Первая двойка

Наступил декабрь 1963 года. Учился я тогда во втором классе.

Однажды сидел дома за уроками и уже хотел взяться за задание по арифметике, как тут вдруг, совершенно неожиданно, ко мне пришел мой сосед Санька, и прямо с порога предложил пойти с ним покататься с горки на санках. Санька был старше меня и учился уже в 4 классе.

Должен заметить, что в те годы учитель начальных классов одновременно вел уроки у двух начальных классов. Поэтому в одном помещении находились сразу два школьных класса. И мы с соседом Санькой учились оба у Марии Семеновны Лисняк – учительницы начальных классов. Только я сидел за первой партой в правом ряду, а Санька на последней парте у окна в том же ряду.

Отказаться от заманчивого предложения Саньки я не смог, да и, как мне тогда казалось, не имел права, поскольку, не поддержать друга в таком деле было равносильно предательству. – Ведь ясно же, что одному Саньке кататься с горки было бы совсем даже не интересно! К тому же мне льстило, что старший по возрасту сам пришел ко мне.

И потом, сама идея покататься на санках была во всех смыслах очень замечательной. - У меня и самого такая мысль была. Да и как иначе! – Стоило только посмотреть на улицу через расцвеченное морозом и покрытое волшебными узорами окно, как эта мысль сама собой приходила в голову. И всё потому, что в тот день всё вокруг было создано, словно специально, для того, чтобы дети катались на санках. - Ярко светило солнце. Всюду лежали сугробы великолепного пушистого снега. Снег сверкал, искрился и манил к себе. Было совершенно безветренно. И мороз был такой «как надо» - легкий и бодрящий! Сами собой всплывали в памяти пушкинские строчки: «Зима и солнце; день чудесный!»…

Но я планировал идти «на улицу», после того как сделаю все уроки. Хотя, если честно, то мне строило больших трудов удерживать себя за столом. И пока я делал домашнее задание, не раз мой взгляд задерживался на чарующей картине, открывающейся за окном…

Приход Саньки всё ранее мной запланированное спутал и перепутал. А как только я ещё и представил, что после того, как выучу уроки и выйду на горку, а на горке уже никого нет, – все прежние планы и благие намерения были вмиг забыты.

- Я сейчас, подожди немного, - сказал я Сашке, и торопливо стал решать заданные на дом примеры.

Санька, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, стоял у порога. В спешке я не стал решать на черновике, как к этому меня приучали учительница и мама, а сразу стал писать «на чистовик». В результате пришлось много раз исправлять и зачеркивать прямо в тетради. Получилось и очень коряво, и грязно. Строчки были неровные, то они лезли вверх, то падали вниз.… Но, как говориться, «что написано пером, то не вырубишь и топором». Нехорошие предчувствия стали терзать моё сердце, когда я увидел результаты своего «труда»….

Однако, как только мы с Сашкой вышли на улицу, где сверкал и серебрился на солнце ослепительно белый, хрустящий под ногами снег, я тут же забыл про свои исправления и каракули в тетради. А уж на горке, что была рядом с нашей школой, даже некогда было про это и вспоминать... Особенно весело стало, когда мы с Санькой устроили соревнование, кто дальше скатиться с горки. Помогая себе руками, с радостными криками мы мчались на санках вниз… Потом наперегонки поднимались на горку, и снова стремительно съезжали вниз. За таким увлекательным занятием время летело быстро и незаметно. И только когда солнце стало спускаться за горизонт, уже в сумерках, испив до дна все мальчишеские удовольствия этого чудесного зимнего дня, я возвратился домой насквозь промокший, уставший, с покрытой ледяной коркой штанами. Мама пришла с работы, а потому дом был полон аппетитных запахов…

Конечно, увидев меня в таком неприглядном виде, мама, понятно, радости не испытала, а потому со мной была проведена «по всем правилам» воспитательная работа.

- Да на тебе же сухого места не осталось! Горе моё луковое! На кого ты похож!? Вот возьму ремень и выдеру как сидорову козу!

Поскольку возразить мне было нечем, я покорно выслушал всё, что более чем справедливо было сказано в мой адрес. Но все её угрозы закончились тем, что она помогла мне раздеться и развесила мокрую одежду у печки сушиться.

Когда уплетал за обе щеки наваристый борщ, вдруг спросила: «А ты уроки-то все сделал?» В ответ я лишь кивнул головой и опустил глаза... На душе сразу стало скверно. Нехорошие предчувствия вновь охватили меня.

- А вдруг мама проверяла, как я выполнил домашнее задание? Вдруг она смотрела тетрадь по арифметике? – думал я, уже без прежнего аппетита заканчивая свой ужин.

Ещё можно было переделать домашнее задание, но пока думал и размышлял о том, что скажет мама, увидев тот лист с исправлениями в тетради по арифметике, пришло время идти спать….

На следующий день Мария Семеновна собрала наши тетради с домашним заданием на проверку. Как не хотел тогда сдавать свою тетрадь, но пришлось. А на следующий день наступила расплата!

