Мокрые ласты

Лешка показал отцу рисунок: странное существо на двух почти человеческих ногах, заканчивающихся ластами, с головой белухи и когтистыми, перепончатыми передними лапами. Глаза его показались отцу почти человеческими, осмысленными. Лешка рисовать умел, особенно животных: захочет – тюленя изобразит, захочет – соседского жеребца – и все как живые. И этот морской обитатель выглядел написанным с натуры.

- Вот с ним мы виделись позавчера в бухте. Он говорить не умеет, но все-все понимает – может, мысли читает? Он внимательно выслушал меня. А потом повернулся и в море ушел.

- Сказочник ты наш, – отец потрепал Алексея Вайгачева по затылку. – Тринадцать лет скоро, а все еще как маленький. Я в твои годы серьезные книжки читал.

- И я тоже, - Алексей вынул из ящика компьютерного стола книгу. Вот, смотри: Бернар Эйвельманс, криптозоолог. Писал про снежных людей, доживших до наших дней ящеров…

- Это ты у него ходячую белуху срисовал? – спросил отец.

- Опять ты мне не веришь, - мальчик надул губы. – В книге «По следам неизвестных животных» про это существо ничего не написано!

- А ты напиши этому французу или кто там он?

- Бельгийцу. Так он умер уже.

Василий Павлович Вайгачев, потомственный помор, в последнее время часто слышал от односельчан о странных следах на песке, как будто кто-то в ластах прошелся бережком. «Да это все драйверы понаехавшие или дайверы, никак не могу модное слово запомнить. С тех пор, как на берегу построили мини-отель, зачастили столичные гости. Место отдыха состоятельных любителей отдохнуть на природе заняло немалый кусок побережья, включая бухту, где исстари рыбачили поморы, и часть леса, куда ходили по грибы да ягоды. Зеленые лужайки, две старинных поморских избы, которые хозяева, давно перебравшиеся в город, продали с немалой выгодой для себя, избушка-тоня, устье ручейка, впадавшего в бухту – все это оказалось за высокой оградой. Избы и даже тоню, недолго думая, обшили сайдингом, построили причал, возвели и само здание отеля – бревенчатое, в «северном» стиле. Вот оно, отчетливо видно из окна: тарелка спутниковой антенны на крыше, изящный балкончик с резными перилами. У тяжелых железных ворот прогуливается охранник. В зоне отдыха оказалась и часовня девятнадцатого века, которую еще в девяностые привели в достойный вид местные энтузиасты. Теперь уж односельчанам в ней не помолиться, надо идти за восемь километров в ближайшее село. Вход на территорию мини-отеля «аборигенам» заказан.

Зато как обнадеживали поморов: новая гостиница, дескать – это налоги в муниципальный бюджет и работа для местных жителей. Фигушки! Оказалось, что юридический адрес фирмы – в областном центре, туда и деньги пойдут. Там же и персонал набрали. Охрана вроде московская, во всяком случае, выговор не наш. Ребят, пытающихся пролезть на территорию, гоняют, дубинками грозят, а то и пневматикой. И с моря в бухту теперь не попадешь, там катер дежурит. А как глава сельской администрации заливался: и в наш, мол, медвежий угол цивилизация пришла! Пришла… У москвичей появился земельный участок и, одновременно, у главы в гараже встал новенький джип «Мицубиси», невиданное доселе в этом уголке средство передвижения. То, что эти два приобретения связаны между собой одной веревочкой, одной цепочкой – ясно, как Божий день. А попробуй скажи – обвинят в клевете.

Отец наклонился к мальчику, дорисовывавшему береговой пейзаж, строго спросил:

- Ты опять на бухту бегал? Сколько раз тебе напоминать…

- Ну, был вчера. Так смена у Николая. Он на дежурство заступил. Этот всегда нас пускает. А другой прогонит и еще пригрозит участковому нажаловаться или директору школы. Да, пойдет он в школу – до нее вон два часа ехать! Да и каникулы сейчас…

- Чтобы это было в последний раз, - строгим тоном выговорил отец. – И про этих ходячих белух своих лучше помалкивай, а то примут за психа.

- Циолковского вот тоже за психа принимали, а он чертежи космических ракет рисовал!

- Тебя не переспоришь, – заворчал папа. – В общем, не ходи, куда нельзя и байки не трави.

