Путешественник, часть 5

На следующий день пора было пускаться в обратный путь.  Едва мы отошли от озера, пошел сильный дождь, горы исчезли.  Дождь то переставал, даже выглядывало солнце, но потом приступал с новой силой.

Впереди мы заметили нечто завёрнутое в целлофан. Фигура хотела скрыться, но мы быстро приближались, тогда фигура поздоровалась – это оказался наш исчезнувший сосед. Он сказал, что провалился в ручей – промочил ноги, поэтому и отстал. Сказал, что вчера подходил к нашему лагерю, но нас не было. Пошли вместе, опять он позади. Когда мы уже подходили к избушке лесников – он снова исчез. У кордона к нам присоединились две женщины и мужчина из Питера, они не знали, как переходить по Шумам на другой берег. Папа все смеялся, вспоминая об исчезновениях Шпиона.

Встретили смену лесников, едущих на кордон, они меняются каждую неделю.
Через минут сорок подошли к Шумам, помогли Питерцам. Достаточно забавно было смотреть, как боятся они воды, камней, боятся сделать шаг, а ведь идут в горы, проезжая несколько тысяч километров.

Решили не останавливаться на перешейке, а пройти до другой стороны Нижнего озера. Холодно. Дует сильный ветер и на Нижнем начинается небольшой шторм.

- Да, говорю, - я папе, - тут не только Шпиону спрятаться можно, тут целая армия разместиться – не заметишь… Недаром тут где-то Лимонов хотел свои базы разместить для нападения на Казахстан…
 - На Казахстан? – удивляется папа.
 - Да ты чего?! В газетах писали, что он приехал на Алтай, тут его и арестовали. А ФСБ утверждает, что необольшевики хотели тут организовать свои базы, чтобы совершать вылазки в Восточный Казахстан, чтобы там восстание русскоязычного населения поднять… Бред, конечно… Только вот чей? Лимонова или ФСБ?!
 - А ведь я с ним встречался, - говорит мне папа.
 Всё во мне удивлённо замирает.

 - Ну, как… Я ведь его не знал… Так. что-то слышал… Но не читал. А тут звонит ко мне глава администрации, говорит, вот, надо разместить товарищей, где-нибудь в заповеднике, это у нас территория бывшего пионерлагеря называется так, там теперь администрация заповедника, ну и корпуса остались, иногда гостей там принимаем… А он как-то так сказал, подозрительно, про гостей, мол, не очень-то с ними... Непонятно, в общем... Приходит, в очках, и с ним ещё... Поздоровались. Он сказал, что красиво тут у нас, спросили, звонили ли насчёт него… Пошли в заповедник… О разном разговаривали… А когда я их устроил… Он и спрашивает, знаю ли я его, что он, вот, писатель… Я сказал, что что-то слышал, но особо нет… Он улыбнулся, на том и расстались… А потом из ФСБ приходили, спрашивали… А что я им мог сказать?

Вот так, живёшь, живёшь, а история проходит мимо, - подумал я про себя. И про это можно написать целый сценарий.

Ещё одна ночь на берегу озера. А утром мы видели соболя. Прыгнет – замрёт, – удивительная грация.

Утром пошёл умываться – на другом берегу речки, вытекающей из озера, увидел человека бредущего от куста к кусту, от кочки к кочке (там болото). Присмотрелся, а это наш Шпион. Помахал ему рукой, а он спрятался в кусты, но, видно снова понял, что его хорошо видно, стал уходить в глубину. Так и остался человеком-загадкой.

Потом была обратная дорога, больше под уклон. После обеда вышли к Мараловодке. Хозяина не было, его жена сказала, что где-то в горах волки задрали маралиху, и он уехал туда. Ну, что ж, поблагодарили и поехали дальше.
 - Не передумал? – с надеждой спросил отец.
 - Нет, - сказал я, и папа свернул на Верх-Уймон.

Я поставил палатку на берегу речушки. Успел только разложить вещи, как над палаткой нависла тень. Оказался парнишка лет пятнадцати с умными глазами и веснушками по всему лицу. Смотрел он на меня, будто спрашивал строго: «Ну?»
 - Привет, сказал я.
 - Турист? - недружелюбно спросил парнишка.
 - Исследователь, - неопределённо выразился я, что, как не странно, расположило гостя.
 - А то, я туристов не люблю. Приедут, посмотрят, уедут. Зоопарк им здесь что ли? – парнишка сел на траву. – Я вон в том доме живу. Мне не жалко, пусть смотрят, но они смотрят так, как будто они здесь главные, как будто и деревню специально для них построили и нас в ней поселили, и горы сделали. Потребители…

