Ильин день

                ПОВЕСТИ


ИЛЬИН ДЕНЬ


I
Ранним августовским утром, солнечный луч проник сквозь неплотно зашторенное окно в комнату, скользнул по стене сверху вниз и справа налево, достиг спинки кровати, опустился ещё ниже и, наконец, на подушке, осветил своим пронзительно ярким светом лицо спящего человека.
Человек этот недовольно сдвинулся вместе с подушкой к краю широкого двуспального дивана, но солнечный луч спустя время, достиг человека снова и вновь впился жарким светом в закрытые веки спящего. Тот мотнул головой, отдернул лицо в сторону, но, не сумев избавиться от солнечного света, вздохнул, открыл глаза и, щурясь от внезапного ослепления, перевернулся вместе с подушкой поперек дивана, уклоняясь от нестерпимо яркого солнечного луча.
Вторая попытка удалась - солнечный луч оказался далеко в стороне, но вместе с лучом ушел и сон, и Илья Николаевич Махов открыл глаза, проснувшись мгновенно и окончательно.
Кажется, что лишь минуты назад, он ворочался в бессоннице летней ночи, тщетно ожидая, когда стариковский сон завладеет его телом, отпустит  голову от ненужных и пустых мыслей и, добившись умиротворения души, вызовет из небытия какое-либо приятное воспоминание из прожитого прошлого, но сейчас, открыв глаза, он увидел, что ночь давно миновала, сновидения его не настигли, а за окном разгорается солнечное августовское утро. Очередной день жизни обещался быть ясным и спокойным: по церковному календарю это был Ильин день, в честь пророка Ильи – громовержца.
Впереди был длинный  летний день, хотя народная мудрость и гласит: «Петр и Павел день на час убавил, а Илья пророк второй уволок», что означало сокращение продолжительности Ильина дня от летнего июньского солнцестояния на два часа.
Солнечный луч, разбудивший Илью Николаевича, тем временем опустился на пол и медленно скользил по паркету в направлении окна, по мере того как солнце поднималось все выше и выше.
Илья Николаевич взглянул на часы, что стояли над телевизором, в мебельной стенке напротив дивана: часы показывали начало восьмого утра. День был выходной, и можно было бы поспать ещё, но Илья Николаевич понимал, что утреннего сна уже не вернуть, а бесконечная дрема лишь обессилит тело и приведет к угрюмости дневного настроения, и потому, следует вставать и заняться воскресными делами.
Впрочем, для Ильи Николаевича уже два года с лишним все дни и дела были воскресными, поскольку именно два года назад он вышел на пенсию, достигнув положенного возраста.
Почти всю свою рабочую жизнь он проработал технологом на машиностроительном заводе, выпускающем военную продукцию. В советское время работа на таком заводе считалась престижной и хорошо оплачивалась - по тогдашним меркам.
С приходом демократов к власти, оборона страны стала считаться пустым делом, завод лишился военных заказов, пытался освоить выпуск потребительской продукции, которая тоже оказалась ненужной, объемы производства постоянно сокращались, а вместе с ними сокращалась численность работников и, к  достижению Ильей Николаевичем пенсионного возраста, от десятитысячного коллектива осталась едва ли десятая часть и потому при очередной реорганизации завода – так называли позже правители страны процессы уничтожения промышленности, всех остающихся в живых работников-пенсионеров тихо и без почета выкинули за заводские ворота: так в деревнях хозяева выбрасывают за ограду мусор и ненужный хлам.
Илья Николаевич, оставшись не у дел, год прожил в полном безделии, неприкаянно слоняясь по квартире или неподвижно, как кролик перед удавом, уставясь в телевизор, поглощая, словно жвачку, бесконечные телесериалы, пока не обнаружил, что жить на назначенную ему пенсию становится невозможно и следует искать подработку.
 Инженеры-технологи оказались лишними людьми при преобразовании страны из индустриальной державы в поставщика нефти, газа и девушек за границу. Для торгового ремесла требующего шустрости Илья Николаевич был староват и потому он устроился вахтером на автостоянку: поднимать и опускать шлагбаум для въезда-выезда автомобилей и следить за их сохранностью на стоянке.
 Зарплата было небольшая, но дежурить приходилось лишь сутки через трое, к тому же два-три авто за дежурство можно было пропустить на стоянку за наличный расчет без оформления квитанций, что вместе с пенсией и зарплатой обеспечивало приемлемый доход: без излишеств, но и голодать, как одинокие старики и старухи, ему не приходилось.
Сейчас, летом, Илья Николаевич устроил себе отпуск, намереваясь съездить в родной город и навестить места своего детства и юности, для чего договорился с другим вратарем, - как называли свое занятие вахтеры, согласившимся подежурить и за себя и за Илью Николаевича, чему хозяин автостоянки возражать не стал.
 Однако, съездить на родину Илье Николаевичу не задалось: вначале он простудился выпив холодного пива в жаркий день, из-за чего целую неделю пролежал дома на диване, глотая различные снадобья, приобретенные в аптеке, что располагалась в соседнем доме, а выздоровев он с удивлением узнал, что железнодорожные билеты вдруг подорожали почти вдвое. Поездка на родину стала весьма накладной для финансового положения Ильи Николаевича, и он решил отложить посещение родных мест до лучших времен, которые конечно скоро наступят- если верить обещаниям и прогнозам говорящих голов из телевизора.
Отложив поездку, Илья Николаевич не прекратил отпускное безделие, которое заканчивалось через неделю, наслаждаясь тишиной и покоем в квартире, опустевшей  после отъезда  жены на дачу.
 Жена Галина, тоже пенсионерка с пятилетним стажем, по весне, после майского дня Победы, ежегодно уезжала на дачу на всё лето и жила там до сентябрьских холодов, чему Илья Николаевич весьма радовался, оставаясь в городской квартире один, лишь изредка посещая жену на даче – если требовалось выполнить какие-то мужские работы по ремонту и благоустройству.
 С женою, на склоне жизненных лет, они стали совсем чужими, а потому её назойливое присутствие зимой в общей квартире раздражало Илью Николаевича и поэтому летнее одиночество воспринималось им как вознаграждение за зимние дрязги.
- Всё, надо вставать и начинать очередной жизненный день, который, к тому же, был ещё и днем моих именин, - решил Илья Николаевич сладко потягиваясь в утренней полудреме, замечая, что солнечный луч уже перебрался с пола на подоконник, а часы показывают без пяти минут восемь.
Именины – это день памяти святого, в честь которого дано имя христианину при его крещении.
Илья Николаевич, как и большинство его сверстников, не был крещен в детстве  после рождения и имя ему дали родители в память об отце его отца.
 Он никогда не отмечал своих именин ни прежде, ни теперь, когда вера в Бога начала насаждаться церковью с помощью государства, чтобы отвлечь православных и иных верующих от дел и забот земных и заставить их уповать на небеса и жить смиренно, не роптая, на власть имущих и несправедливое устройство человеческого общества.
Но после переворота в стране, который случился четверть века назад, были отвергнуты и прокляты новой властью идеалы справедливости и начали проповедоваться церковью христианские сказки о воле божьей и божьем промысле, который решает и определяет судьбу каждого человека и особенно церковный канон, что «Всякая власть есть от бога».
 Телевизор, - как источник знаний, постоянно напоминает Илье Николаевичу, что имя ему дано не абы как, и не в честь деда, а в честь почитаемого святого Илии, который является одним из близких к Христу пророков. Он управляет громом, молниями и ещё,  чёрт знает, какими силами небесными и земными, а главное, что этот Илия, должен спуститься на землю перед вторым пришествием Христа и возвестить всем людям о грядущем конце света.
 Поддавшись телевизорному натиску, усиленному поучениями жены: ставшей вдруг, на старости лет, верующей и крестившейся в церкви, Илья Николаевич исподволь начал тоже считать, что Ильин день что-то значит в его жизни, и потому старался в этот день не заниматься делами бытовыми, а если Ильин день приходился на выходной – то и трудовыми делами, посвящая по возможности Ильин день праздности и размышлениям о прожитом и предстоящем к прожитию в будущем.
Илья Николаевич осторожно встал с дивана, подошел к окну, раздвинул шторы и, открыв окно, впустил в комнату всё солнце, а не одинокий лучик, что помешал ему спать и разбудил спозаранку.
 Вместе с солнцем в комнату ворвались шумы большого города: шелест автомобилей, мчавшихся сплошным потоком по магистрали, что пролегала за дальним углом дома; крики ребятишек, играющих ранним утром на детской площадке, что находилась прямо под окнами квартиры; грохот мусорных баков, которые мусоровозка опрокидывала в своё чрево на мусорной площадке и ещё какие-то скрежечущие и звенящие звуки, доносившиеся из-за соседних домов, огораживающих двор неправильным четырехугольником.
 Вместе с шумами в комнату проникли запахи выхлопных автомобильных газов, вонь от мусорки, и Илья Николаевич, поморщившись, поспешил закрыть окно, чтобы избавиться от шумов, запахов и зноя начинающегося летнего городского дня: лучше сидеть взаперти, чем в шумах и запахах – так решил он и занялся утренними процедурами.
 Почистив зубы и сполоснув лицо, он вытерся полотенцем, взглянул в зеркало, потрогал рукой недельную щетину на лице и решил, несмотря на свои именины, сегодня не бриться: в гости Илья Николаевич никого не ожидал, а для дома и похода в ближний магазин за продуктами и так сойдет – чай не жених, а пенсионер и выпендриваться выбритым лицом ему не перед кем и не зачем.
Пройдя на кухню, он соорудил себе завтрак, пожарив яичницу из трех яиц и приготовив пару бутербродов с колбасой и сыром, к которым добавил ещё полпачки творога – вот и весь завтрак одинокого пенсионера.
В отсутствие жены он кормился почти всухомятку, ленясь готовить, хотя и имел задатки повара и умел готовить вкусно и быстро из подручных продуктов, удивляя редких гостей поварским талантом. Но в одиночестве и безделии есть не хотелось, да и организму уже не требовалось обильной пищи, и потому Илья Николаевич довольствовался бутербродами, пельменями, блинчиками с мясом или творогом и другими полуфабрикатами вполне пригодными в пищу пожилому человеку, если, конечно изготовитель и продавец не шибко обманывали качеством и ценою этих продуктов.
За приготовлением завтрака, и его поглощением, Илья Николаевич в пол- уха слушал новости из кухонного телевизора, подвешенного на подставке в противоположном от плиты углу кухни – на высоте человеческой головы: при готовке, повернув голову, можно было встретить всезнающий глаз телевизионного экрана, но при приеме пищи приходилось поднимать и запрокидывать голову, чтобы вглядеться в око мирового зла, которым он считал телевидение.
Когда-то, на заре своей юности, Илья Николаевич пристрастился к телевизору, видя в нем средство познания и развлечения, наряду с книгами и кино. Телевизор купили его родители, когда Илье было лет пять или семь – это был громоздкий ящик с экраном в два куска хозяйственного мыла и назывался он КВН.
Перед экраном отец установил большую выпуклую  стекляную линзу, в которую наливалась вода и если смотреть сквозь эту линзу на экран телевизора, то картинки, мелькающие на экране, увеличивались раза в два и можно было спокойно смотреть передачи, отодвинувшись на метр-полтора и не щуриться, вглядываясь в мерцающий голубоватым отблеском экран домашнего кино – так называли родители свой телевизор.
 Черно-белое изображение на экране дергалось, расплывалось и исчезало при порывах ветра и дожде за окном, которые раскачивали и заливали водой телеантенну на крыше, но всё равно маленький экран открывал вход в большой мир природы и людей, который, как казалось Илюше, скрывался за телевизионным ящиком, оставляя лишь квадрат экрана, через который и можно было подглядывать за этим незнакомым и пугающим внешним миром.
 Точно так, Илья, в детском саду, подглядывал сквозь щель в заборе на улицу, наблюдая как люди спешили по своим делам, проезжали редкие автомобили и где-то далеко раздавался гудок паровоза, который Илья несколько раз видел на станции, куда он ходил вместе с отцом встречать мать,  работавшую на этой станции сцепщицей вагонов.
Вечерами, закончив домашние дела, родители усаживались на диване напротив телевизора, Илья пристраивался сбоку или между отцом и матерью и всей семьей они смотрели кино или какую-нибудь передачу. Программа телевидения была одна и хочешь не хочешь, приходилось всем смотреть одно и то же. Потом наступало время вечерней сказки для малышей, после которой Илью укладывали спать, а родители ещё час или два оставались около телевизора, экран которого вскоре  угасал по окончанию передач и родители уходили тоже на покой.
В выходной день – воскресенье, Илья смотрел детские передачи: спектакль или детский фильм, уходя на это время с улицы, где играл с соседскими мальчишками, иногда, с разрешения родителей, приводя одного-двух товарищей для совместного просмотра детского фильма.
Потом, когда Илья уже учился в школе, родители купили новый телевизор «Рекорд», у которого экран был уже размером по-больше, картинка по-четче и увеличительного стекла перед экраном не требовалось.
 Появилась и вторая программа телепередач, и уже можно было выбрать для просмотра передачу по вкусу, что частенько вызывало споры между отцом и матерью что смотреть: отец любил смотреть футбол и хоккей, а мать предпочитала фильмы и концерты. Впрочем, споры эти были беззлобные и заканчивались компромиссом, да и сами телепередачи настраивали на мирный лад: новости сообщали только о хороших событиях в стране, ведущие были спокойны и доброжелательны, фильмы оптимистичны, концерты веселы и непринужденны, и поэтому родители, выключая телевизор, уходили спать в свою комнату в хорошем настроении и умиротворенные, хотя ещё два-три часа назад спорили, что смотреть.
Илья, если не был занят мальчишескими делами, при споре родителей о программе просмотра телевизора, принимал сторону того из родителей, чьё желание совпадало с его: родителей было двое, программ передач было две и всегда можно было примкнуть то к отцу, то к матери и вдвоем победить, включив нужную клавишу на панели телевизора.
Таковы были воспоминания Ильи Николаевича о телевидении его детства.
Сейчас при готовке и поглощении завтрака, телевизор извергал истерический речитатив ведущих новости мужчины и женщины, которые наперебой и скороговоркой, чтобы уложиться в отведенное время, сообщали новости со всего света, а именно: стихийные бедствия, пожары, убийства, катастрофы и прочие несчастья, которые произошли за прошедшую ночь, пусть даже на другом конце Земли.
 Сообщения о происшествиях сопровождались съёмками с места событий, где возбужденные люди перетаскивали тела погибших или сидели в оцепенении в окружении суетящихся репортеров, которые как шакалы, рвали очевидцев друг у друга, чтобы первыми и для своего агентства или телеканала слить новость о несчастье в глаза и уши телезрителей и радиослушателей по всему миру.
Илья Николаевич не переставал удивляться: зачем ему, здесь в России, в столице, знать, что где-то в Южной Америке автобус потерпел аварию, столкнувшись с коровой, вышедшей на шоссе, и трое человек погибли; или алкаши в сибирской деревне ограбили старика-пенсионера, избили его и отобрали несколько тысяч рублей – всю полученную пенсию, чтобы купить себе водки и напиться до потери сознания здесь же по соседству? Что эти новости несут полезного людям? Ничего! А вот негативное возбуждение чувств и расстройство психики эти, льющиеся сплошным потоком со всех каналов телевидения и радиовещания, плохие новости вполне обеспечивают, иногда доводя людей до душевного расстройства и даже повторения мерзких преступлений.
 По видимому, хозяева теле и радио каналов считают иначе: нужно привлечь внимание зрителей и слушателей к своему каналу жареными фактами и, тем самым обеспечить разнообразие рекламы, которая с заданной периодичностью перекрывает все передачи по всем каналам одновременно, призывая что-то купить: немедленно и только сейчас  - по якобы сниженным ценам.
Теле и радио каналов становится всё больше: десятки и сотни, одни и те же скорбные новости муссируются с разных сторон и в разное время, так что новость о каком-нибудь самоубийце или ограблении можно слышать целую неделю, нарываясь на неё при переключении каналов.
Множество теле- и радио каналов не покрывают своей многочисленностью убогость и жестокость содержания передач, которые в различных вариантах муссируют и смакуют три темы: бедствия, преступления и секс. Эти темы перетекают из новостей в телефильмы и радиопередачи, оттуда в беседы и ток-шоу, прерываясь на рекламные паузы и визг и вой эстрадных представлений, перемежающихся хаотичным мельканием дробящихся на глазах заставок, оканчивающих всю эту какофонию звуков и изображений.
Вот и сейчас, льющиеся из телевизора цвета и звуки дробили утреннее сознание Ильи Николаевича, не позволяя ему осмыслить и обдумать услышанное и увиденное и лишь тупо следовать, как телку на веревке, за сменяющимися картинками и звуками, изрыгающими телевизором.
Илья Николаевич,  пытался  иногда изменить получаемые ощущения от телевизора путем переключения каналов, но, натыкаясь вновь и вновь на разных каналах на несчастья, насилие и секс – давно оставил свои попытки и потому, прослушав и просмотрев утренние новости или выключал телевизор или переключал его на канал, рассказывающий о животных: слава богу у животных жизнь, видимо, протекает как и прежде,  не изменившись за  полвека, когда телевидение вошло в каждый дом и подчинило своей воле всё человечество.
 Возможно, где-нибудь в тропических лесах Африки или Америки, дикие племена людей тоже продолжают жить по древним традициям, но Илья Николаевич жил в цивилизованном обществе современной России и оказаться в дебрях Амазонки или африканских джунглях не имел возможности по экономическим причинам и возрасту.
Прослушав плохие новости до конца, Илья Николаевич, узнав от радостной девицы, что сегодня будет солнечная и теплая погода, переключил телевизор на другой канал, где повар-мужчина радовал зрителей рецептами воскресного завтрака.
На сегодня, зрителям предлагалось позавтракать салатом из тропических фруктов с королевскими креветками в меду, свежеиспеченным творожным пудингом и чашкой горячего шоколада. Это меню разительно отличалось от завтрака Ильи Николаевича, но он не стал завидовать, а спокойно закончил свой завтрак, несколько недоумевая: зачем предлагать россиянам в начале августа завтрак из тропических фруктов, если на рынках полно местных фруктов? Но повар, видимо мечтал показать возможности рынка и свои поварские изыски и фантазии.
После утренних хлопот и плотного завтрака организм Ильи Николаевича потребовал отдыха и, убрав постель в диван, он прилег на него для кратковременного расслабления телесных чувств.
Своё тело он именовал организмом, памятуя школьные уроки биологии и как технический человек, имеющий дело с механизмами, а слова организм и механизм хорошо сочетались по звучанию и по смыслу.
Но свои мысли и воображения, которые возникали в голове, Илья Николаевич называл душой, тем самым, отделяя свое духовное «я» от тяжкой бренной оболочки. Тело с годами поизносилось и требовало внимательного ухода, тогда как душа по-прежнему была отзывчива на любую мысль, особенно для воспоминания из прожитого.
Он где-то вычитал, что трагедия старости не в том, что тело дряхлеет, а в том, что душа остается молодой, и был вполне согласен с этим афоризмом.
Пристроившись на диване, Илья Николаевич позволил организму расслабиться и, отпустив душу в свободное плавание по закоулкам памяти, впал в сытое гипнотическое оцепенение, когда тело дремлет, а мысли плавно скользят по волнам океана памяти, вытаскивая на поверхность какое-либо событие из далекого прошлого или нелепый отрывок из увиденного и услышанного сегодня или вчера по телевизору.
Какой-то ученый, в научной телепрограмме высказал гипотезу, что человеческий мозг запоминает в память все житейские события, непрерывно и постоянно, как видеокамера и Илья Николаевич был вполне согласен с этим ученым,  будучи поражен бурным развитием компьютерных технологий, случившимся на закате его жизни, с тревогой ожидая, что вот-вот ученые создадут искусственный разум, который превзойдет человеческий мозг и сделает существование людей бесполезным, а то и вовсе уничтожит людей на земле, как человек уничтожает тараканов в доме.
Сейчас, в полудреме на диване, глобальные мысли о судьбах человечества исчезли, и память услужливо вытянула из тайников мозга воспоминания из жизни Ильи Николаевича пятидесятилетней давности.

II
Неожиданно вспомнилось лето 1965 года, когда Илья Николаевич, или Илья как его, двенадцатилетнего мальчика, называли мать и сверстники по учебе и дворовой жизни, был отправлен родителями на третью смену в пионерский лагерь, недалеко от Смоленска на берегу Днепра.
Илья уже был в пионерлагере в позапрошлом году, но тогда ему, десятилетнему, не понравилась лагерная жизнь под надзором вожатой и присмотром воспитателя, и он уговорил родителей не отправлять его на следующий год в этот лагерь от завода, на котором работал отец.
 В те годы, крупные предприятия обеспечивали людей не только работой и заработной платой, но и строили жильё для своих сотрудников, имели  поликлиники, пансионаты и дома отдыха для взрослых, детсады и пионерские лагеря для детей и всё это за счет завода и совершенно бесплатно для работников и членов их семей.
Родителям Ильи в то лето достались бесплатные путевки в заводской пансионат в Крыму и потому родители отправили сына в пионерский лагерь, несмотря на его возражения. Им тоже хотелось отдохнуть беззаботно и свободно от ребенка, которого они, конечно, любили, но даже от любимого дитя иногда требовался отдых. Всё это отец объяснил Илье и тот вынужден был подчиниться родительской воле, уже понимая правоту взрослых, и отправился в пионерский лагерь без настроения, но осознавая всю необходимость своего вынужденного пребывания в этом лагере.
Воскресным утром, собрав чемодан вещей для Ильи на весь срок его пионерской жизни, родители отвели его на площадь перед заводской проходной, где детей погрузили в автобусы, которые под напутственные пожелания родителей должны были повезти детей прочь из города на летний отдых в лагере.
Погрузку в автобусы проводили по отрядам, в которые школьников распределили заранее и по возрасту. Илья попал в отряд пятиклассников, в котором оказался и знакомый по двору мальчик по имени Саша: не друг, но приятель по дворовым играм и проказам. Мальчики сели рядом и решили держаться вместе, что сразу подняло обоим настроение.
Над площадью из репродуктора доносилась бравурная музыка, провожающие украдкой вытирали слезы, словно отправляли своих детей в опасное и неведомое путешествие. Потом послышалась пионерская песня, из которой сейчас, спустя многие годы, Илья Николаевич вспомнил только один куплет:
«Хорошо на закате, посидеть у костра
Пионерское наше счастливое лето
Для ребят золотая пора»
Детский хор из репродуктора закончил песню, зазвучал марш «Прощание Славянки» и колонна автобусов тронулась, увозя детей и Илью с приятелем в пионерский лагерь, куда им вовсе не хотелось уезжать из привычной дворовой и школьной жизни, но родительская воля была сильнее ребяческого желания.
Через полчаса автобусы доставили ребят до места назначения. Пионерский заводской лагерь состоял из нескольких приземистых деревянных корпусов барачного типа, в каждом из которых, отдельно размещался пионерский отряд в комнатах на четыре человека, а всего числом тридцать. В конце коридора были туалеты и умывальная комната, а у входа – комната пионервожатого: им в отряде Ильи оказалась восемнадцатилетняя девушка Лена Винокурова. Окончив школу, она пришла работать на завод и согласилась быть вожатой на все три смены.
 Ещё в лагере была столовая: тоже барак, но значительно больших размеров, к столовой прилегало здание кухни, рядом с ними стояли баня с котельной, а ближе к выходу располагалось административное здание, где размещалось начальство над взрослыми и лазарет – на всякий случай, для детей почувствовавших недомогание.
 Все строения были летнего типа без отопления, хотя Илья и слышал от родителей, что завод собирается перестроить лагерь и провести отопление, чтобы сделать второй зимний заводской пансионат, и дать возможность детям отдохнуть здесь во время зимних каникул.
Посредине лагеря стояла большая крытая веранда, на которой ребята проводили время, если стояла дождливая погода: может потому Илье и не понравилось пребывание в лагере в прошлый раз, что месяц июль выдался дождливым и холодным и время проводить на веранде было скучно, хотя и организовывались всякие игры и турниры, а в палатах спать было холодно.
В этот раз он был уже в старшем отряде и надеялся, что время пройдет веселее, да и погода не подведет.
Выгрузившись из автобусов, ребята под надзором вожатых пошли размещаться по палатам – так почему-то назывались комнаты, будто в больнице, куда Илья попал однажды по случаю сильной простуды с подозрением на воспаление легких, которое, к счастью, не подтвердилось.
Илья поселился вместе с Сашей. К ним попали ещё два мальчика, и не прошло и часа как все подружились и решили держаться вместе, чтобы было веселей.
За разбором чемоданов с вещами наступило время обеда, и по сигналу вожатой отряд направился к столовой, где младшие два отряда уже пообедали, и теперь наступило время старшим. На обед подавались: борщ, салат из огурцов и помидоров, котлета с картошкой и компот с булочкой. Покушав, ребята разошлись кто куда: после обеда по распорядку наступал тихий час, когда младшие отряды проводили время в палатах и ребята могли вздремнуть или тихо посидеть, а старшие отряды могли заняться чем-либо на территории с условием не шуметь и не тревожить младших.
Помниться, что Илья, в этот первый день пребывания в лагере, остался с соседями по палате на веранде и играл в шашки, попеременно выигрывая и проигрывая, зевнув одну-две шашки, потому что отвлекался от игры, присматриваясь украдкой к своей вожатой, которая сидела в углу вместе с другими вожатыми и физруком и весело смеялись между собой.
Вожатая Лена была статная миловидная девушка, только что вступившая в пору девичьего расцвета. Она сидела за столом грациозно изогнувшись, так что девичьи формы рельефно выделялись округлостями сквозь ситец летнего платьица. Длинные прямые черные волосы девушки были стянуты резинкой, и далее свободно падали ей на спину скрывая изящную шею: по девичьи тонкую и длинную.
 Большие карие глаза Лены временами покрывались поволокой, от какой-то внезапной мысли заставлявшей румяниться её щеки, и тогда девушка прикрывала глаза пушистыми ресницами. Она была не прекрасна, но красива  той девичьей красотой, которая случается на исходе юности почти с каждой взрослеющей девицей и мгновенно понравилась Илье, впервые вызвав в нем сладкую негу во всем теле и желание прикоснуться к Лене, погладить её рукой по девичьему стану и прижаться губами к ложбинке между округлых грудей, свободно врезавшихся тугими сосцами вперед и навстречу неизвестному ещё, но уже желанному покорителю этой девушки.
Илье шёл уже тринадцатый год, за лето он вытянулся на полголовы и превратился в угловатого подростка с ломающимся голосом. Ночами, иногда, ему стали сниться непонятные сны со смутными желаниями и потому он сразу и беззаветно ощутил юношеское влечение к этой девушке, почувствовав сладко-болезненный спазм внизу живота, разглядывая, исподтишка, свою вожатую Лену.
Девушка тем временем что-то рассказывала сидящему рядом физруку: крепкому молодому человеку лет 25-ти, с хорошо тренированным телом, одетому в спортивные брюки и тенниску. За разговором, физрук небрежно положил свою руку на девичье плечо и Илья тотчас исполнился ненавистью к этому парню, свободно прикасающемуся к Лене, о чем ему, подростку, оставалось только мечтать.
Сознание своего мальчишества и незрелости по сравнению с этим парнем лишь возбудило в Илье первое чувство ревности, которое тоже оказалось для него новым и незнакомым. Поглощенный этими чувствами любви и ревности, Илья стал проигрывать в шашки одну партию за другой, пока Лена, закончив разговоры с другими вожатыми,  не встала и, громко хлопнув в ладони,  пригласила мальчиков и девочек своего отряда к себе в угол веранды, чтобы условиться о распорядке следующего дня.
Илья тотчас прекратил игру и одним из первых откликнулся на призыв вожатой, став рядом с ней и испытав непонятное блаженство от случайного прикосновения к девушке, когда ребята столпились возле неё, прижав мальчика к тугому бедру вожатой Лены.
 От этого прикосновения мальчик вспыхнул лицом, губы его пересохли, голова закружилась, и он поспешно отодвинулся за спину вожатой, чтобы она случайно не заметила его состояния. Но Лена видимо привыкла к тому, что взрослеющие мальчики с обожанием относятся к ней, испытывая первые юношеские желания, и потому не обратила никакого внимания на движения этого подростка, который прижался к ней и мгновенно отстранился, скрывшись за спину.
Собрав отряд, Лена подробно рассказала ребятам о том, что их ожидает за три недели пребывания в лагере: утром каждого дня физзарядка около своих корпусов, потом завтрак, после завтрака полчаса свободного времени, затем сбор отряда и, в зависимости от погоды: купание на реке, поход в лес. В дождь какой-нибудь турнир – игра на веранде, потом обед, час отдыха, опять сбор всех, занятия на спортплощадке, кто чем хочет, полдник, снова выход в лес или на реку, ужин, свободное время, вечерний лагерный сбор у костра в центре лагеря, где желающие могут спеть или сыграть на музыкальных инструментах – кто умеет, погашение костра и отбой на ночь
. Ещё в лагере будут кружки: художественной самодеятельности, шахматно-шашечный, рукоделие для девочек и столярное обучение для мальчиков. В лагере есть библиотека, где много книг и можно брать их в палату, но не читать после отбоя. Для каждого отряда будет экскурсия на автобусах в город в краеведческий музей, три раза в неделю будет приезжать вечером кинопередвижка и показывать фильм -  как стемнеет, поэтому отбой в эти дни не в десять, а в одиннадцать вечера. Для их старшего отряда будет поход на два дня на лодках по Днепру, с ночевкой в палатках на острове. Одну неделю они будут дежурить по лагерю: следить за порядком, помогать на кухне и наводить  чистоту в лагере – так что скучать никому не придется.
