Весенние страсти

         Бушует весна-красна в прибалтийских краях. На деревьях и кустарниках проклюнулись первые листочки. Словно припудренные лёгкой зелёной дымкой на пронзительной синеве чистого неба красуются леса и лесополосы. Особенной нежностью сквозят белоствольные берёзы в длинных распущенных, пока ещё прозрачных косах. В мягких «ёжиках» новорожденной травы и в путанице бурой прошлогодней жёлтыми фонариками распушились первые весенние цветы мать-и мачехи. А ветки ольхи и вербы сверху донизу улепили весёлые мышастые пуховички. Всё заливается птичьими трелями, пересвистом и перещёлком. А перещёлк-то тот не простой, а необыкновенный – аистиный!
       Прилетели в Прибалтику аисты. Вернулись в родные края к своим гнёздам, которые огромными тёмными кучами топорщатся на телеграфных столбах, на коньках крыш домов и сараев. Аист птица не слишком пугливая и мирно уживается рядом с человеком. Полетает, полетает по полям, заводям и болотам, по пашням побродит, покормится и назад в гнездо возвращается с хворостинами в клюве поуютнее обустраивать жильё для будущего выводка. Одинокие или молодые аисты ещё скитаются, подругу себе высматривают для семейного счастья, ищут место для гнезда повыше от земли, поближе к солнцу.
       Здешний народ аистов любит. Во дворах специально для гнезда вкапывают высокие столбы с крестовинами на маковке, оберегают птицу, подкармливают. И порой так привязываются к этим птицам, что по осени расстаются с ними, как с дорогими членами семьи. А у кого-то нет рядом аиста, а привадить его к своему жилью ума не хватает. Тогда хозяева двора покупают в здешних сувенирных магазинах муляжного аиста и основательно прикрепляют его в подобие гнезда из вороха веток, которые сами же наплетут-напутают. Издали глянешь, сидит такой аист на их крыше, как настоящий! И затерянный под сенью леса домик становится веселее, душа радуется от красивой игрушки.
       Нацепил такую же игрушку на крышу своего дома и Петрович. Кто не идёт мимо его участка, остановится и рот разинет, дивясь на аиста. А сообразив, что это муляж, спохватится, в кулак хохотнёт над собой и дальше заспешит по делам. Его вслед провожает чёрным блестящим глазом аист-игрушка, безмолвно стоя на одной ноге.
       Но однажды поутру Петровича разбудил очень странный стук. Будто кто-то настойчиво и быстро стучал в калитку, то ли стучала-лилась вода по дощечке, то ли что-то другое похожее на выстукивание трещотки. Выглянул Петрович в окошко - нет никого. А стук вновь повторился. Вышел он из дома, огляделся - опять никого. И тут над головой, как застучит-затрещит, мужик аж голову в плечи втянул и присел. А стук уже в трещотку перешёл и несётся над всеми домами. Поднял Петрович голову, а на его крыше возле игрушки-аиста настоящий живой аист отплясывает и свою аистиную серенаду ему выщёлкивает.
- Вот это номер! – остолбенел мужик, сразу вникнув в ситуацию, и озадаченно уставился на живого аиста: - Ну ты попал, друг любезный!
       Аист снялся с крыши, пролетел небольшой круг над домами и, вернувшись, снова сел возле игрушки. Немного посмотрев на Петровича, он опять возобновил брачный танец. То подпрыгивая, то приседая, то притопывая ногами, он широко разводил огромные крылья и помахивал ими, запрокидывая на спину длинную шею. Всё это сопровождалось перещёлком, перетреском в плавных поклонах самых изощрённых реверансов перед муляжной избранницей. А избранница безмолвно стояла на одной ноге и в ответ не вела на него ни одним лакированным глазом.
       Теперь каждое утро Петровича начиналось с аистиных перестуков-трещоток и танцев на крыше. Когда хозяин уходил по делам из дома, аист спускался во двор и бродил по дорожкам. Привыкал к территории. Потом взлетал обратно, ходил вокруг гнезда и осторожно теребил веточки, угодливо глядя на муляжную подругу.
       Скоро всё село прознало о безнадёжно влюблённой птице. Проходящие мимо и любопытные со смехом советовали Петровичу идти на болота и срочно ловить живую аистиху. Другие жалели долгоного «жениха» и поругивали хозяина, выговаривая ему:
- Не глумился бы ты над пернатым! Сними чучело с крыши! Ведь он за живого его принимает!
- Ты в своём уме? – отмахивался Петрович. – Я это чучело так приколошматил, что теперь только с крышей его оторву! – и, глядя на чистящего перья аиста, ласково говорил: - Сам разберётся, кто есть кто. На то он и живое создание.
       Так оно и вышло. Целую неделю аист выкаблучивался перед игрушкой, пока с подозрением не стал потюкивать её клювом. Птица ведь тоже не дура. Наконец однажды его утренний перестук прекратился, и Петрович вышел глянуть на крышу. Нахохлившийся аист стоял на одной ноге возле гнезда с муляжом и в глубокой скуке смотрел вдаль. С досадой поглядывая на чучело, он будто говорил:
- Бывает же такое! Стоит день и ночь на одной ноге и молчит, как чучело! Даже не присядет… Ни гнезда не построить, ни семьёй обзавестись… Чудо в странных перьях! А я тоже, как последний дурак перед ней выплясывал!
       Дня три аист ещё прилетал на крышу, тихонько тюкал носом твёрдое искусственное оперение игрушки и в раздумье подолгу стоял возле бессердечной избранницы, втянув голову в плечи. Наконец он выпрямился во весь рост, с минуту постоял изваянием и взмыл в небо, уже не кружа над домами, а улетая всё прямо и прямо, всё дальше и дальше к полям и болотам, где ещё поджидала его ненайденная одинокая подруга – нежная живая аистиха.
       Петрович с грустью помахал ему вслед и вздохнул:
- М-да… Век живи, век учись! – а аисту-игрушке сказал: - Совсем молодой ещё, ноги красные, вот и нарвался на тебя – красавицу. Прямо весенние страсти, да и только!
 
(Калининград/г.Пионерский 2013)
(рис.Сёстры Рудик)