Сын пробурчал что-то непонятное в ответ. Он как раз дорисовывал картинку: мини-отель, а над ним… флаг со свастикой.

- Ты зачем это? – поразился папа. – Фашисты тут при чем?

- Фашистские оккупанты, - не по-детски жестко процедил сквозь зубы сын. – Ведут себя как оккупанты на нашей земле.

- Нигде не говори так, понял меня? Донесут этим «отельерам» («ну что за словечки сочиняют?» - подумал он) – нас же со свету сживут.

Он вдруг вспомнил, как в девяностые, когда Лешки еще в проекте-то не было, вот таким же хлестким «оккупанты» клеймили они фирму, решившую устроить под боком у села песчаный карьер, сгубив прекрасный сосновый бор и загрязнив нерестовую речку. Тогда он был одним из активистов, боровшихся против угрожавшей селу экологической чумы. И как ни крути, а удалось-таки остановить работы… Хоть и угрожали поморам крепкие, коротко стриженые ребята, хоть и подпаивали сельских алкоголиков – «смотрите, какие мы щедрые», хоть и печатали в городских газетах заказные статьи про то, какая замечательная жизнь будет у местного населения – а не вышло у них ничего! Да, время было тяжкое, пенсии задерживали, даже в сельской администрации зарплату выдавали с интервалом в три месяца – зато и голос народа что-то да значил. А теперь что? Попробуй-ка пойти поперек начальства – съедят.

Вечером Василий Павлович заглянул на огонек к местному старожилу, краеведу и живой достопримечательности Евгению Ильичу Заостровцеву. Много он знал историй разных со времен, наверное, новгородских ушкуйников. Что-то в архиве накопал, что-то в старых газетах вычитал, что-то еще в молодые лета от стариков да старух узнал и в тетрадки записал.

За чашкою чаю с брусникой зашел разговор и о Лешкином человеке-белухе. Услышав о будто бы случившемся знакомстве мальчика с морским монстром, старик оживился.

- Слыхал я подобную историю, давно еще. Только произошла она не у нас, на Белом море, а на другом конце России, где солнышко раньше всех восходит – на Курилах. Мне это старший брат рассказывал, Игнат, он с японцами воевал. Заняли они, значит, один остров, почти весь.

Один только укрепленный форт на мысу упорно не сдавался. Атакуй – не атакуй – результат один… в рифму. Десятка два бойцов зря положили, еще больше ранено. Четвертый день пытаются взять – все бесполезно. Японцы из бетонных дотов целятся – попробуй, подойди, кричат свой «банзай» и палят по нашим. Флаг высоко развевается – белое полотнище, а на нем красный шар, то есть восходящее солнце. Наши остряки называли его «простыня после первой брачной ночи». Слышали б японцы такое кощунство… А на острове том жили айны – народец такой, на японцев не похожи, бородища по самое… на наших староверов смахивают.

Наши с ними быстро подружились. Японцы-то их крепко притесняли, а русские к ним как к друзьям, хлеб-соль, никакого мародерства, никаких издевательств. Да и за что их обижать-то, сам посуди – мирные рыболовы, вроде наших поморов. А некоторые айны еще в царское время с камчадалами торговали и русскому языку немного научились. Так вот, сказывали айны, что издавна дружны они с морским народом, еще с той поры, как на этих островах поселились. Айны их не трогают, и морские жители тоже айнам не мешают – напротив, помогают, сами рыбу им в сети гонят. Наши бойцы этим байкам не верили, смеялись так добродушно. Но айны клялись, что морские духи существуют. А один старик даже показывал следы на мокром песке: будто человек в ластах прошел. «Наверно, аквалангист японский», - думают солдаты. Тут мой братец в шутку и предложил: морские духи – ваши друзья, а, значит – и наши, ибо враг и у нас, и у вас общий – самураи. Так пусть эти ваши морские духи, «куру», помогут советским воинам японский форт взять. Мы – в лоб, а они – с тыла, то есть из моря. Не помогут – значит, нет таких на свете.

Наступила ночь, отбой, шумит прибой, у японцев тоже тихо, только караулы не спят у них и у нас. А утром смотрят бойцы – вместо белого флага с красным пятном просто белый развевается, и из всех бойниц белые тряпки свисают. Капитулировали самураи! Вошли наши в сдавшийся форт, через переводчика ихнего офицера спрашивают: почему сдались? Четыре дня ж сопротивлялись, как загнанная в угол рысь… Он и отвечает: командир мертв, потому сопротивление бессмысленно. Ну, думают наши, главный самурай, видать, харакири сделал.