Она, вожатая, будет с ними на общих сборах, а в остальное время ребята, как почти взрослые, могут заниматься своими интересами, по желанию. В лес можно уходить группой, по разрешению. На реку выходить только с ней или с физруком, купаться тоже под присмотром, а во всем остальном она полагается на их пионерскую совесть и ответственность. Ходить в лагере можно в любой одежде, но не босиком, а в пионерской форме лишь на торжественных построениях, о которых будет объявлено дополнительно.
Илья не был пионером: когда его класс  вступал в пионеры, он приболел, а после как-то не удосужился официально вступить в пионеры, но галстук купил и даже иногда одевал его по торжественным случаям. Не участвовал в пионерских сборах своего класса, но участвовал во всех делах своих одноклассников – пионеров.
 Несколько раз Илье, друзья по школе, предлагали вступить в пионеры, но друзья по двору отговаривали его, что вступив в пионеры он будет отвечать за свои поступки в школе и в дворовой жизни, и даже могут исключить из пионеров, например, за то, что он поймал дворовую кошку, привязал ей к хвосту консервную банку и бедное животное носилось по двору громыхая железякой, пока дворничиха не отвязала эту банку, пригрозив дворовой шпане сообщить в школу.
Илья решил не вступать в пионеры, коль его могут потом исключить из них.
Закончив объяснение будущей лагерной жизни, вожатая Лена предложила всем отрядом прогуляться на реку, благо стояла жаркая солнечная погода, когда можно и искупаться. Все охотно согласились и ребята, прихватив плавки и полотенца, двинулись с вожатой из ворот лагеря к Днепру, до которого было с полкилометра пути.
Девочки пока держались отдельно от мальчиков ближе к вожатой. У ворот лагеря к ним присоединился физрук Андрей, которого Лена, видимо, предупредила заранее и все вместе веселой толпой направились по тропинке, петляющей между сосен, к реке, и вскоре оказались на крутом берегу Днепра, где внизу была огорожена металлической сеткой большая заводь, к которой вела деревянная лестница с перилами.
На берегу оказались дощатые кабинки для переодевания и мальчики, мигом надев сатиновые плавки на шнурках, кинулись с разбега в воду, которая оказалась теплой и прозрачной, так что виделись стайки мелких рыбешек, которые кинулись врассыпную от ребячьего плеска и шума.
Чуть позже к ним присоединились и девочки, которые тоже переоделись в купальники, и теперь, немного смущаясь своей наготы, осторожно входили в воду, повизгивая, если до них долетали брызги от купающихся мальчиков.
Девочки были выше и крупнее почти всех мальчиков, кроме Ильи и еще двух ребят, которые вытянулись, но были ещё по детски худы и нескладны.
 Девочки, напротив, уже начали округляться, приобретая девичьи формы, которые так притягивали взоры мальчиков, что они даже перестали плескаться, но, опомнившись, начали окатывать девочек веером брызг, отчего те, с криками и визгом, тоже плюхнулись в мелководье заводи, прогретой солнцем на исходе июльского дня.
Вожатая Лена тоже переоделась и стояла на берегу в синем купальнике с боковыми белыми полосами, который туго обтягивал девичью фигуру, так что Лена казалась почти нагой. Такие нейлоновые купальники только что появились в продаже и теперь девушки, которым повезло, красовались в них, ловя восхищенные мужские взоры.
Мать Ильи тоже купила купальник для поездки в Крым и хвасталась им мужу и сыну.
Здесь в заводи из мужчин был только физрук Андрей, который стоял рядом с Леной и тоже приготовившийся к купанию. Он был в узеньких плавках подчеркивающих все достоинства его мужской фигуры, покрытой за лето крепким, шоколадного цвета, загаром. Физрук стоял рядом с вожатой, небрежно, и по-хозяйски положив свою руку ей на плечо, чем снова вызвал у Ильи приступ злости и зависти к этому парню.
Лена, разбежавшись, прыгнула в воду и поплыла по-мужски, саженками, присоединившись к девочкам, а физрук, выбрав место поглубже, тоже с разбега прыгнул, сделав в воздухе сальто, чем вызвал одобрительные восклицания всех купающихся.
Побултыхавшись с полчаса, ребята улеглись на берегу прямо на песок, в то время, как девочки продолжали купаться и не помышляя выходить из воды. Илья ещё прошлым летом, купаясь с дворовыми мальчишками, заметил, что девчонки любят купаться подольше, но редко, а мальчишки немного поплескавшись, выходят из воды, чтобы спустя несколько минут, снова окунуться.
Илья не знал, конечно, что уже в детском возрасте формируются психологические различия между полами: желания девушек более редки, но связаны с глубокими чувствами, а желания юношей многочисленны, но мимолетны и поверхностны.
На берег пришел ещё один отряд и присоединился к купающимся. Солнце клонилось к западу, когда ребята довольные отдыхом на воде собрались назад в лагерь, где скоро начиналось время ужина.
Поужинав, Илья потолкался на веранде и сыграл пару партий в шашки с соседом Сашей. Потом весь лагерь собрался у большого костра, который разожгли по случаю начала смены. Девочки спели несколько песен приглашая ребят подпеть им, но ребята отнекивались.
 Потом наступило время отбоя, и Илья отправился с приятелем в свою палату, исподволь наблюдая, как вожатая Лена в неизменном сопровождении физрука Андрея пошли в сторону административного корпуса: рядом, но не взявшись за руки, чем успокоила разгорающееся в мальчике чувство первой любви к девушке: по взрослому в душе, но еще не готовому к этому чувству неразвитым телом подростка.
Первый день пребывания Ильи в лагере прошел интересно и ему впервые понравилась девушка Лена – вожатая их отряда. Ребята тоже пришлись по душе: никто из них не лез в вожаки и не злобствовал над менее сильными, а впереди было много неизвестного и интересного и вполне довольный этим днем, Илья лег на свою кровать и мгновенно уснул, чтобы завтрашний день наступил скорее.
Дни лагерной жизни замелькали один за другим, как фигурки в калейдоскопе, в который Илья любил смотреть в детстве, наблюдая как невзрачные камешки, отражаясь многократно в зеркальных стенках, превращаются в прекрасные цветы и фигурки, если смотреть через окуляр слегка поворачивая калейдоскоп, чтобы изменить разноцветные орнаменты, которые никогда не повторяются, поскольку цветные камешки в калейдоскопе всегда пересыпаются по другому.
Илья потом разобрал калейдоскоп и там оказались три пластинки стекла соединенные вместе треугольником призмы и обернутые бумагой: от этого треугольника отражались мелкие камешки пересыпающиеся в коробочке, отделенной стенками – всё оказалось очень просто. Потом, в жизни, Илья часто убеждался, что простые вещи  оказывались сложными, а сложные дела, на поверку, оказывались проще простого.
Вот и лагерные дни Ильи всякий раз проходили по-другому, несмотря на жесткий распорядок. Погода стояла великолепная: теплые и ясные дни сменялись тихими темными ночами, освещенными луной и отблесками большого костра, который разжигался каждый вечер и собирал вокруг себя добрую половину ребят, тогда как другая половина занималась ребячьими поздними играми по интересам, чтением книг или просмотром телевизора в красном уголке, куда иногда заглядывал и Илья, особенно если вожатая Лена меняла место у костра на место у телевизора.
Обожание Лены не мешало Илье в играх с друзьями, которыми оказались почти все ребята их отряда. Они играли в футбол на лесной поляне возле лагеря, ходили на речку купаться, устраивали игры в разведчиков и партизан в лесу, хотя и немного стеснялись этого детского увлечения, считая себя взрослыми. Когда подошла их очередь, съездили на автобусе в городской краеведческий музей, куда Илья ходил уже однажды классом в прошлом году, но сейчас этот поход показался ему интереснее.
Потом  наступил день их похода, как и обещала вожатая Лена. Всем ребятам выдали рюкзаки, одеяла, еду в пакетах и консервные банки и ребята цепочкой двинулись из лагеря в поход, сопровождаемые физруком и вожатой Леной, которая замыкала отряд.
 Пройдя с час пути  по лесу, они спустились к реке около соседнего лагеря, там было небольшая пристань с лодками, которые физрук назвал шлюпками. Ребята расселись за весла, которых было по шесть у каждой лодки. Девочки оказались пассажирками и три шлюпки, медленно двинулись вдоль берега против течения, оказавшегося неожиданно быстрым в этих местах. Мальчики усердно гребли под команды вожатого Андрея, но быстро устали с непривычки и пристали к берегу на обед. Обед состоял из хлеба с тушенкой и показался удивительно вкусным после тяжелой работы за веслами.
Отдохнув, двинулись на лодках дальше, и вскоре показался остров – цель их похода. Остров находился посередине реки и вытянулся длинной полосой леса. Видимо, река когда-то изменила свое русло здесь и отрезала своими водами большой кусок леса, который и оказался островом.
 Лодки причалили к острову в небольшую бухточку, на берегу которой, в отдалении, стояли большие брезентовые палатки – место их отдыха и ночлега.
 Оставив рюкзаки в палатках, ребята двинулись осматривать остров, чувствуя себя робинзонами, о котором, конечно, читали все. Обследуя остров возвратились к бивуаку и стали разжигать костер из припасенных кем-то сухих веток: это предыдущие путешественники позаботились о новых постояльцах, чтобы они, в свою очередь, подумали о других и тоже позаботились, чем ребята и занялись, частично, а другие, смастерив удочки, принялись ловить рыбу для пионерской ухи. Непуганая рыбешка смело шла на поклев кузнечиков и мух и вскоре полное ведро плотвы, окуней и щучек стояло возле кострища, ожидая приготовления ухи, которым занялись девочки.
Мальчики разожгли костер, потом рядом другой, девочки почистили рыбу, затем над кострами повесили на подпорках по большому котлу, налили в них воды из реки и, когда вода закипела, бросили туда рыбешку, добавив соли и перцу. Скоро  уха была готова и оголодавшие путешественники с удовольствием хлебали горячий рыбный суп, зачерпывая его своими жестяными кружками, которые им выдали на кухне вместе с хлебом и консервами. Вскоре котлы с ухой опустели, и девочки с помощью мальчиков вымыли их в речной воде, наполнили вновь водой и повесили под кострами для вечернего чаепития у костра.
Пока вода закипала, кто-то запел пионерскую походную песню, ту самую, слова которой Илья Николаевич никак не мог вспомнить в начале этих воспоминаний. Наступила темная летняя ночь, в лесу заухал филин, прыгали какие-то ночные птицы, девочки боязливо жались друг к другу, а мальчики подбрасывали новых веток в костры, чтобы пламя отгоняло мрак ночи подальше.
Все это делалось ребятами самостоятельно, поскольку вожатая и физрук держались в отдалении,  не вмешивались и не делали приказаний, что и как нужно делать. Ребята попели у костра, попили чаю и, наконец, разошлись по палаткам на ночлег. Ночевать приходилось на охапках сена, брошенных прямо на землю из копны, стоявшей рядом. Илья укрылся одеялом и собрался было уснуть, но, вспомнив, что перед сном надо бы сбегать «до ветру», встал и выглянул из палатки.
 У затухающего костра сидели рядом физрук и Лена, было тихо и, неожиданно, физрук привлек к себе вожатую и начал целовать в щеки, грудь и губы, а Лена отвечала ему взаимностью, прижимаясь всем телом к мужчине. Илью неприятно резануло увиденное и, чтобы отвлечь взрослых, он громко кашлянул и вышел из палатки, направляясь к туалетам, что были неподалеку. Лена и физрук отпрянув друг от друга, сидели молча у костра, пока мальчик проходил мимо туда и обратно.
 Вернувшись, Илья начал строить планы, как бы отомстить физруку за то, что целовал Лену, но усталость смежила ему веки, и он уснул крепким сном до самого утра, а проснувшись и вспомнив вчерашнее, он не мог понять: виделось ли это ему наяву или  ревность нарисовала ему такую картину в его воображении.
Позавтракав из своих припасов, ребята переправились на лодках к берегу и, оставив шлюпки на месте их стоянки, двинулись лесною тропою – путь назад был пешим через густой сосновый лес. Поход и ночевка в лесу на острове сблизили ребят и взрослых, и они шли вместе, разговаривая на равных.
Физрук Андрей, который учился в педагогическом институте, а летом подрабатывал физруком в пионерском лагере, рассказал, что лес, которым они идут, называется Катынским: в войну с фашистами, когда немцы захватили город, они расстреляли в этом лесу несколько тысяч пленных поляков - офицеров и закопали здесь же, неподалеку от лагеря, где ребята оставили лодки.
Кто-то спросил: а как здесь оказались поляки – ведь война была с немцами? – на что физрук ответил, что за два года до войны с СССР, немцы напали на Польшу и захватили её, а советские войска тогда освободили от поляков часть Белоруссии и Украины, которые поляки захватили ещё в гражданскую войну. Польские войска, которые оказались на этой территории, были разоружены, распущены по домам, а офицеры, участвующие в зверствах над украинцами и белорусами, были помещены в лагеря, один из которых был здесь в Катынском лесу.
 Захватив местность, немцы перестреляли пленных поляков и закопали здесь же, но через год с лишним, когда немцев разбили под Сталинградом, который сейчас называется Волгоград, немцы решили свалить расстрел пленных поляков на Советскую власть, чтобы поссорить поляков и русских между собой.
 Когда Красная армия освободила город в сорок третьем году, была организована комиссия, которая установила, что поляков расстреляли именно немцы из своего оружия и именно осенью сорок первого, а не весной сорокового года, так что поссорить Красную армию с поляками не удалось. Было организовано Войско Польское из пленных поляков, которое вместе с Красной армией било фашистов и освобождало свою страну от немецких оккупантов.
Зачем немцы расстреляли пленных поляков? – спросил Илья, на что физрук ответил: «Не знаю. Фашисты плохо относились к пленным: их требовалось охранять и кормить, а надо уже наступать на Москву, поэтому и расстреляли, чтобы не отвлекаться. Они и русских пленных уничтожали, как только могли, а если бы фашисты победили, то хотели и всех русских уничтожить».
Сделав несколько привалов, ребята к вечеру возвратились домой, поужинали и разошлись спать по палатам: уставшие, но довольные этим путешествием.
На следующий день Илья с друзьями, без разрешения убежали купаться, но были застигнуты там физруком и получили строгие замечания: без взрослых купаться нельзя - вдруг судорогой сведет ноги и кто-то может утонуть, а отвечать будут взрослые и он, как физрук, в том числе.
- Если нужно очень, пригласите меня и вместе сходим искупаться, – пояснил физрук Андрей.- Не подводите меня больше, вы уже почти взрослые и должны ответственно относиться к своим поступкам и не подводить невиновных людей – такова взрослая жизнь.
 Ребята обещали не повторять больше походов на реку и инцидент был исчерпан. Взамен купания, ребята облазили все окрестности лагеря, нашли заросли малины и смородины – ягоды уже созрели и они объедались ими сами и приносили и угощали девочек, а Илья осмелился и подарил литровую банку малины вожатой Лене, которая с благодарностью приняла ягоды и потрепала Илью по затылку, отчего мальчик покраснел и молча убежал, долго ещё ощущая, как горит его шея от девичьего прикосновения вожатой.
Бродя по окрестностям, Илья с ребятами наткнулись, однажды, на небольшой лагерь в глубине леса. Лагерь этот был обнесен невысоким забором из частокола, в глубине, за соснами скрывались три корпуса, такие же, что и в их лагере.
На площадке для игр виднелись несколько подростков Илюшиного возраста, которые ходили парами или качались на качелях в полной тишине, без ребячьих криков и возгласов, что и привлекло внимание мальчиков. Они перелезли через забор, и подошли ближе к играющим, которых было не более десяти.
У всех детей были неподвижные лица и осторожные замедленные движения. На глазах Ильи двое: мальчик и девочка, на ощупь, вдоль веревочки, подошли к качели, сели рядом и принялись раскачиваться всё выше и выше, держась друг за друга и за качели. Илья заметил, как слабые улыбки озарили неподвижные лица мальчика и девочки, упоенно раскачивающихся в полной тишине, даже девочка не взвизгивала, что обычно делали девочки в их лагере, раскачиваясь так высоко. Глаза качающихся были широко открыты и, не мигая, смотрели куда-то вдаль.
- А ну сорванцы, прочь из лагеря, - раздался чей-то голос и, обернувшись, Илья увидел сторожа, который, прикрикивая, приближался к ним.
- Да мы ничего, только посмотреть на этих странных ребят, - оправдался Саша, сосед Ильи по палате и приятель по вылазкам из лагеря.
- Нечего здесь смотреть – это пансионат для детей-инвалидов. Не повезло деткам в жизни: родились такими или от болезней стали инвалидами, - горько сказал старик. – Я сторожем здесь, чтобы чужие не ходили – вот и вы залезли, можете сдуру и потревожить детишек. Они все здесь слепоглухонемые – с трудом выговорил старик длинное слово.
- Значит, не видят, не слышат и не разговаривают, а всё делают на ощупь и друг с другом общаются прикосновениями. Но некоторые умеют читать по азбуке для слепых и как-то понимают, прикасаясь особым образом. - Нельзя без слез смотреть на этих несчастных, а они на качелях катаются, играют друг с другом и даже улыбаются иногда, что особенно удивительно: не видят, не слышат, но радуются и улыбаются - чудно как-то получается.
Илья представил себе, что это он качается на качелях в полной темноте и в абсолютной тишине, и ему стало жутко, понимая, что видения и звуки окружающего мира никогда не вернутся к этим детям, самозабвенно и сосредоточенно качающимся на качелях и изредка улыбаясь, когда качели взлетали особенно высоко.
- Ладно, хватит, посмотрели на убогих и уходите без баловства, чтобы не обидеть этих детишек, которых бог уже обидел. Поневоле перестанешь верить в бога, когда посмотришь на этих незрячих и глухих детей – за что бог их наказал, если они ещё не успели согрешить в жизни. Конечно, вы пионеры в бога не веруете, а каково мне каждый день видеть этих ребят – ведь я-то верующий!
 С этими словами старик выпроводил ребят с территории лагеря, чему они не противились, замолчав и поникнув, впервые в жизни столкнувшись со сверстниками-инвалидами. С взрослыми: больными и убогими, они конечно пересекались на улице или по-соседски во дворах, но чтобы с ребятами-инвалидами с детства – такого ещё с ними не бывало.
Потом, на протяжении всей своей жизни, Илья, когда ему было особенно трудно или одолевала житейская тоска, всегда вспоминал слепых и глухих ребят, качающихся на качелях или ощупью, по веревочке, гуляющих по игровой площадке, и что самое удивительное, иногда улыбающихся, с неподвижным лицом, и его житейские неприятности  и заботы сразу становились незначительными и временными, по сравнению с полным мраком и тишиной, на которую были обречены на всю жизнь те случайно встреченные им дети-инвалиды в веселое пионерское лето, его начинающей взрослеть жизни.
До окончания лагерной смены оставалась неделя, когда Илья совершил подлый поступок, которого так и не простил себе никогда.
Однажды ночью, он проснулся от зубной боли, которая возникла внезапно и резко, так что онемела скула. Поворочавшись немного и убедившись, что боль не утихает, он встал и прошелся по комнате,  не зная, что делать. Идти к фельдшеру ночью и жаловаться на боль ему не позволяла мальчишеская гордость, но и сидеть, мучаясь от боли до утра, тоже не хотелось. Он вспомнил, что где-то читал: при зубной боли в лесу надо взять немного сосновой смолы и положить на больной зуб и боль успокоится, а утром фельдшер даст таблетку или настой для полоскания, но если боль не утихнет, то могут свозить в город к зубному врачу – так уже было с одной девочкой и она вернулась радостная, но без больного зуба, который выдернули.
Недалеко от их корпуса, у забора, росла большая сосна вся покрытая потеками смолы и Илья, не одеваясь, в одних трусах, решил сходить к этой сосне и попробовать народное средство от зубной боли.
Выйдя из корпуса, он огляделся. Стояла тихая и звездная ночь. Почти полная луна освещала лагерь и его окрестности своим бледным светом.
Илья медленно пошел босыми ногами к заветной сосне, чтобы отщипнуть кусочек смолы и, положив его на зуб, вернуться в палату и спокойно уснуть.
Вдруг, на полпути к сосне, он услышал какие-то тихие стоны. Осторожно, стараясь не хрустнуть веточкой, мальчик приблизился к кустам и взглянул в сторону странных звуков. Увиденное ошеломило Илью так, что он сразу забыл о зубной боли. Прямо под сосной, на одеяле лежала вожатая Лена с бесстыдно оголенными ногами, а на ней был физрук Андрей, который мерно двигался, как бы стараясь втиснуть Лену в землю, от чего она тихо постанывала, обнимая и целуя физрука.
Илья знал, конечно, об отношениях взрослых из книг и дворовых разговоров мальчишек и, начав взрослеть этим летом, именно так он в мечтах видел себя вместе с вожатой Леной. Лагерные собаки и кролики, что проживали в живом уголке, иногда на глазах у ребят тоже занимались этим делом; тогда девочки смущенно отводили глаза, а мальчики громко и принужденно смеялись при виде собачьей свадьбы или упражнений кроликов. Теперь, у него на глазах, этим самым занималась и Лена, но занималась с другим, взрослым мужчиной, разбив вдребезги его мальчишеские мечты.
Зависть к физруку и ревность к вожатой Лене завладели чувствами мальчика, зубная боль прошла, и Илья тихо вернулся в свою палату, думая как отомстить этим двоим, что оставались лежать под сосной, занимаясь любовью, как об этом пишут в книгах. По малолетству, ничего путного ему в голову не приходило и Илья решил написать донос, чтобы все в лагере знали правду, как он считал, о вожатой и физруке. Найдя в тумбочке листок бумаги и карандаш, он, печатными буквами, чтобы не узнали по почерку, написал:
«Физрук и вожатая Лена по ночам занимаются … - тут он задумался, как ему назвать увиденное: слова приходили на ум ругательные и грубые, а других он ещё не знал, и после недолгих размышлений Илья добавил «прелюбодеянием» - это слово было длинное и веское, как молоток для забивания гвоздей.
Одевшись, Илья прошел в административный корпус и подсунул листок под дверь директорского кабинета, чтобы утром директор увидел это сообщение и своей властью наказал физрука и вожатую за плохое поведение. Почему поведение юноши и девушки плохое Илья не знал, но раз ему это не понравилось, значит – плохое и всё.
 Совершив гнусность, Илья вернулся в лагерь и, улегшись на кровать и немного поворочавшись, понял, что написал от обиды донос, которому нет оправдания. Он встал, чтобы поправить дело и вытащить свой листок из-под двери, но тут в коридоре послышались шаги - это Лена возвратилась в свою комнату и теперь мимо не проскользнуть незаметно. Поняв, что исправить поступок свой не удастся, Илья снова лег и скоро уснул, надеясь, что утром всё как-нибудь образуется.
Утром жизнь в лагере началась по обычному распорядку. После завтрака Лена предложила сходить на реку и искупаться  на прощание, потому что прогноз погоды на завтра обещал дожди и похолодание.
Отряд не успел выйти из лагеря, как подбежал мальчик из соседнего отряда и сказал, что Лену вызывает к себе директор лагеря. Лена попросила ребят заняться чем-нибудь на территории, пока она не вернется, и пошла к директору. Илья, почуяв, что его донос начал действовать, украдкой пошел следом за вожатой и встал под открытым окном директорского кабинета, надеясь услышать происходящее.
- Вот Лена, я получил донос о ваших отношениях с Андреем, о которых я давно уже догадывался. И директор подал листок Лене, которая, прочитав донос, покраснела и заплакала, по-девичьи, навзрыд.
- Нечего теперь плакать: слезами горю не поможешь. Сейчас придет Андрей, и будем решать, что с вами делать дальше. Этот листок был подсунут мне под дверь, и написал его какой-то подлый мальчик, которому вы Лена, видимо, нравились, и он написал это от обиды. Хуже всего, что донос этот обнаружила уборщица тетя Маша, утром протирая полы. У неё язык, что помело и когда я пришел к себе в кабинет уже все знали о ваших отношениях.
Тут в кабинет директора зашел физрук и директор продолжил: - Тот подлец, что написал этот донос тоже, наверное, рассказал другим и скоро все ребята будут шептаться за вашей спиной и скажут родителям, поэтому вам: Андрей и Лена следует немедленно покинуть лагерь – может всё утихнет, хотя вряд ли – завтра воскресенье, некоторые родители приедут навестить своих детей и ваша связь непременно получит огласку.
Андрей возмутился, увидев слезы Лены: - Мы осенью собираемся пожениться с Леной, и я не вижу ничего дурного, если жених и невеста живут вместе до брака.
-Вы не видите, а другие увидят в вашей связи распущенность и меня ещё обвинят, что я покрываю ваш разврат. Неужели нельзя было быть осторожнее или повременить до брака, а теперь будьте любезны расхлебывать кашу, которую заварили.
Пишите заявления о своем увольнении по семейным обстоятельствам, я их подпишу и скажу всему персоналу, что вы уезжаете организовывать свою свадьбу, чтобы успеть Андрею до начала учебного года в институте. Надеюсь, Андрей сказал правду о ваших отношениях и будущем браке и это не простая интрижка, не так-ли Андрей?
 Физрук помялся немного, но, увидев, что у Лены снова наворачиваются слезы  решительно сказал: - пусть будет по-вашему, товарищ директор. Сейчас же уедем и сразу подадим заявление в ЗАГС. Я Лену люблю, и свое слово сдержу – иначе какой же я мужчина!
Пойдем Лена писать заявления и собираться в нашу семейную жизнь – коль поступил такой донос. На подлое дело надо отвечать честным поступком и, как говорится: «не было бы счастья, да несчастье помогло».
Лена сразу успокоилась и молодые люди, взявшись за руки, пошли собирать вещи, а директор сказал вслух: Я бы и сам рядом с такой девушкой, как Лена, не удержался бы от соблазна. Пусть у них всё сложится в дальнейшей жизни, а я здесь как-нибудь замну эту сплетню, благо, что лагерь через неделю закрывается. Найти бы этого мальчишку -подлеца и объяснить ему всю низость его доноса. Теперь не сталинские времена, чтобы писать доносы на хороших людей – так и скажу в РайОНО, если старые ханжи будут упрекать меня в том, что недосмотрел за молодыми.
Директор подошел к окну, и захлопнул его, едва не увидев Илью, который вжался в стенку и потом бочком, бочком убежал к своим ребятам, сгрудившимся у своего корпуса в ожидании вожатой.
Из корпуса вышла Лена с чемоданом и сказала, как научил директор, что срочно уезжает домой, чтобы выйти замуж за Андрея до начала его учебы в институте. Девушка улыбалась, став невестой, о чем ещё вчера не смела и мечтать: Андрей оказался  не только привлекательным и сильным юношей, которому она отдалась без раздумий, но и честным благородным мужчиной, не оставив в беде соблазненную им девушку.
У ворот лагеря к Лене присоединился физрук и они, взявшись за руки, пошли рядом по тропинке к автодороге, надеясь там перехватить попутную машину и вернуться в город улаживать свои свадебные дела.
Так Илья получил урок на всю жизнь, что свои неудачи и обиды нельзя исправлять за счет других подлыми поступками, какой совершил он, написав донос на девушку, которая невиновна, что понравилась ему, подростку, ещё не вступившему во взрослую жизнь, вызвав в мальчике чувство первой любви.
 Больше Илья никогда не видел эту Лену и не слышал ничего о ней, но навсегда сохранил образ этой юной и привлекательной девушки в своей памяти.

III
Сонное оцепенение ушло, воспоминания о пионерском лагере пропали, будто их и не было вовсе, и Илья Николаевич очнувшись, взглянул на часы и обнаружил, что отдыхал на своём диване не более десяти минут, хотя и вспомнил, в подробностях, почти месяц минувшей подростковой жизни.
Стряхнув остатки дремы, Илья Николаевич, по привычке, резко вскочил с дивана, но голова закружилась, и он вынужден был присесть, чтобы не упасть на пол. Пенсионер постоянно забывал, что тело перестало его слушаться, и привычки, обретенные в прошлой здоровой жизни, надо менять сообразно возрасту и возможностям дряхлеющего организма.
 - Действительно, «трагедия старости не в том, что тело дряхлеет, а в том, что душа остается молодой», вспомнил Илья Николаевич и убедился в очередной раз. Он припомнил, как в прошлом году, сосед по дому, старше его лет на пять, по привычке, забыв о возрасте, кинулся бежать к автобусу, подошедшему к остановке, успел войти в автобус, прежде чем закрылись двери, сел на свободное место и тотчас умер от остановки сердца, о чём всем и рассказала жена Галина, севшая на этой же остановке.
