Лампочка

Наташа проснулась в кресле, где задремала полчаса назад, и с большим удивлением вернулась в действительность. Жизнь, в которой она только что участвовала во сне, еще заполняла ее всю, и она опять закрыла глаза, чтобы еще раз пережить случившееся, будто оно было настоящим воспоминанием. Сон, как и полагается снам, был абсурдным.

Во сне Наташа получила извещение. Оно было написано на обычной лампочке, черными буквами, поперек. Адресовано не ей, а одному знакомому, который когда-то значил для Наташи не то, чтобы много, а все.
Надо позвонить ему, - подумала она, - сказать, что пришло извещение от издательства, пусть обрадуется. Она набрала номер, и знакомый сразу ответил. Голос у него был бодрый, и, ей показалось, даже обрадовался звонку. Она рассказала про извещение. Он попросил прочитать его вслух, и Наташа отправилась искать лампочку. Но она никак не находилась!

Он же ждет у телефона! – волновалась Наташа. – Куда подевалась лампочка, только что тут была! Она начала выдвигать ящики шкафов, и одним движением выбрасывать из них какие-то ткани, свертки, стопки одежды. Ящик за ящиком, шкаф за шкафом, все быстрее, все более нервно – лампочки не было. Комната вся уже была завалена выброшенными вещами, ящики выдвинуты, дверцы распахнуты, полный погром.
Да вот же она! -  наконец, увидела Наташа лампочку.
Она лежала на краю стола в компании двух других лампочек, на которых никаких букв не было – обычные  прозрачные лампочки,  чем-то даже связанные друг с другом. Такой себе букетик из трех как бы цветочков. Наташа схватила букетик и бросилась к телефону.
Сейчас прочитаю! – взволнованно закричала она. – Никак не могла найти!
Голос на том конце провода строго сказал, что читать уже не нужно.
Больше всего Наташу поразило, что голос стал совсем другим – никакого приятия, одно отторжение.
В то же время, отторжение было ожидаемым – ситуация со знакомым была тухлая. То-то она обрадовалась, когда он в начале, когда снял трубку, был таким приимчивым и толерантным!
И вообще, сказал голос, больше мне не звони.
Но как же? – растерялась Наташа. – Извещение адресовано тебе, как же...
Ничего не нужно, - повторил голос.
Подожди, - заупорстовала Наташа. – Мне и так не позволено письма писать, я понимаю, их могут увидеть. Но, если еще и звонить станет невозможно, хотя постой, когда же я звонила последний раз? Давно...не помню... Не могу вспомнить. А нельзя потому, что разговаривать невозможно?
И тут у нее стеснилось сердце от того, что она сама знала ответы на все вопросы. Да, нельзя, да, это помеха, но, главное – все доводы вообще не важны, просто нельзя, и все. Нельзя!

Она положила трубку, и тут пленка сна порвалась, как рвется пленка фильма, звук и картинка косо смазались, и Наташу расплющило в тисках страшной тоски.
Тут-то она и проснулась, тут-то и задумалась, что за тупой сон приснился.
Все в нем было неизвестно кем придумано, ничего похожего в действительности не было!
Это нейроны на свободе взбесились, - подумала Наташа. – Поустанавливали связи невесть с какими дальними собратьями. Не мозг, а предатель. Ишь, чего подсунул! Никогда я этому знакомому не звонила, никогда мне его извещения не приходили, а уж написанные на лампочках!..
Наташа внутренне засмеялась, ясно представила себе эту лампочку из сна – поперек, не по экватору, а перпендикулярно ему, одной строкой, как лентой, лампочку перепоясывали черные буквы. Подумать только, что вытворяют нейроны! И запрета такого – на звонки – никогда не было. Уж на звонки-то – точно не было!

Одно было общим у сна и реальности, единственная точка соединяла их – тоска. Высасывающая сердце тоска непреходящей обиды. Наташа снова закрыла глаза, опять пересмотрела кусочек сна, в котором она яростно выбрасывает вещи из ящиков. Ей захотелось пойти в спальню, и сделать то же самое, просто так. Просто так, чтобы приглушить эту сосущую тоску. Вот только убирать потом  самой же придется – это ее и остановило.