Два всадника на одном коне

Повесть вышла в издательстве "Детская литература" в конце 2017 года
https://detlit.ru/dva-vsadnika-na-odnom-kone/

Они пришли после полудня, когда отец, утомлённый утренней ковкой, прилёг отдохнуть. Налетели на село вихрем на своих быстрых невысоких лошадках. Было их, как мне потом рассказали, много – сотня или две. Где-то далеко, на другом краю села, послышался визг – знающие люди говорят, что они всегда визжат, чтобы на врага страх навести. Я как услышал, выскочил на улицу: мимо проскакали на конях двое ордынцев с луками в руках. Кривые сабли в ножнах болтались на левом боку. Один, повернувшись, выстрелил куда-то вбок и тут же быстро выдернул из саадака новую стрелу.
Я, спрятавшись за плетень, наблюдал за происходящим. И нет бы, дураку, укрыться: стрельнут ведь, не посмотрят, что маленький. Они, говорят, стреляют во всё, что шевелится. А я лежал и наблюдал за всем, разинув рот.
Откуда-то выскочил Антоха-рыбак и, даром, что хромой, ловко подскочил ко второму ордынцу, тот, кажется, даже заметить ничего не успел, ударил ножом снизу в живот и повернул лезвие в теле. Ордынец, не говоря ни слова, кулем осел в седле и полетел вниз. А ножик-то – тот самый, которым он нам за сети грозил, отцовский! Пригодился, выходит, для настоящего дела. Отбежать Антоха не успел. Первый ордынец, почуяв что-то звериным своим чутьём, развернулся и метко пустил стрелу. Антоха покатился на землю, да так и остался лежать на обочине дороги, только пыль вокруг намокла от крови.
Что было дальше, я не видел. Отец, выбежав на улицу, схватил меня за шиворот, и, как я ни брыкался, затащил в дом, засунул в подпол и придавил крышку чем-то тяжёлым, чтобы не вылез. А сам потоптался немного в избе – видно, доставал оружие, и потом всё стихло.
Откуда-то издалека до меня доносился шум, только не понять было, кто и что кричит. А может, это и не кричат вовсе, а что-то лязгает или скрипит. Разобрать я не мог. Внезапно наверху затопали – явно, чужие! Их было двое или трое. Разбежались по избе, как будто что-то искали. Говорили не по-нашему и, кажется, не по-ордынски. Я чётко различил слово «нессуно». Голос был знакомым, и узнал я его сразу. Это был тот самый толмач, что получил по шее от батюшки Алексия, а потом уговаривал отца уехать с ним в Крым.
Они ещё немного потоптались наверху, что-то звякнуло. Наверное, грабили. Отец как раз недавно закончил ковать два меча. Потом протопали на выход и в избе стихло. Шум доносился только с улицы.
Всё, что происходило наверху, сливалось в однообразный тяжёлый гул. Что там происходило – разобраться было невозможно. Хотя, что там разбираться? И так ясно, что грабят, убивают и жгут. В подполе запахло гарью. К счастью, здесь оставалось ещё достаточно воздуха, чтобы я не задохнулся. Отец как-то объяснял мне, что горячий дым всегда легче воздуха и ходит поверху. Как щепка, которая всегда поверх воды плавает. Это меня и спасло.
Правда, сидеть в подполе мне пришлось долго: остаток дня и всю ночь. Когда гул пожара затих, я стал кричать, звать на помощь. Пытался сам выбраться из подпола, но всё было напрасно. Что же отец положил на крышку? Сильно хотелось пить и есть. Пить даже больше, потому что от сгоревшей избы в подполе стоял сильный жар. Ближе к утру я уже не надеялся, что придёт отец и вытащит меня из душного подпола. Становилось трудно дышать, как бывает, когда летом долго сидишь в комнате с закрытыми окнами и дверьми. Хотя подпол устроен так, чтобы всё время был приток свежего воздуха (отец говорил, что так надо, чтобы плесень не завелась), но видно, из-за пожара отдушины завалило. Иногда мне казалось, что я вот-вот потеряю сознание.
В подполе было темно, свет с улицы сюда не проникал. Я даже не знал, что сейчас – ночь или уже наступило утро. Мне начала мерещиться всякая чертовщина. Сначала показалось, что из тьмы на меня смотрит какая-то клыкастая морда, потом она пропала и в углу засветилась жёлтым тонкая лучина. Потом и она пропала, и сверху, кажется, что-то посыпалось. Я подумал, что это идут меня спасать и крикнул. Но голоса своего не услышал. Во рту пересохло, и кричать я не мог, только хрипел. В углу вдруг опять что-то засветилось. Слабое голубое сияние постепенно приобрело знакомые черты. Мама! Она смотрела на меня, грустно улыбаясь, а я настолько ослаб, что не мог не то, что подойти к ней, а даже просто шевельнуть рукой или ногой. Потом свечение пропало, и мне вдруг стало казаться, что меня обнимает кто-то большой, сильный и недобрый. Обнимает и сдавливает, не давая вздохнуть. В голове у меня помутилось, и последнее, что я тогда запомнил, это открывающуюся крышку подпола и чей-то звонкий незнакомый голос:
- Глянь-ка, малец тут!
И дальше всё – как провалился в черноту…