Выждав минуту и успокоив сердцебиение, Илья Николаевич, осторожно, как и следовало мужчине его возраста, встал с дивана, оделся для улицы и вышел из дома, чтобы прикупить чего-нибудь съестного, с утра пораньше, пока воскресные посетители супермаркетов ещё отсыпаются после трудовой недели.
- Поспешай медленно, - ещё раз напомнил себе Илья Николаевич, выйдя из подъезда на яркое солнце двора, наполненного шумом,  гарью и визгом проезжающих по улице автомобилей, которые, видимо никогда уже не освободят улицы,  дороги и дворы от своего, постоянно множившегося присутствия.
Автомобилизацию страны Илья Николаевич, как технический человек, считал разновидностью сумасшествия: при крайне низких зарплатах тратить последние средства на приобретение автомобиля, зачастую залезая в долговую кабалу к банкам, чтобы ездить на работу и с работы – это подлинное безумие. Достаточно подсчитать во что обходится вождение автомобилей и каждый километр пути его проезда, чтобы убедиться в его затратности и ненужности, но люди с маниакальной настойчивостью все приобретают и приобретают автомобили из ложного понятия престижности.
 Ладно, в деревне, если есть деньги, автомобиль позволяет совершать дальние поездки, но в городе, где имеется общественный транспорт, дающий возможность попасть в любое место быстрее и дешевле, чем на личном автомобиле, люди всё равно выбирают автомобиль.
Жена Галина постоянно пилила Илью Николаевича за то, что он не взял, лет десять назад, кредит в банке и не купил авто, чтобы ездить на дачу. Он тогда удержал напор жены и не поддался, чему был теперь чрезвычайно рад, не имея долгов перед банком, а жена приловчилась ездить на дачу в электричке, презирая мужа за никчемность, к чему он привык за долгие годы бессмысленной совместной жизни с этой чужой  женщиной, так и не ставшей ему близким человеком.
Вот и сейчас, проходя двором к ближайшему магазину, что находился за углом на противоположной стороне улицы, Илья Николаевич, заметил соседа по подъезду, который усаживался в автомобиль, видимо направляясь куда-то в деловую поездку. Свернув за угол и перейдя улицу, Илья Николаевич уже взялся за дверную ручку, чтобы войти внутрь магазина и, обернувшись, увидел автомобиль соседа, который въезжал на стоянку перед магазином.
  - Опять я раньше дошел пешком, чем он доехал сюда на авто,- беззлобно подумал Илья Николаевич и, приоткрыв дверь, вошел внутрь торгового заведения, под названием супермаркет «Пятерочка».
Суета торгового заведения окружила его со всех сторон: здесь царил единый бог – нажива и алчность в двух лицах, как римский двуликий бог Янус. Наживы жаждал владелец торгового заведения, а товаров, разложенных по полкам и стеллажам, алкали покупатели, бродившие по обширному залу, присматриваясь к ярким упаковкам, как бы кричащим беззвучно: купи меня, купи меня!
 Некоторые посетители, поддавшись этим призывно манящим наклейкам, упаковкам и этикеткам, машинально брали в руки совершенно ненужные им упаковки, разглядывали их и клали в корзины, совершенно забыв о том, что пришли в этот магазин за другими продуктами.
 Как говорят американцы,  изобретатели торговой рекламы:  реклама – это двигатель торговли и этот двигатель работал на всю свою мощь в торговом зале продуктового магазина, высасывая деньги из карманов доверчивых посетителей, так и не научившихся сдерживать свои желания и ограничиваться покупкой только тех товаров, что необходимы сейчас и сегодня.
Особенно такой несдержанностью отличались пожилые люди возраста Ильи Николаевича. Он тоже, иногда, не мог удержаться и покупал ненужный продукт, поддавшись яркой упаковке, и сожалея потом о напрасно потраченных деньгах, которых и без этих трат едва хватало на скромную жизнь пожилого человека, давно утратившего увлеченность едой и признающего вместо разнообразности вкусов лишь полезность или вредность продукта.
Илья Николаевич быстрым шагом миновал стеллажи с товарами, которые ему сегодня были не нужны, положил в корзину продукты, за которыми он и совершил этот поход в магазин, а именно: пакет кефира, батон хлеба, упаковку яиц и кусочек сыра и также быстро, не останавливаясь на призывы ярких упаковок, направился к кассе, чтобы оплатить покупки.
Конечно, ему требовалось и ещё кое-что для пропитания, но покупку следующей партии продуктов он отложил на следующий день: такое правило Илья Николаевич установил для себя, чтобы была причина выйти из дома – иначе можно было стать полным отшельником и жить на диване у телевизора безвылазно от одного суточного дежурства у ворот автостоянки до другого - через трое суток на четвертые.
У кассы стояли три покупателя, поочередно выкладывая из тележки набранные продукты. Илья Николаевич не уставал удивляться: чем можно загрузить целую тележку – ведь несмотря на обширность магазина и обилие товаров на полках, стеллажах и в холодильниках выбор продуктов был весьма ограничен. Убожество видов товаров компенсировалось ассортиментом: колбас одинакового вкуса и качества были десятки наименований, поскольку каждый производитель выпускал продукт под своим наименованием, а то, что этот продукт по вкусовым качествам не отличается от ему подобных, - это производителя и продавца не интересует: главное продать и получить прибыль, а уж как покупатель будет выбирать товар, не зная вкуса – это его трудности.
 Илья Николаевич и сам много раз попадал в эту ловушку: присмотрит например сосиски в привлекательной упаковке и приемлемой цене, а на вкус они окажутся такими же, что и купленные ранее, а то и значительно хуже.
 Это вторая трудность покупателя в супермаркете: как не прогадать со вкусом и качеством продукта – ведь даже один и тот же товар того же производителя может разительно отличаться по вкусу не имея устойчивого качества. Такие товары-дублеры и суррогаты заполняли полки этого и других подобных магазинов, создавая иллюзию товарного изобилия: когда ассортимент широк, а фактического выбора нет, и качество никак не гарантируется.
Помниться, при советской власти всё было иначе: видов той же колбасы вареной и сырокопченой было лишь три-пять наименований, но хорошего качества, по разумной цене, и можно было купить продукт именно того  вкуса, что хотелось, а качество обеспечивалось ГОСТами и, например, докторская колбаса была одинакового качества, что в Москве, что во Владивостоке. Так же было и с другими продуктами: другое дело, что  не всегда эти продукты были в продаже, но так случилось лишь тогда, когда к власти пришел Горбачев с группой предателей.
Но, как говорят нынешние правители России, которых Илья Николаевич называл простым словом – либерасты, рыночная экономика всё расставит по своим местам, и она действительно всё расставила, поставив на первое место прибыль и личную выгоду производителя и продавца, не защищая никак интересы потребителя, хотя и есть, кажется, закон о защите прав потребителя.
От этих размышлений о товарном изобилии и их качестве, Илью Николаевича отвлекла небольшая заминка у кассы. Ветхая старушка никак не могла набрать нужную сумму для оплаты покупок и, высыпав мелочь из кошелька, отсчитывала монеты постоянно путаясь и сбиваясь, пока кассирша, истощив терпение, не принялась помогать ей, высыпав все монеты на кассовый стол и ловко отсчитав мелочь - пока не набралась нужная сумма – около ста рублей.
- Прости уж меня, дочка за то, что крупных денег у меня нет: пенсия будет только через два дня и это всё, что у меня осталось. Подняли опять плату за квартиру, продукты тоже подорожали, а пенсия у меня маленькая – всего семь тысяч рублей – я ведь живу в Подмосковье и у нас пенсии маленькие, не то, что в Москве.
Здесь я оказалась после кладбища, где навестила могилки матери и мужа. Вот и решила зайти в магазин, чтобы потом автобусом уехать к себе, а денег-то и не оказалось. Спасибо, что помогла мне наскрести мелочи и не обиделась на меня, старую. Видно и я скоро навещу маму на том свете – одной-то жить на этом свете у меня уже мочи нет. Старик мой два года как помер и часто снится мне и зовет к себе – вот я и навестила их и успокоилась.
Прости, дочка, ещё раз за бедность мою, в которой я оказалась при нонешней власти на старости лет и дай бог тебе муженька доброго, каким был мой старик в молодости – закончила старушка свою исповедь, собрала со стола остатки своей мелочи, положила в авоську пакет кефира, батон хлеба и творожный сырок, что купила в магазине, и пошла нетвердой походкой престарелой женщины к выходу, что-то беззвучно выговаривая усохшими губами.
Илья Николаевич тоже рассчитался за покупки и вышел из магазина на простор солнечной улицы, размышляя, что и он, если даст бог, тоже с годами превратится в дряхлого старика, наподобие той старушки, которая задержалась в этой жизни, осталась одинокой, и теперь стремится туда, в неведомое, где уже упокоились и её родители и её муж, по словам старухи – добрый.
– Возможно, и моя Галка, когда я уйду в мир иной, тоже будет говорить людям, что я был ей хорошим мужем, хотя всю жизнь нашу совместную хает меня за никчемность, что я так и остался простым человеком, не выбился в начальники и не обогатился в нынешние времена – подумал Илья Николаевич провожая взглядом старушку, которая с трудом входила в автобус на соседней остановке.
– Как же бабуся будет расплачиваться за проезд, если денег у неё вовсе нет, а проезд со вчерашнего дня стал по Москве платным для иногородних пенсионеров? Он остановился, ожидая отъезда автобуса со старушкой, но автобус, дернувшись, остановился, дверь передняя открылась и та самая старушка медленно вышла из него, а автобус захлопнул дверь и двинулся по своему маршруту.
– Вот негодяй-шофер, не пропустил старуху внутрь автобуса и высадил её, безденежную, на тротуар в чужом городе, - вознегодовал Илья Николаевич и направился к старушке, чтобы дать ей денег на проезд, но тут подошел другой автобус, старуха зашла в него и автобус уехал, увозя старую женщину доживать в одиночестве в каком-то городке Подмосковья, а Илья Николаевич направился к своему дому, мысленно похваливая себя за душевный порыв оказать помощь старой женщине.
– Потому я, Галя, и не стал денежным человеком в наше скотское время, что остаюсь добрым к людям и никогда не жил по принципу: «Или всех грызи, или живи в грязи». Это тебе, моя женушка, всегда чего-то не хватало, а я прожил свою жизнь достойно и сожалею лишь о том, что связался с такой женщиной, как ты, – продолжал Илья Николаевич свою вечную, мысленную перепалку со своей женой Галиной, которой, наверное, икалось от его мыслей там, на даче, где проживала летом эта женщина, называвшаяся его женой.
Поход в магазин благополучно завершился,  других дел по хозяйству сегодня не предполагалось, а потому Илья Николаевич, разобрав покупки, снова прилег на диван, включил телевизор и стал размышлять, как ему провести этот именинный день своей жизни.
– Можно прогуляться до канала и посидеть на берегу, глядя на проплывающие суда и мечтая о дальних путешествиях, в которых никогда не был, – лениво размышлял он под бубнение телевизора – который  напомнил Илье Николаевичу, что сегодня не только день Ильи-пророка и его, Ильи, именины, но и день Воздушно-десантных войск, а значит, будет праздничное гуляние бывших десантников, которое частенько заканчивалось крепкой пьянкой отставников в парках и скверах столицы.
– Может и мне, к вечеру, тоже немного выпить водочки? – подумалось имениннику, в то время, как на экране телевизора показывали десантников, которые, оголившись до тельняшек и трусов, с разбега плюхались в фонтаны на улицах столицы демократической России – Москвы.
– А что, выйду с бутылочкой на берег канала имени Москвы, посижу на травке, выпью в честь своих именин и Ильи-пророка, и этих десантников и потом спокойно пойду спать, благо, что впереди ещё целая неделя отпуска, - строил он планы на сегодняшний день, как раздался звонок в дверь.
 – Кого это, нелегкая принесла? – удивился Илья Николаевич, – неужто жена прикатила с дачи, по случаю моих именин? Тогда святой день потерян будет! Сначала поздравит, потом пошлет в магазин за чем-нибудь, чего ей не хватает для приготовления обеда, а потом, после обеда, вспомнит какую-то мелочь из нашей прошлой жизни и снова будет корить меня, что я, неудачник, загубил ей жизнь и ничего-то хорошего от меня она не видела.
 Лучше бы она вышла замуж за парня, что ухаживал за ней в школе, а она польстилась, дура на Илью и тем сгубила свою жизнь, потому что тот парень – Женя, выбился в люди, владеет несколькими магазинами, имеет особняк и дорогую машину, о чём она несколько лет назад узнала от одноклассников и весьма расстроилась.
 На эти воспоминания, Илья Николаевич всегда отвечал жене одинаково: - Тот парень и выбился в богатые, потому что не женился на тебе. А женился бы, и ничего у него не получилось бы тоже, поскольку ты, Галина, и его бы заела поедом. Потому ты, женушка и осталась у разбитого корыта, как старуха из сказки Пушкина, что любого своего мужа: хоть меня, хоть того бы парня, Женю, своей сварливостью лишаешь способности и стремления к совершению полезных дел, из которых и складывается карьера всякого мужчины.
Илья Николаевич встал с дивана и открыл дверь: на пороге стоял сосед Василий, тоже пенсионер, но с больными ногами, которые не позволяли ему выходить из квартиры и он, безвылазно сидел дома, смотря телевизор или наблюдая с застекленного балкона за уличной суетой и жизнью соседей. Одной рукой Василий опирался на палку, а другой прижимал к груди шахматную доску: они, по-соседски, частенько играли в шашки, - вот и сейчас сосед принес их, чтобы игрой отвлечься от повседневного безделия и серых мыслей.
– Я из окна видел, что ты, Николаич, ходил в магазин и решил зайти, чтобы сгонять несколько партий в шашки – если ты, конечно не против, - пояснил Василий свое появление у двери и вопросительно глядя на Илью Николаевича в ожидании ответа.
Настроения играть в шашки в это солнечное утро у Ильи Николаевича не было: этой игрой хорошо коротать время в непогоду и вечером, когда за окнами шумит дождь или воет вьюга, а ты сидишь удобно за шашками, обдумываешь нехитрые ходы и ведешь неспешную беседу с партнером по игре и пенсионной жизни на любые пришедшие в голову темы.
 Сейчас, с утра, играть в шашки не хотелось, но он согласился, чтобы не обидеть соседа, который и так сидел в своей квартире, будто узник, приговоренный к пожизненному заключению.
 Дом, в котором они проживали по-соседски, был кирпичный, заводской постройки, в хорошем состоянии, но пятиэтажный и без лифта – поэтому Василий, ослабев ногами, и не мог самостоятельно выбраться с четвертого этажа на улицу. Его жена Мария: грузная старуха, тоже еле-еле ходила и не могла оказать помощи Василию, а детей у них не образовалось по неизвестной причине.
 Василий всю жизнь свою, простоял за фрезерным станком, дотянул до пенсионного возраста, прекратил работу и года через два спокойной жизни почти обезножил, едва передвигаясь по своей однокомнатной квартире, не в состоянии осилить лестницу, чтобы выйти на улицу, но в состоянии дойти до соседа.
Вспомнив эти обстоятельства, Илья Николаевич не стал обижать Василия своим отказом и пригласил пройти в комнату, чему сосед искренне обрадовался.
- Моя Машка с утра пошла в церковь, чтобы помолиться: сам знаешь, что наши бабы вдруг на старости лет стали набожными. Ты тоже один проживаешь, сегодня у тебя именины, у меня и бутылочка по такому случаю нашлась, вот и подумалось навестить соседа, посидеть рядком и поговорить ладком, - обрадованно пояснил Василий свой визит, проходя в комнату Ильи Николаевича и доставая бутылку водки из кармана брюк.
Выпивать с утра Илье Николаевичу не хотелось, но и обижать соседа отказом тоже, и он, усадив Василия на свой диван, прошел на кухню, собрал нехитрую закуску: нарезал свежих огурцов, помидоров, колбасы и хлеба и выложил всё на тарелки, потом соорудил столик из двух табуреток, которые прихватил с кухни, поставив их у дивана и разложил закуску на этот столик – праздничный утренний фуршет был готов.
Василий тем временем расставил шашки на доске, которую примостил на диван и ожидал хозяина, чтобы выпив по рюмке водки начать игру в шашки, которую чрезвычайно уважал, пристрастившись к ней за долгие годы работы на заводе в обеденный перерыв: в их механическом цеху в обед практиковались две игры: шашки и домино и, выбрав единожды шашки, Василий оставался верен этой игре – за обеденный перерыв можно было сгонять несколько партий на вылет, когда победитель продолжал игру, а проигравший присоединялся к зрителям.
Илья Николаевич не очень жаловал игру в шашки, но за неимением другого партнера уступал просьбам соседа и в свободное от присутствия жены время охотно проводил турнир из трех или пяти партий на определение победителя: по силам соседи были игроками равного качества, побеждали поочередно, в зависимости от настроения, что сохраняло интерес к игре и совместному общению за доской, обсуждая насущные житейские и мировые проблемы -  как это принято у русских людей.
Василий, на правах гостя, пришедшего с выпивкой, налил водки в стаканчики и, поздравив Илью Николаевича с днем именин, осушил стаканчик одним глотком - не дожидаясь именинника. Илья Николаевич неторопливо выцедил стаканчик водки сквозь зубы, закусил огурчиком и, сделав первый ход на шашечной доске, заметил:
– Это жены наши придумали снова отмечать день именин, про который при советской власти все забыли, ибо поминание святых всяких и соответственно именин своих никто не практиковал, и по телевизору не указывалось.
– Твоя, правда, Николаич, жили мы прежде без именин и неплохо жили – лучше, чем сейчас: с церквами, банками, биржами и прочими заведениями по одурманиванию людей и выманиванию денег, - поддержал Василий соседа, делая ответный ход без раздумий, чем и хороша шашечная игра в самом начале партии.
Илья Николаевич тоже двинул свою шашку вперед и, развивая тему, продолжил: - Сейчас по телевизору показывают всякую чертовщину, попы на экране крутятся, так что скоро не только свои именины научимся праздновать и всех святых поминать, но и хлеб покупать по предсказаньям потомственных колдуний и разных прорицателей, что вещают о конце света с экрана телевизора.
 Да и патриарх этот – Кирилл, что с лукавой усмешкой говорит о единении православных вокруг нынешних правителей России, раньше был главным от церкви по торговле спиртным и сигаретами: его так и называли – герцог Мальборо, а теперь стал главным во всей русской православной церкви и обнимается с нынешними мелкотравчатыми министрами и прочей нечистью, именующей себя демократической властью.
– Твоя правда, Николаич, – снова отвечал Василий, делая свой ход на шашечной доске и наливая водки в опустевшие стаканчики. – Давай выпьем просто за наше здоровье и ну их всех к черту: власть эту и маклеров-дилеров всяких, и банки еврейские, и жизнь нынешнюю нашу пенсионерскую- здоровья если нет, то ничего уже и не нужно!
Ты вот, Николаич, на своих двоих топаешь, а я простоял сорок лет у станка, сработался весь, обезножил от стоячей работы и ползаю теперь по квартире с палкой, словно змей безногий. Поэтому, Николаич, живи и радуйся каждый день, что здоров и на ногах, своих двоих, твердо держишься, а нечисть всякая, я надеюсь, будет сметена народом, когда все поймут, что так жить нельзя.
 Это ведь мы с тобой, и такие как мы, тогда в 91-ом году позволили Горбачеву и Ельцину – двум предателям, разрушить нашу страну и загнать всех нас в эту нынешнюю нашу жизнь. Ладно, мы старые сейчас, скоро доскрипим до гробовой доски, но молодых жалко: не видели они спокойной и беззаботной жизни  и вряд ли увидят в ближайшем будущем.
 Я из окна смотрю, как молодежь мается от безделия: пьет, дерется и наркотой травится и горько на душе становится - как же мы профукали, словно в шашки, свое народное государство и поддались вражьим посулам на лучшую жизнь, как в Европе.
Откуда ей взяться - этой хорошей жизни, если заводы останавливают и сносят, а вместо них открывают торговые заведения. Одной торговлей страна, любая, прожить не сможет, надо что-то и производить. Завод, наш с тобой Николаич, я считаю, тоже скоро снесут и построят на его месте какой-нибудь бордель и будут там торгаши гулять и плясать на фундаментах наших цехов, где мы с тобой проработали всю жизнь.
 Работали честно, за деньгами особо не рвались, но и не бедствовали, и завод о нас заботу проявлял: квартиры эти нам бесплатно выдали, путевки в санатории всякие – бери не хочу, да и зарплата достойная была, не чета нынешним работягам.
 Сейчас торгаши и мошенники всякие жируют и бесятся от денег шальных, а народ-то бедствует и перебивается с хлеба на воду. По телевизору нам вещают, что все хорошо «прекрасная маркиза» и замечательно идут дела под руководством президента, который из-под пьяницы и предателя Ельцина выскочил пятнадцать лет назад, словно черт из табакерки.
– Что-то ты, Василий, совсем захандрил и чтобы взбодрить тебя, я съем эту шашечку, – ответствовал Илья Николаевич на слова соседа.
– Ах, ты, черт, за разговором и профукал я шашечку, – огорчился Василий  и, сделав свой ход, предложил выпить за здоровье, что Илья Николаевич охотно поддержал. Стопка водки его взбодрила, впереди был ещё целый именинный день, да и партию в шашки он выигрывал через несколько ходов, что добавляло ему оптимизма.
Действительно, первую партию в шашки он выиграл. Василий, огорченно перевернул доску, снова расставил шашки, налил водки, и игра завязалась вновь.
– Ладно, Василий, хватит жалиться и корить себя за наше несмышление в смутное время четверть века назад. Мы-то в Москве живем, как у Христа за пазухой, а за кольцевой дорогой люди совсем бедствуют, но не унывают – затеял Илья Николаевич новый разговор под новую партию в шашки и рассказал об истории с бедной старухой, свидетелем которой он был утром в магазине.
Василий оживился: – Действительно, нас москвичей немного подкармливают здесь, чтобы не возбуждались при виде неправедной жизни нынешних богачей, которые из грязи, да в князи. Да и живем мы с тобой, Николаич, при женах, а не в одиночку, как та старуха.
 Думаю, что жены наши нас переживут и будут в одиночестве коротать свой век. У тебя Галина может пристроиться при дочери, а моя Машка, точно, будет жить подобно той старухе и московские субсидии ей не помогут. Есть у неё, правда, одинокая сестра где-то в Твери, можно съехаться с  ней и жить вместе, но вряд ли моя Машка с кем-то ужиться сможет.
Старуха уже, а всё пилит и пилит меня, что так и остался рабочим, и детей мол у нас нет по моей вине, и жизнь свою она загубила выйдя за меня замуж и прочее и прочее.
- Слушаю я тебя, Василий, и других своих знакомых о семейной жизни и такое впечатление, что все мы живем с одной женщиной: одинаковыми словами обвиняют нас наши жены в своей неудачной семейной жизни и сожалеют о том, что вышли замуж за нас. Помниться ещё баснописец Крылов говорил про мартышку: «Чем на других сердиться, не лучше ль на себя кума оборотиться».
- Точно ты подметил, Николаич, – подхватил Василий эту мысль, делая удачный ход и наливая водки только себе, поскольку Илья Николаевич отказался от дальнейшего употребления водки, сославшись на некие дела, что предстояли ему к вечеру, хотя никаких дел у него не было: просто, если он выпивал больше трех рюмок у него потом начинала болеть голова, а ему не хотелось провести этот день с больной головой.
– Как знаешь, хозяин-барин, - прокомментировал Василий отказ соседа от дальнейшей выпивки, заглотив очередную порцию водки. – У меня после водки ноги начинают двигаться живее и ломота в костях пропадает, – поделился он своими наблюдениями за своим здоровьем и ловким ходом выиграл вторую партию, расстроив немного именинника.
Решающую третью партию Илья Николаевич начал играть сосредоточенно, на что Василий затеял разговор о политике, чтобы отвлечь соседа и этим выиграть партию.
-Скажи, Николаич, что ты думаешь о международном положении нашей страны?   – Спросил Василий, делая очередной ход, - помнишь, как в молодости к нам на завод, прямо в цеха, приезжал лектор и читал в обеденный перерыв лекции о международном положении?
 По телевизору талдычат, что всё прекрасно, правители наши молодцы и умницы, санкции нам никакие не страшны, но Машка моя сегодня утром тоже ходила в магазин и говорит, что опять многие продукты подорожали, хотя никакого повышения пенсий и зарплат не было. Зимой, когда повышали пенсию, торгаши сразу повысили цены, а сейчас тихой сапой без всяких оснований повышают цены, объясняя нам, что доллар дорожает постоянно, после присоединения Крыма к России, и раздоры, по этой причине, с Европой и Америкой.
– Понимаешь Василий, они нам Крыма не простят и не забудут никогда, а правители наши нарочно рубль опускают вниз, чтобы доллары за нефть менять на рубли дороже и тем самым сводить бюджет с концами и платить нам пенсии дешевыми рублями.
 Я сегодня тоже был в магазине и взял пакет кефира, который подорожал за три дня сразу на пять рублей. Почему наш кефир дорожает, если наши коровы едят наши корма и их доят наши бабы? Это чистой воды спекуляция, на которую власть не обращает внимания, потому что сама замешана в этом деле: ворон ворону глаз не выклюет - говорит русская пословица.
 С Крымом, я считаю, вообще дурость невообразимую проявили нынешние правители, которые ничего не умеют, но воображают себя государственными деятелями.
Крым, конечно должен быть русским, но хохлы, как и другие государства бывшего СССР, никогда не отдадут того, что им попало в руки при советской власти, которая не могла предполагать разгром СССР из-за предателей типа Горбачева. Ельцин как-то проговорился, что когда оформлял с другими предателями развал СССР, то если бы потребовал, хохлы отдали бы не только Крым, но и Донбасс и Одессу, что им подарил Ленин при образовании СССР.
Когда у хохлов началась в прошлом году заваруха, Крым проголосовал за выход из Украины и за присоединение к России. Конечно, их надо было поддержать и защитить от хохлов, но нельзя было сразу принимать в Россию, что Запад расценил как оккупацию. Пусть бы Крым оставался самостоятельным государством под нашей защитой, как например Абхазия или Осетия, а после можно было и присоединить, когда всё успокоится. Но президент и его свита решили вывернуться, вот и получили по сусалам и Донбасс предали.
 Как говорил Талейран, министр иностранных дел при Наполеоне: «Это хуже чем преступление – это ошибка». После санкций заговорили о восстановлении промышленности, а как её восстанавливать, если на месте заводов понастроили казино, бордели и прочие заведения, чтобы не было больших заводов, не было рабочего класса, который снова, как в семнадцатом году, изгнал бы буржуев и проходимцев и взял власть в свои руки, а предателей и ренегатов распределили по лагерям, чтобы своим трудом помогали восстанавливать страну.
Такие вот дела, Василий. Как говорят хохлы: «Паны дерутся, а у холопов чубы трещат»». Думаю я, что впереди ещё много пакостных дел наделают наши правители: посмотришь на их рожи по телевизору и ясно становится, что им по плечу любая глупость и любое недомыслие.
Вот и ты, Василий, за разговором просмотрел комбинацию: я сейчас отдаю тебе шашку, потом рублю три твоих и прохожу в дамки, и тебе остается только сдаться – закончил Илья Николаевич свои рассуждения о политике и выиграл третью партию, а с ней вместе и сегодняшний турнир по шашкам с соседом Василием.
Сосед засопел, налил водки, выпил, и ничуть не огорчившись проигрышем, зашаркал старческой походкой в свою квартиру, забрав недопитую бутылку водки с собой и пожелав ещё раз, на прощание, здоровья Илье Николаевичу в связи с его именинами.
Проводив соседа, Илья Николаевич прилег на диван, решая, что ему делать дальше в день своего тезоименитства, как называл царь Николай Второй свои именины. Выпитая водка расслабила тело и душу, и ему вспомнился приезд в Москву в такой же солнечный августовский день сорок пять лет назад.

IV
Окончив среднюю школу, Илья не смог поступить в институт по причине перелома стопы ноги, который он получил, неудачно спрыгнув с обрыва, спускаясь к реке вместе с друзьями, чтобы искупаться в жаркий июльский день. С загипсованной ногой в другой город не поедешь, а поступать в местный институт, чтобы быть учителем Илья не захотел, несмотря на уговоры родителей.
 В августе гипс с ноги сняли и Илья смог ходить с палочкой, прихрамывая на правую ногу, но сроки поступления в институт уже прошли: в те годы можно было поступать лишь в один институт и везде вступительные экзамены начинались с первого августа, поэтому, не поступив в один институт, повторить попытку можно было только через год.
Илья, в отличие от родителей, которые хотели видеть своего сына образованным человеком, ничуть не переживал за институт: в семнадцать лет всё кажется прекрасным, впереди целая жизнь и можно успеть исполнить все свои желания, в том числе и учебу в институте.
