Правнук

– Прадед, а почему ты меня не любишь? – спрашивает семилетний пацан, вытирая рукавом нос, когда за его матерью, приведшей к деду внука, захлопнулась входная дверь квартиры Василия Карловича Короедова.

– Владик, во-первых, я тебе не прадед, то есть, постольку прадед, поскольку ты сын моего внука, но лучше будет, по крайней мере для тебя, если ты будешь звать меня дедушка Василий, а еще лучше как дед Вася.
Мальчик, привыкший к занудству старика, прошел в гостиную и, оглядев обстановку, произнес:
– Прадед Вася! Извини, дедушка Вася! Против генов не попрешь. Считай, во мне продолжилась твоя порода Короедовых: упертых и хватких.
Хозяйский взгляд правнука насторожил Василия Карловича:

– Послушай, жук короедский, откуда ты такого набрался? В мое время дети уважали старших и слушались их с полуслова., - взвился старик. – Я жизнью рисковал, ради светлого будущего для таких, как ты.
– Прадед, когда это было – 90 лет назад. В обед, считай, будет сто лет, да это без малого целый век! – разглагольствовал не по годам развитый ребенок.
– Ты на что намекаешь? – встрепенулся Василий Карлович, - что я вековой старик?
– Ну, почему же? Ты, прадед, хорошо сохранился, как говорит моя мама Маргарита.

– Твоя мама… - вскипел было Василий Карлович, но нашел в себе силы сдержаться и не выговорить ее сыну все, что он думает об этой вертихвостке.
В конце концов, подумал старикан, хорошо, что ему есть с кем  попререкаться, а то и отвести свою сквалыжную вековечную душу.
По крайней мере, он не боится впустить в дом этих, прости господи, родственничков. На них хоть управа есть со стороны его внука Игнатия.

Когда у них с Раисой Сергеевной после Великой Отечественной войны родился сын Толик, они не могли нарадоваться на его способности и здравый ум. Анатолий успешно окончил школу, поступил в институт, стал инженером-нефтяником, получившим направление в сибирский Сургут Ханты-Мансийского автономного округа.
Вскоре он там женился на женщине-манси, а ребенка – внука Игната –  препоручил на воспитание «старикам», прописав сынишку в их столичной квартире.
Игнат, считай, и не знал своих родителей, а когда те погибли в автокатастрофе, то стал, можно сказать, сиротой при молодых дедушке и бабушке.

Василий Карлович с Раисой Сергеевной души не чаяли в несчастном внуке, упреждая его просьбы и желания, стараясь компенсировать краткое время общения внука со своим отцом.

Однако Игнат, поскольку не испытал на себе отцовского воздействия, оказался безвольным и бесшабашным городским парнем. Девчонки и цепкие женщины просто липли к нему, но молодой человек не понимал, какой в них прок, и через пару месяцев знакомства бросал одну за другой. При этом наиболее разумные из них сами бросали его, выставляя недотепу, как говорится, за дверь после нескольким месяцев гражданского брака.

Василий Карлович не знал, как быть с внуком: ведь приближалась старость, а с ней и потребность, как он считал «увековечить свое имя, свой род в детях и внуках, иначе в перспективе полная неизвестность». Более того, как рассуждал дед, доведись что внук, получив по наследству столичную квартиру Короедовых, «пустит ее с молотка» и подастся в бичи. С того дня покой ему только снился.
- Тренд в мое время иной, - отмахивается внук от нравоучений деда. – Я пожить хочу, а не заниматься накопительством родовых отличий.

Сын Анатолий в Сургуте занимал служебную площадь, и после его гибели у Игната не оказалось другого жилья, кроме квартиры дедушки с бабушкой.
Сколько раз дед корил себя в том, что не сподвиг сына с дочкой оформить покупку собственной квартиры по ипотеке: при их солидных заработках они вполне могли выделять средства на погашение жилищного кредита.
И вот теперь у Игната, как говорится, ни кола ни двора.
Пробовал он несколько раз приводить к деду с бабкой свою «девушку», считай, кандидатку на внучку.

