Подросток

От старья избавились, сундук мы с Серёгой, дотащили сами же, он горел дай боже. Спина чуть болела так, но терпимо всё же, ведь движение порой, лечит лучше тело. На телеге мусор мы, на свалку возили, мусор, что сгореть не мог, ой, как глупы были. Патефоны, самовары, барабан с иголками, его крутишь он играет, на пластинках звонких. Всё меняется вокруг, человек взрослеет, что-то рушится, растёт, в этой жизни бренной. Лето шло к закату уж, брат младший уж в школу, собираться стал пора, подошёл же возраст. Отчим перед школой той, в баню нас намылил, чистым в первый класс пойти, Ленин завещал нам. Да тринадцать было уж, Лёшке по не многу, горя он не знал порой, обходил он горе. Но тут будто из-за гор, вдруг пришло несчастье, писка встала и большой, вверх она торчала. На конце из обода, вылезло светило, одним глазом так оно, в стороны водило. Что увидело оно, Лёшка не понял тут, мужики гогочут так, Лёшке стыдно стало. Что же это за болезнь, ведь у всех лежит он, пальцем брат тут тычет вон, отчим съел улыбку. Тут мужик ему сказал, сбегай под холодный, а в парной тут не удел, он не ляжет просто. Душ холодный остудил, бедного парнишку, писка в холоде не жил, голова поникла. И попарились в парной, а потом помылись, хулиганить перестал, тот мальчонка писка. Ну тут Лёшка понял так, это знак же свыше, кучерявый волос так, писку окрутил всю. В школе стал он обращать, что и у девчонок, грудь как будто поднялась и смотрела бодро. А в спортивной форме той, боже милый мама, как те титьки лезут вон, но смотреть приятно. Вспомнил Лёшка мелкий год, когда мама в баню, так брала его с собой, ему дурно стало. Полз в уроках кое-как, двоек стало меньше, а колов уже давно, в дневнике не встретишь. Не красивый стал дневник, красок стало мало, что-то поменялось так, детство что ль пропало. Тут девчонка с парнем в раз, в классе подрались так, он её за косу, враз и она вцепилась. Кое, как разняли их, слёзы на глазах тут, у обоих так текут, жалко тут их стало. К взрослой жизни, как бы шло, всё по склону тихо, не большие тут эксцессы, просто разводили. Двое наших тут шпаны, у доски возились, Лёшки мел тут отлетел, Мишка попросил же. Мел промазал и в доску, он со стуком треснул, рикошет ушёл за дверь и осколки мелки. Там учительница та, с завучем болтала и дознание она, здесь же учинила. Класс оставили потом, после всех уроков, Мишка же ушёл домой, он плевал поскока. Тут родители пришли, деточки пропали, отчим заявился так, весь же раз наряжен. Долга класс держался так и учитель этот, отчима хвалил, мол вот, посмотри на это. С похвалы отчим размяк, стал трясти Алёшку, кто мол кинул тот мелок, ты признайся Лёшка. Я не видел, а брехать за проста не буду, лучше иногда соврать, чем стучать посудой. Хитрость тут пришла на ум, тем учителям же, вместе же не скажут те, будут так держаться. И по одному уже, стали вызывать их, кто-то ведь сказал поверь, но они и знали. Тут и байку не трави, в классе же троих нет, двое были у доски, мел летел от ветра. И домой пошли потом, по дороге молча, отчим будто с похвалой, нос курносый топчет. Всё продаст, подумал так, Лёшка в мыслях этих, да учила его жизнь, по ухабам ехать. Тут он свой молоковоз, у дома поставил и ребята будто бы, влезть хотели браво. Он их шлангом отходил, тормозным, как будто, кто в больницу угодил, кто сбежал не мудря. По мурыжили его, потом отпустили, правила такие есть, не ломай машину. И до снега он ещё, в одну неприятность, между делом так попал, как бы рассказать то. Женщину возил домой, по учёту будто и шутить он так любил, Лёшка знал в чём шутка. Женщина бежала так, чтобы сесть в машину, он по газу как бы, дал и она свалилась. Прям тем задним колесом, таз её задело, зеркала же всё же есть, шутка неумело. В люльке в мотоцикле том, он опять поехал, разбирались долго так, он опять с сюжетом. Ведь отмазка у него, прям по жизни светит, как не разбирайся тут, он скажет приветик.