Тасины переживания

Тасе шестой год. Она лежит на печи, свесив голову вниз, наблюдая сверху, как бабушка накрывает стол. Дед только что принялся за свежую газету и шевелит губами, внимательно читая последние новости. Сибирская кошка Мурка  шмыгнула под печь – в свое надежное убежище на случай, если Тася вздумает ее поймать.  Стекла окон в деревенской избе слегка покрыты инеем, - в ноябре уже снег и первые морозы. Но Тасе совсем не холодно: каменное сердце печки согревает девочку, и ей тут уютно и не страшно. А чего можно бояться в пять лет? Ну, разве что укола, которым медсестра с фельдшерского пункта  напугала Тасю на днях.

Осеннее солнце словно хотело еще немного порадовать своим светом перед длинной зимой: его лучи озарили всю комнату, касаясь Тасиного лица. Девочка прищурила голубые глаза, потом прикрыла их ладошкой, и улыбнулась, словно играя с солнышком.

В то утро в доме была какая-то суета: бабушка то выходила в сени, то возвращалась, дед тоже, одевшись, куда-то пошел. Тася хотела слезть с печи, но бабушка строго наказала никуда не выходить.

- А почему? – спросила удивленно Тася.

- Заняты мы, сиди на печке, тут тепло, - наказала бабуля и вышла из дома.

Но разве Тася усидит в избе одна, когда взрослые ушли, ничего не сказав. Она осторожно сползла с теплой печи, выглянула в сени, - там было холодно. Тогда девочка обула валеночки, накинула шубку и осторожно вышла. Единственное окошко в сенях выходило во двор: Тася увидела, как дед и еще двое мужчин выгоняли из сарая кабанчика. Тася, не отрывая взгляда, стала смотреть в окно, чтобы понять, что же там происходит и вздрогнула, когда увидела в руках соседа большущий нож. А потом началось страшное: кабана повалили  и он стал неистово визжать. Тася поняла, что происходит и закричала, сколько было силы в ее детском голосе:

- Не на-аадо! – и потом плача: - Отпустите его!

Кабанчик вскоре перестал визжать, и Тася дрожала то ли от холода, то ли от увиденного, продолжая плакать.

Когда бабушка вернулась в избу, Тася сидела за столом, положив голову на руки, и всхлипывала.
Бабушка поняла, что не уследила за внучкой и та увидела страшную для детских глаз картину.

- Так надо, внученька, - стала она уговаривать Тасю, - на то и выращивают кабанчиков, чтобы кормиться потом.  И все так делают, иначе как же без мяса в Сибири в такие холода?

Но Тася не могла понять, за что поплатился жизнью их кабанчик, который так дружелюбно хрюкал, когда ему приносили поесть, ведь он ничего плохого не сделал.
 
Вечером бабушка пыталась уговорить Тасю съесть хотя бы кашу, но девочка сидела перед тарелкой, опустив голову. Она не рыдала, не всхлипывала, но слезы капали из глаз прямо в тарелку.  Теплая печка уже не радовала, узоры от мороза на окнах тоже не интересовали, даже погладить кошку Мурку не хотелось. В тот день все Тасины радости «зарезали» одним махом, когда лишили жизни кабанчика.

Тася еще не знала, что на морозе замерзают птички, что жизнь кошек и собак  в несколько раз короче, чем у людей, что в газетах, которые дед читает по утрам, пишут, как в разных уголках планеты от голода умирают дети. Тася еще многого не знала, - в тот день она переживала свое первое настоящее горе.

На другой день с утра было пасмурно, но к обеду вдруг выглянуло солнышко и коснулось Тасиного грустного личика. Девочка зажмурилась, потом открыла глаза и улыбнулась.