Рабы скоротечности

       В 1972 году я работал машинистом бетонного узла. У меня было удостоверение в твердой обложке. Без удостоверения было нельзя. Предполагалось, что его владелец прошел курсы техники безопасности. Никаких курсов я не проходил, но очень гордился этим удостоверением, хранил его многие годы в ящике письменного стола. Когда нашу квартиру затопило в 2004 году, от документа ничего не осталось, кроме обложки.

       Я работал в РСУ (ремонтно-строительном управлении) в 250 километрах севернее Красноярска на левом пологом берегу Енисея. Бетонный узел представлял собой двухэтажное сооружение из толстых бревен с аркой посередине. В арку въезжали самосвалы и через шлюз им в кузова выливалась серая смесь. Мое хозяйство располагалось на втором этаже над аркой. По транспортёру снизу с заднего двора мне подавались в ведрах песок, щебень и цемент. Я снимал ведра, высыпал их содержимое в барабан, включал на пульте сначала кнопку подачи воды, потом – вращения барабана и, наконец, кнопку спуска жидкого бетона в шлюз, если подъезжала машина.

       Зачастую приходилось брать кувалду, чтобы очистить дно барабана от налипшей подсыхающей смеси. Работали мы по десять часов в сутки: я наверху и три женщины внизу. Они наполняли лопатами ведра и ставили на подъемник. Две из них были русскими, а третья – немка. Звали ее Эльза, она, как и ее товарки, курила дешевые и крепкие папиросы «Север», но не ругалась матом. По этой в основном причине она мне больше запомнилась. У двух других была во время перерывов одна-единственная шутка. Они предлагали мне порезвиться с ними в густой прибрежной траве.

       Если перерывы были больше пятнадцати минут, я так глубоко засыпал на деревянном грязном полу, что меня трудно было вытащить снова в реальность. Поэтому я предпочитал облокотиться на подоконник большого окна без стекол и смотреть на уходящий за горизонт Енисей и на бесконечные заливные луга вдоль берега, по которым бродили табуны лошадей. Я засыпал и в таком положении, но, падая, просыпался.

       Приехавшим на заработки (их именовали бичами) тем чудным летом повезло: в начале июня ударили морозы и уничтожили мошкару (мошку – с ударением на последнем слоге), а в прошлом году мало кто из пришлых обходился без накомарников.

       Тяжелый труд не оставлял времени для мечтаний и праздных мыслей, да и событий вокруг бетономешалки происходило мало. Однажды пришел к нам молодой пьяный китаец, уверявший, что он учился в Пекинском университете. Китаец угрожал нам, в том числе, вероятно, и мне, что «они» еще придут сюда, что эти земли всегда принадлежали «им». Когда бабы послали его куда подальше, а после перепалки собирались применить силу, он сделал вид, что идет на попятный, но через метров двадцать остановился, развернулся, расстегнул ширинку и прилюдно стал мочиться. Тут из конторы выбежал секретарь парткома РСУ, застегнул ему лично ширинку, упрекая его при этом громким шепотом: «Как тебе не стыдно при москвиче». Обо мне шла речь.

       Он увел пьяного китайца в контору, затем вернулся и крикнул, чтобы я слышал:

       – Не из Пекина он, из Читы, инженер. Брешет и вражескую пропаганду разводит.

       В единственный за лето выходной я встретил этого китайца в местном ресторане. Он был абсолютно трезв и дружелюбен. Мы обедали за одним столом, и я спросил:

       – Когда это вы сюда приходили?

       – Семьсот пятьдесят лет назад вместе с Чингисханом, – ответил он самоуверенно.

       Я тогда не придал его ответу значения, а впоследствии о разговоре забыл.

       В другой раз у меня сперли две рубашки, которые я выстирал и вывесил посушить на солнце. Я сообщил об этом Эльзе, поскольку только с ней в основном и общался. Она произнесла показавшуюся мне тогда странной фразу:

       – Это сделали цыгане. Наши не воруют.

       – Откуда здесь цыгане? – удивился я.

       – Они приезжают каждое лето, крадут коней и переправляют их в Молдавию, в Польшу и даже в Германию.

       – Зачем в Германию? – еще более удивился я.

       – При Гитлере немцы потеряли почти всех лошадей, – сказала Эльза безразличным тоном, как будто это ее совсем не касалось. Муж у нее был тогда в запое. Надо еще напомнить, что с окончания войны прошло чуть более четверти века.

       Осенью, возвращаясь домой на поезде, я видел несколько отрядов конных цыган, скакавших вдоль железной дороги...

       В ноябре 2016 года из-за сильного урагана мы застряли в аэропорту Геленджика. Пили крепкий и ароматный краснодарский чай в холодной гостинице. Рядом со мной сидел старик из Красноярска, и я вспомнил вдруг про Чингисхана. Он оказался историком-краеведом и подтвердил, что монгольские табуны летом паслись на заливных лугах Енисея, а осенью переправлялись в Южную Азию и Европу. Отрицающие нашествие монголов часто мотивируют свою позицию тем, что неоткуда было взяться сотням тысяч лошадей, что негде было взрастить и прокормить такое количество.

       – Запомните, – сказал мне старый историк, – мы суетимся, спешим, не знамо куда, мы – рабы скоротечности. А бывают люди, которые рождены для некой миссии, они не суетятся, живут будто бы в другом измерении, будто бы у них впереди десять жизней.

       Я забыл спросить у него про цыган, но, видимо, и у них была и есть своя миссия.

23.01.2018