Но та либо Раисе Сергеевне не нравится, либо Василию Карловичу претит.
Дед с бабкой не могли понять, где внук их таких находит: заносчивых, неопрятных, некрасивых и стервозных. Вроде страна одна у всех, а роду племени чужого, неведомого.
Между тем, Василию Карловичу казалось, что его юный, «продвинутый» правнук мог бы продолжить достойный род Короедовых, берущий свое начало от Ивана Короеда – знаменитого самарского лесозаготовителя.

Правда, женат предок был на башкирке, но зато дочь их была замужем за поволжским немцем. А вот сын их Кирилл Короед, женился на калмычке. Один из их сыновей, Богуслав Кириллович, женился на тулячке Варваре. Сын Богуслава и Варвары Владимир – и был дед Василия Карловича.
В Гражданскую войну следы деда затерялись в Сибири, но перед Великой Отечественной войной объявился Карл – будущий отец Василия, который уверял, что Владимир Короедов, служил сотрудником внутренних войск НКВД по охране концлагерей для политических заключенных.
Карл был призван из Сибири в Красную Армию и служил в Прибалтике. Там он познакомился с будущей матерью Василия – литовкой Эмилией.

С Раисой Сергеевной они встретились в далеком 1946 году во время отпуска в Гаграх, где молодые люди проводили свой отпуск: он – военный, она – трудовой. С тех пор сохранились черно-белые фотографии в витиеватых виньеточках.
Раечка не стала возвращаться к себе в Тюмень, а поехала с Василием в Тверь, где у него было жилье по военному ведомству.
Через десять лет, когда их сыну было девять лет, приобрели себе кооперативную квартиру в ЖСК «Карьерный» от Московского участка Октябрьской железной дороги.

Определившись с жильем, Василий Карлович стал собирать документы и предметы истории рода Короедовых.
Набрался целый сундук, который собиратель родословной оберегал, как зеницу ока для будущего потомства. Конечно, самые теплые воспоминания у Василия Карловича и Раисы Сергеевны были связаны с их прародителями.
Но воспоминания о прародителе Владимире Кирилловиче Короедове не давали покоя, поскольку общения с ним у правнука не было и приходилось интересоваться остальными родственниками Короедовых, чтобы восстановить по крупицам, чем мог жить прадед Василия Карловича.

Собственно скупые сведения о своем прадеде подвигали Василия Карловича на то, чтобы его правнук запомнил своего прадеда.
Правнук Владик мог быть Короедовым, но его мамаша Маргарита (Маргоша, как ее называет Игнат) после родов записала сынишку в ЗАГСе на свою фамилию Демидовых.

Маргарита говорит, что Владик сын Игната, но Игнат боится, что расписавшись с ней, ему придется выплачивать алименты то ли до 18, то ли до 23 лет.
А внук еще хотел бы погулять, опять же денег, что дает ему Маргоша, на небедную жизнь хватает. Он у нее столовается, и она его не гонит: говорит, мол, без нее пропадет.
Вот и гадает Василий Карлович, причислить Владика к роду Короедовых или исключить саму вероятность его упоминания.
Владик чувствует всю ответственность своей фигуры и нарочно подначивает прадеда на  генеалогические мучения.

Дело в том, что, по утверждению своей мамы, ее генеалогический род ведет начало от дворянского рода Демидова, служившего Императрице Екатерине II.
Правда, у мамы Владика никаких документальных свидетельств, а тем более фотографий нет. И вообще не ясно, ее бабушке досталась фамилия от мужа или отца. Это ж сколько надо затратить усилий, чтобы обнаружить и расчистить от мусора одно генеалогическое дерево?

Между тем, чего проще было бы, объединив усилия Короедовых и Демидовых, приобрести участок земли на берегу Волги, построить двухэтажный добротный коттедж на две семьи и совокупить два семейных архива.
Но, судя по всему, такой затее не суждено сбыться, и оба рода зачахнут сами по себе из-за немощи его сегодняшних представителей, а тем паче полнейшей генетической несостоятельности правнука, который будучи обижен на своего отца, ни в грош не ценит генеалогические достоинства своего прадеда.
Впрочем, Василий Карлович решил сам пригласить на выходные Вадика, чтобы начать приобщать его к генеалогической науке и ее проблемам на примере рода Короедовых, для чего с пятницы закупил две бутылки фруктового сока и упаковку из шести пирожных.