Заходят в штаб – а он сидит себе, мордой в стол уткнулся, и голова так неестественно выгнута. Кто-то ему шею свернул. Может, свои же, те, кто сдаваться решил? А на полу – цепочка следов, будто кто-то в мокрых ластах прошелся по помещению. И на берегу еще куча таких следов. А в караулке – тоже мертвые со сломанными шеями. Наши думают: не иначе как отряд советских подводных диверсантов к японцам проник и упрямого полковника к японскому богу в рай отправил. Только японцы пленные со страхом говорили про каких-то морских чертей, «нингенами» называли. Наши – в хохот: это, говорят, советские Нины да Гены  в демонов переоделись и самураям жару задали. Приняли капитуляцию как положено.

Война закончилась буквально через несколько дней. Но Игнат остался на островах дослуживать. Айны нашим помогали, рыбкой снабжали и все про своих морских духов рассказывали. Смеялись бойцы, смеялись, пока один солдатик, который в карауле был, не встретил странное существо. Идет по берегу моря мимо наших укреплений человек – не человек, ластами шлепает, сутулый такой, лица в темноте не видать. Наш воин не робкого был десятка: «Стой, кто идет! Стой, стрелять буду!», потом в воздух пальнул – все строго по уставу. А этот, который по берегу прогуливался, как ринется в море, в волны. Так его и след простыл. На выстрел сослуживцы того солдата сбежались, по заливу лучом прожекторным шарить стали. Только что-то темное в волнах мелькнуло – и пропало. Дали очередь по воде, хотели катер выслать, да махнули рукой: «ластоногий», верно, померещился ему в темноте, наслушался боец от айнов страшных сказок. А  в волнах-то, небось, тюлень бултыхался.

Тут вскоре пожаловали на остров товарищи из «органов». Дескать, поступил приказ – всех айнов как подданных микадо с острова в два счета выселить. Они там сотни или тысячи лет жили, рыбу ловили, а их на корабли погрузили – и прочь с обжитой земли. И после этого перевелись на острове те странные существа. А офицера НКВД, который командовал выселением, нашли потом в старой айнской избушке, где он квартировал, со свернутой шеей!

- С трудом верится, - хлебнув остывающего чаю, проговорил Василий Вайгачев. – Сказки какие-то или рассказы фантастические. Вроде того, что пишут про снежных людей.

- Ну, про мохнатых людей в тайге мне еще дед Иннокентий рассказывал, так что и это вовсе не сказка и не фантастический роман. А вот про этих «нингенов» я так думаю: они с айнами были в симбиозе. Ну, знаешь, это как рак-отшельник и актиния: совершенно разные животные, а вот живут вместе… ну не в том смысле живут, как мужик с жонкой своей, а как кормилица и дитя. Актиния своим ядом всякую морскую мелюзгу убивает и раку скармливает. Вот так же и нингены эти – они айнов рыбой кормили, а те им сообщали, когда какая им опасность грозит со стороны японцев или русских, и те на время уплывали. Про рака-отшельника пишут еще в научных журналах, что он, когда из раковины в раковину переселяется, то актинию с собой переносит: берет клешнями – и в новое гнездышко.

- Так выходит, они…

- Может статься, что нингены решили не просто сменить место жительства, а избрать себе другой народ для симбиоза. А может, кто-то из поморов с ними в контакт вошел и…

- Да ну, совсем уже невероятно…

- Тебе – невероятно, а мне очевидно, - проворчал старый краевед. – Ведь вселили же в Баренцево море камчатского краба, расплодилось это страшилище, черт бы его побрал! А ловить самовольно нельзя – охраняемый вид, мать его! Так, может, кто-то вот так же в Белое море привел этих самых нингенов, разумеешь? А те как пообвыкли, стали искать себе товарищей на берегу – ну и познакомились с твоим Лешкой. Дети-то восприимчивы ко всему новому и необычному, не чета нам с тобой. А через них хотят с поморами побрататься.

- А чего ж их до сих пор никто в Белом море не видел? Море наше невеликое, считай, залив, а не море. Должны же непременно наткнуться на них моряки, пограничники, те же туристы.

