверх того можно было оставлять на собственные нужды. Я в эту ночь браконьерничал. «Ну, будем считать, что эти 30 кг я выловил «сверх того» - мыслил я.
Я остановил лодку посереди старицы напротив Истока в расчете на то, что услышу, как Лёньча крикнет с берега. Было шесть часов утра. Над Аргой уже поднялось солнце, но оно было не в силах пробиться к водам старицы сквозь молочный туман. Струйки его поднимались прямо из воды, окутывая все вокруг. Из невидимых прибрежных кустов неслась разноголосое пение птах. Оно сливалось в такой густой хор, что невозможно было уловить отдельный голосок. Радовалась природа, радовалась вся живность в ней, тёплому, благодатному июльскому новому дню.
В ожидании приезда брата я, сидя, задремал, и голос его услышал не сразу.
---- Шура, мать твою!!! – уже ругался брат. – Родя, ты где? Ты меня слышишь?
До моего подсознания, видимо, дошел не его голос, а мое прозвище и ругательства, и я проснулся.
---- Слышу! – встрепенулся я.
---- Плыви сюда! – И опять ругательства. – Я уже устал кричать.
«Не опохмеленный! - сделал я вывод. – Ну и хорошо! Сегодня ему в ночь на смену. Я увяжусь за ним! У Истока, как помню, хорошо клевала сорога!»
---- Спишь, едрёна вошь! – уже более мягко ругнул меня брательник, когда я причалил, а когда увидел в носу лодки мой улов, даже похвалил: - Молодец, Шура!
Свидетельство о публикации №218012100628