Письмо как феномен культуры

Несмотря на то, что в настоящее время гуманитарные науки проявляют повышенный интерес к жанру письма, оно остается наименее изученным и недостаточно вовлеченным в научный оборот по сравнению с другими источниками личного происхождения. Литературоведение рассматривает письмо как малую эпическую форму, социология проявляет интерес к его информационной составляющей, источниковедение подходит к нему как к источнику личного происхождения, исторические науки оно интересует как вторичный документ. Однако как феномен культуры до настоящего времени письмо еще не изучалось. Необходимо изучать письмо как средство коммуникации, как источник ценной информации о состоянии культуры той эпохи, к которой принадлежит автор, о личности автора, о его эстетических и иных пристрастиях.

Поскольку важной составляющей теоретического знания являются литературоведческие разработки эпистолярного жанра, необходимо предпринять экскурс в историю изучения письма как литературного жанра для того, чтобы определить его функции, жанрово-стилистические особенности, проанализировать отношение к нему в обществе на разных этапах его развития, исследовать современные взгляды на эпистолярный жанр.

Письмо является одной из древнейших форм коммуникации. Первоначально оно было представлено письменными сообщениями на бересте или глиняных табличках. С тех пор как появилась письменность, письмо стало принадлежностью культуры. Сопровождая человечество на всем пути его исторического развития, бытовое письмо как явление частной жизни претерпевало существенную трансформацию под влиянием эпохи, среды, но к числу его неизменных признаков можно отнести письменную форму, информативность и утилитарность.

Письмо имеет также ряд сложившихся формальных признаков, составляющих эпистолярный этикет: дата, обращение адресанта к адресату в начале и в конце письма и др.

В науке существуют разные взгляды на бытовое письмо. Вообще, можно сказать, что история изучения письма уходит своими корнями в античность и простирается до наших дней. Переписка, ставшая общественным явлением, которое сопровождает человеческую цивилизацию на всех этапах ее развития, продолжает привлекать внимание исследователей и в наши дни. В основном, теоретические выкладки эпистолярного жанра по крупицам рассыпаны во всевозможных предисловиях и вступительных статьях к изданиям писем. Авторы таких работ (среди них – Л. Я. Гинзбург, Б. Ф. Егоров, Р. Т. Киреев, В. Я. Лакшин, А. М. Малахова) не ставят своей целью глобальную разработку эпистолярного жанра, а лишь поднимают некоторые вопросы, касающиеся особенностей письма или как явления культуры, или как литературного жанра.

Так, Л. Я. Гинзбург пишет: «Этот род словесности многообразен. Он бывает совершенно стихийным, даже безграмотным; он строится иногда по книжным канонам или, напротив того, стремится создать иллюзию устной речи. В определенной эпохе или определенной среде письмо тесно соотносится с современной ему литературой. И все же в любом случае оно сохраняет специфику промежуточного рода высказывания». В другой, более поздней, статье исследователь, размышляя о функциях письма как одного из средств человеческого общения, останавливает свое внимание на том, что письма «несут всевозможную информацию, они содержат размышления, наблюдения или выражают эмоции. Они удовлетворяют настоятельную потребность человека в самоотчете, в том, чтобы осознавать и фиксировать протекание своей жизни. Те же функции выполняют письма писателей или тех, кто осуществлял свой литературный дар именно в эпистолярной форме... Письма писателя не всегда литература. Но и в этом случае часто есть связь между ними и его писательскими задачами».

Иную точку зрения высказывает Р. Т. Киреев: «Умышленно не делаю различия между так называемыми частными письмами и письмами, предназначенными для публики, поскольку четкой границы между ними все-таки нет». Он также особо выделяет информационную ценность эпистолярия: «Письма несут богатейшую информацию, они, непосредственные и неподкупные свидетели, воскрешают ушедшие эпохи, их нравы, вкусы и устремления, они мимоходом запечатлевают как мельчайшие подробности, так и события исторического масштаба (что знали бы мы о гибели Помпеи под огнем Везувия, не сохранись двух писем Плиния-младшего…), но все-таки прежде всего и ярче всего они повествуют о душе человеческой. О драмах, которые разыгрываются в ней».