Прадед давно уже одиноко обитал в квартире после смерти Раисы Сергеевны, так что бойкий собеседник по родственной линии ему был в самый раз. Дед и правнук хорошо посидели вместе на кухне до прихода Маргариты.
Василий Карлович так расчувствовался, что при расставании сказал:
– Марго, у тебя славный сын, и я горд общаться со своим правнуком.
Владик что-то хотел сказать, но мать его опередила.
– Желаем с Владиславом Вам долгих лет жизни, чтобы правнук набрался у прадедушки вековой мудрости. Спасибо, что Вы есть, - закончила Марго, выталкивая Владика за дверь квартиры Василия Карловича.
– Да, - размышлял Василий Карлович, вернувшись к документам своей родословной. - В советское время такое и представить было невозможно - всех или почти всех дедов убило на войне - и правнук мог общаться разве с глухой прабабкой, рассказывающей ему байки о красивой жизни, которая так в сказку и не превратилась.

Очевидно, когда нет правнука это плохо; это означает, что дед или бабка прожили свою жизнь, как трава в чистом поле, никаких следов от них среди родственников не останется, поскольку государству до их смиренной жизни никакого интереса нет.

Как говорит пословица «Умер Максим, ну и фиг с ним».
Мало того: погибнет это самое государство и некому из людей будет о нем вспомнить, всплакнуть. Вот правнук Сталина-тирана ратует за прадеда, а за одно и за Советский Союз, канувший в лету.

Однако же государство-то должно воплощаться в делах и помыслах людей его составляющих. Люди славят государство, а здравое государство - людей.
Счастливы люди - благостно государство, свободны в своем волеизъявлении граждане - крепнет совокупное могущество государства.
Так что, в наличии правнуков, в их памяти о прародителях – и есть нравственная сила государства. Пусть не у всех есть правнуки, но родовитые кланы способны составить основу будущего процветания государства, любовь к которому воплощена в счастливых судьбах правнуков.
Упаси Бог, опаскудиться прадеду, и будет всю жизнь мучиться его правнук и правнуки правнуков.

В обществах, где нет правнуков у дедушек и бабушек, например, в советском,  господствует нищета духа, казарменная обстановка и убогое единомыслие, граничащее с повальной олигофренией. Малоумие исключает интерес не только к науке, но и к знаниям вообще. В государствах-олигофренах граждане, как манкурты, без роду, без племени – одно слово - совки.
Национальность - это не только родовые корни, это – государственные традиции, это – история становления народа.
Долг правнука разоблачать напрасную ложь, возводимую на своих дедушек и бабушек.
Наличие правнуков залог защиты чести и достоинства корней рода, его первоосновы вековой давности.
Конечно, правнуком стоит гордиться. И не беда, что он не отвечает всем параметрам горделивости – ребячлив, задирист, а порой, элементарно глуп.

Однако в нем есть главное – способность отражать внимание, направленное на него, умение слушать на языке своих предков, радоваться сопереживанию близкого человека. Это дорогого стоит, когда вспоминаешь своих предков и то, как ты пренебрежительно к ним относился в те далекие времена, когда тебя называли правнуком, а прадед сердился на твою легкомысленность, непоседливость и безответственность по отношению к своему будущему.
– И вот будущее пришло, - убеждает себя Василий Карлович, - а состояние такое, будто это затянувшееся на 75 лет прошлое.

Но ощущение родства, по мысли Василия Карловича, дорогого стоит, поскольку 150 лет – это уже полтора века – период времени, соизмеримый с существованием государства, т.е. родные правнуки как украшения на гирляндах исторического времени.
Правнуки – это, считай, синапсы в нервной системе сообщества родичей и сородичей, воплощающих исторические традиции и родственную мораль.
Правнуков должно быть много и тогда родственные связи не прекратятся, а родственная мораль будет укрепляться жизнью и деятельностью каждого правнука.

Василий Карлович придумал, как ему письменно обратиться к правнуку со своего рода моральным завещание: «Жизнь – тяжелая штука. Но при всех обстоятельствах меня поддерживала мысль о людях, которым я давал жизнь и которых по мере сил воспитывал на благо человеческого рода, а воспитывая воспитывался сам в любви к своим отпрыскам и отпрыскам людей, окружавших меня».
Спал в эту ночь прадед превосходно.