- Так они ж, нингены эти, существа разумные и прятаться умеют. А про туристов этих наезжих я тебе вот что скажу: хоть и приехали из столицы, а ведут себя как самые настоящие варвары. Вот недавно вижу: стоит на бережку, пьяным-пьяный, в плавках, на голове – шапка-оплеуха, на груди большущий кибас висит, будто топиться собрался, в руке – бутылка водки местного разлива, все это в отеле купил, как сувениры. Стоит и ржет. Ну, истый дикарь с людоедского острова! А другой приобрел там же щепную птицу и стал запускать ее, как воронку. Я подхожу, говорю ему: «Ты чего, парень? Ее же в избе подвешивают под потолком!» А он мне: «Шел бы ты, дедок, куда подальше!» Опять птичку запустил – и сломал ей крыло-то, дурень! А сколько мусора в лесу и на берегу после них остается! Я так скажу: уж лучше бы у нас эти нингены курильские жили, чем такие вот соотечественники!

…Лешка не заметил, как сзади подкрался охранник, схватил за шиворот, отшвырнул пацана в сторону, сломал удочку, раскидал, растоптал червей, отвесил крепкого подзатыльника.

- Чтоб я тебя больше тут не видел, чмырь! Повадились лазить на частную территорию!

Угораздило Алексея проникнуть на берег бухты в тот день, когда Николай отлучился в город, поменявшись сменой с Виктором – этот ревностно оберегал неприкосновенность владений отеля. Пацан прошмыгнул меж прутьев ограды – и был таков.

Лешка шел по улице и едва не рыдал, его душила обида. Как же так? Ведь это их земля, это их море. Здесь жили многие поколения предков с былинных новгородских времен – историчка на уроке рассказывала. Почему же у них взяли и отобрали кусок обжитой земли, не дают ловить рыбу? Почему практически все мужское население их села и соседних деревень обложили запретами, обобрали штрафами. Скоро, видно, придется им сниматься с исконных мест и податься в областной центр, а в бывшем селе будут весело гулять московские да питерские гости, ставшие хозяевами их родовой земли. «Надо будет обязательно рассказать об этом морскому человеку, сегодня же вечером», - думал мальчик.

…Он вынырнул из воды неожиданно – так, что даже напугал Лешку. На круглой, пучеглазом, лишенной ушных раковин и выступающего носа физиономии (вместо них – четыре дырки) узкий рот-щель изобразил подобие улыбки.

- Ну, привет, чудо морское! – Лешка протянул руку. В ответ существо выбросило вперед перепончатую лапу, их пальцы встретились. Стояла белая ночь. Лешка сидел на валуне, на самой оконечности мыса, глубоко вдающегося в Белое море. В полусотне метров начиналась запретная территория – там располагался мини-отель, оккупировавший берега бухты.

Лешка говорил, существо понимающе улыбалось, изредка издавая слабый писк. Наверное, оно и вправду умеет читать мысли людей?

-  Накажи их, накажи директора проклятой фирмы, - негромко говорил он, указывая на отель. – Вот только охранника Николая не трогай, пожалуйста! Этот нас всегда пускает. У него вот тут усы густые, – Лешка провел пальцем под носом. – Настоящие казацкие усища, он ведь из кубанских казаков. У них там на Кубани тоже землю у местных отбирают разные бандиты-бизнесмены, у которых все схвачено – и в администрации, и в ментовке, и в прокуратуре. Вот он и нас понимает. А директора этого проучи, чтобы знал, кто на поморской земле хозяин.

Морской житель пискнул. Они давно понимали друг друга. Бывало, что ластоногий нырял в пучину и приносил парню большую рыбину. Вот такой он, обитатель морских вод – водяной – не водяной, царь морской – не царь. В книжке бельгийского зоолога про таких не сказано.

На волнах бухты, которую окружала железная ограда, покачивался старый карбас, купленный практически за бесценок у беспутного потомка мореходов, некогда бороздивших Студеное море и достигавших Груманта. Ветер полоскал пиратский флаг с костями и черепом, зачем-то поднятый над старинным парусником. Парус же украшала непонятная загогулина – бренд фирмы. Порой сам директор мини-отеля выходил на отреставрированном карбасе в море и занимался… нет, к счастью, не классическим пиратством, а банальным браконьерством. Но инспекторы рыбоохраны закрывали глаза на его шалости, а вот поморов ловили и штрафовали беспощадно. С территории мини-отеля доносилась музыка: кто-то от души веселился в обшитой сайдингом поморской избе, ставшей недавно одним из корпусов отеля.