 Илью тогда больше огорчал перелом ноги: он опасался, что хромота останется на всю жизнь и помешает ему выбрать девушку по душе – какая захочет встречаться с хромым парнем, опирающемся на палку? Девушки уже интересовали его больше, чем какие-то институты и Илья усиленно тренировал сломанную ногу, чтобы избавиться от хромоты и палки, в чём к осени почти преуспел.
На семейном совете решили, что Илья пойдет работать на тот же завод, где трудился отец, получит специальность, зимой будет ходить на подготовительные курсы, а следующим летом попытается поступить в институт по своему выбору.
Илья оформился на курсы ученика токаря при заводском профессионально-техническом училище,  к  Новому году закончил эти курсы, получил удостоверение токаря второго разряда и приступил к работе в механическом цеху машиностроительного завода. За пару месяцев он вполне освоился за станком, но поскольку отличался добросовестностью в работе, настойчивостью, и не лодырничал, как некоторые его сверстники, то стал выполнять норму и не гнал брака, что обеспечивало приличную зарплату в двести рублей и более.
Наступила весна и юноша Илья, имея свободное время после работы и хорошие карманные деньги, поскольку всю зарплату тратил на себя, отдался весеннему половодью чувств, примкнув к компании таких же молодых ребят, не обремененных житейскими заботами.
 Закончив смену, они собирались у заводской проходной и, не заходя домой, устремлялись компанией в кино, на концерт заезжих артистов или в молодежное кафе, где можно было познакомиться с такими же свободными от забот девушками, которых тоже будоражил весенний дурман.
Вскоре у Ильи образовалась подружка Настя, которая была на год старше, уже познала мужскую ласку, не скрывала этого, и сама выбрала Илью для продолжения плотской утехи молодому девичьему телу.
Настя жила в заводском общежитии, куда поселилась, приехав из деревни, и поступив на работу. В комнате проживала ещё одна девушка Лена, которая на выходные частенько уезжала домой, так что Настя оставалась хозяйкой комнаты на целых два дня, чем она  умело пользовалась.
 Они познакомились в клубе на танцевальном вечере, куда Илья пришел со своей компанией молодых ребят, а Настя была в такой же компании девушек. Нашлись общие знакомые и две компании объединились в одну, причем Настя сама пригласила Илью на дамский танец. Вообще девушки в этом возрасте гораздо смелее и находчивее ребят и Настя мгновенно завладела сердцем Ильи, понравившись ему девичьей статью и веселым беззаботным характером.
Через пару вечеров знакомства Настя пригласила Илью к себе в общежитие. Соседки не оказалось на месте и после двух бокалов шампанского, которое принес Илья, девушка отдалась ему среди бела дня на узкой девичьей кровати, ничуть не стесняясь своей наготы и света.
Илья, не имевший опыта интимных отношений, неумело овладел Настей: чувство близости с девушкой ошеломило и поглотило его всего, он мгновенно достиг оргазма, но не успокоился и продолжал неутомимо владеть девушкой, снова и снова достигая высшей степени блаженства и ощущая ответные её бурные излияния, стоны и судорожные объятья.
С того раза плотские утехи полностью захватили его и Настю и при каждом удобном случае они уединялись в её комнате и занимались без устали любовными движениями до полного опустошения чувств.
Пару раз Илья приводил Настю к себе домой, когда родители уезжали на выходные к своим знакомым, а однажды даже привел Настю в гости и познакомил её с родителями, полагая, что в будущем он женится на этой девушке и введет  в свой родительский дом.
Как и большинство его сверстников того времени, Илья искренне считал, что близость с девушкой предполагает в дальнейшем вступление с нею в брак и лишь осознание того факта, что Настя имела такие же отношения с кем-то до него останавливало юношу от опрометчивого решения, да и Настя никогда не упоминала о женитьбе на ней.
Матери Ильи девушка не понравилась: веселая, беззаботная, старше сына на целый год и не любит Илью, а лишь забавляется с ним, что подсказал ей материнский инстинкт. Мать так и сказала Илье после того знакомства с Настей:
 - Не пара она тебе, сынок, чересчур смелая и разбитная, не любит тебя, а только пользуется, и будет крутить тобой по своему желанию, потакая своим прихотям. Да и рано тебе Илюша о женитьбе думать – учиться надо дальше сынок: мы хотим, чтобы ты был образованный - сейчас есть для этого все условия.
– Зачем, мама, мне учиться в институте, – возразил тогда Илья, – зарплата у меня в два раза больше, чем у инженеров в нашем цеху. В начальники я не стремлюсь, рабочим в нашей стране почет и уважение, какой смысл в учебе?
Мать не нашлась, что ответить сыну, но отец нашел достойные слова: - Учиться, сынок, надо тебе, чтобы уважить родителей, а потом, когда станешь образованным человеком, то и сам поймешь, что дело не в зарплате и в должностях, но в уважении, которое ты будешь испытывать сам к себе и от окружающих.
На этом знакомство Насти с родителями закончилось, а их бурный роман продолжался не оставляя  Илье времени и сил на подготовку к поступлению в институт. Прошла весна, настало лето, привязанность Ильи к девушке Насте лишь возрастала, тогда, как Настю такие постоянные отношения уже немного начинали тяготить, вызывая желание побыть с подругами и друзьями-ребятами, а не проводить всё свободное время в постели с этим приятным, но скучным своим постоянством юношей, замуж за которого она не собиралась выходить.
 Ей грезился принц на белом коне или тот, первый в её женской жизни парень, который был на пять лет старше и овладел ею смело и решительно, не слушая возражений, чего Илья никогда бы не добился от неё по слабости характера. Парня того, посадили за драку на два года, и этим летом он должен был выйти на свободу и встретиться с ней, о чем написал письмом на адрес общежития.
Однажды, в июле месяце, Илья пришел в субботу к Насте в общежитие, чтобы удовлетворить свои и Настины интимные желания, а после сходить на реку искупаться и посетить городской парк, где летними вечерами работала танцплощадка.
Вахтерша привычно пропустила Илью, который уже примелькался здесь за последние месяцы. Дневные посещения женского общежития лицами мужского пола разрешались днем без всяких ограничений и до десяти часов вечера, когда полагалось покинуть девушек, чтобы не повредить их девичьей чести.
Илья толкнул дверь Настиной комнаты, взглянул и замер от увиденного. Настя лежала на своей кровати обнаженная, в привычной позе лягушки- если её перевернуть брюшком вверх. Над девушкой трудился голый мужчина весь в татуировках, ноги и спину которого покрывала густая шерсть, словно обезьяну. Настя вскрикнула, увидев Илью, который от этого крика машинально прикрыл дверь, оставшись стоять в неподвижности.
Через минуту дверь открылась и в коридор вышла Настя в одном халатике, накинутом на голое тело: этот халатик Илья любил снимать с неё сам, добираясь до её заветных местечек.
Настя испуганно прикрыла дверь и шепотком сказала: - Я не ожидала, что ты придешь так рано, а позже хотела тебе сказать, что это мой первый мужчина, он сидел в тюрьме, сейчас освободился, я его люблю и хочу быть с ним. Он пришел сегодня утром и взял меня сразу, а потом побил немного за измену с тобой, о чем ему сказала вахтерша.
 Видишь у меня синяк под глазом? – и девушка показала Илье ссадину на лице. - Павел настоящий мужчина, а мы, девушки, хотим не только получать удовольствие от мужской ласки, но и подчиняться мужчине. Ты, Илья, ещё мальчик и не понимаешь женской радости подчиняться грубой мужской силе и грубому обращению самца с самкой, как я видела в зоопарке у обезьян.
 Уходи и не появляйся здесь больше, а то Павел изуродует тебя и снова загремит в тюрьму. Тебя я никогда не любила, а лишь баловалась, но вот пришел мой мужчина, и баловство кончилось. Уходи, - повторила Настя,  скрылась за дверью, и Илья услышал, как она заперла дверь изнутри.
Юноша вышел из общежития и присел на скамейку. Именно сегодня, Илья хотел сделать Насте предложение выйти за него замуж и вот он застает свою избранницу в неглиже под заросшим шерстью самцом – как она ему только что призналась. От обиды он чуть не заплакал, но скоро успокоился, пошел домой, лег на диван и пролежал неподвижно до самой ночи, даже не выйдя на призыв матери к ужину, сославшись на отсутствие аппетита.
Поздней ночью Илья решил уехать в Москву, устроиться на работу, поселиться в общежитие и начать самостоятельную мужскую жизнь, подальше от Насти, обвинившей его в отсутствии мужских качеств и променявшей порядочного Илью на уголовника, когда-то соблазнившего Настю и оставшегося для неё навсегда идеалом мужской силы.
В те времена устроиться на работу в Москве можно было, лишь получив временную прописку в общежитии. Лимит и такое разрешение имели многие столичные заводы, на которых не хватало рабочих рук.
Утром Илья сообщил родителям о своем решении, пояснив, что в Москве он продолжит свою учебу и научиться жить по-взрослому, а не под родительской опекой. Отец, покряхтел недовольно, но дал сыну согласие на эксперимент, пояснив матери, что до Москвы недалеко, всего 400 километров и сын сможет их навещать по праздникам, а не заладится у него столичная жизнь, так всегда есть возможность вернуться назад.
Мать всплакнула немного, но тоже противиться не стала, держа в памяти визит Насти и справедливо полагая, что сын поссорился с ней и теперь убегает от этой женщины, которая не понравилась ей с первого взгляда.
 – Пусть уедет подальше от этой девки, успокоится, помыкается в чужом городе, а там, глядишь, и назад вернется, - думала мать, поглаживая сына по волосам и замирая при мысли от предстоящей разлуки со своим единственным дитем, которого она продолжала считать мальчиком, несмотря на то, что Илья был выше матери на целую голову.
В понедельник, утром, Илья написал заявление на увольнение, сказав мастеру, что едет поступать в институт, хотя сроки уже прошли, и мастер Тимофеич, – как его звали рабочие, почесав затылок, подписал заявление без обязательства отработки Ильей двух недель, что полагались по закону.
В три дня Илья уволился с работы, собрал чемодан вещей и все свои документы и в четверг утром, попрощавшись с родителями, сел в поезд, который повез его в Москву.
 Уезжал он не один: по соседству жил знакомый парень, который ещё в прошлом году уехал в Москву и устроился там на работу. Он как раз был в отпуске, неделю назад Илья имел с ним разговор, парень по имени Никита живописал Илье столичную жизнь и когда тот решил уехать, то Никита взялся ему помочь с трудоустройством на свой завод, где он работал слесарем. Вот вместе с этим Никитой юноша Илья и поехал покорять Москву.
Через шесть часов пути поезд высадил друзей на Белорусском вокзале, откуда юноши на метро и трамваем добрались до общежития Никиты, где Илья намеревался проживать, пока не устроится на работу.
– Я живу вдвоем с товарищем, – объяснил Никита, – тот сейчас в отпуске и его кровать свободна, главное, чтобы комендант общежития не заартачилась, но думаю, что мы её убедим коробкой конфет и бутылкой сладкого вина, до которого она большая охотница.
Так все и получилось и, переночевав, впервые в жизни, на чужой кровати в незнакомом городе, Илья вместе с Никитой утром пошел устраиваться на работу.
 Никита объяснил, что в Москве иногородних на  работу не берут, но рабочих не хватает, и многие заводы имеют лимит на прописку рабочих в свои общежития и, проработав пять лет, можно от завода получить комнату, а затем, если женишься и пойдут дети – то завод даёт и квартиру – если ты хорошо работаешь. – Многие так стали москвичами, надеюсь, и нам повезет, – закончил Никита свои объяснения Илье, когда они подошли к заводской проходной.
Прямо у проходной на стене заводоуправления висел большой железный щит, на котором объявлялось, что заводу требуются рабочие многих специальностей и иногородним предоставляется общежитие.
– Видишь, навечно здесь повесили это объявление, так что иди в отдел кадров, что над проходной и оформляйся на работу и в общежитие, - напутствовал Никита своего земляка, – а я здесь тебя подожду и с ребятами знакомыми переговорю. Просись в двадцатый цех: я там слесарем, а ты будешь токарем и ребята там хорошие подобрались – почти все иногородние.
С этими напутствиями Илья и пошел устраиваться на работу на столичном машзаводе, который, как ему шепнул Никита, делает в основном оборонную продукцию – поэтому и заплата здесь выше, чем у соседей.
В отделе кадров его принял инспектор по кадрам, просмотрел документы о квалификации, трудовую книжку и характеристику с места работы и, сказав, что станочники очень нужны, поинтересовался: – Почему вы, Илья Николаевич, уехали из дома сюда в Москву: за длинным рублем погнались или за приключениями столичными?
– Нет, я хочу учиться в институте по машиностроению, а там, на родине таких институтов нет, - немного слукавив, ответил Илья, покраснев от удовольствия, что его впервые в жизни назвали по имени-отчеству.
– Ну что же, это похвальное стремление к учебе, – одобрил инспектор пожелание Ильи. - Кстати, прямо у проходной в здании на площади, есть машиностроительный техникум и там же филиал машиностроительного заочного института с вечерним обучением. Если выдержите испытательный срок и будете приняты на завод, сможете учиться в этом институте, сдав вступительные экзамены. Учились вы в основном на 4 и 5, хотя есть и троечки в вашем аттестате зрелости.
Кстати, почему вы не комсомолец? Может баптист какой, и будете нам молебны устраивать в цеху?
– Так получилось, что когда весь класс принимали в комсомол, я приболел, а потом никто не предлагал, а я не настаивал, – ответил Илья, – и никакой не баптист и родители мои тоже в церковь не ходят.
– Ладно, это не важно, - заметил инспектор, – главное чтобы работал хорошо, а в душу лезть не наше дело. Может, на заводе  вступишь в комсомол, у нас здесь сильная организация.
 Оформлять я буду вас с испытательным сроком в две недели: у нас здесь станки новые, каких, вы Илья, у себя на заводе не видели и сможете ли работать на них большой вопрос. Направление в общежитие мы выпишем с сегодняшнего дня, а с понедельника сможете приступить к работе.
Обрадованный Илья пошел устраиваться в общежитие, а инспектор принялся готовить документы о зачислении Ильи на работу токарем в 20-й цех, как и просил юноша.
В общежитии комендант устроила Илью на свободное место, сказав, что когда юноша освоится на новом месте и заведет друзей, можно будет выбрать соседа по приятельству.
В выходные дни Илья ездил по Москве, знакомился с городом, в котором никогда не был и где собирался жить и работать ближайшие годы, а возможно и навсегда.
В понедельник Илья получил временный пропуск на завод и приступил к работе, которая ничем не отличалась от его прежней деятельности, только станки были новейшие с автоматикой, которую ему предстояло освоить с помощью специалистов, наладчиков и других мастеров токарного дела.
За две недели испытательного срока Илья зарекомендовал себя положительно и был зачислен на постоянную работу, став полноправным москвичом. Он успел зайти в заочный институт, сдал документы и экзамены, и через месяц был зачислен в число студентов - заочников с вечерним обучением в здании, рядом с проходной.
 Всё, о чем мечтал Илья, сбылось, и он написал письмо родителям, чтобы обрадовать и их своей удачей. За суетой и устройством дел Илья почти не вспоминал о Насте, а по прошествии времени и вовсе забыл об этой девушке, которой совсем недавно готов был сделать предложение.
Когда московская жизнь Ильи совсем наладилась, вдруг пришла повестка из военкомата на комиссию для призыва в армию. Илья расстроился: ему не время было идти в армию на два года, когда он только-только начал самостоятельную жизнь.
 По совету соседа по общежитию Саши, который оказался на три года старше Ильи и, отслужив в армии, не стал возвращаться в свой поселок, а решил пытать счастья в столице, Илья купил себе трость, взял выписку из истории болезни, как он сломал ногу в прошлом году и пошел на комиссию в военкомат, чтобы уклониться от службы в армии, как его научили товарищи.
Врач сразу обратил внимание на трость, опираясь на которую Илья, прихрамывая, пришел на медкомиссию. Выслушав объяснения Ильи, что у него был сложный перелом ступни ноги и с тех пор он не может долго ходить и нога начинает болеть, врач посмотрел справки, пощупал и помял ногу и дал заключение, что с такой ногой Илья не годен к военной службе в мирное время и ограниченно годен  в военное время, если таковое когда-нибудь наступит. По этому врачебному заключению, Илья через неделю получил военный билет, освобождавший его от службы в армии раз и навсегда и, вздохнув свободно полной грудью, принялся постигать азы столичной жизни.
Собственно говоря, распорядок его действий определился работой и учебой: пять дней в неделю он работал на заводе по восемь часов в смену, три вечера занимала учеба в институте со вторника по четверг, и лишь оставшееся время можно было назвать свободным и заниматься личной жизнью и досугом, который не слишком уж отличался от того времяпрепровождения, что было в его родном городе.
Утром Илья вставал в 6.30, шел в туалет, который был в конце коридора, поскольку общежитие было старое, коридорного типа, пятиэтажное, и туалет с умывальником и душем были в одном конце коридора, а кухня с газовыми плитами в другом.
Посетив туалет и умывшись, Илья решал как быть с завтраком: попить чаю с бутербродами в своей комнате вместе с соседом Сашей, или пойти на завод и там перекусить в буфете перед сменой,  выбрав завтрак из меню, а именно: каша рисовая, или овсяная на молоке, сметана, творог, яйцо вареное или глазунья, сосиски горячие с винегретом, пирожки с мясом, повидлом, булочки свежие, кофе, чай, какао, иногда бывали котлеты, шницель, студень и даже борщ, если эти блюда оставались от вчерашнего обеда в заводской столовой. Сытный завтрак обходился ему в 50-60 копеек, что при зарплате за двести рублей, казалось почти даром, и не надо было мыть за собой посуду - если с соседом решали завтракать в своей комнате.
До заводской проходной было две остановки на трамвае или десять минут пешего хода и Илья обычно прогуливался, если позволяло время, чтобы размяться перед предстоящей рабочей сменой у станка, где он должен был оказаться за десять минут до начала работы, чтобы успеть получить дневное задание от мастера и подготовить станок к работе.
 Он числился токарем-универсалом и делал простые, но разные детали, что требовало перенастройки станка и смены инструмента, а соответственно и зарплата его была несколько ниже, чем у станочников, постоянно изготавливающих серийные типовые детали, что обеспечивало хорошую выработку и большую зарплату.
 Илья уже мечтал перейти на серийную продукцию, но для этого ему надо было повысить квалификацию, набить руку и заслужить доверие мастера Степаныча, который не особенно жаловал молодых лимитчиков, прибывших в Москву за приключениями и при первой же возможности менявших тяжелую работу станочника на более легкую, - пусть и менее оплачиваемую.
В 8 утра начиналась смена, и необходимо было включить станок, чтобы показать мастеру и другим начальникам, что ты приступил к работе, даже если и продолжаешь подбор инструмента и заготовок для обработки деталей, согласно заданию.
Илья не курил, потому не пользовался положенными минутами для перекура, и работал без остановки, прерываясь лишь по необходимости посетить туалет или попить газировки из аппарата, установленного возле курилки, где собирались, в основном, пожилые станочники и слесаря и обсуждали новости или случаи из жизни, немало не заботясь о том, что их рабочие места пустуют.
 Этих рабочих мастера называли «золотой фонд» и прощали им длительные перекуры, поскольку по просьбе мастера они могли быстро изготовить необходимые для плана детали или устранить брак,  допущенный кем-либо из молодежи. Руки у них действительно были золотые, и они могли исправить почти любую сложную деталь, кроме грубого брака. Илья тоже прибегал к услугам этих профессионалов, если допускал, по недосмотру или второпях, брак в своей работе.
В полдень в цеху наступала полная тишина – это был перерыв на обед и шуметь никому не позволялось, даже если кто-то и хотел использовать обеденный перерыв для продолжения своей работы.
Рабочие мыли руки и расходились кто куда: кто сразу за столы для отдыха, чтобы забить партию в домино или шашки, и лишь в конце обеденного перерыва сбегать в столовую, или перекусить на скорую руку, здесь в цеху, прихваченными из дому бутербродами, а кто-то торопился в столовую, чтобы быстро пообедать и потом сменить игроков и спокойно доиграть до конца перерыва. Илья следовал второму пути и быстренько бежал в столовую: его молодой организм требовал питания после четырех часов почти непрерывной работы у станка.
Столовая примыкала к цеху, обед по цехам сдвигали на пятнадцать минут, чтобы не создавать толкучки и Илья, выбрав самостоятельно блюда двигаясь с подносом вдоль раздаточных полок, и расплатившись у кассы, быстро управлялся с обедом, присев за свободный столик. Пообедав и отдав поднос и посуду в мойку, он спешил из столовой в цех, чтобы присоединиться к игрокам, отчаянно сражавшимся за столами в домино и шашки, или, если игра затягивалась, подбадривая работяг со своего участка в качестве зрителя.
К домино, старые рабочие молодежь не подпускали, говоря, что они уже играли здесь до войны, с которой вернулись немногие, и поэтому пусть молодые заслужат место за столом своей хорошей работой, а пока потренируются в шашки. Именно тогда Илья и приохотился к шашечной игре, чем и пользовался теперь сосед Василий, предлагая сыграть несколько партий в шашки уже пенсионеру Илье Николаевичу.
Игра проходила на вылет:  проигравший освобождал место и более уже не подпускался к шашечной доске, но и выигравшему не разрешалось играть более трех партий подряд, чтобы всем желающим можно было успеть сгонять партию за обеденный перерыв.
 Игра в домино и шашки сопровождалась возгласами и прибаутками игроков и зрителей и обеденный перерыв проходил весело и быстро, пока в цеху не включалась пневматическая система, подающая по шлангам сжатый воздух на ручные инструменты, и цех не наполнялся вновь шипением сжатого воздуха, что означало конец обеда и продолжение рабочей смены, оканчивающейся в пять часов вечера.
Закончив смену, Илья сдавал изготовленные детали мастеру ОТК – так именовался отдел технического контроля, подписывал у своего мастера Степаныча сменное задание, если его выполнил, что означало прибавку к расценкам за изготовление деталей до 40%, ну а если выполнить задание не удавалось, то приходилось довольствоваться расценками по тарифу. Потом он сдавал наряд табельщице Наде – маленькой невзрачной девушке, тоже работавшей по лимиту и надеявшейся найти жениха-москвича, чтобы не работать в шумном цеху. После табельщицы Илья убирал свой станок от стружки и масла, потому что сменщика у него не было, а если бы был сменщик, станок можно было передать, как он есть, без уборки.
 Сменщика у Ильи не было, поскольку он, как учащийся вечернего института, всегда работал в первую смену, вызывая недовольство мастера, но так было положено по закону: учащиеся-вечерники всегда работали в первую смену, чтобы не пропускать занятия и ещё им давалось сорок дней учебного оплачиваемого отпуска в год, для подготовки и сдачи экзаменов – так власть советская заботилась о повышении квалификации трудящейся молодежи.
 Хочешь учиться – пожалуйста, открыты все пути для работающего человека, а не хочешь учиться – дело твое, но работать где-то все равно обязан, ибо есть статья в уголовном кодексе о наказании за тунеядство, и всякий здоровый совершеннолетний человек должен работать, чтобы не причислили к тунеядцам, которым становится любой, неработающий более трех месяцев подряд.
Закончив дела в цеху, Илья шел в раздевалку, к которой примыкала и душевая комната. Он принимал горячий душ, снимая грязь и усталость, переодевался в свою одежду и торопился в институт на занятия, которые начинались ровно в шесть вечера. Идти было недалеко – метров сто от проходной и Илья всегда успевал вовремя, иногда умудряясь и перекусить в техникумовском буфете булочкой с чаем, сосиской или бутербродом с сыром. Буфет работал до семи вечера, и после первого урока можно было утолить голод, если не успевал перед занятиями.
Буфетчица, как её звали ученики – тетя Маша: грузная женщина лет сорока, с несколькими золотыми кольцами на сосископодобных пальцах обеих рук, ловко и быстро обслуживала студентов-вечерников, так же, как днем управлялась с учениками техникума.
 Видимо буфет давал ей неплохой доход, и потому буфетчица была приветлива с посетителями, не забывая, однако, обсчитать каждого на две-три копейки, что все знали, но не придавали значения: какая разница заплатить за ужин сорок семь копеек или пятьдесят, при заработке двести и более рублей в месяц? А если кто-то дотошный и уличал тетю Машу в обсчете, то она всегда ссылалась на отсутствие мелочи для сдачи и предлагала зайти завтра и получить свои недостающие три копейки, – тем дело и заканчивалось.
Отбыв четыре или пять часов занятий, которые Илья по привычке называл уроками, он возвращался в общежитие вместе с несколькими товарищами по учебе, обычно пешком, чтобы прогуляться перед сном за длинный рабочий и учебный день.
 Иногда они заходили в трамвайный парк, где работал ночной буфет, и можно было съесть удивительно вкусную сардельку с винегретом и запить её сладким чаем с пирожком с повидлом. Такое отклонение от пути к общежитию занимало минут двадцать, и к половине двенадцатого Илья уже заходил в свою комнату и, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить спящего соседа, ложился спать с сознанием хорошо выполненной работы и добросовестной учебы, на которую он обрек себя сам, и чтобы угодить родителям, желающим увидеть сына закончившим институт.
Сосед Саша не уставал удивляться учебе Ильи. – Зачем учиться, если, став инженером, ты будешь получать зарплату меньше, чем сейчас? – искренне недоумевал он. – Лучше заведи себе девушку из москвичек и занимайся ею, чем просиживать вечера в институте!
– Успею ещё, какие мои годы! – отнекивался Илья на упреки соседа по комнате. – Учеба еще никому не помешала и знания тоже никому и никогда не навредили. Окончу институт и тогда решу, что делать: оставаться у станка, пока ноги держат и большая зарплата, или уходить в инженеры, где зарплата поменьше, но работа почище, да и девушки больше заглядываются на инженеров, чем на рабочих парней, – на том разговор об учебе и заканчивался.
В свободные от занятий вечера, Илья читал учебники, выполнял задания и на личную жизнь оставались только выходные дни.
Сосед  Саша на выходные дни обычно уезжал к своей девушке, которая была москвичкой, но жила отдельно от родителей, имея комнату в коммунальной квартире, которая досталась ей от умершей бабушки.
Оставаясь один, Илья в субботу отсыпался часов до десяти утра, потом организовывал себе завтрак: обычно из нескольких яиц, поджаренных на сковородке вместе с колбасой или грудинкой, и бутерброда с чаем. Готовить более существенный и разнообразный завтрак ему не хотелось, да и не из чего: продуктов про запас в их комнате не водилось, ввиду отсутствия холодильника, и кое-какую провизию удавалось сохранить в сетке, вывешиваемой из форточки на улицу, если не было морозов, которые, несмотря на конец ноября, всё ещё не наступали.
Позавтракав, Илья снова ложился на свою кровать и смотрел телевизор, который купил Саша, ещё до поселения Ильи в эту комнату, и разрешал соседу пользоваться в его отсутствие.
 Пролежав в безделии до обеда, Илья, иногда шел в ближайшую столовую, чтобы полноценно и без хлопот пообедать с кружкой пива, но чаще варил себе пачку пельменей, которую оставлял на хранение у соседей, имевших холодильник в комнате: общежитие обеспечивало только проживание, замену белья и кое-какую мебель, а всё остальное рабочие покупали сами из своей зарплаты – если считали покупку необходимой и были деньги, но и стоило общежитие всего два рубля в месяц.
Илья покупку холодильника, телевизора и других вещей, применяемых в быту, ещё не считал необходимой, да и денег на такие покупки пока не находилось: с начало надо обуться-одеться по столичным меркам, а уже после заниматься устройством быта.
 Из своей зарплаты в двести рублей Илья тратил на пропитание и проживание третью часть, а остальные деньги, что заработал за три  месяца своего пребывания в Москве, потратил на покупку костюма, пальто, туфель, зимних ботинок и всякие необходимые для работы и учебы мелкие вещи.
Отобедав, Илья проводил остаток субботнего дня у телевизора, отдыхая после недели работы и учебы, или же присоединялся к компании соседей, чтобы пойти в кинотеатр, попить там пива и посмотреть новый фильм и тем закончить выходной день.
Два или три раза соседи заманивали Илью посетить дом культуры автомобильного завода «ЗИЛ», где по субботам проводились танцевальные вечера для молодежи.
Илья, в новом костюме, впервые посетил эти танцы вскоре после устройства на работу в сентябре месяце, когда стояло бабье лето, и даже по ночам было тепло, как летом. Танцы проводились в фойе дома культуры и, взяв входные билеты по полтиннику, группа рабочих из общежития вошла в зал, где уже играл духовой оркестр и пары танцевали кто как умел.
Ребята тотчас выбрали себе девушек, которые стайками и поодиночке стояли вдоль стен и у колонн, и смешались с танцующими, а Илья, тоже встал у стены, присматриваясь к окружающим его девицам.