Как интеллектуальный продукт особого рода определяет письмо украинский исследователь М. Ф. Коцюбинская. Письмо осуществляет различные функции – от коммуникативных (приземленных, житейских) до высших проявлений человеческого духа. Исследователь подчеркивает смежный характер этого явления, стоящего на стыке разных уровней самосознания. Отсюда жанры эпистолярного творчества, которые она называет: «Открытая исповедь; скрупулезный дневник; философско-эстетический трактат; спонтанные творческие откровения; бесценные наблюдения психологии творчества; «горячая» характеристика проблем и персонажей конкретной среды; хроника, полная теплых, живых деталей, которые, не будучи зафиксированы сегодня, уже завтра будут забыты; автопортреты и портреты людей – от ситуативных миниатюр до монументальных полотен...»

Некоторые авторы, в частности А. М. Малахова, выделяют письма беллетристов из совокупности частной переписки. «Писательское письмо, получившее распространение через печать, выходит за границы частного интереса и становится литературным явлением; и не только эпистолярным, но в известном смысле – художественным».

Однако, по мнению Л. Я. Гинзбург, частные письма писателя не должны идентифицироваться с эпистолярными трактатами, размышлениями, не говоря уже о романах и путешествиях в письмах. Если бытовое письмо, написанное писателем, осознается им как «потенциальный литературный факт», то необходимо отличать его от письма «с заведомо литературной функцией. У них разные субъекты высказывания. В бытовом письме человек может себя моделировать (например, молодой Герцен в своей романтической переписке с невестой… предназначил себе роль демонической личности, а невесте роль носительницы Вечной женственности, спасающей «демона»), но даже в самом литературном бытовом письме он ведь не равнозначен ни лирическому я, ни автору повествования, отрешенному от автора как эмпирической личности. В бытовом письме к литературным моделям возводится именно эмпирический человек. В этих письмах отношение к ценностям предстает непосредственным, не прошедшим через условия художественной структуры. Письма деятельных участников культурного процесса (именно их письма больше всего сохраняются и изучаются) представляют собой особенно наглядное, незаменимое другими свидетельство о состоянии данного исторического сознания, в частности о его ценностных ориентациях».

Близость писательского письма к художественной литературе подчеркивает М. П. Алексеев, усматривая в нем  не только историческое свидетельство. Письмо литератора имеет свои отличия от других  бытовых письменных памятников, архивных записей и прочих эпистолярных документов. «Письмо находится в непосредственной близости к художественной литературе и может порой превращаться в особый вид художественного творчества, видоизменяя свои формы в соответствии с литературным развитием, сопутствуя последнему и предупреждая его будущие жанровые и стилистические особенности».

Итак, в спорах о принадлежности писем к литературе как виду искусства не существует единого мнения. Но, следуя традиции и оставив в стороне разногласия, воспользуемся античной терминологией, прежде всего термином «эпистолография» (в переводе с греческого «эпистола» – письмо, «эпистолография» – литература писем). Среди античного наследия до наших дней дошли как памятники подлинной переписки частных лиц, так и послания биографического, дидактического, этического характера, обращенные к широкому кругу читателей, так называемые «открытые» письма. Писание открытых писем подчинялось стилистическим нормам, разработанным риторикой, систематизировавшей правила для всех форм речи. В учебные дисциплины риторических школ наряду с составлением речей входило и сочинение писем на заданные темы и от имени заданных лиц.

Постепенно риторика выработала строгую жанрово-стилистическую регламентацию, получившую свое первое воплощение в трактате «О стиле» Деметрия (около I в. н. э.), который рассматривал письмо как диалог и утверждал, что оно должно служить «наиболее полным выражением нравственного облика» его автора.

В дальнейшем риторика систематизирует письма в зависимости от их содержания и тона, выделяя типы (дружеский, рекомендательный, поздравительный, хвалебный и т. д.) и устанавливая трафарет для каждого из них.

В римской эпистолографии Цицерон, создатель литературного латинского языка, вводит троякую квалификацию писем: по их тону (интимные и для публичных чтений), по отношению адресанта к адресату (официальные и личные), по содержанию (простые уведомления, дружеские и строгие). У Сенеки письма служат для раскрытия философского мировоззрения, при этом из трех звеньев эпистолярной ситуации (автор – сообщение – адресат) значение первого и последнего сводится к минимуму. Письмо Плиния отрывается самим автором от конкретной ситуации написания и получает самостоятельную жизнь как художественное произведение.