- Ты все понял? – мальчик погладил человека-белуху по гладкой, мокрой голове. Тот довольно промурлыкал – ну чисто котофей! – и погрузился в воду.

…Охранник, закончив переписку с друзьями в «Одноклассниках», с увлечением играл в войну, уничтожая виртуальные танки. Неожиданно его внимание отвлекло странное шлепанье: кто-то шел по дорожке к главному зданию отеля. «Это точно не мальчишки, – подумал он. – Те через ограду пролезают, а не мимо поста… Может, какой турист ходил искупаться? Как раз со стороны бухты идет. Такой вот залезет пьяный в воду, а водичка-то еще прохладная, сердце прихватит – и каюк. Не хватало нам еще жмуриков! Это ж удар по репутации». Он выглянул в окошко, готовясь усовестить полночного купальщика… и остолбенел. По дорожке шел… то ли человек, то ли тюлень, то ли дельфин на человеческих ногах! Ноги его заканчивались ластами, между пальцев верхних конечностей видны были перепонки. «Вот это да! - охранник раскрыл рот и встопорщил колючие светлые усы. – Может, фильм какой снимают, фантастический, нарядили вот актеров. Но уж я бы знал тогда, что киношная группа приехала…» Странный субъект приблизился к нему и, склонив голову, на которой отсутствовали уши, а нос представлял собой две дырки пониже глаз, приложил когтистый палец к губам и улыбнулся: тихо, мужик, будешь хорошо себя вести – и я тебя не трону. Обомлевший охранник в ответ мелко-мелко затряс головой.

…Известие о происшедшем облетело местные и российские СМИ: директора мини-отеля, что на берегу Белого моря, нашли мертвым, со сломанной шеей, в постели. На лице его застыла гримаса ужаса. Пол его кабинета был покрыт следами мокрых ласт.

…Отчаянно залаял пес, и, бряцая цепью, рвался из конуры навстречу незнакомцу. Кот зашипел, как потревоженная змея, и попятился, выгибая спину.

- Не пугайся, Белек, - сказал Лешка белому и пушистому коту, забившемуся в кусты смородины. – А ты, Серка, сиди смирно! – прикрикнул он на лохматого пса. – Разве так гостей встречают? – Обернулся к незнакомцу: - Не бойся, звери домашние. Просто морской народ никогда не видели. Сейчас я тебя моим родителям представлю.

Мать коротко вскрикнула, фаянсовая тарелка выскользнула из мокрых рук на пол и чудом не разбилась. Отец вышел в кухню – и обомлел. С минуту родители Лешки изумленно пялились на стоящее в дверях странное существо, похожее на белуху, у которой вместо ласт – почти человеческие руки и ноги, только с перепонками, большие лягушачьи глаза посреди плоского лица, широкий безгубый рот и две дыхательные дырки на месте носа. Пол существа трудно было определить, ибо оно прятало голые телеса в тюленью шкуру, которую Алексей раздобыл у соседского парня, чьи предки когда-то промышляли морского зверя. Он сумел объяснить не владеющему человечьей речью жителю пучины, что в мире людей ходить голышом не принято, и накинул на него шкуру.

- Что остолбенели? – весело воскликнул мальчик. – Принимайте гостя, друга и защитника! 

- А что она… оно… он ест? – выдохнула мама. – Если это твой гость, я накрою на стол.

- Рыбу… - сразу нашелся мальчик. – Лучше сырую, они так привыкли. Верно? – обратился он к морскому обитателю. В ответ раздался писк, в котором различались нотки одобрения, а рот, и без того длинный, расплылся в подобии улыбки.

- Ну, вот и хорошо! – всплеснула руками мама. – У меня как раз пикша есть.

- А как они насчет этого, ты не выяснял? – Василий Вайгачев подмигнул сыну и весело прищелкнул пальцами ниже подбородка.

- Только воду! В море у них сухой закон, - от души засмеялся Лешка.

- Тогда чаем угощу, - Дарья Даниловна с укоризной глянула на на мужа.

По улице поморского села в сопровождении толпы местных жителей шли люди-белухи. Они, наконец, обрели народ-симбионт.