 По всему было видно, что присутствующие здесь молодые и не очень девицы и парни отнюдь не москвичи, а, вероятно, такие же, как и он, приезжие в Москву провинциалы, пожелавшие себе удачи и блеска столичной жизни. Осмотревшись немного, Илья наугад пригласил девушку из стайки, сгрудившейся неподалеку, на медленный фокстрот, позволяющий прижать девушку к себе и заговорить с ней, чего не позволяли сделать быстрые танцы и вальсы.
Девушка, однако, заговорила первой: спросив Илью как он здесь оказался и услышав, что он работает на заводе и пришел сюда с товарищами по общежитию, тотчас утратила к нему интерес и, закончив танец, присоединилась к подругам, а когда Илья пригласил её снова, отказала, сказав, что больше не танцует.
Илья был немного удивлен таким поведением девушки, но товарищи подсказали, что сюда съезжаются парни и девушки со всех концов Москвы и Подмосковья, такие же как и они сами, жители общежитий, в надежде встретить здесь москвичей с постоянной пропиской и жильем и, если повезет, вступить в брак или, на худой конец, в любовную длительную связь, имея возможность уединиться, а не прятаться в комнатах общежитий.
– Смотри Илья, – сказал ему сосед из комнаты напротив, – видишь здесь много одиноких девушек, которые стоят у колонн или стен зала поодаль от оркестра, – это, скорее всего, москвички, обеспеченные жильем – они пришли сюда не для танцев, а для знакомства с понравившимся парнем, чтобы завязать отношения.
 Девчата, что держатся группами – это такие же, как и мы, они приехали из общежитий  развеяться и такие как мы им неинтересны. Хочешь просто пофлиртовать – выбирай девушку из группы, а если хочется интимных отношений, то выбирай одинокую девушку: здесь есть девчата на любой вкус и на любые отношения, главное не промахнуться - тогда получишь желаемое.
 Я, поначалу, тоже выбирал приглянувшуюся девушку из группки и иногда уезжал, провожая её за пятьдесят километров от Москвы в какой-нибудь Звенигород или Электросталь. Там, посидев с ней до утра на садовой скамейке и нацеловавшись досыта, я с первой электричкой возвращался к нам в общежитие, и никогда больше не встречался с этой новой знакомой, потому что слишком далеко она живет и в общежитии. А вот на одиноких мне пару раз везло и я после танцев провожал девушку до собственной комнаты и ночевал у неё: потом, встречаясь некоторое время, пока девушка не понимала, что оформлять наши отношения браком я не собираюсь.
После советов соседа Илья стал внимательнее всматриваться в присутствующих девушек и, действительно, заметил несколько одиноких девиц, скромно стоявших за спинами танцующих, но эти женщины были значительно старше его, по внешнему виду невзрачные, и потому он, по окончанию танцевального вечера, поехал домой вместе с соседями по общежитию, не досчитав двух или трех своих товарищей, которым повезло больше, и они поехали провожать приглянувшихся девушек в надежде на любовные приключения.
Ещё дважды Илья посещал танцы в ДК «ЗИЛ», но также безрезультатно, как и в первый раз. Потом началась учеба, а напряженная работа и учение не вызывали пока желания завести любовные отношения с девушкой, так как времени на любовь не оставалось вовсе.
Зато посещение кино в субботний вечер не требовало ни усилий, ни много времени и, сговорившись с соседями, Илья посещал кинотеатр: они пили пиво перед сеансом, потом смотрели фильм едва дотерпев до конца из-за позывов в туалет и выскочив из кинозала и облегчившись, они возвращались в общежитие, обсуждая по дороге просмотренный кинофильм.
Такой жизни незаметно мелькнуло полгода, и после однодневного праздника Нового года Илья оформил учебный отпуск в институте и засел за учебники, чтобы сдать экзамены достойно и тем обрадовать родителей, желающих видеть своего сына образованным человеком, которому не придется стоять всю трудовую жизнь у станка и верстака, что почетно и денежно в советской стране, но трудно и утомительно с возрастом.
Воспоминания Ильи Николаевича о начале своей столичной жизни прервал звонок в дверь.
– Наверное, сосед Василий снова напрашивается на совместную выпивку за шашечной доской – подумал Илья Николаевич и пошел открывать дверь, за которой, к его удивлению, оказалась жена Галина.

V
Приход жены Илья Николаевич встретил неприязненно, отвыкнув за лето от свар и склоки, что приносила с собой эта женщина, последние годы, при каждом своем появлении в их общей квартире летом, и проживая здесь постоянно зимой.
– Могла бы и сама дверь открыть, есть же ключи, – высказал он совет жене, на что мгновенно получил возражение-осуждение от Галины:
– Ключи я забыла взять, торопясь на электричку, а тебе полезно оторваться от любимого дивана и прогуляться до двери, небось, пролежни уже появились от лежания перед телевизором, так скоро и ходить разучишься, как наш сосед Василий.
Илья Николаевич, ничего не ответив, прошел в свою комнату и прикрыл дверь, которая мгновения спустя, открылась усилиями жены Галины.
– Я старалась, ехала сюда, чтобы поздравить мужа с именинами, а ты, не сказав доброго слова, запираешься в своей комнате, словно отшельник. Хотя бы для приличия сказал пару слов своей жене, с которой прожил сорок лет – так ты даже и на это неспособен. Как же я ошиблась, когда выходила за тебя замуж – думала, что ты станешь верным мужем и добьешься успехов в карьере, но ты как был ни кем, так им и остался.
 Единственно чему научился, так потихоньку изменять своей жене с такими же, как сам, ничтожными женщинами. Небось, и сегодня договорился с какой-нибудь потаскушкой отметить вместе свои именины, – закончила Галина обличительную речь и внимательно осмотрела комнату мужа ища взглядом следы присутствия здесь женщины, но даже её великолепное зрение таких следов не обнаружило, и, сделав обиженное лицо, Галина вышла из комнаты мужа и начала с остервенением перемывать посуду на кухне, громко приговаривая так, чтобы слышал муж:
 – Всё покрылось грязью, словно посуда никогда не мылась. Наверное,  ест как собака и плошки за собой не моет. Хоть заставил бы своих потаскух убираться в квартире, но они, наверное, такие же никчемные грязнули, как и он. Послал мне бог муженька: ни к чему не годен и ни к чему не стремится.
Илья Николаевич слушал восклицания жены, доносившиеся из кухни, не стараясь возразить или оправдаться, зная, что этим лишь вновь распалит Галину на ссору.
У его жены были две постоянные темы для разговоров: никчемность Ильи Николаевича, который, не сделав карьеры, так и остался на всю жизнь простым инженером и подозрения в его изменах в её отсутствие на даче.
 Как и всякая женщина, утратившая с возрастом свою привлекательность и пережившая период увядания, она считала искренне, что муж только и занимается тем, что ищет себе падших женщин и развлекается с ними при любом удобном случае, хотя и знала, что такие развлечения требуют денег, которых у её мужа никогда не было в достатке, что тоже всегда вызывало приступы раздражения у Галины.
Но знать и осознавать для неё были не связанные между собой понятия и потому, жена постоянно пыталась уличить мужа в прелюбодеянии, чтобы окончательно убедить себя в его непригодности для семейной жизни.
Вот и сейчас, занимаясь на кухне мытьем посуды, Галина громко обвиняла мужа, перечисляя его недостатки:
 - Другие мужчины при смене власти обогатились и семьи свои обеспечили достатком, а ты продолжал работать на своем гребаном заводе простым инженеришкой со смешной зарплатой, в то время, как другие набивали себе карманы деньгами шальными. Сосед наш по подъезду, армянин со второго этажа, открыл торговую палатку, потом другую, купил квартиру, машину и дочь обеспечил, а наша дочка мыкается в комнатушке одна и никакой помощи от отца ей нет и не будет.
Илья Николаевич хотел возразить жене, что он помог дочери купить комнату, продав родительскую квартиру, доставшуюся ему по наследству, когда дочь профукала свою квартиру за долги, что оказались у неё из-за воровства компаньона, с которым она занималась туристическим бизнесом.
 И сосед-армянин, как только разбогател, то сразу бросил свою пожилую жену и женился на молоденькой хищнице, которая переехала с этим армянином на новую квартиру, а старая жена осталась в старой квартире и сейчас спивается от одиночества, ибо ни дочь, ни бывший муж-армянин не желают знаться с этой опустившейся женщиной.
 Всё это Илья Николаевич хотел прокричать своей жене, не вставая со своего дивана, но вовремя опомнился, зная по опыту, что ещё ни единого раза ему не удавалось убедить жену в чем-либо, а осознание ею своей неправоты лишь вызывало у неё новый взрыв обвинений в адрес мужа и дополнительное раздражение.
Закончив мытье посуды, и убедившись, что холодильник почти пуст, Галина вновь вошла в комнату мужа и предложила ему сходить в магазин и прикупить хотя бы торт для чаепития по случаю именин.
– Не собираюсь я отмечать свои именины, – возразил Илья Николаевич, – если ты хочешь, то сама и сходи в магазин.
- Может мне совсем уйти из дома и уехать на дачу, чтобы ты смог привести сюда гулящую девку и поразвлечься с ней: я же старая для тебя, чтобы заниматься любовными делами, – вновь вскипела жена на отказ Ильи Николаевича сходить в магазин.
– Вон сосед Василий, хоть и с больными ногами, но женой своей не брезгует, ублажает иногда – она сама мне об этом говорила, а ведь Василий одного с тобой возраста и жена его, Мария, мне ровесница.
– Вот и иди к Василию за мужскою ласкою: он за бутылку водки приласкает тебе причинное место, а я возражать не буду – не удержался Илья Николаевич на упреки жены. – Или найми какого-нибудь чурека: он за тысячу рублей и траву на даче скосит и тебя ублажит. Им, азиатам, всё равно, что женщина, что коза. Как говорили у нас в цеху; «оприходовать девчонку – это может каждый шкет, а ты попробуй старушонку от шестидесяти лет».
От таких предложений, жена Галина взорвалась злобой: - Я всегда знала, что ты спишь и видишь, как бы избавиться от меня, но чтобы предложить мне сожительство с соседом или узбеком каким – такого я не ожидала. Зря я приехала отмечать твои именины – ты здесь совсем умом тронулся в одиночестве, коль предложил жене завести любовника. Я с тобой свою молодость загубила и прожила в нищете всю жизнь, чтобы на старости лет услышать эти твои пожелания насчет связи с узбеками. Хорош муженек, нечего сказать! Так и знала, что мой приезд сюда закончится перебранкой.
– Если знала, то зачем ехала? – удивился Илья Николаевич. – Могла бы по телефону позвонить и поздравить меня с именинами, а не мотаться по электричкам. В твоем возрасте о встрече с богом, к которому ты ходишь на поклоны в церковь, думать надо, а ты о греховодстве думаешь и меня же в этом упрекаешь. Тебе скандал был нужен – вот ты за этим скандалом сюда и приехала без предупреждения и нарочно ключи не взяла, чтобы не застав меня дома, потом обвинить меня в том, что день провела в ожидании, пока я, по твоим словам, шастаю по девицам.
– Всё, нет больше моего терпения слушать оскорбления в свой адрес от бывшего мужа, и я уезжаю назад на дачу, – вскинулась Галина. Там котенок приблудился: его покормишь, погладишь и он отзывается, а тебя сколько ни корми, ответной ласки никогда не дождешься, - закончила жена свои поздравления имениннику и, подхватив свою сумку, вышла из квартиры, громко хлопнув дверью.
Илья Николаевич после ухода жены встал, прошел на кухню, открыл шкафчик с лекарствами, накапал в чашку по 30 капель валерьянки, пустырника и корвалола, добавил воды и выпил эту успокоительную смесь, чтобы снять напряжение от этого визита, и снова прилег на диван, постепенно расслабляясь.
– Галина назвала меня бывшим мужем, что соответствует действительности, но продолжает устраивать скандалы, словно в далекой молодости. Какую же глупость я совершил, женившись на этой женщине без любви и взаимности, а лишь по необходимости узаконить рождение дочери в браке, – размышлял он, вспоминая обстоятельства прошлого времени, что связали его с этой грузной, неряшливой и сварливой женщиной, в которую незаметно, но быстро превратилась бойкая и сметливая девчонка, каковой она была во времена их знакомства.
Познакомился он с Галиной на шестом году проживания в столице, возвращаясь летом от родителей из отпуска. Был месяц август, возможно Ильин день, – точную дату знакомства Илья Николаевич не помнил, да и не заслуживал этот день такой точности.
Он сел вечером в проходящий поезд, простившись с родителями и своими дворовыми друзьями, с которыми выпил несколько бутылок портвейна в ближайшем сквере, чтобы не огорчать родителей, которые весьма гордились своим сыном, работавшим в Москве и, главное, закончившим уже пятый курс института, пусть и вечернего.
Галина впустила Илью в вагон, где она служила проводником. Будучи под хмельком, Илья сказал несколько любезных слов проводнице, которые она восприняла с улыбчивой доброжелательностью.
 В купе он достал припасенную в дорогу бутылку хорошего вина и коробку конфет, что хотел передать комендантше общежития, как многолетний жилец за снисходительное её отношение к вечерним посещениям девушек в его комнату. Сосед по комнате – Филипп, который два года назад сменил прежнего Александра, частенько уходил пожить к очередной своей пассии, сохраняя, однако, место в общежитии за собой, чтобы в случае разлада в отношениях вернуться назад в общагу и пожить там, пока не подвернется следующая подружка.
Сейчас Филипп уже с полгода жил у женщины с ребенком в её отдельной двухкомнатной квартире, где-то на Юго-западе столицы, оставив комнату Илье в полное распоряжение.
Вернувшись из отпуска, Илья тоже надеялся подыскать себе девушку не строгих правил, чтобы соглашалась посещать общежитие и задерживаться там до утра, для чего и требовалось ублажить комендантшу.
Разбитная проводница понравилась Илье, и он с бутылкой вина и коробкой конфет заглянул к проводнице в служебное купе и был там принят гостем. Пассажиры вскоре угомонились на ночь, а молодые люди весело болтали до поздней ночи, попивая вино и закусывая конфетами, которые проводница Галя, как оказалось, очень любит.
Часа через два выяснилось, что Галя любит не только конфеты, но и мужские объятия и едва минула полночь, как Илья овладел девушкой на её служебном месте. За годы жизни в Москве он утратил провинциальную стеснительность, обрел решительность, что так нравится шальным девицам, непременно сообщая им, что учится в институте. Учеба в институте как бы ставила на Илье знак качества и делала девиц более уступчивыми его мужским домогательствам.
Вот и в тот раз, выпив вина и разговорившись, Илья упомянул, что учится в институте, работает на заводе, живет в общежитии, но если женится, то ему в полгода дадут комнату от завода, а по рождению ребенка и квартиры ждать недолго. И вообще, ему уже давно предлагают перейти работать технологом, но он пока не решил, зачем ему это надо: зарплата хорошая, забот и ответственности у станка стоять нет никаких, и комната в общежитии почти всегда в полном его распоряжении.
Откровения захмелевшего Ильи были услышаны проводницей купейного вагона поезда Минск-Москва, что и побудило её, как оказалось много позднее, уступить домогательствам молодого человека с тайным прицелом превратить случайную интрижку в прочные любовные отношения.
За час до прибытия поезда в Москву, Илья выскочил из служебного купе, взял свои вещи и перенес их к проводнице Гале, оставшись вместе с ней и после высадки пассажиров, когда поезд был отправлен на стоянку в резерв.
Дождавшись, когда Галя сдала вагон следующей смене проводников, молодые люди вместе поехали к Илье в общежитие:  было утро пятницы, Галине заступать на смену только в воскресенье по возвращению поезда из Минска и впереди было два свободных дня, которые Илья и Галя намеревались провести вместе к взаимному удовольствию.
Илья привел новую знакомую к себе в общежитие, вахтерша, получив свою коробку конфет, пропустила их, не отметив в журнале посещений постороннюю женщину, и они благополучно добрались до постели Ильи, где и провели, почти безвылазно, эти два дня и две ночи.
Галя оказалась умелой и отзывчивой любовницей, чутко отзывалась на ласки юноши, не выказывая претензий и часто, впоследствии, называла эти два дня их медовым месяцем.
Илья выходил пару раз за продуктами и вином, до которого Галя оказалась охочей, а вечером, в субботу они сходили вместе в вечернее кафе, где хорошо поужинали, потанцевали под оркестр и довольные вернулись в комнату Ильи, где продолжили познание интимных чувств  друг с другом.
В комнате у Ильи уже были: собственный холодильник, телевизор, магнитофон, так что скучать и голодать молодым людям не пришлось. Илья проводил Галю на товарный двор, где она приняла свой вагон и, уговорившись о новой встрече, они расстались вполне довольные собой и теми отношениями, что завязались между ними.
С того времени, возвратившись из рейса, Галя спешила в общежитие к Илье, если был рабочий день, там она готовила, убиралась и к возвращению Ильи с завода в комнате был накрыт стол, на котором женской умелой рукой были расставлены блюда и закуски, вино и фрукты, сладости и молодые люди дружески поужинав, переходили к постельным процедурам, интерес к которым не угасал, а лишь разгорался стараниями девушки Гали.
Она ездила проводником уже три года и давно поняла, что кроме случайных любовных связей эта работа ничего не обещает ей в будущем. Пора было остепениться, и тут подвернулся Галине молодой и перспективный парень Илья, которого она посчитала надежным спутником для дальнейшей жизни.
Галина была родом из Белоруссии, росла без отца, мать попивала потихоньку, и рассчитывать Галине приходилось лишь на себя и счастливый случай, которым она и посчитала встречу с Ильей.
Так или иначе, но через месяц регулярный встреч Галина объявила Илье, что ждет ребенка от него и надеется на его мужскую совесть.
Илья воспринял это известие без воодушевления, но и без отвержения, согласившись оформить их любовные отношения брачными узами и начать хлопотать на заводе о выделении ему комнаты: на заводе как раз сдавался очередной жилой дом, и можно было надеяться на получение комнаты в освобождающихся квартирах старой постройки.
Они подали заявление в ЗАГС и через месяц должны были стать мужем и женой, о чем Илья написал своим родителям, что женится и скоро его родители станут дедушкой и бабушкой.
Недели через две, когда Илья приехал на Белорусский вокзал встречать Галю и прошел вдоль путей в резерв поездов дальнего следования, ожидая у какой-то будки появления своей невесты, он случайно услышал разговор двух парней, которые сидели на путях, ожидая ещё одного товарища и не замечая Ильи.
Вдали показалась Галина, которая легкой походкой направлялась к месту встречи с Ильей, заметив его издали и помахав приветливо рукой.
– Смотри, Пашка, твоя Галька из резерва идет, – сказал один парень другому. – У тебя, что с ней покончено, или временно разошлись?
– Хватит, два года с ней покувыркался, и завязал, узнав, что она изменила мне с пассажиром, о чем донесли мне другие проводницы, – ответил Пашка.
– Теперь со слов подруг, её трёт какой-то москвич и даже берёт замуж. Как говорится, возьми боже, что мне негоже! Я теперь Лидкой занимаюсь и эта Галька мне без надобности.
– Привет Галка, как поживаешь? – спросил этот Павел невесту Ильи, когда она подошла ближе. Галина, не ответив парню, прошла мимо и, свернув за будку, прижалась к Илье и поцеловала его на виду у парней, а потом, подхватив Илью под руку, потянула его к перрону, что виднелся вдали за поворотом путей.
От услышанного, Илья остолбенел и не сопротивлялся Галине, уводившей его прочь от парней, один из которых был её давним любовным другом.
Опомнившись, Илья тут же и сказал Галине об услышанном разговоре парней. Она смутилась, покраснела, но отрицать услышанное не стала, сказав только:
– Да, у меня были отношения с этим парнем, но я сама его бросила из-за измены с какой-то Лидкой и рада, что так получилось, иначе я бы не встретила тебя, мой любимый Илюша, – и девушка прижалась к Илье на глазах окружающих и сама поцеловала его, заставив смутиться и успокоить ревность.
В общежитии она сама уложила Илью в постель и изнуряла его ласками до тех пор, пока Илья не обессилил вовсе и не забыл, на время, обидные для него слова другого мужчины о своей будущей жене.
Утром следующего дня он вспомнил услышанное, ревность вновь овладела Ильей и, глядя как Галина спит беззаботно, прижавшись к его плечу, он решал, что же делать дальше: расстаться с Галей или же вступить с ней в брак, постоянно помня этого рыжеватого парня, которого видел так близко и который владел его Галиной целых два года.
 Но тут он вспомнил о будущем ребенке, о котором уже сообщил родителям: они решат, что их сын подлец и бросил беременную от него женщину, если он расстанется с Галиной. И то и другое было плохим выбором и подумав ещё, он решил остаться с Галей: из-за ребенка, а не ради неё самой и не ради себя самого.
Илья надеялся, что со временем всё стерпится - слюбится, но слюбиться так и не получилось.
Это решение и было его величайшей ошибкой в жизни, что почти привело Илью Николаевича к полному отчуждению от жены и от дочери: жертвуя собой ради будущего ребенка, он лишился приязненных отношений к Галине и ребенку и тем самым обрек себя на одиночество на склоне лет, в котором и пребывал все последние годы жизни.
И даже сегодня, в день именин, он оставался одиноким, а посещение бывшей жены и последующая бытовая ссора с ней лишь добавили ему новых разочарований в осознании никчемности и неустроенности его нынешней жизни.
Как-то однажды, при очередной семейной ссоре с женой, когда уединиться не было возможности, он, в сердцах, бросил Галине следующие слова упрека:
- Узнав о твоих прежних любовных связях до меня, я надеялся, что ты любовью, прощением и уважением ко мне заставишь меня забыть о твоих грехах, и мы будем жить мирно и счастливо без подлых воспоминаний, но ты с рождением дочери почувствовала себя безгрешной, а меня напротив стала обвинять во всех грехах и недостатках, унижая моё мужское достоинство.
 От твоего вздорного характера и неумения или нежелания подстроиться под мои чувства, я начал презирать себя за то, что назвал тебя своей женой ради дочери. Рождение дочери и её воспитание не сблизили нас и не изменили твоего наплевательского отношения к моим чувствам, мыслям и поступкам.
А если мужчина сам себя презирает, то он никогда не добьется успехов в жизни: ни по работе, ни в семейных отношениях, что и случилось со мною. Тридцать лет своей жизни я, презирая себя, жил с тобою, слушая постоянные упреки от тебя в свой адрес.
Да, я не выбился в люди в твоем понимании: не стал начальником, не стал проходимцем, когда власть в стране захватили предатели и воры, которые обогащались любыми способами и за чужой счет таких работяг, каким был я всю свою жизнь.
Потом, десять последних лет, я стал ненавидеть тебя вместо презрения к себе. И именно в эти годы, освободив свою душу от самоедства и упреков к себе, я начал жить свободно, не отвечая на твои злобно-унизительные нападки климаксующей старой женщины.
 Надо бы разъехаться по разным квартирам, но при новой власти отдельную квартиру инженеру не получить, а купить, не позволяла мизерная зарплата. Вот и приходится нам жить под одной крышей – так давай не будем трепать себе нервы воспоминаниями о несбывшихся мечтах и планах из прошлой совместной жизни и станем проживать добрыми соседями в коммунальной квартире - как чужие люди.
Ненависти к тебе, за напрасно прожитые года, я больше не испытываю: остались только грусть и сожаление о былом, которого не вернуть. Если ты не можешь избавиться от злобы, мы можем и официально развестись и разъехаться по разным квартирам: я могу перебраться в комнату к дочери нашей непутевой, а она переедет сюда, и будете жить вместе, хотя  вряд ли уживётесь с вашими характерами.
На эту длинную и разумную речь жена Галина ответила бурным и злобным негодованием:
– Загубил мою жизнь, а теперь, на старости лет, хочешь уйти, чтобы жить одному и завести себе любовницу? Не бывать такому! Хватит и того, что ты летом, когда я живу на даче, водишь сюда продажных девок! Недаром про мужиков говорят, что «седина в бороду, а бес в ребро». Вот и ты, старый кобелюга, надумал избавиться от жены, чтобы заняться развратом на свободе.
 Жаль, что сейчас не советская власть, а то написала бы я в профсоюз, что ты распутничаешь, и вмиг тебя вышибли бы из инженеров за аморальное поведение! Но теперь у власти такие же распутники, что и ты, и некому сейчас пожаловаться больной женщине на распутство мужа.
Жаль тогда, двадцать пять лет назад, когда ты завел себе любовницу Аньку, я не сообщила об этом в партком, а управилась собственными силами. Глядишь, выперли  бы тебя с завода за аморальное поведение, уехал бы ты к своим родителям в свой городишко, а я осталась бы здесь в квартире и может, нашла бы себе достойного мужчину, а не такого рохлю никчемного, как ты. Зря пожалела я тебя тогда.
- Бог с тобой, Галина! О каких девках ты сейчас говоришь, что я привожу сюда в твоё отсутствие на даче? Тебе же соседка Машка докладывает о всех, кто по случаю или нечаянно заходит в нашу квартиру и нет среди них никаких девок. Это в тебе кипит злоба старой женщины и сушит тебе мозги, совсем лишая соображения.
Поэтому я и предлагаю жить добрыми соседями, а не злобными супругами, но тогда тебе некого будет ревновать своими глупыми подозрениями и донимать меня напрасными обвинениями в супружеской неверности, хотя супругами мы не являемся уже много лет и потому от нашего брака остались лишь штампы в наших паспортах.
 Погоду в доме делает женщина, но ты с самого начала нашей совместной жизни устроила в нашем доме зимнюю невзгоду вместо теплой солнечной и спокойной обстановки летнего дня, на которую я рассчитывал, предлагая тебе руку, но которой так и не дождался за долгие годы совместной жизни.
 Да и в постели, когда прошли первые страсти, от тебя всегда тянуло холодком, я ещё удивлялся: вроде на ощупь снаружи теплая женщина, но изнутри, от души, нет от тебя тепла, а холодное душевное равнодушие, – закончил он тогда длинную свою речь, на что Галина немедленно возразила:
– Положим и ты мне, как мужчина, всегда был невпечатлителен и я терпела тебя из необходимости как-то устроить свою жизнь в Москве – не ездить же, в самом деле, всю жизнь проводницей в поездах дальнего следования.
Илья Николаевич, помнится, хотел тогда выразить своё отношение к Галине в более резкой форме, но вовремя вспомнил слова отца, который мелкие бытовые раздоры с матерью Ильи быстро прекращал словами: - спорить с женщиной всё равно, что плевать против ветра – сам себя измочишь и ничего не докажешь.
С той поры Илья Николаевич замкнулся в себе и почти не разговаривал с женой, чем вызывал в ней ещё большее раздражение и подозрительность в несуществующей любовной связи на стороне, в чем она, как и любая стареющая женщина, была уверена, полагая, что мужчины до последнего момента жизни, даже в возрасте, ищут и находят любовные утехи на стороне, брезгуя своею состарившеюся женой.
Сегодня жена появилась, и вновь исчезла на даче, и Илья Николаевич вспомнил тот давний разговор лишь по случаю её появления здесь: – Приехала поздравить меня с именинами, но не удержалась, устроила очередную свару на пустом месте, расстроила меня и уехала на дачу победительницей, испортив мне настроение, как имениннику.
 Хотя в отношении давней любовной моей связи с женщиной Анной, она была права и мстительно припомнила  единственную, близкую мне духовно, женщину в моей жизни, с которой я мог бы прожить достойную и счастливую жизнь, встреться она мне раньше до заключения злополучного брака с Галиной. Правду говорится, что хорошее дело браком не назовут. Я, как инженер, знаю, что браком называется испорченная деталь или изделие в процессе изготовления или использования.
Воспоминания об Анне были сладко-мучительны, как почесывания  заживающей ранки от пореза ножом на руке, и Илья Николаевич вновь углубился мысленно в своё прошлое.

VI
С Аней он познакомился, будучи летом в отпуске в Крыму: завод дал ему бесплатную путевку в свой пансионат близ Феодосии.
В тот год, когда власть в стране под названием СССР перешла в руки Горбачева – молодого  руководителя партии коммунистов, Илья достиг возраста Христа, был вполне доволен своей работой и зарплатой и лишь семейные дрязги с женой Галиной иногда портили настроение не меняя, в целом, удовлетворение жизнью.
 Дочь была десятилетней девочкой и не переняла ещё характер и привычки от матери, была двухкомнатная квартира, полученная от завода бесплатно с рождением дочери, работа не особенно обременяла, отношения с коллегами были ровные, потому, что Илья не вел борьбы за начальствующие должности, окружающие люди были спокойны и доброжелательны – что еще нужно для благополучной жизни мужчине, которому едва перевалило за тридцать?
 Конечно, любимой женщины, коль жена не приносила семейного счастья будучи всегда раздражена и недовольная и мужем и дочерью и своею устроенной жизнью. Такое всегда случается, если женщина выходит замуж не по влечению чувств, а по личному расчету, желая устроиться поудобнее.
Бесплатная путевка в пансионат на три недели обещала хороший отдых у моря в разгар летнего сезона и, прикупив билеты на самолет до Симферополя, Илья  с дорожной сумкой вещей и ста рублями денег в кармане на непредвиденные расходы, попрощался с дочкой и под ворчание жены, что не захотел купить путевку и ей, чтобы отдыхать вместе, уехал в аэропорт Внуково, откуда вылетел самолетом в Крым.