Тут, собственно, испытать бы мне потрясение рыбака, обнаружившего у себя в сетях золотую рыбку, говорящую человеческим голосом, но, за столько дней отвыкнув от людей обыкновенных, сие рассуждение молодого человека воспринял я вполне спокойно.
 - А что делать? – сказал я, - С каждым годом их будет всё больше и больше. Таков прогресс. Люди любят путешествовать…
 - На здоровье. Только пусть путешествуют там, где никто не против. Мы же не едим к ним.
 - Ну, это ещё как сказать, вон, сколько каждый год в Москву приезжают…
 - Москва – город, а здесь природа. Город, он специально для того сделан, чтоб в нём много разных людей жило, без этого он и городом не будет. А сюда если много людей приедет – тут всё погибнет… Моя бы воля, я бы тут запретил въезд.
 - А, до революции одно время так и было, -говорю я, - в 19 веке, когда эта территория была Кабинетскими Землями Его Императорского Величества, здесь запрещено было селиться без разрешения.
 - Во-во, а щас, кто хочешь - скупает землю, строят турбазу – и пошло-поехало, им деньги, природе – мусор, а нам – беспокойство… Я вот, погодите, сделаю зелёные бригады.
 - Зачем?
 - Партизанскую войну будем вести с туристами и владельцами турбаз.
 - Это как это?
 - А так! Будем их заставлять за собой убирать. Вредить будем всяко, что б в другой раз не лезли. Они думают, раз деньги заплатили, то им всё можно. Шины будем прокалывать, палатки резать, продукты портить, домики сжигать… Мало ли…
 - Поймают, посадят…
 - А вы думаете, я один такой? Пусть попробуют! Много не дадут. А я выйду – снова им не дам тут спокойно хозяйничать! Это же наша земля…

Да, думаю, то Лимонов со своими планами освобождения Юго-восточного Казахстана, то этот зеленый партизан. Долго бы ещё продолжался наш разговор, но из густых кустов вышла на берег девушка с собакой. Большая псина обнюхала меня, обдавая горячим влажным дыханием.
 - Лёнька, пошли домой, - позвала девушка.

Волосы сбегали по её плечам сосновыми стружками, ловили солнечные зайчики, пробивающиеся сквозь березовую листву. Нос был чуть длиннее стандартных размеров, но ни сколько не портил её лицо, а придавал ему больше лукавства и любопытства. Голубые глаза, голубой сарафан – такой я запомнил её в первый раз.

Оказалось, я встал как раз на том месте, где они всегда купались. Я готов был переехать, но они меня отговорили. Я сказал им, зачем сюда приехал.
 В Верх-Уймоне два музея. Один о старообрядцах, которым занимается Раиса Павловна Кучуганова, другой - краеведческий, в двухэтажном здании (на втором этаже – сельская библиотека). Сначала я побывал в краеведческом, им. Н.К. Рериха. Соответственно здесь целая комната освещает пребывание Николая Константиновича в Верх-Уймоне. На стенах репродукции его картин.

В августе 1926 года Рерих вместе с женой Еленой Ивановной и сыном Юрием. Это была экспедиция в Гималаи, одной из целей которой было изучение народных легенд о Беловодье и переселении народов. Рерих записывал легенды, притчи, интересовался укладом, одеждой староверов, делал наброски пейзажей. Долину между Верхним Уймоном и Катандой назвал духовным центром прошлого и грядущего веков.

 Из дневника Н.К. Рериха:  «Приветлива Катунь, звонки синие горы. Бела Белуха. Ярки цветы и успокоительны зелёные травы и кедры. Кто сказал, что жесток и неприступен Алтай, чьё сердце убоялось суровой мощи и первозданной красоты? Семнадцатого августа видели Белуху, и было так чисто и звонко. Прямо Звенигород».

Жили участники экспедиции в доме простого русского крестьянина старовера Вахромея Атаманова. Сам Н.К. так отзывался о Вахромее Семёновиче: «Он, по завету мудрых, ничему не удивляется. Он знает и руды, знает и маралов, а главное и заветное – знает травки и цветики. Это уж неоспоримо. И не только он знает, где и как растут цветки, и где затаились коренья, но он любит и любуется ими и до самой седой бороды, набрав целый ворох многоцветных трав, он просветляется ликом, гладит их и ласково приговаривает о их полезности. Это уже Пантелеймон Целитель, не тёмное ведовство, но опытное знание».

А потом началась коллективизация. Рерих оказался на Гималаях, а семья Атамановых была выслана в Нарым. Кругом болота, гнус, комары. Сырость, холод, питались только карасями и брусникой, младшие быстро умирали. 300 граммов хлеба давали на человека. Дед Вахромей, по словам его внучки, умер от горя и переживаний. Когда его раскулачивали – взяли в колхоз кроликов. Вахромей был уже в Нарыме, когда кролики начали дохнуть. Спешно захлопотали, чтобы Вахромея освободить. Выхлопотали – пошла бумага в Нарым, а он месяц уже как в земле. Через два года вся оставшаяся семья решила бежать. Удалось. Сын Вахромея – Василий, объявленный «врагом народа», бежал в Китай. Спустя много лет его жена уехала из Китая, сегодня его дети живут в разных странах: сыновья Виктор и Михаил – в Бразилии, дочь Кира – в Швеции, другая дочь, Галина, в США. Вот уж сюжет для целого сериала. Да и о встрече Вахромея и Рериха можно снять целый фильм.

Сергей Решетнев ©