С первых минут урока я почувствовал, что отношение учительницы ко мне резко изменилось. Она меня как бы и не замечала в классе. Я старательно поднимал руку, пытаясь правильным ответом на её задания загладить свою вину, но Мария Семеновна даже не смотрела в мою сторону. Наконец, настало время раздавать проверенные тетради. Учительница прошла по рядам и разложила на партах наши тетради. Потом снова села за свой стол. А я всё не решался открыть лежащую передо мной тетрадь. И тут Мария Семеновна первый раз за всё время урока посмотрела на меня и строго сказала: «Олег! Объясни мне, пожалуйста, почему ты так плохо сделал домашнее задание? Ведь ты всегда очень добросовестно и аккуратно относился к урокам!»

В тот момент я был бы рад провалиться от стыда. Растерянный и подавленный я тяжело поднялся, но поскольку был уже готов к самому суровому наказанию, не поднимая головы, покаянно признался: «Ко мне пришел Санька и позвал кататься на санках…». Все в классе засмеялись над такой «уважительной причиной», а Санька самый первый и громче всех. Мне стало не только стыдно, но ещё и очень обидно, так как мне показалось, что Санька меня предал и, что он не должен был так смеяться. Я был готов ко всему, но только не к такому поведению Саньки. Поэтому стало горько вдвойне. И от сознания своего бессилия что-либо изменить, слезы стыда, досады, сожаления, раскаяния, а ещё и обиды на Саньку, градом покатились сами собой из моих глаз.

- Двойка! – строго сказала Мария Семеновна. – Садись!

Ещё горше стало, когда увидел в раскрытой тетради соседки по парте Юли, как всегда написанную аккуратно и без единой помарки, пятерку с подписью Марии Семеновны… Я торопливо спрятал свидетельство своего позора в портфель. И до конца занятия сидел, не поднимая головы, и чувствовал, как «горели» мои щеки и уши…

После школы сразу же засел за уроки. Когда достал злополучную тетрадь по арифметике, то увидел, что двойки там нет, но на всей моей домашней работе Мария Семеновна поставила красными чернилами большой вопросительный знак. И этот огромный вопрошающий знак ранил меня сильнее двойки! Пока размышлял, что мне делать с этой тетрадью и что мне будет, когда мама увидит столь красноречивый знак, в окно постучали. Я поднял голову и увидел на ступеньках крыльца свою любимую учительницу. Никаких замков в дверях тогда не было, и вскоре она уже входила в наш дом. Смущенный и растерянный её визитом, я стоял у стола, опустив повинную голову.

- Мама дома? – спросила с порога Мария Семеновна.

- Не-е-е. На работе, – не поднимая повинной головы, протянул я.

- Ну, вот и хорошо! Мне как раз нужно поговорить с тобой наедине, - сказала учительница.

- Вот ты не смог отказать своему другу и пошел с ним кататься на санках, - продолжила Мария Семеновна. А твой друг самый первый засмеялся, когда тебе было трудно. - Когда она это сказала про Саньку, у меня снова защипало в глазах и слезы стыда и обиды потекли по щекам.

- Да! Конечно! – говорила, глядя мне в глаза, Мария Семеновна. Ради друга можно пойти на многое, даже жизнь за него отдать, но разве Санька тебе настоящий друг, если он смеялся над тобой? К тому же и громче всех!

Потом она помолчала немного и, нескольку изменив тон, добавила: «А то домашнее задание переделай! Коль берешься за дело – так делай его хорошо. Маме я пока говорить не буду…».

После того, как Мария Семеновна ушла, я очень старательно выполнил все домашние задания и завел новую тетрадь по арифметике, в которую записал и прошлую домашнюю работу и новую. А старую тетрадь со следами моего позора сжег в печке.

Не знаю, рассказала ли учительница моей маме о двойке, или нет, но меня мама за случившееся не ругала.

С того самого дня очень хорошо понял и усвоил, что моя «двойка» – это огорчение не только моё, но и всех тех, кого люблю и кому дорог. В их глазах мне очень хотелось выглядеть достойно и уж тем более не хотелось их огорчать. Свою учебу в школе стал воспринимать не только как своё личное дело. И потому больше уже никогда не было такого, чтобы я не сделал заданных Марий Семеновной на дом уроков. У меня вскоре сформировалась привычка тщательно выполнять всё, что задавали нам наши учителя. Так продолжилось и в старших классах. Бывало, сидел и до часу ночи, но всегда приходил в школу с выполненными уроками. И никогда больше уже не получал двоек. Среднюю школу окончил «круглым» отличником, чем очень гордилась моя мама.

Не знаю почему, но когда вспоминаю о школьных годах, именно этот эпизод из моей школьной жизни первым приходит мне на память и неизменно возникает чувство благодарности к моей первой учительнице за тот нравственный урок, что она преподала тогда….

Но это далеко не единственный урок, данный лично мне Марией Семеновной – моей первой учительницей.

Отношения с Санькой после того случая испортились. Долго не мог простить ему тот его смех. А вскоре его родители уехали из нашего села на Северный Кавказ. Как сложилась его судьба, увы, не знаю.