Самолет Ил-86 взяв на борт 300 пассажиров, разбежался, грузно оторвался от полосы и полетел на юг в солнечный край, унося пассажиров из пасмурной Москвы, где всё утро моросил мелкий холодный дождь.
Соседкой в самолете оказалась женщина лет тридцати, довольно миловидная, с открытым взглядом серых глаз и ровным характером, который проявлялся в каждом её движении и в спокойной доброжелательной манере общения, разительно отличавшегося от поведения Галины, что и привлекло внимание Ильи, вырвавшегося в отпуск из-под гнёта сварливой жены.
За недолгое время полета Илья разговорился со своей соседкой, которую звали Анной, и она летела в отпуск тоже по путевке и тоже в Феодосию.
Анна работала в каком-то научно-исследовательском институте, которых было бесчисленное множество в Москве и её окрестностях и этот институт, как и положено крупному учреждению, тоже имел собственный пансионат на Южном берегу Крыма.
Илья рассказывал Анне какие-то случаи из своей жизни, давал оценку событиям в стране, а Аня внимательно и с интересом слушала мужчину, не перебивая и не возражая, что довольно редко встречалось среди советских женщин, привыкших к равноправию и ставящих свое мнение выше других, особенно, мужских мнений.
Из самолета Илья и Анна вышли почти друзьями, вместе сели в автобус до Феодосии, продолжали общение, а выйдя из автобуса, заказали такси, на котором добрались до своих пансионатов, оказавшихся почти рядом. Илья, который выходил первым, расплатился с таксистом за всю поездку и предложил Анне встретиться завтра на городском пляже в полдень у входа, что Анна приняла охотно и без всяких условий.
Добравшись до пансионата, Илья разместился в двухместном номере, которым оказалась комната на двоих с отгороженным местом общего пользования, включающим раковину и унитаз – никакой ванной или душа там не было, однако в конце коридора была душевая комната, где при желании можно было принять вечером горячий душ, когда подавалась горячая вода.
Сам пансионат представлял из себя трехэтажное здание общежитейского вида, рядом с которым располагалась столовая, где по талонам можно было завтракать, обедать и ужинать, а талоны эти выдавались отдыхающим утром на текущий день. Такой порядок был введен, чтобы посторонние не могли зайти в столовую, где не было вахтера на входе, чтобы покушать за бесплатно, чем иногда пользовались дикие отдыхающие.
 Кроме того, нельзя было повторно покушать, если кому-то не хватало порции. Впрочем, оказалось, что питание вполне сносное, неиспользованные талоны можно было обменять в буфете при столовой на шоколад или другие сладости, чем многие и пользовались, не желая идти с пляжа на обед в столовую. Море от пансионата было далеко, с каменистым берегом, и администрация советовала пользоваться городским пляжем, до которого было двадцать минут ходьбы.
Соседом по номеру у Ильи оказался шустрый мужик лет сорока по имени Виктор, не имеющий никакого отношения к заводу, работающий учителем в средней школе и получивший путевку по профсоюзной квоте, для предприятий района не имеющих собственных пансионатов или профилакториев на юге – так обеспечивалась социальная справедливость для работников мелких учреждений быта, образования, медицины и культуры за счет крупных и богатых предприятий.
Дело шло к вечеру и, приняв ужин, Илья с соседом решили никуда не ходить, чтобы отдохнуть с дороги и следующим утром, после завтрака, отправиться на пляж к морю, из-за которого они и приехали сюда отдыхать в неблагоустроенных номерах пансионата.
Ужин состоял из омлета, каши рисовой на молоке, стакана какао и бутерброда с маслом и сыром, что стоило, если верить надписи на талоне, 60 копеек. Столько же стоил завтрак, а обед стоил 80 копеек и всего отдыхающих здесь кормили на два рубля в день.
Ночь прошла спокойно, сосед не храпел, Илья хорошо выспался и после завтрака вместе с Виктором они направились на городской пляж купаться, загорать и флиртовать с женщинами, а если повезет, то и завести курортный роман, что советской моралью того времени не осуждалось и даже приветствовалось негласно: можно было приводить девушек в гости безнадзорно и в любое время, кроме поздней ночи.
Повалявшись на песке и искупавшись несколько раз в прозрачной соленой воде, Илья в полдень пошел к входу на пляж, где встретил Анну, которая пришла с незнакомой женщиной несколько старше Анны по возрасту – как оказалось такой же соседкой по номеру, что и Виктор с Ильей. Женщина по имени Лида, оказалась хохотушкой, заряженной на поиск мужчины для совместного отдыха и вскоре все четверо казались со стороны единой компанией старых друзей, а Виктор старательно ухаживал за Лидой, рассчитывая, и не без оснований, на взаимность.
Они пообедали здесь же шашлыками, не пожелав возвращаться на обед в свои пансионаты и проведя весь день вместе, пошли к себе, чтобы обмыться после купаний, поужинать, привести себя в порядок и снова встретиться вечером.
Виктор, возбужденный новым знакомством, предложил Илье пригласить девушек к ним в номер, выпить портвейна ради знакомства и, если девушки согласятся, то Илья останется с Анной в их номере, а он, Виктор, вместе с Лидией уйдет на ночь в номер девушек.
– Я согласен, – ответил Илья, – но где ты достанешь портвейна? После того, как Горбачев ввел почти сухой закон, здесь не достать вина никакого: в продаже нет в магазинах, а домашнее вино надо было покупать раньше, но и тех продавцов милиция гоняет.
 Дураком оказался этот Горбачев, что начал своё правление с борьбы против спиртного. Если и дальше он будет руководить страной такими же методами, то боюсь быть большой заварухе в нашей стране.
Царь Николай Второй перед самой Первой мировой войной ввёл сухой закон и получил через три года революцию в ответ. Как бы и в нашей стране Горбач не довел народ до волнений и не разрушил нашу спокойную, сытую и налаженную жизнь, которая дает нам возможность отдыхать здесь на юге и заниматься с хорошими и отзывчивыми девушками.
– Не беспокойся, Илья, я захватил из Москвы, на всякий случай, три бутылки хорошего портвейна, хотя и считал, что ехать в Крым со своим вином, все равно, что в Тулу ехать со своим самоваром, как говорили наши деды, – ответил Виктор. – Я много раз был в Крыму, и здесь на каждом углу продавалось домашнее вино. Бывал я и в Массандровских подвалах на дегустации крымских вин, а теперь всё это испарилось заботами Горбачева. Дураком оказался новый генсек, под стать Никите Хрущеву, что хотел выращивать кукурузу за полярным кругом, а теперь Горбачев хочет русский народ лишить выпивки по всяким случаям, в том числе и при знакомстве мужчин с девушками.
 Если девушка не отказывается выпить вина с мужчиной – значит, она будет согласна и на более близкое знакомство в постели – так говорит мой приятель, который большой знаток женской психологии.
Всё так и случилось, как говорил Виктор.
Вечером они встретились с девушками, пригласили их к себе в номер, выпили вместе с ними бутылку портвейна ради знакомства, затем Виктор пошушукался с Лидой в коридоре, куда они вышли покурить, а потом Лида в сопровождении Виктора ушли прогуляться до соседнего пансионата,  и на прощание Лида весело помахала рукой Анне и Илье, пожелав им спокойной ночи.
Выпитое вино и теплая южная ночь со стрекотом цикад расслабили волю,  освободили женские и мужские желания и спустя полчаса они оказались в постели, и Анна отдалась Илье непринужденно, со всей страстностью зрелой женщины, прогретой насквозь южным солнцем и давно не знавшей мужской ласки.
Илья чувствовал свою новую знакомую всей силой мужского желания, которого ему всегда не хватало в общении с женой.
Ушедшая пара так и не возвратились и  любовники изнуряли друг друга ласками до самого рассвета, с наступлением которого Анна торопливо собралась уходить в свой пансионат, поцеловав Илью, находившегося в сладкой дреме и сказав на прощание, чтобы он не думал о ней плохо, как о распутной женщине: просто он понравился ей сразу, при первом знакомстве в самолете,  пришелся по душе и, как мужчина, тоже оказался хорош.
Вскоре после ухода Анны, появился Виктор, совершенно измученный любовными упражнениями с Лидой, которая оказалась неутомимой в женском желании и мучила его всю ночь, так что он, не раздеваясь, плюхнулся на свою кровать и мгновенно заснул, пропуская завтрак.
Илья, однако, позавтракал, поспал пару часов и к полудню пошел снова на пляж, где встретил Анну, как и уговорились при расставании.
Новоиспеченные любовники  расположились на песке, расстелив покрывало, которое заботливая Анна привезла с собой, не желая в отпуске валяться на песке, истоптанном тысячами ног отдыхающих.
Илья чувствовал себя рядом с Анной легко и непринужденно, как будто искал эту женщину много лет, нашел,  наконец,  успокоился душою, обретя покой и умиротворение и задремал вместе с ней, соединившись руками.
Небо затянули легкие облачка, которые сняли нестерпимый жар солнца, лишь иногда позволяя ему пронзать лучами людские тела, валяющиеся на песке группами и поодиночке, словно тюлени на морском лежбище, как показывают по телевизору в «Клубе кинопутешественников».
Поспав пару часов, они очнулись от забытья, искупались в прогретой солнцем морской воде, перекидываясь между собой короткими, ничего не значащими фразами, словно супруги, прожившие вместе долгие годы в любви и взаимной заботе, изучившие взаимные чувства и привычки и потому инстинктивно понимающие друг друга без слов и жестов.
Вскоре к ним присоединились их соседи и соратники по романтическим отношениям – Виктор и Лида, едва отошедшие от ночных скачек, измучивших их тела, и желающие пляжного пассивного отдыха перед будущими любовными забавами грядущей ночи.
Море и солнце взбодрили всех четверых, они прогулялись до ближайшего кафе, где перекусили овощным салатом и цыпленком табака, не желая возвращаться в свои пансионаты, чтобы пообедать.
Солнце клонилось к закату, когда эти две пары покинули пляж, решив повторить занятия предыдущего вечера, которые сделали их курортными любовниками.
Вечер прошел по тому же сценарию, что и накануне и Илья с Аней, оставшись одни, удовлетворили свои желания близости и мирно уснули в объятиях, словно благовоспитанные супруги.
Далее отношения Ильи и Анны развивались в жанре курортных романов, о которых Илья читал в разных книжках, но на себе испытал лишь впервые.
Авторы тех книг, видимо, сами являясь развратниками – любителями случайных связей, убеждали своих читателей, что случайная связь мужчины и женщины, особенно в отпуске, вдали от семьи, является естественным удовлетворением плотских желаний и не считается изменой, если по окончанию отпуска или командировки, эта связь прекращается без последствий для обоих участников, которые возвращаются к своей обыденной жизни, вспоминая это любовное увлечение как забавное приключение и не более того.
Через неделю, отношения Ильи с Анной совершенно выровнялись, и они стали разнообразить дни не только прогулками на пляж и вечерними посиделками за бутылкой вина в комнате пансионата, но и прогулками по окрестностям Феодосии, посетив дом-музей Волошина и совершив прогулку на теплоходике до скал Карадага.
 Они заглянули в музей Айвазовского, два дня  провели на острове напротив городского пляжа, где было поменьше людей, но туда и обратно нужно было добираться катером, заплатив 20 копеек с человека. Анна охотно выполняла пожелания Ильи прогуляться или остаться в номере и подчиниться мужскому желанию, никогда не возражала и не выказывала неудовольствия, чем особенно и привлекала его, ибо такая манера её общения разительно отличалась от вечно недовольной и раздражительной жены Галины.
Их соседи по любовным забавам постепенно отстранились, занимаясь исключительно упражнениями в постели, проявляя ненасытность, словно медведи после зимней спячки. Впрочем, ненасытной оказалась Лидия, а Виктор изо всех сил старался выглядеть перед нею молодцом, иногда жалуясь Илье, что курортная подружка совсем измотала его и  после такого напряженного отпуска ему впору вновь ехать в санаторий поправлять здоровье, подорванное ненасытным желанием Лидии.
Илья рассказал о горестях соседа, на что Анна рассмеялась и поведала, что Лидия, по её словам, каждый год ездит в Крым за любовными приключениями, чтобы потом, целый год вспоминать об этом, ведя скучную жизнь при муже, которому было под пятьдесят лет, и он давно уже не интересовался своей женой, всецело посвящая себя работе и заботам о взрослых их детях, которых было двое: сын и дочь.
Анна просила Илью не рассказывать об этом Виктору, поскольку Лидия представилась ему при знакомстве одинокой женщиной, зная, что мужчины даже вдали от своих жен предпочитают не связываться с замужними женщинами, чтобы случайно не нарваться на ревнивого мужа, внезапно прилетевшего на выходные дни сюда, чтобы убедиться в непорочности своей половины.
 Свидетелями такой разборки на пляже были однажды и Илья с Анной, когда толстый и белокожий мужчина устроил сцену своей загорелой жене, застав её обнимающейся у всех на виду с молодым кавказцем, – темнокожим и заросшим шерстью по самые ноздри.
О себе Анна сообщила, что была замужем, когда ещё училась в институте, и вышла замуж по глупости, догоняя  нескольких подруг. Она родила сына, ушла от мужа и сейчас живет отдельно, получив квартиру от института, где теперь работает. Сыну Сергею восемь лет и он сейчас живет на даче у её матери.
После неудачного брака у Анны были две-три короткие связи с мужчинами, которые не принесли ей ни радости женской, не дружеского участия и она никого не помнит, особенно этих мужчин и мужа, как будто их никогда и не было в её жизни.
К Илье она испытала какое-то магнетическое притяжение, которое и привело их к курортному роману, где она испытала и женское удовлетворение, взаимную приязнь и ничуть не сожалеет о случившемся.
Анна понимает, что мужчина его возраста, наверное, имеет семью, но из их коротких ещё отношений, она догадалась, что Илья не совсем доволен своей жизнью, коль пошел на измену жене, не являясь по характеру искателем интимных приключений.
Илья, в свою очередь, признался Анне, что действительно женат, женился он в связи с предстоящим рождением дочери, которой уже исполнилось десять лет, но с женою так и не наладил теплых отношений, ввиду вздорности её характера.
Работает он простым инженером в цеху большого завода, работой своей вполне доволен, в начальники не рвется, зарплатой тоже удовлетворен, но жена постоянно пилит и пилит его за никчемность, считая неудачником – коль не стал начальником.
– Но, понимаешь, Аня, – расслабленно говорил Илья в минуты откровения, наступающего сразу после взаимного удовлетворения плоти, когда он откидывался навзничь на кровати, а женщина благодарно прижималась к нему сбоку, – я по натуре человек постоянный и не склонный к резким переменам в настроении и своей жизни, и поэтому, терплю рядом с собой чужую женщину ради дочери, которая подрастает уже и вступит скоро в опасный возраст.
Если я уйду из семьи, которой фактически нет и никогда у меня не было, то дочь моя, без отца, может наделать глупостей и я в ответе за её судьбу. Жена этого, к сожалению, не понимает, как никогда не понимала меня, и считает, как старуха из сказки Пушкина, что я у неё всегда буду на побегушках, не смея перечить.
Дочь вырастет скоро и останемся мы с женою у разбитого корыта на старости лет, когда нас вообще ничего не будет связывать, но и деться будет некуда друг от друга. В неприязни можно решать споры, совершать поступки, но нельзя вместе жить долгие и бессмысленные годы. Боюсь, что впереди меня ждет одинокая старость. Мне кажется, что с тобой у нас могла бы сложиться семья, но у тебя есть сын, которому не нужен чужой дядя, а я не могу уйти и бросить дочь, чтобы воспитывать другого ребенка – это будет предательством и с моей и с твоей стороны.
– Не мучай себя Илюша напрасными упреками, – успокаивала Анна, осторожно поглаживая его по груди и убаюкивая, подобно матери, укачивающей свое малое дитя. Мне от тебя не надо ничего, кроме доброго отношения и ласки. Если захочешь, то мы сможем продолжать наши встречи в Москве, тайно и скрытно, чтобы твоя жена не догадалась и не начала преследовать тебя.
Хотя, как женщина, она скоро догадается – женский инстинкт ей подскажет, что у тебя кто-то есть на стороне. В общем, решай сам, что и как делать, но знай, что я всегда буду помнить наши встречи здесь в Крыму и всегда приму тебя и помогу в трудную минуту.
 Ты глубоко порядочный человек, потому тебе и трудно жить в наше время, когда начали вдруг проявляться в нашей стране у людей хищнические инстинкты, что удивительно после многих лет советской власти.
Я политикой не занимаюсь, но замечаю, как в последние годы энтузиазм и бескорыстие людей угасают, а взамен, ниоткуда, появляются жажда денег и власти, благодаря действиям высших правителей государства и директоров предприятий, которые  начинают считать эти предприятия и власть своей собственностью и наследством.
– Спасибо Аня, что успокоила меня своими словами. К черту политику и заботы – давай отдыхать пока отпуск, а дальше видно будет, – отвечал Илья на заботливые слова женщины, ставшей за короткое время близкой ему и понятной любовницей и другом.
– Что могли мы уже совершили, а теперь надо поспать, чтобы завтра снова жариться на солнце, которое в Москве бывает довольно редко.
– Я читал где-то, что при солнце у человека вырабатываются витамины радости – может, поэтому здесь, на юге, люди веселы и беспечны, а стоит им возвратиться в наши холодные и сумрачные края, как улыбки угасают, появляются заботы и люди вновь становятся хмурыми и угрюмыми. Давай спать, моя радость, - закончил Илья свои откровения, прижал женщину к себе, поцеловал её в щеку и скоро забылся спокойным сном в полном удовлетворении чувств и мыслей.
В середине отпуска у Анны наступили дни женского недомогания, и она уединилась в своем номере, не желая, чтобы Илья видел её больной и измученной.
Илья продолжал отдых уже в одиночку, поскольку сосед по номеру продолжал заниматься своей Лидой, сетуя Илье на Анну, которая остаётся в номере, мешая Виктору уединяться с Лидой, и теперь приходится любовникам заниматься богоугодным делом второпях, на лужайке под тополем, постоянно опасаясь как бы их не прихватили милиционеры.
Менты, застав отдыхающих в неглиже за любовными занятиями, берут мзду в размере червонца, чтобы не отводить в отделение и не возбуждать дело за непристойное поведение в общественном месте, которыми считались, почему-то, все места, доступные для плотских утех в темную южную ночь.
Через три дня Анна поправилась и их встречи с Ильей возобновились, освободив номер и для соседей по жилью – коллег по забавам: Виктору и Лидии.
Дни отпуска пролетели незаметно, как чайки на горизонте, где синева неба сливается с синевой моря, и настала пора покидать благословенный Крым, который подарил Илье и его новой подруге радость встречи, любовь и удовлетворение чувств.
Оказалось, что и обратно они летят одним рейсом, только места были раздельные, что можно было легко уладить, договорившись с соседями о перемене мест.
Побродив накануне вечером по затихшей набережной и бросив в воду по монетке, чтобы этой приметой вернуться когда-нибудь сюда вновь, Илья со спутницей вернулись в пансион и устроили ужин на четверых прямо в номере.
Виктор умудрился где-то достать вино: вот и теперь на столе стояли две бутылки хорошего крымского вина, фрукты и шоколад, колбаса и сыр, что и составило их прощальный праздничный ужин.
Выпив вина и вспомнив дни отпуска, пары разошлись по своим рабочим местам: Виктор и Лидия ушли в пансионат, где проживала Лидия, а Илья и Анна остались в мужском номере Ильи.
Он как-то предложил Виктору уступить ему место здесь, но тот отверг предложение, сказав, что уже примелькался в том пансионате, куда его впускает вахтерша без вопросов, а кроме того, здесь он нечаянно встретил знакомого из РайОНО и опасается, как бы он не донес до Москвы сведения о его похождениях в отпуске, если заметит его с Лидой, рано утром выходящими из номера.
Приближающееся расставание придало любовникам дополнительной чувствительности, и их последняя крымская ночь прошла, как и первая, в неутомимой любовной ласке.
Рано утром, Илья проводил Анну за ворота пансионата, договорившись встретиться через пару часов на автобусной станции, чтобы вместе уехать до Симферополя и там погрузиться в самолет, следующий до Москвы.
– Всё хорошее, когда-нибудь кончается – вот и наши встречи подошли к концу, но я рада, что встретила тебя и ни о чем не жалею, - сказала Анна на прощание и побежала в свой пансионат собирать вещи, которые у неё, как и у всякой женщины, были разбросаны в полном беспорядке по всему номеру, вперемешку с вещами Лиды, остающейся ещё на неделю, вместе с Виктором, в благословенном Крыму.
 Боевые подруги обменялись адресами и телефонами, и Анна направилась к автобусной стоянке, а Лидия, которая поутру проводила Виктора, легла спать после бессонной ночи проведенной с любовником.
Илья встретил Анну у автобуса, они погрузились, без помех добрались до аэропорта, и в полдень всё тот же самолет ИЛ-86 понес их вместе с тремя сотнями пассажиров обратно в Москву в рутину домашних забот и работы.
Выйдя вместе с Анной из аэропорта Внуково, Илья решил проводить её до дома, поскольку у девушки был увесистый чемодан, а у него лишь дорожная сумка. Анна с сыном жила в двухкомнатной квартире у метро Красногвардейская и поездка на такси была дороговатой для инженера из НИИ.
– Дорогая, я помогу тебе добраться до дома, а потом поеду к себе, куда мне совсем не хочется возвращаться, – сказал Илья своей спутнице и добавил: - с тобой мне хорошо и спокойно, потому я и оттягиваю возвращение к жене в атмосферу склок и неприязни.
 Анна согласилась без колебаний, тоже желая отсрочить неизбежность расставания с курортным любовником.
Через полтора часа они автобусом-метро-автобусом добрались до Аниного дома, который стоял на Сиреневой улице и смотрел окнами на обширную низменность, заросшую кустарником, на противоположной стороне которой виднелись трубы какого-то завода.
– Вот я и дома, – облегченно вздохнула Анна. – Может, зайдешь ко мне попить чайку с дороги? Сын мой у бабушки и будет там до самой школы – ещё почти месяц. Отдохнешь с дороги и потом продолжишь путь домой, – уговаривала Анна своего любовника, полагая, что Илья не хочет возвращаться домой и, помогая ему отложить минуты расставания с ней  на поздний вечер.
Илья поколебавшись, согласился зайти к Анне в гости и вскоре они сидели на кухне, и пили чай со смородиновым вареньем, вспоминая свое пребывание в Крыму и гадая, что бы они делали сейчас в это время там на юге.
Решение этого вопроса пришло само собой, и после чаепития они продолжили любовные отношения в спальне у Анны, которая инстинктом любящей женщины пошла навстречу желанию Ильи как можно дольше не возвращаться в свой дом, к  жене и дочери.
Продолжение отношений после завершения отпуска означало и продолжение их романа, который из короткой курортной связи превращался в длительную любовную привязанность, как оказалось, на годы.

                VII
Илья стал жить на две семьи. Дома он проводил время с постылой женщиной, нелепой волею случая считающейся его женою и десятилетней дочерью Ксенией, удивительно быстро усваивающей привычки и манеру поведения матери и начинающей считать отца тоже никчемным человеком со всей непримиримостью подросткового возраста.
 Илья частенько пытался наладить контакты с дочерью, но на все его действия Ксения откликалась молчаливым пожатием плеч и снисходительной улыбкой, которой взрослые обычные люди сопровождают действия  дурачка - дауна, случайно встретившегося на оживленной улице.
С женой Галиной и вовсе не было ничего общего, кроме  дочери. На любые его слова или действия, Галина немедленно находила возражения или противодействия, неудовлетворенной своим положением женщины. Илья всячески стал избегать исполнения супружеских обязанностей, чем вызывал ещё большее раздражение Галины, находившейся в самом расцвете женского зрелого возраста, требующего не только морального, но и плотского удовлетворения своего естества.
Галина, конечно, почти сразу почувствовала перемену в поведении мужа и мучительно искала причину его хорошего настроения, чтобы вновь ввести Илью в состояние безропотного подчинения и тоскливости, при котором она получала полное превосходство над этим мужчиной, доставшимся ей по ошибке: выходя замуж она считала, что вытянула счастливый билет, как в лотерею, а оказался этот билет пустышкой.
С Анной, напротив, отношения стабилизировались и гармония чувств перешла в гармонию взаимопонимания, которая возникает между близкими людьми с общими взглядами, мыслями и ощущениями, создавая теплую атмосферу спокойствия и доброжелательности, когда каждый из партнеров-любовников старается сделать что- то приятное другому и получая в ответ то же самое.
 За месяц встреч, пока сына Анны не было дома, Илья исхитрился несколько раз встретиться с любимой женщиной у неё дома, отпрашиваясь с работы по якобы неотложным делам, что было достаточно сложно при пропускной системе на заводе, когда приход и уход работника отмечается автоматически взятием или вложением пропуска в ячейку.
 Однако, повод инженеру выйти за ворота проходной всегда находился без труда, лишь бы непосредственный начальник дал разрешение, которое Илья получал без труда, отличаясь добросовестным отношением к работе, которое он перенял от родителей и наставников, начиная свою трудовую деятельность.
Анне тоже не составляло труда отпроситься с работы на целый день под предлогом получения какой-нибудь справки для сына в школу или, на крайний случай, по причине наступившего женского недомогания, что её начальница прекрасно понимала, как женщина, и никогда не отказывала своим сотрудницам провести критический день-другой, не выходя из дома.
Илья приезжал к Анне на другой конец Москвы, они предавались любовным ласкам, потом пили чай или вино, смотря по настроению, которое при их встречах всегда было взаимно хорошим. Потом Анна готовила обед, казавшийся Илье удивительно вкусным, поскольку его готовила доброжелательная к нему женщина, получившая полное удовлетворение от мужчины, и в благодарность за это захотевшая угостить любимого чем-нибудь вкусненьким, следуя древней заповеди, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок.
 После обеда они  дремали в сытой неге час-другой, прижавшись друг к другу и ощущая как добрая теплота объятий перетекает от одного к другому и возвращается обратно ещё более сильной, согревая души и соединенные тела. Проснувшись и освободившись от дремоты, они предавались вновь любовным утехам, пока не насытившись и обессилив окончательно, снова не впадали в сладостное забытье.
 День незаметно клонился к вечеру и, попив чаю и поболтав ни о чём, а лишь бы слушать и слышать другого, они расставались до следующей встречи в умиротворении чувств и желаний.
Илья возвращался домой запоздно, объясняя свои задержки срочными и неотложными делами, которые, в самом деле, частенько возникали на заводе, о чём жена Галина знала,  понаслышке, от соседских женщин, мужья и сыновья которых тоже работали на этом же заводе.
Вернувшись домой, Илья выпивал стакан молока или кефира и укладывался спать в супружескую кровать, отвернувшись к стенке от жены и ссылаясь на рабочую усталость, если Галина вдруг начинала домогаться.
Его отказ она воспринимала как личное оскорбление, устраивая тихую свару, чтобы не слышала дочь в соседней комнате, говоря, что  и как мужчина он, Илья, никуда не годится, намекая тем самым, что она знала и лучших мужчин, не осмеливаясь, однако, открыто сравнивать Илью с кем-нибудь из своих бывших, которых, видимо, было много за годы её работы проводником купейного вагона в поездах дальнего следования.
 Илья лениво огрызался на упреки жены, говоря, что ей надо было остаться с кем-нибудь из тех, лучших мужчин, но, наверное, дураков среди них не было, чтобы жениться, вот и приходится ей быть с ним – никудышным. Однако, он, Илья её не держит и если Галина всегда недовольна, то пусть уходит на все четыре стороны, а дочь он вырастит и без её усилий.
Галина злобно отвечала: - Ушла бы давно, да некуда! Квартиры нет и эту двушку без лифта, на четвертом этаже, разменять на две квартиры однокомнатные не представляется возможным, а жить в коммуналке с соседями она не согласна, если Илья возьмет дочь к себе.
 На этом привычная ночная перебранка заканчивалась и Илья спокойно засыпал, вспоминая теплые объятия Анны и сердечные разговоры с ней, моментально чувствующей малейшие изменения в его настроении и всегда находящей повод похвалить Илью за мысль, поступок или просто - как любимого мужчину.
От встреч и утешений с любимой женщиной Илья воспрянул из угнетения чувств, в котором пребывал все последние годы, что немедленно отразилось и на работе: он стал проявлять инициативу в делах, которые ранее делал равнодушно, проявлял инженерную смекалку и знания и даже начал почитывать книги по специальности, чтобы сделаться лучшим специалистом.
С началом учебы сына Анны в школе встречи любовников проходили с утра и до обеда, когда мальчик, по имени Андрей, возвращался из школы. Илья оформил себе, раз в неделю, административное освобождение от работы до обеда, а после встречи с Анной, возвращался и делал всё, что нужно, задерживаясь по необходимости. Анна поступала также, отпрашиваясь с работы в своём НИИ, на весь день, чтобы после ухода Ильи заняться домашними делами.