В Византии частное и деловое письмо претерпевает дальнейшую стилизацию. Простые штампы вежливости перерастают в пышные формулы. Титул превращает живого человека в абстракцию. Схематизм официального письма переходит затем в литературу Древней Руси.

Средневековое письмо отличалось от античного более сложным построением. Если античное письмо включало в себя вступительную (рескрипт), главную и заключительную (ударную) часть, то средневековое состояло из пяти частей – приветствия, преамбулы, изложения дела, прошения и заключения. В средневековье теории письма «диалога наполовину» и письма-диалога (разговора) стоят рядом, особенно у немцев. Последняя из них достигла особого развития во Франции (письмо как «добрый разговор»). Считалось, что мастерству разговора в письме следует учиться. Появились первые руководства по написанию писем. Примерами могут служить рукописный трактат Митрофана Довгалевского «Про письма» (Киев, 1686–87) с разделами: «О природе и украшении писем», «О роде писем», «О письме иноязычном и его видах»; «Наставление, как сочинять и писать всякие письма разным особам», представлявшее собой перевод с французского (М., 1765). В таких пособиях письмо определялось как промежуточный вид между диалогом и монологом: разговоры или беседы с отсутствующим; разговор, который представляет собой речь одного лица.

Л. Я. Гинзбург отмечает, что в определенные периоды развития общества «в общей связи фактов культуры письма приобретали специфическую значимость. Обычно это периоды особенно острого самоосознания и самоопределения личности. В русской культуре такова переписка в духе сентиментализма конца XVIII – начала XIX в.».

Сентиментализм открывает новые источники чувствительности, утверждает культ письма и дневника. Социальная функция письма заключается в том, что оно фиксирует и передает чувства. Письма становятся исповедью перед друзьями, выходят за пределы отношений близких людей, читаются и распространяются как литературные тексты не меньше, чем другие литературные жанры, что свидетельствует об их художественной функции. Таким образом, в дворянской культуре начала XIX в. письмо становится литературным фактом. Не случайно они предполагали черновики. В то же время частные письма не могли публиковаться из-за своего интимного содержания. Мастерами письма были Н. М. Карамзин, А. И. Тургенев, П. А. Вяземский и др.

И. Семенко в статье «Письма Пушкина» связывает интерес общества к частной переписке с отходом от «высоких» жанров классицизма и видит в нем проявление тенденций к изображению частных, интимных, «домашних» сторон человеческой жизни.

На смену жанру дружеского письма приходит русский романтизм 1830-х гг. Примером может служить переписка молодого Герцена с невестой. Для 1840-х гг. характерен жанр  философско-исповедального письма.  Для второй половины XIX в. письмо как литературный жанр менее характерно. Возрождение жанра в дальнейшем связано с творческими поисками  символистов.

Таким образом, краткий экскурс в историю эпистолографии показал, что содержание писем может включать сообщения, размышления автора, его эмоции, самооценку и др. Поэтому адресант всегда, в большей или меньшей степени, запечатлевает собственный духовный облик на страницах своих посланий. Как полагает А. А. Елистратова, «определить грань между письмом как средством информации и как способом самовыражения довольно сложно».

В зависимости от содержания и тона мы выделяем различные типы письма – деловое, дружеское, любовное и т. д. Хотя при этом всегда следует помнить, что одной из особенностей эпистолярного жанра является свободное изложение информации, при котором в одном и том же тексте могут смешиваться несколько типов письма.

А. И. Герцен отмечал, что как средство коммуникации письмо служит сближению людей, в отличие от книги, которая, явно или завуалировано, направляет и воспитывает читателя, т. е. всегда находится над ним. «Как сухие листы, перезимовавшие под снегом, письма напоминают другое лето, его зной, его теплые ночи и то, что оно ушло на веки веков, по ним догадываешься о ветвистом дубе, с которого их сорвал ветер, но он не шумит над головой и не давит всей своей силой, как давит в книге. Случайное содержание писем, их легкая непринужденность, их будничные заботы сближают нас с писавшим».