О своих делах он всегда делился с Анной и находил у неё неизменную поддержку и одобрение. Изменения в отношении Ильи к работе вскоре были замечены начальством и, примерно через год отношений с Анной, он был назначен начальником технического бюро в цеху, что существенно сказалось и на его зарплате, и на его положении, поскольку все сотрудники и рабочие теперь называли его не просто Ильей или инженером, а величали Ильей Николаевичем, что было заслужить совсем не просто у пожилых рабочих.
Анна, обретя мужское плечо, пусть на краткие мгновения встреч, успокоилась душевно и телесно, смирилась с участью женщины, делившей мужчину с другой женщиной, и никогда не выказывала недовольства или желания переменить что-то в этих отношениях, полагая, видимо, что время само расставит всех по своим местам.
Иногда Илья, пригревшись возле Анны после плотских утех, начинал размышлять вслух, как бы им устроить свою жизнь вместе, но чтобы при этом не пострадали их дети, но ничего путного из этих размышлений не выходило: при любом обороте дел кто-то из детей обязательно оказывался пострадавшим. Если бы Илья уходил в Анне, то он оставлял свою дочь, которую Галина ему никогда не отдаст, и будет он воспитывать чужого ребенка, бросив своего, а других вариантов быть вместе с Анной, просто не существовало.
 Вот если бы с Галиной произошел какой-нибудь несчастный случай, и она исчезла, то судьбы Ильи и Анны устраивались бы лучшим образом: Анна тактично и умело воспитала бы дочь Ильи вместе со своим сыном, внушив детям, что Илья и есть их общий отец.
Но несчастного случая с Галиной не предвиделось, и Илья старательно расстраивал свои отношения с Галиной, чтобы она присмотрела себе другого мужчину на стороне и ушла бы к нему, ради чего Илья готов был оставить им свою квартиру и перебраться на жительство к Анне, разумеется, вместе с дочкой. Ему были известны истории, когда мать бросала детей ради любовника. Да что там говорить, если схожую историю описал Лев Толстой в своем романе «Анна Каренина», где Анна одна ушла к любовнику Вронскому, поскольку муж не отдал ей сына.
Илья, раза два-три, при очередном раздоре с женой, когда он уклонялся от исполнения мужских обязанностей и нарывался на оскорбления от неё по поводу своей мужской несостоятельности, говорил ей в сердцах: - Если я не могу с тобой сожительствовать по причине мужской несостоятельности, как ты говоришь, то найди себе утешение на стороне – я препятствовать твоему прелюбодеянию не буду, а если ты, заведя любовника, уйдешь к нему, то будет только лучше всем нам.
– Ишь, размечтался, чтобы я ушла к другому, и освободила место для твоей любовницы, которая по всем приметам завелась у тебя уже давно и тем отвадила тебя от меня. Не дождешься! Мужика я может, и заведу для себя, но дочь тебе не отдам – так и знай.
И от угрозы развода, Галина переходила к слезам, проклиная сквозь слезы и Илью, и неизвестную ей женщину, и свою несчастную жизнь с мужем-изменщиком. От женских слез Илья съеживался, чувствуя свою вину перед этой чужой ему женщиной, которая так и не стала ему женой, потому что не пожелала или не смогла понять его мысли и чувства, приспособиться к нему душой и телом, а лишь постоянно унижала его мужское достоинство и его самолюбие, доведя дело до полного разрыва отношений, несмотря на наличие общего ребенка.
 Дочь, подрастая, начала понимать отношение матери к отцу и неизменно занимала сторону матери, постепенно перенимая от матери поступки, характер и манеру поведения с отцом. Но даже такую, отчуждавшуюся от него дочь, Илья не решался оставить ради любимой женщины, каковой, уже давно, он считал Анну.
Иногда Галине удавалось разжалобить Илью женскими слезами, и он, через не хочу, исполнял мужские обязанности, которые вновь не приносили им никакого удовлетворения, лишь разжигая в обоих чувство обиды и злобу на самих себя за вынужденное сожительство.
Галина, не получив женского удовлетворения, вновь начинала перечислять недостатки Ильи в жизни и в постели, а Илья, откатившись на кровати к стенке, молча проклинал себя за давнее решение жениться на Галине ради будущего ребенка, и вспоминал, как же ему хорошо и покойно бывает при близости с Анной и рядом с ней после удовлетворения страсти.
- Настоящая близость мужчины с женщиной появляется не в минуты интимных отношений, а после и лишь при наличии дружеской общности, когда мысли и поступки одного находят понимание и одобрение другого, дополняя радость плотского удовольствия приязнью духовного общения, что и вызывает новое, более высокое влечение, называемое любовью, - размышлял Илья, под всхлипывания и уничижительные слова жены Галины после принудительного исполнения им брачных обязательств в супружеской постели.
– Прав был писатель Лев Толстой, когда писал, что счастливые семьи одинаково счастливы, а все несчастные – несчастливы по-своему. Если бы Галя дорожила мною, как мужем и мужчиной, разделяла бы мои взгляды на жизнь, на семейные отношения и на работу, понимала бы мои стремления и чувства – разве искал бы я утешение у другой женщины? Конечно, нет! Мне было бы достаточно и ровных семейных отношений с близкой и родной женой и дочерью.
 Но эта женщина, что рядом и считается моей женой, чужда мне во всем, а  Анна, которая близка – не может быть рядом по житейским обстоятельствам, и я теперь нахожусь между ними, как между жерновами, что вращаются в разные стороны и измельчают мою душу в пыль, словно зерно в муку – продолжал сожалеть о себе Илья, пока упреки и слезы жены не заканчивались и она затихала, освобождая  Илью от тягостных мыслей, и он тоже засыпал, предчувствуя, будто рядом с ним посапывает не эта чуждая ему женщина, а родственная и душевно близкая Аня, излучающая доброе тепло.
Такой жизни Ильи между двумя женщинами прошло два года. Отношения с Анной укреплялись: страсть и желания близости чуть ослабли, оставаясь, однако, весьма притягательными, тогда как духовная близость усилилась до такой степени, что они понимали друг друга с полуслова, а иногда и вовсе без слов – достаточно было взгляда или прикосновения и жеста.
Илья, подчас, задумывался о разводе с женой: дочь Ксения вступила в подростковый возраст, стала грубой и непримиримой, переняв все привычки и характер от матери, поэтому Илья в семье был чем-то вроде ненужной мебели – пользы никакой и выбросить жалко. Жена Галина вступив в пору женского увядания, стала ещё более раздражительной, руководствуясь при общении не рассудком, а сплошными эмоциями и потому к продолжению совместной жизни Илья не видел никаких разумных оснований.
Анна же, напротив, оставалась внимательной и заботливой к нему женщиной, несмотря на неопределенность своего положения, посещаемой любовницы женатого мужчины. Настроение у неё, внешне было всегда спокойным и доброжелательным не только к нему и сыну, но и ко всем окружающим. Свои заботы и печали Анна решала самостоятельно, тщательно скрывая от Ильи, чем иногда вызывало его неудовольствие.
Однажды, он случайно узнал от неё, когда за разговором она проговорилась, что год назад было беременна от Ильи и сделала аборт, не поставив его в известность. На возмущение Ильи таким поступком, Анна откровенно сказала, что второго ребенка ей одной не потянуть, а Илья ещё в начале их отношений твердо сказал, что не бросит дочь ни при каких обстоятельствах.
– Ну, сказала бы я о своем положении, и что бы это изменило в наших отношениях? – возразила Анна на упреки Ильи. – Аборт все равно пришлось бы делать, но при твоем участии, и такое решение могло бы испортить твое отношение ко мне, чего я не захотела.
Подумав немного, Илья согласился с доводами Анны, но впредь наказал ей ничего не скрывать от него, особенно если это касается их обоих.
– Пойми, Аня, мы с тобой близки более, чем муж и жена, и потому не должны скрывать друг от друга ни радостей, ни печали, ни забот – иначе духовная близость наша нарушится постепенно и незаметно, как ржавчина разрушает бочку с водой и тогда наша духовная общность вытечет из нас обоих, как вода вытекает из проржавевшей бочки, оставив после себя пустоту.
- Мало ли, что я говорил в начале наших отношений: время течет,  человек меняется, и изменяются его взгляды на жизнь и житейские обстоятельства. Если бы сказала мне тогда, что возможен у нас ребенок, я, быть может, согласился на его рождение и мы бы соединили наши судьбы вместе, найдя выход из положения.
Моя дочь Ксения, не очень нуждается в моем присутствии в нашей квартире и я думаю, что через год-два я уйду от жены, по - любому, и мы сможем быть вместе, если ты, к тому времени, будешь не против. Я бы давно так сделал, но не хочу уходить к тебе на квартиру постояльцем, а привести тебя  в свой дом я тоже не могу, поскольку такого дома у меня нет, и не предвидится в ближайшие годы. Разменивать квартиру я тоже не хочу, чтобы не лишать свою дочь хорошего жилья. Но, видимо, моя мужская гордость постепенно слабеет, в ближайшие год-два я найду какой-то выход и приму решение, только не торопи меня.
– Делай, как знаешь, дорогой. Мне хороши и наши теперешние отношения.  Я согласна, чтобы ты переселился ко мне, но если ты придумаешь что-то другое, то я тоже согласна, лишь бы быть вместе, и не в ущерб моему сыну: он хоть рожден мною от нелюбимого мужчины, но остается сыном, и не должен отвечать за необдуманные поступки своей матери.
– Жаль, что у нас в стране нельзя купить квартиру в рассрочку, - размечтался Илья. – Я читал где-то, что в других странах, при капитализме, можно купить квартиру на ссуду в банке, а потом лет 30 или 50 выплачивать эту ссуду, но жить в своей квартире. Правда, если лишишься работы, то и квартиру придется отдать за долги и не будет ни квартиры, ни работы. У нас в стране лишиться работы нельзя ни при каких обстоятельствах: могут только уволить за прогулы и пьянки, и только с разрешения профсоюза.
Квартиру может получить каждый бесплатно, как получили мы с тобой Аня, простояв по нескольку лет в очереди. Но как быть таким, как я, если семья не сложилась, жить вместе не хочется, а жить врозь невозможно из-за отсутствия квартиры?  Я, как инженер со стажем, да и любой рабочий в моем положении, должен бы иметь возможность купить квартиру в рассрочку, взяв ссуду в банке и выплачивая этот долг под 3-4 % годовых, что вполне справедливо, поскольку свои деньги мы храним в сберкассе под два процента.
Можно вступить в кооператив жилищный, но тогда надо заплатить всю сумму, которую трудно собрать в размере 5-7 тысяч рублей при моей зарплате 250 рублей. Да и в кооперативы эти вступить трудно, потому, что их мало, а ссуду в банке и вовсе взять почти невозможно.
Я читал в газете «Правда», что лет через 10-15 каждый желающий сможет купить квартиру, если попадет в такие обстоятельства развода семьи, но через 15 лет мне будет 50  и зачем я буду нужен тебе, Анна, такой старый, пусть и с квартирой? – засмеялся Илья, обнимая Анну, которая с удовольствием слушала своего мужчину,  полагая, что если Илья задумался о жилье своем, то вскоре он согласится и на переезд к ней, о чем она,  одинокая женщина с ребенком, втайне мечтала, как о несбыточном событии в своей жизни.
Возможно,  Илье и удалось бы найти выход из положения, как он мечтал: развестись с женой, попросить на заводе комнату, ввиду невозможности проживания в одной квартире с бывшей женой, а потом обменять эту комнату и двухкомнатную квартиру Анны на трешку, и жить вместе со своей женщиной уже на равных правах, но в стране начались большие перемены, которые порушили все планы Ильи и миллионов других честных тружеников, в итоге разрушив прекрасную страну под названием СССР.
Наступили опасные годы, когда людям стало не до устройства личных дел, а лишь бы выжить и не попасть под потрясения, разрушающие страну, привычный уклад и достаток мирной жизни людей.

VIII
В 1985 году, как раз в год знакомства Ильи с Анной на отдыхе в Крыму, к власти в СССР пришел новый руководитель – Горбачев: внук кулака и, как выяснилось впоследствии, человечек мелкого ума, проходимец с задатками провинциального актера, находившийся, к тому же, в полном подчинении своей жены Раисы, тоже внучки кулака.
Горбачев никогда не занимался практической деятельностью, служа лишь на комсомольских и партийных должностях, где знания и умение, начиная с Никиты Хрущева, заменяли хорошо подвешенный язык, угодливость к вышестоящим руководителям и решимость выполнить любое, даже абсурдное их распоряжение.
Система руководства в СССР была устроена так, что партия руководила всем, ни за что не отвечая, а партийные вожаки могли приказывать любому, не занимая при этом никаких официальных постов ни в государстве, ни в правительстве, ни в народном хозяйстве.
 Такое положение партия большевиков (в последствие переименованная в коммунистическую партию СССР), заняла после захвата власти в Октябрьскую революцию 1917 года, когда нужно было сосредоточить всю власть в одних руках, чтобы победить контрреволюцию и интервентов, пытавшихся объединенными усилиями свергнуть власть большевиков, которые лишили привилегированный классы их привилегий и имущества, награбленного предшествующими поколениями за счет эксплуатации рабочих, крестьян и других честных тружеников.
Опираясь на поддержку трудящихся, партия большевиков одолела врагов в Гражданскую войну, изгнала интервентов из страны и начала строить государство социальной справедливости и равенства, исключив эксплуатацию человека человеком.
Всё национальное достояние было объявлено государственной собственностью, кроме личной собственности граждан, которая не могла быть использована для наживы путем эксплуатации наемных тружеников.
С Лениным во главе, партия большевиков пришла к власти, а построение нового общества и великой страны взял на себя Сталин, бывший во главе партии большевиков почти 30 лет.
Партия большевиков была устроена по армейскому образцу: во главе стоял вождь партии, при нем был штаб – Политбюро из нескольких человек, каждый из которых отвечал за определенное направление. Решение, принятое Политбюро, через Центральный комитет и его секретариат доводилось до обязательного исполнения всеми членами партии, включая  руководителей предприятий и организаций, для которых членство в партии большевиков было обязательным условием занятия государственных, правительственных и управленческих должностей.
Сталин жестко, а иногда и жестоко, направил страну на построение сильного и независимого государства, ускоренными темпами, не взирая на лишения и тяжелый труд простых людей, ибо в противном случае реставрация прежних порядков, когда одни живут за счет других, была неизбежна.
Усилиями Сталина страна поднялась из руин Гражданской войны, стала промышленной державой и победила фашизм в тяжелейшей войне, когда под водительством Германии вся Европа набросилась на СССР, желая уничтожить ненавистную власть и  государство социальной справедливости, возвратив имущество прежним хозяевам – паразитам.
После разрушительной войны, СССР быстро восстановил народное хозяйство и начал стремительно развиваться, чтобы обеспечить своим гражданам достойный уровень жизни, который и являлся целью построения социалистического общества.
Бывший премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль – враг СССР, но трезвый политик широкого ума так говорил о Сталине, по случаю 80-летия со дня его рождения:
«Большим счастьем для России было то, что в годы тяжелых испытаний Россию возглавлял гений и непоколебимый полководец И.В. Сталин. Он был выдающейся личностью, импонирующему жестокому времени того периода, в котором протекала вся его жизнь.
Сталин был человеком необычайной энергии, эрудиции и несгибаемой воли, резким, жестким, беспощадным как в деле, так и в беседе, которому даже я, воспитанный в английском парламенте, не мог ничего противопоставить.
Сталин, прежде всего, обладал большим чувством сарказма и юмора, а также способностью точно выражать свои мысли. Сталин и речи писал только сам, и в его произведениях всегда звучала исполинская сила. Эта сила была настолько велика в Сталине, что он казался неповторимым среди руководителей всех времен и народов.
Стали производил на нас величайшее впечатление. Его влияние на людей было неотразимо. Когда он входил в зал Ялтинской конференции, все мы, словно по команде, встали и странное дело, почему-то держали руки по швам.
Он обладал глубокой, лишенной всякой паники, логической и осмысленной мудростью. Сталин был непревзойденным мастером находить в трудные минуты пути выхода из самого безвыходного положения. В самые трудные моменты, а также в моменты торжества, он был одинаково сдержан, никогда не поддавался иллюзиям. Он был необычайно сложной личностью. Он создал и подчинил себе огромную империю. Это был человек, который своего врага уничтожал руками своих врагов и заставил нас, которых открыто называл империалистами, восстать против империалистов.
Сталин был величайшим, не имеющим себе равных в мире, диктатором. Он принял Россию с сохой, а оставил оснащенной атомным оружием.
Нет! Чтобы ни говорили о нём, таких история и народы не забывают!!»
Послевоенное развитие страны и научно-технический прогресс потребовали изменений в управлении страной, когда руководить производством должны были специалисты, а не политики. Партия должна была давать общие направления развития, не вмешиваясь непосредственно в хозяйственную деятельность.
Сталин понимал это и в конце 1952 года провел 19-й съезд партии, на котором, фактически, отстранил партию от управления экономикой страны, оставив за ней политическое руководство и воспитание общества в духе социалистических идеалов.
Партийные вожаки запаниковали, ибо большинство из них ничего практического делать были не способны, кроме как болтать языком о марксизме-ленинизме, из которого сделали религию. Кроме того, за годы войны большинство идейных и честных коммунистов ушли на фронт и там погибли в борьбе с фашистами, а их места в тылу заняли приспособленцы и проходимцы, алчущие личного благополучия и выгоды, которым плевать было на идеи социалистического устройства общества. Но на словах эти перевертыши были в первых рядах борцов за справедливое устройство общества без классов и без привилегий, где мерой человека является лишь его труд.
Внешние и внутренние враги социализма в СССР, поняв, что силой извне СССР не уничтожить, взяли курс на демонтаж основ социалистического устройства общества, опираясь на приспособленцев, которые всегда есть и будут в любом человеческом обществе; как говорится «в семье не без урода» и таких уродов в партии большевиков становилось всё больше и больше, пока они, под сурдинку, не захватили все значимые посты в партии.
Сталин видел опасность перерождения партии большевиков из прогрессивной силы общества в стаю ретроградов, потому и перестроил партийный аппарат на 19-ом съезде партии, дав дорогу молодым, энергичным и идейным коммунистам, чтобы вытеснить бюрократов и приспособленцев, мешающих социалистическому строительству.
Ещё в 1945 году, директор ЦРУ Ален Даллес в «Размышлениях о реализации американской послевоенной доктрины против СССР», которые годами позже, были оформлены Директивой ЦРУ, писал: «Окончится война, всё утрясется и устроится. И мы бросим всё, что имеем: всё золото, всю материальную мощь на оболванивание и одурманивание людей!
Человеческий мозг, сознание людей, способны к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников в самой России.
Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного и необратимого угасания его самосознания.
Например, из искусства и литературы мы постепенно вытравим его социальную сущность: отучим художников и писателей – отобьем у них охоту заниматься изображением и исследованием тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театры, кино – все будут изображать, и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать, и поднимать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства – словом всякой безнравственности.
В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху. Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, процветанию взяточничества и беспринципности.
Бюрократизм и волокита будут возводиться в добродетель. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого.
Хамство и подлость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражда народов – прежде всего вражду и ненависть к русскому народу – всё это мы будем ловко и незаметно культивировать, всё это расцветет махровым цветом.
И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или даже понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдем способ их оболгать и объявим отбросами общества.
Будем вырывать духовные корни, опошлять и уничтожать основы народной нравственности. Мы будем расшатывать таким образом поколение за поколением. Будем браться за людей с детских, юношеских лет и главную ставку всегда будем делать на молодежь – станем разлагать, развращать и растлевать её. Мы сделаем из неё циников, пошляков и космополитов. Вот так мы это сделаем!»
В «Протоколах сионских мудрецов» сказано; «люди с дурными инстинктами – намного многочисленнее добрых, потому лучшие результаты в управлении ими достигаются насилием или устрашением»
И далее: «того, который от либеральной души своей, сказал бы, что рассуждения такого рода – безнравственны, я спрошу; если у каждого государства – два врага и если по отношению к внешнему врагу, ему дозволено и не почитается безнравственным употреблять всякие меры борьбы, как, например, не ознакомлять врага с планами нападения или защиты, нападать на него ночью или неравным числом людей, то, почему же, такие же меры в отношении худшего врага, нарушителя общественного строя и благоденствия, можно назвать недозволенными и безнравственными?»
Пусть оба этих документа являются фальшивками, по утверждению либералов, но реализация их положений внешними и внутренними врагами СССР, подтверждает обоснованность их положений применительно к Советскому государству и социализму, как общественному строю, отрицающему сословную власть и власть капитала.
Сталин, без сомнения, знал о содержании этих документов, безотносительно их подлинности, и потому хотел провести реорганизацию партии, чтобы отстранить её от управления экономикой, полагая, что управлять производством должны, в современных условиях, уже не партийные вожаки, а специалисты, оставив за партией большевиков общую стратегию государственного строительства.
Такой подход Сталина отстранял партийных деятелей от материального производства,  следовательно, и от получения материальных благ на партийных постах, что было совершенно неприемлемо для той серой плесени, рвачей и выжиг, что заняли уже многие партийные кабинеты, умело маскируясь под истинных марксистов-ленинцев.
Через три месяца после задуманной Сталиным реорганизации партийного аппарата, он, по всей вероятности, был умело убит партийцами, констатирующими смерть вождя от инсульта, и поделившими между собой власть, руководствуясь принципами: «кто хочет править должен  прибегать к хитрости и к лицемерию» и «каждый человек стремится к власти, при этом, редкий не готов был бы жертвовать благами всех, ради достижения благ своих».
Направление развития СССР, выбранного и обеспеченного Сталиным, хватило ещё на сорок лет советской власти, несмотря на ничтожность правителей, сменявшихся за эти годы, и не обладавших никакими качествами, кроме жажды власти и тех привилегий, что эта власть давала.
После Сталина власть захватил триумвират правителей в лице Хрущева, Булганина и Маленкова, где ушлый и безграмотный хохол Хрущев Никита обвел вокруг пальца остальных и стал единоличным правителем страны Советов, творя несуразности в руководстве страной, оставаясь, однако, приверженцем идеям социализма, которые он понимал своеобразно и вульгарно, провозгласив, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме»,  обещая построить этот коммунизм за двадцать лет к 1980 году.
Страна Советов, направленная умом и жесткой рукой Сталина в нужном направлении развивалась по инерции, несмотря на хрущевские метания: лишь бы изменить всё и вся, чтобы было по другому, чем руководствовался Сталин, которого Хрущев  ненавидел, как безграмотные и бесталанные люди ненавидят образованных и умных, не в силах понять их мысли, дела и поступки.
Хрущев облил Сталина грязью, свалив на него все издержки строительства  нового государства и нового общества, что были неизбежны в отсталой стране с малограмотным населением. Как говорит восточная поговорка: «мертвого льва может укусить даже шакал», и такой шакал Хрущев кусал и кусал Сталина, принося тем самым огромный ущерб стране и поколебав в людях веру в идеи и цели социализма, что через много лет дало свои горькие плоды.
Пробыв у власти десять лет, Хрущев надоел своей глупостью даже ближайшим соратникам по партии, которые устроив заговор, отстранили Хрущева от власти и поставили во главе партии незаметного, средних способностей человечка по фамилии Брежнев, которого всё его окружение считало проходной фигурой до тех пор, пока не появится сильная личность, способная потянуть за собой страну вперед и, как говорилось, «к сияющим вершинам коммунизма».
Но, как часто бывает в жизни, проходная пешка превратилась в значимую фигуру, и Брежнев правил 18 лет не вмешиваясь в естественное развитие страны, которое всё замедлялось и замедлялось, исчерпав до конца импульс развития, приданный Сталиным. Требовались насущные реформы в экономике и государственном управлении, чтобы страна соответствовала потребностям современности, но властная верхушка партии не желала никаких перемен, полагая, что всё каким-то образом уладится само собой, а затеяв перемены и ошибившись - можно и власти лишиться.
Именно на годы правления Брежнева, которые потом предатели стали называть годами застоя, и пришлись начало созидательной жизни и годы зрелости Ильи Николаевича.
 Как оказалось, это были лучшие годы его жизни. Он окончил школу, получил специальность, работал на заводе и учился в институте, стал инженером, получил квартиру, когда женился и родилась дочь, и жил спокойной, в меру обеспеченной жизнью, которая пусть и медленно, но неуклонно улучшалась, обещая в будущем умеренную зажиточность на склоне лет и достойную старость без потрясений и невзгод.
Это вполне устраивало и Илью Николаевича и большинство жителей страны - СССР, которые не замечали, что страна дряхлеет вместе со своими руководителями и если не будет мощного толчка в её развитии, то и страну и её обитателей ждут великие потрясения, поскольку враги социализма никуда не делись, а неустанно, словно жуки-древоточцы подгрызают устои советской власти в надежде, что она когда-нибудь рухнет и даст свободу алчности, стяжательству и наживе, которые свойственны другим формациям устройства общества, господствующим в мире за пределами страны Советов и немногих её сателлитов.
Жизненные человеческие качества, насаждавшиеся тысячи лет, невозможно изжить за несколько десятилетий, что существовала Советская власть и люди мелкого ума и низменных наклонностей полагали: если убрать преграды для наживы, что существуют в обществе социализма, они будут жить значительно лучше за счет других, и такие настроения всячески поддерживались врагами страны Советов как внутри, так и за рубежом.
 Вор всегда будет считать созидателя и труженика ниже себя и поэтому становится вором, а буржуазное общество – это есть общество воров у власти, оформленное законами, в отличие от общества социализма, которое является, пусть и с издержками, обществом созидателей.
Пока Илья Николаевич занимался устройством личной жизни, чем занимались и все его знакомые и общество в целом, полагая, что «завтра будет лучше, чем вчера», враги социализма продолжали и продолжали тихой сапой разрушать основы общества, дискредитируя идеи равноправия и справедливости.
 Дряхлеющее руководство страны СССР, состоявшее из 10-12 человек почтенного возраста, каждый из которых мечтал напоследок, хоть на год-два, стать верховным властителем,  поскольку Брежнев, после перенесенных инсультов, утратил адекватность восприятия, занималось своими проблемами борьбы за личную власть.
 Народ, в своем большинстве, был вполне доволен своим положением, занимаясь, как и Илья Николаевич, устройством личной жизни, а враги занимались подрывной деятельностью, ожидая удобного случая, чтобы уничтожить ненавистную им Советскую власть и такой случай представился со смертью Брежнева.
Трагическим недостатком Советской власти было то, что за шесть десятилетий вполне благополучного существования, исключая годы разрухи, войны и восстановления, люди утратили иммунитет к борьбе за свой советский образ жизни, полагая, что при всех изменениях в руководстве страны, общие положения социализма, как общества уничтожившего эксплуатацию человека человеком в целях наживы, останутся неизменными, в том числе и все социальные блага как-то: право на труд, бесплатное образование, медицину и обеспечение жильем, социальную помощь детям, инвалидам и старикам, стабильность цен и уверенность в будущем.
После смерти Брежнева к власти пришел Юрий Андропов: человек тяжело больной, но пожелавший хоть годик побыть руководителем, не вылезая из-под медицинской капельницы. Он правил страной год и ничем особенным не запомнился, кроме борьбы за трудовую дисциплину, да ещё тем, что ввел в высшее руководство страны несколько личностей, оказавшихся, впоследствии, предателями и разрушителями страны.
Затем больного Андропова сменил такой же немощный Черненко, который вообще ничем не успел отличиться, быстренько перекочевав в мир иной.
Несмотря на смену больных правителей, страна продолжала свое развитие как самоорганизующийся организм, созданный Сталиным и продолжающий функционировать достаточно эффективно, обеспечивая неуклонное повышение уровня жизни людей.
Конечно, этот организм нуждался в лечении, чтобы удалить бюрократические наросты, которые словно мозоли, мешали быстрому движению вперед, не давая проявиться всем преимуществам социализма перед капитализмом, вся суть которого сводится к получению прибыли немногих владетелей частной собственности за счет обмана остальных членов общества наемного труда.
Сменяемость больных руководителей, умирающих один за другим от старости и болезней, вызывала недовольство в стране и тогда правящая верхушка решила поставить во главе страны ничтожного человека, по фамилии Горбачев, полагая, что под прикрытием этого дурачка и фанфарона они останутся у власти до конца дней своих, а страна продолжит свое развитие по инерции, приданной Сталиным более тридцати лет назад.
Однако Горбачев оказался не просто дурачком, а дураком с инициативой, находившимся в полном подчинении у своей жены Раисы, не забывшим своих кулацких корней и преклоняющимся перед капиталистическим Западом.
Дурак с инициативой, окружив себя советниками-предателями и будучи совершенно здоровым в свои пятьдесят четыре года рьяно взялся за переделку основ экономики страны, воодушевляемый возгласами поддержки зарубежных правителей, увидевших шанс уничтожить ненавистную им страну СССР, пока ею руководит безумец, которого легко можно превратить в предателя: если окружить его предателями, уже имевшимися в руководстве страной, на всех уровнях  - от партийных бонз и министров до руководителей предприятий и низовых партийных организаций.