Приватное письмо, в котором автор посвящает близкого по духу человека в свои дела, переживания, раздумья, отличается не только непосредственностью изложения, но и особой доверительностью тона, поднимающейся иногда до исповедальности. «Страстная дружба вызывает на переписку, – пишет Герцен. – Она растет и делается какой-то движущейся, раскрытой исповедью… все закреплено, все помечено в письмах, и притом наскоро, т. е. без румян и прикрас, и все остается, оседает и сохраняется, как моллюск, залитый кремнем…»

Писатель признавался, что «всегда с каким-то трепетом, с каким-то болезненным наслаждением, нервным, грустным и, может, близким к страху, смотрел на письма людей, которых видал в молодости, которых любил не зная, по рассказам, по их сочинениям, – и которых больше нет». Подобное волнение, вызванное предчувствием открытия спрятанной от посторонних глаз жизни души, свидетельствует о том, что письма позволяют нам пережить содержание чужой жизни как своей собственной. И это тоже особенность письма как жанра.

Если речь идет о людях незаурядных – эпистолярное творчество дополняет их общественную, научную или творческую деятельность, раскрывая то, что не запечатлелось в других проявлениях личности (в публичных выступлениях, поступках, открытиях, произведениях и т. д.). Кроме того, истории известны случаи, когда переписка служила едва ли не единственным источником для описания жизни и деятельности выдающегося человека. Так, по словам Г. Кухарского, «все, что мы доподлинно знаем о Шопене, о его жизни, почерпнуто из его писем – в них он словно оставил нам свой истинный автопортрет. Более того, без детального знания писем Шопена нельзя до конца проникнуть в его музыку».

Б. Ф. Егоров, исследуя эпистолярное наследие Ю. М. Лотмана, отмечает, что многие письма творчески одаренных людей, так же как их дневники, мемуарные записи, могут по-новому осветить уже опубликованные материалы. Рассуждая далее, ученый проводит грань между представителями точных и естественных наук и учеными-гуманитариями. Если в первом случае личность исследователя не персонифицируется в описании объекта изучения, то во втором, наоборот, «всегда личность будет проникать в соответствующий текст, всегда будет освещать объект неповторимо уникальными лучами индивидуального подхода».

Профессор А. И. Слуцкий в подтверждение особой ценности писем художника приводит высказывание В. А. Глуховцева, который подчеркивал, что, по роду своей деятельности, именно художник чаще других деятелей искусства расстается со своими произведениями. В дальнейшем обстоятельства, связанные с их созданием, забываются и, в конечном счете, разрушается целостная картина творческой жизни художника. Письма же, как и другие документы, фрагментарно отражают прошлое и дают возможность «интерпретации отдельного, давно забытого факта».

Запечатлевая образ адресанта, письмо одновременно дает возможность внимательному читателю составить определенное представление и об адресате. При этом, по А. М. Малаховой, он основывается не только на информации, получаемой из текста, но и  на том, «какой стороной своей личности обращен автор к своему корреспонденту». Послания одного и того же адресанта к разным адресатам отличаются «и по тематике, и по стилю, и даже по тону».

Исследователь развивает мысль о диалогичности письма. С одной стороны, письмо – это монолог и по форме (оно пишется всегда от первого лица), и по содержанию (автор является центром повествования). С другой стороны, «письмо – не разговор с самим собой о себе. В отличие от других жанров художественной литературы, переписка ведет прямой разговор о человеке с человеком». Малахова подчеркивает определенное сходство эпистолярного жанра с воспоминаниями, автобиографией, исповедью и философскими трактатами. Но если все они, как и художественные произведения, рассчитаны на читателя вообще («совокупность разнохарактерных личностей… некий безликий образ»), то письма создаются для конкретного человека. Автор видит в переписке признаки совместного творчества, поскольку адресант, обращаясь к своему условному собеседнику, ориентируется на его личность, интересы, взгляды, характер их совместных отношений и т. д.

Таким образом, изложенные идеи в совокупности дают представление о природе письма как интеллектуального продукта особого рода; о его основных признаках и функциях; о его жанрово-стилистических особенностях. Однако жанровая классификация писем носит условный характер, так как в одном и том же письме могут встречаться признаки нескольких жанров.