 Наконец-то многолетние труды внешних врагов по выращиванию ренегатов и предателей внутри страны – СССР начали давать свои отравленные плоды, которые внешне выглядели безобидными и весьма привлекательными.
Вначале Горбачев провозгласил гласность, что означало возможность критиковать всё и вся, особенно недостатки в устройстве жизни людей и работе предприятий.
Свора журналюг, до этого вилявших хвостом в ожидании подачек от партийных хозяев, тут же набросилась на сами основы организации общества, утверждая, что в стране СССР есть лишь одни недостатки, и нет ничего хорошего в жизни людей.
 Средства массовой информации почему-то оказались в руках критиканов, льющих на сознание людей одни недостатки: мол, нет у нас ничего хорошего, да и живем мы неправильно, приводя в пример, якобы хорошую жизнь всех в странах Европы и Америки.
Вместе с гласностью, горбачевская свора провозгласила перестройку, что означало изменение основ организации и управления общественным производством и первым делом перестройщики объявили  выборность руководителей предприятий и подразделений в этих предприятиях, невзирая на квалификацию и управленческие навыки избираемых толпой руководителей.
Претенденты горячо обещали своим коллективам всяческие блага и в результате у руля предприятий оказались горлопаны, рвачи и проходимцы, вмиг расстроившие работу подвластных им предприятий и учреждений и начавших торопливо грести народное добро в свои карманы, позабыв об обещаниях, данных при своём избрании.
Одновременно было введено ограничение на торговлю спиртными напитками,  которая давала высокий процент в бюджет страны, ибо нет ничего более выгодного государству, чем торговля спиртными напитками. Так называемый «сухой закон» мгновенно подорвал финансы государства, которое вынужденно было покрывать дефицит зарубежными займами, которые охотно начали давать иностранные государства, видя в этом грядущий залог краха социалистического государства.
На волне начинающейся разрухи в головах людей и неразберихи в общественном производстве, при Горбачеве сколотилась группа экономистов-реформаторов, предложивших реформировать управление промышленностью и сельским хозяйством, чтобы придать ускорение их развитию.
Реформирование начали с трех направлений: во-первых, разрешили предприятиям самим сформировать фонд оплаты труда, безотносительно к объему и качеству выпускаемой продукции, что позволило руководителям поднять себе зарплаты в разы, добавив крохи и к зарплате прочих тружеников.
Во-вторых, приняли закон о кооперации, который разрешил организовывать торгово-производственные кооперативы по выпуску и продаже товаров народного потребления, чтобы наполнить рынок товарами в условиях их дефицита при необоснованном повышении зарплат. Этот закон позволил руководителям и приближенным лицам учреждать кооперативы и через них реализовывать продукцию своих и смежных предприятий, деля всю выручку между собой.
В третьих, государство отменило монополию на внешнюю торговлю и тысячи предприятий вырвались на внешний рынок, продавая за рубеж всё, до чего могли дотянуться руки их руководителей, посредников и спекулянтов, которых оказалось, вдруг, неимоверное количество.
Эти реформы вмиг смели все товары и продукты с прилавков магазинов, заставив граждан метаться в поисках продуктов питания, одежды и предметов домашнего потребления, которые перекочевали из государственных магазинов на рынки и в кооперативы, где продавались по спекулятивным ценам.
Так под лозунгами: «гласность – перестройка – ускорение» и «больше гласности – больше социализма» уничтожались основы социалистического общества всеобщего равенства и справедливости.
Спекулянт и мошенник становился уважаемым человеком с туго набитыми карманами, а труженик на заводе или в колхозе превращался в наемного работника с зарплатой, не успевающей за спекулятивным ростом цен.
Илья Николаевич читал где-то, что при Сталине, после войны, цены постоянно снижались, а зарплата росла, после Сталина до Горбачева были стабильные цены при росте зарплат, а во времена «перестройщиков» наступил безудержный рост цен на всё, кроме оплаты труда всех, не участвующих в спекуляциях.
По его мнению, крушение Советской власти началось с появления на улицах Москвы платных туалетов. Выйдя однажды из метро и зайдя в туалет, которые были возле каждой станции, он обнаружил на входе лицо кавказской национальности, которое потребовало за вход в туалет плату в размере 20 копеек. На вопрос: С какой стати? – им был получен ответ: -Читай объявление! Действительно, у входа висело объявление, что туалет платный и вход в него стоит 20 копеек. Возмутившись, он заплатил, ибо нужда не терпела отлагательств.
Так несколькими законами, Горбачев со сворой предателей - рвачей за три года своего правления разрушил основы социалистического устройства государства СССР, за которое три предшествующих поколения положили свои судьбы в революциях, войнах и лишениях, ради благополучной и мирной жизни последующих поколений.
Через три года безумств горбачевской клики, страна СССР впала в состояние клинической смерти, когда сердце ещё бьется, но поврежденный мозг уже умер и остается только ждать когда наступит агония.
Продовольствие и товары начали выдавать по карточкам и талонам, словно в войну, под вопли демократов – как называли себя эти мерзавцы, что такова природа социализма и чтобы жить лучше надо переходить на рыночную экономику, где всё, якобы, находится в частной собственности и потому все люди в Европе, США и других странах живут хорошо.
Сбитый с толку, народ не сопротивлялся и готов был согласиться с любыми изменениями в стране, лишь бы снова наступили времена мира и благополучия, от которых люди так опрометчиво отказались, позволив проходимцам-перевертышам захватить власть и уничтожить скромную, но вполне благополучную жизнь, поддавшись посулам райской жизни и забыв про народную мудрость, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
Товары и продукты эшелонами увозились за границу, для продажи за бесценок, оставляя в стране лишь крохи, выдаваемые по талонам.
Заводы работали, колхозы производили продовольствие, но всё сделанное, выращенное и произведенное или вывозилось за границу, или просто уничтожалось на складах, чтобы заставить народ смириться с любыми изменениями в общественном устройстве жизни, под обещания, что станет  лучше, чем сейчас.
Горстка ренегатов-предателей, пробравшихся к власти, не была ещё уверена в молчании народа, армии и госбезопасности и потому, тщательно скрывая свои замыслы по уничтожению страны, умело спихивала все трудности жизни на недостатки социализма, который, якобы, принципиально не может обеспечить хорошую жизнь населению и поэтому является тупиковой ветвью развития человечества и должен быть заменен на благословенный капитализм.
Госбезопасность в лице  КГБ, должная охранять и защищать конституционный строй не призвала предателей к ответу: видимо не зря Андропов руководил КГБ пятнадцать лет и посадил там такие кадры, которые не защищали общественный строй, а напротив участвовали в разрушении основ социализма и союзного государства, в котором республики, почуяв слабость центральной власти, начали широкую пропаганду среди населения за выход из СССР.
Националисты всех мастей, спекулируя на трудностях жизни, обусловленных предательской кликой Горбачева, принялись убеждать народы, что все невзгоды их жизни проистекают из пребывания республик в составе СССР и что каждая республика кормит и содержит остальных за свой счет и стоит лишь выйти из СССР и стать самостоятельными, как жизнь наладится и будет прекрасной и замечательной, особенно, если избавиться от русских.
Народы одобрительно внимали глашатаям независимости и вскоре повсеместно начались волнения в союзных республиках за выход из СССР и избавление от русских, которых начали называть оккупантами.
Первыми взбунтовались азиаты, как наиболее отсталые нации, не изжившие ещё в себе феодальные порядки и клановое деление, что привело к волнениям и погромам на национальной почве, учитывая, что эти республики были основаны в произвольных границах и со смешанным населением.
Затем возникли прибалты, которые со спесивостью народов, никогда не имевших национальных государств и отделившихся от России на  короткий период оккупации немцами в  Первую мировую войну, а затем вновь присоединившихся к СССР перед Отечественной войной, считали себя истинными европейцами: выше русских и прочих народов СССР.
Потом волнения перекинулись на Кавказ, где многовековое перемешивание национальностей создавало благоприятные условия для националистов, требовавших исключительных прав только титульной нации в ущерб всем остальным народам.
КГБ почти безучастно смотрел на разгорающийся пожар национализма в республиках, поскольку во всех республиках, стараниями Андропова местные гэбисты были сплошь представителями титульных наций, и весьма благосклонно относились к национальным вожакам, призывающих к выходу из СССР, вместо того, чтобы этих вожаков сажать в тюрьмы.
Объявился такой вожак и в России, а имя этому вожаку было Ельцин, и это имя мало напоминало типично русские фамилии.
Ельцин был горьким пьяницей, что, несомненно, было известно КГБ, дающему характеристику на каждого человека, выдвигающегося на ответственный пост, однако Ельцин по чьей-то воле добрался до поста секретаря обкома.
Он построил в Свердловске самое большое здание обкома партии, которое жители назвали «член КПСС», уничтожил Ипатьевский дом, в котором была расстреляна царская семья, что не помешало ему впоследствии выражать притворное сострадание  к этой царской семье Николая Второго - когда  стало выгодно.
Ельцин первым в России посадил свою область на продовольственные талоны, после чего был переведен на повышение в ЦК партии и вскоре назначен градоначальником Москвы: видимо кому-то нужен был самодур, алкоголик и беспринципный проходимец на высоком посту для последующего развала государства, чем Ельцин и принялся усердно заниматься.
Известен случай, когда Ельцин, прибыв в Америку, вышел из самолета после многочасовой пьянки, помочился на колесо на глазах изумленной публики, пожал руки встречающим и уехал пьянствовать в гостиницу, где попытался ночью, в одних трусах, сбегать, по старой привычке, в магазин, за бутылкой виски. Эти куражи были, видимо, документально зафиксированы, и с тех пор Ельцин безропотно выполнял команды своих кукловодов при разрушении страны, опасаясь огласки.
Это свидетельствует, какие нравственные уроды разрушали страну – СССР и почему они до сих пор почитаемы нынешним руководством страны и за рубежом.
Житейские сложности и нарастающий хаос в стране несколько охладили отношения между Ильей и Анной: их встречи стали более редкими вследствие бытовых неурядиц и траты времени на добывание еды.
Илья не мог материально помогать своей женщине, поскольку его заводской зарплаты хватало лишь на самое необходимое по содержанию семьи. О получении комнаты от завода, чтобы развестись с женой, тоже пришлось забыть, поскольку завод перестал строить собственное жилье, попав под управление новоизбранного директора – говоруна, принявшегося ускоренными темпами повышать собственное благосостояние и своих подручных, помогающих ему в благородном деле расхищения социалистической собственности.
Анна в своем НИИ тоже перебивалась с хлеба на квас и эта взаимная озабоченность глушила страсть при встречах, от случая к случаю, не порывая их отношений окончательно. Они по-прежнему уповали на то, что временные трудности пройдут и им снова будет хорошо и беззаботно вместе, как это было при их первых встречах.
– Если за три года мы не надоели друг другу, значит, есть у нас глубокие чувства и пусть всё остается как есть, пока возможно, - говорила не раз и не два Анна, провожая Илью после их редкой очередной встречи, принесшей, пусть ненадолго, покой и умиротворение в их тела и души.

IX
Воспоминания и размышления Ильи Николаевича о своем прошлом и об изменениях в стране, вызвавших изменения в его жизни, прервал звонок с мобильного телефона. Эти телефоны он не признавал и не хотел пользоваться, но вынужден был приобрести в связи с устройством на работу в автостоянке: иногда требовалось подменить дежурного вратаря, на что поступала команда от хозяина именно по телефону и именно по мобильному, ибо хозяин требовал быть на связи в любое время.
Жена Галина, напротив, пользовалась мобильником по всякому случаю и сейчас, по интуиции Ильи Николаевича, звонила именно она. Говорить с женой после недавней ссоры ему не хотелось, но не ответить на звонок грозило ещё большим скандалом.
Он взял телефон: чутье не подвело – звонила именно Галина и, судя по шумам, звонила из электрички, не успев доехать до дачи, но и не удержавшись от бессмысленного звонка.
– Ну что, прогнал жену и, небось,  веселишься сейчас с любовницей на свои именины, – громко выговорила жена, не стесняясь окружающих её пассажиров электрички. Илью Николаевича всегда поражала беспардонность людей, разговаривающих по телефону в толпе или транспорте и громко обсуждающих личные проблемы, мешая другим. Таковой была и есть и его жена Галина, так и не понявшая его за долгие годы совместной жизни.
– Бог с тобой, Галина, – миролюбиво ответил Илья Николаевич, на обвинения жены, – вспомни о моем возрасте!
– Вам, кобелям, любой возраст не помеха, – взорвалась Галина, – жена за дверь, а ты хвост трубой и к любовнице. Думаешь, я забыла, как ты много лет бегал на сторону к своей Анечке, пока я её не отвадила. Может, и сейчас к ней наладился, прогнав меня прочь. Хотя и то верно, что старый ты стал и никому не нужен, кроме проституток с улицы, которые за тыщу готовы обслужить и такого негодного старикашку, как ты. Веселись старый хрыч, прогнав жену, а я с котом Васькой буду на даче одинокой кукушкой куковать, коль мужу не нужна.
– Дома я, один, – по привычке начал оправдываться Илья Николаевич, лишь только жена упомянула Анну, – и соседка Мария может подтвердить, что я один дома в день своих именин. Лучше одному быть в такой день, чем слушать твою брань. Никогда ты меня не понимала и нечего сейчас горевать, когда состарилась. Раньше надо было думать.
– Конечно, старая я тебе стала не нужна, когда молодость мою загубил – распалилась Галина, вспоминая свой неудачный брак, который не принес ей ни достатка, ни женского счастья или хотя бы удовольствия.
– Что ты кричишь на весь вагон? – возмутился Илья Николаевич, – замуж я тебя не тянул и если бы не дочь наша, давно бы сбежал, куда глаза глядят. Да и ты без меня, потаскалась бы проводницей ещё несколько лет, поистрепалась бы от вагонной любви и осела бы где-нибудь на полустанке в железнодорожном общежитии на постоянное проживание. А здесь и дочь и дача есть и всё недовольна. И не кричи на весь вагон о своей несчастной жизни – у людей своих забот хватает, чтобы слушать ещё и истеричную бабку, - закончил Илья Николаевич и выключил разговор.
Телефон снова зазвонил через минуту, но он больше не включал его, зная, что это его бывшая жена никак не может успокоиться, что он один и доволен своим одиночеством.
– Неужели и вправду меня когда-то тянуло к этой женщине, бывшей достаточно привлекательной, чтобы возбудить мужские желания, но никогда не стремившейся к духовной близости с ним, назвавшим её своею женою, несмотря на девичьи грехи и вздорный характер, иногда пробивавшийся сквозь женское притворство и лицемерие.
Вот так: женился он на Галине ради ребенка, которым она удивительно вовремя забеременела, и потом прожил всю свою жизнь рядом с этой чужой ему женщиной, которая так и не стала ему ни женою, ни другом.
– Ладно, хватит сожалеть о несбывшемся семейном счастье, надо бы и пообедать: и время подошло, и очередную свару с женщиной, продолжавшей числиться его женою, сам бог велит заесть и запить, – решил Илья Николаевич и пошел на кухню, чтобы приготовить обычный свой обед, несмотря на день именин.
Готовить он научился за годы жительства в общежитии, иногда вдохновляясь на приготовление какого-нибудь замысловатого блюда. Но сегодня кухарничать ему не хотелось, и он решил приготовить себе обед из своей молодости по-общежитски: сварить вермишелевый суп из пакета и отварить в нем пельмени: суп на первое, а пельмени на второе и чай с пряниками на третье. Сказано – сделано, и через полчаса Илья Николаевич уже прихлебывал горячий суп с хлебом, а на тарелке рядом дымились паром пельмени, сдобренные сливочным маслом.
Блюда эти были из его молодости, но оказались удивительно безвкусны: либо его чувства притупились, либо действительно вкус этих блюд разительно изменился за прошедшие десятилетия, что отмечали все его знакомые.
С внедрением рыночных отношений, о которых постоянно курлыкают с экрана телевизора всяческие ведущие кулинарных передач, вкус продуктов, приобретаемых в сетевых магазинах изменился до неузнаваемости, потеряв специфичность и утратив запахи, словно все эти продукты были изготовлены из пластилина, который Илья в детстве однажды попробовал, но больше не стал, почувствовав несъедобность этого вещества, предназначенного для лепки фигурок, но не для еды.
Вот и сейчас, суп и пельмени были полностью лишены запахов, а пельмени на вкус были не лучше того пластилина из Илюшиного детства.
Задача любого предпринимателя – это получить максимальную прибыль, ради которой всячески завышается цена товара и натуральные продукты заменяются на дешевые, фальшивые добавки, внешне напоминающие настоящие. И никакая конкуренция не в силах изменить такое положение, ибо каждый из участников рынка тоже гонится за прибылью в ущерб качеству.
Сталин, которого Илья Николаевич начал уважать в последние годы, поняв, что организаторы и исполнители переворота в России, с целью возвращения капиталистических порядков, обливают Сталина грязью за несуществующие злодеяния, выполненные, якобы, лично им, а не врагами-извратителями социалистических идей, писал:
– «Цель капиталистического производства – извлечение прибылей. Что касается потребления, оно нужно капитализму лишь постольку, поскольку оно обеспечивает задачу извлечения прибылей. Вне этого, вопрос потребления теряет для капитализма смысл. Человек с его потребностями исчезает из поля зрения.
  Цель социалистического производства не прибыль, а человек с его потребностями, то есть удовлетворение его культурных и материальных потребностей. Цель социалистического производства «обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества.»
Мы имеем дело здесь не с примером потребления, а с подчинением социалистического производства основной его цели».
Маркс говорил: «Обеспечьте капиталу 10% прибыли и капитал согласен на всякое применение, при 20% он становится оживленным, при 50% положительно готов сломать себе голову, при 100% он попирает все человеческие законы, при 300% нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы. Если шум и брань приносят прибыль, капитал станет способствовать и тому и другому».
Этими знаниями исчерпывалось знание марксизма Ильей Николаевичем, но, посещая магазины для покупки продуктов, он каждый раз убеждался в справедливости мыслей и Сталина и Маркса. Потому что качество продуктов стало отвратительное, а их цена неимоверная для пенсионеров, да и рядовых тружеников тоже. Иногда в телевизоре мелькали новости о фальшивой водке, изготовленной из метилового спирта. Эти «предприниматели» заведомо знали, что такая водка ведет к смерти, но это не останавливало торгашей ради собственной прибыли.  В этом и заключается «рынок», который без умолку расхваливают никчемные правители России и их холопская телеобслуга, попутно очерняя социализм и приписывая ему несуществующие  плохие качества: насилие, угнетение людей, отсутствие личной свободы и, даже, отсутствие секса.
Эти же извратители твердят, что пожилые люди, к которым, несомненно, относился и Илья Николаевич, ностальгируют по своей безвозвратно ушедшей молодости, а потому многое этим старикам кажется в их прошлом хорошим, хотя на самом деле все в СССР жили в беспросветной нужде, моральном терроре власти советской, в серости и тоске.
Илья Николаевич, пытался вначале, вслух и молча, оспаривать ложь щелкоперов, но, поняв бессмысленность своих доводов, не доходивших до разума перевертышей, перестал раздражаться от лжи телевизора, установив для себя следующее: он с самого начала трудовой деятельности получил хорошую рабочую специальность, потом бесплатно учился в заочном институте, стал инженером на заводе, получил бесплатно квартиру, бесплатно выучил дочь в институте, не знал никогда заботы о хлебе насущном, а то, что женился опрометчиво на вздорной женщине, так это его личная ошибка, а не происки советской власти.
Обед он закончил кружкой темного безвкусного чая, который заварил из пакетика: даже чай стал не похож на чай при этой проклятой власти рынка, где всё идет на продажу, маскируясь под натуральность, чтобы получить прибыль.
Именинный обед закончился без всякого удовольствия и Илья Николаевич снова прилег на диван, чтобы отдохнуть и вернуться к своим размышлениям, прерванным звонком жены Галины.
Хаос в стране, управляемой предателем Горбачевым, который продолжал выдавать себя за коммуниста, нарастал, словно снежный ком, катящийся по весне с пригорка, покрытого мокрым снегом.
Мотор социализма, построенный народом под руководством Сталина, ещё тянул страну вперед, но в энергию народа,  врагами уже была добавлена грязь, которая, минуя фильтры, ломала механизмы, засоряла шланги, приводя хозяйство страны к инфаркту экономики.
– А ведь это я, и такие же работяги, которым было под сорок лет, не восстали тогда против предателей и проходимцев всех мастей и не защитили народную власть, равнодушно взирая на шабаш подонков, полагая, что всё как-то само-собой уладится, – думал Илья Николаевич, пребывая на диване в сладкой послеобеденной дрёме.
– Шахтеры, помнится, забастовали, но они требовали не смены руководителей-разрушителей, а дополнительных привилегий лично для себя, хотя и были на то время самой высокооплачиваемой группой, с шестичасовым рабочим днем и двумя месячными отпусками в год.
 Власть тогда охотно пошла на удовлетворение шахтерских требований, поскольку это ещё больше вносило разлад в рабочую среду и разрушало народное хозяйство страны. Если в единый механизм внести какую-то поломку и вовремя не устранить её, то весь механизм вскоре разрушится до основания, вызвав катастрофу с гибелью людей - чего и добивались враги социализма внутри страны Советов и за её пределами.
– Я тогда продолжал работать на заводе, заботился о сохранении отношении с Аней и бегал после работы по магазинам, отоваривая талоны на продукты и забивая антресоль в своей квартире крупой, мукой, консервами. Эти продукты через несколько месяцев портились и их приходилось выбрасывать, чтобы заменить на такие же, вновь добытые по талонам, поддавшись панике, умело разжигаемой среди населения всякими интеллигентами и проходимцами, мечтающими опять, как в царские времена, стать правящим классом и присвоить себе достояние государства в частную собственность – размышлял Илья Николаевич.
- Поднялись бы тогда рабочие против Горбачева и Ельцина, выкинули их на помойку истории, и мы жили бы сейчас припеваючи - лучше американцев, и страна была бы самой мощной в мире, что убедительно показал какой-то ученый-экономист, не утративший совести, и я бы сейчас не ел суп из пакетика в свой день именин.
Но я, в то время, занимался личными делами, другие, видимо, тоже, пропаганда хаяла нас – работяг, мы считали, что разруха как-нибудь уладится, но известно, что нарыв сам собой не рассосется, если его не вскрыть и не удалить гной, которым в стране оказались партийно-хозяйственная верхушка, интеллигенция и всякого рода проходимцы, мигом чуявшие поживу, словно стервятники.
Мерзавец Ельцин, которого, как оказалось впоследствии, интересовали лишь личная власть и водка, на волне недовольства Горбачевым, избрался президентом России и провозгласил независимость России от остальных республик СССР, дав этим начало разрушению СССР, как единой страны.
Люди начали понимать грозившую им опасность в расколотой стране, и тогда Горбачев с окружением  сыграли спектакль с переворотом власти организовав путч под названием ГКЧП – Государственный Комитет по чрезвычайному положению. Этот ГКЧП из десятка человек, якобы взял власть в стране, воспользовавшись отбытием Горбачева в отпуск вместе с женушкой в Крым.
ГКЧПисты оказались полностью ничтожными людишками, неспособными на решительные действия, все свои поступки согласовывали с Горбачевым и даже не сумели арестовать Ельцина, который возвращался из Казахстана после длительной пьянки, хотя в составе ГКЧП были и министр обороны и министр внутренних дел и председатель КГБ – вся власть была в их руках, но не было ни воли, ни ума, чтобы отсечь гниющую голову Горбачева, уничтожить пьяницу Ельцина и возвратить страну на естественный путь социалистического развития, устранив непорядки в хозяйственном устройстве.
Пробыв у власти три дня ГКЧПисты добровольно отдали власть в стране хмельному Ельцину, который, получив всю власть начал пьяно куражиться и над придурком-предателем Горбачевым и над всей страной, провозгласив курс на возвращение страны СССР от социализма к рыночной капиталистической экономике, не упоминая однако слова «капитализм».
Так, сын кулака оказался у власти в народном государстве и начал с исступленностью не похмелившегося пьянчуги разрушать привычный людям уклад жизни, сложившийся за семьдесят лет советской власти и обеспечивший достойную жизнь всем, ликвидировав безработицу, бездомность, власть денег, уменьшив в разы преступность, проституцию по принуждению, наркоманию и прочие «прелести» капитализма.
Это случилось в августе 1991 года, а через три месяца, три мерзавца: Ельцин, Кравчук и Шушкевич собравшись в дальнем углу Беловежской пущи, чтобы в случае народных восстаний было сподручнее убежать за границу, заявили о ликвидации СССР, сообщив об этом своим американским хозяевам, а потом и народам России, Украины и Белоруссии, которые это известие приняли почти равнодушно, одурманенные пропагандой, что всё останется по старому, но будет лучше жить врозь: как живут разведенные супруги, поняв, что совместная жизнь стала невыносимой.
Прощелыги, окружавшие этих мерзавцев, внушали народам, что теперь-то все заживут прекрасно, тем более, что Ельцин, как-то по пьянке, обещал, что он ляжет на рельсы перед приближающимся поездом, если люди станут жить хуже, добавив, на всякий случай, что сначала, из-за развода государств, станет жить немного хуже, потом положение выровняется и скоро жизнь улучшится значительно с внедрением рыночных отношений, которые лучше плановой экономики социализма.
Для внедрения этих рыночных отношений Ельцин поставил во главе Российского правительства некоего Егора Гайдара – внука известного детского писателя, который внешне походил на дауна, описанного писателем в «Сказке о мальчише-кибальчише,» под именем мальчиша-плохиша, продавшегося буржуинам за бочку варенья и ящик печенья.
Целью  Егора Гайдара, как он говорил впоследствии, было разрушить экономику страны, чтобы невозможно было вернуться обратно в социализм, даже если народ и восстанет против предателей и воров, захвативших обманом страну.
Окружив себя такими же мерзавцами и предателями и под присмотром иностранных советников, ошалевших от неожиданной возможности пограбить страну, уничтожить ненавистное им равенство людей и восстановить власть денег, Егорка принялся за дело, согласно русской поговорке «Ломать – не строить», хотя и был лишь на четверть русским по рождению, относясь к библейскому племени.
Первым делом, Моисеевы потомки обесценили деньги, чтобы лишить людей и предприятия возможности приобретать всё необходимое для жизни и производства.
Безудержное печатание денег привело к их инфляции, и через пять лет власти негодяев деньги обесценились в 100000 раз, так, что даже хлеб, цена которого немного регулировалась, чтобы не вызвать голодного восстания населения страны, стал стоить 5000 рублей, вместо 13 копеек за батон. Такая инфляция лишила людей их накоплений, а предприятия лишились оборотных средств, и любое производство стало бессмысленным, поскольку за время изготовления чего-либо  более недели, цена продукции возрастала в разы, не позволяя потребителям приобрести эти товары ввиду отсутствия денег на их покупку.
Илья Николаевич продолжал работать на заводе, который, по инерции, ещё делал военную продукцию, но  государство перестало платить вовремя, расплачиваясь лишь через месяц, за который деньги обесценивались, не позволяя далее производить эту продукцию в прежнем объеме. Но русского человека не так-то легко сломать через колено и предприятия перешли в своей деятельности от денег на прямой обмен товарами между собой, что назвали иностранным словом «бартер».
Завод Ильи Николаевича перешел на выпуск кастрюль, сковородок, лопат и прочих изделий, которые отдел снабжения менял на еду для рабочих и запчасти для производства, что позволяло выживать и работникам завода и самому заводу.
Большим подспорьем в производстве была прямая продажа изделий ширпотреба за границу, где эти изделия оплачивались в долларах, которые можно было хранить, поскольку цена доллара постоянно росла вслед за инфляцией рублей. Через год такой заварухи, рынок перешел в расчетах за товары и услуги от рублей на доллары, что означало полное подчинение экономики страны доллару, ибо только зависимые и колониальные страны пользуются внутри страны иностранной валютой для своего существования.
Разрушители страны, которые назвали себя реформаторами, а свои действия – реформами, за год успели полностью развалить экономику страны  и удалились, на всякий случай, от власти, чтобы не отвечать за содеянное, ибо твердой уверенности в своей окончательной победе над Россией – как стала называться республика, провозгласившая себя приемником СССР, у этих псевдореформаторов не было.
Так за один год, стараниями предателей, проходимцев и шулеров страна СССР была разрушена на 15 частей, провозгласивших себя самостоятельными государствами, а экономика СССР, которая, по всем прогнозам должна была выйти на первое место в мире по объемам промышленного производства, обогнав США к 2000 году, лежала в руинах, выживая лишь за счет продажи нефти, газа и другого сырья.
Страна  превратилась в сырьевой склад капиталистических стран, о чем предупреждал Сталин: «Мы должны строить наше хозяйство так, чтобы наша страна не превратилась в придаток мировой капиталистической системы, чтобы она не была включена в общую систему капиталистического развития как её подсобное предприятие, чтобы наше хозяйство развивалось не как подсобное предприятие мировой капиталистической системы, а как самостоятельная экономическая единица, опирающаяся на смычку нашей индустрии с крестьянским хозяйством нашей страны».
На смену еврейскому прощелыге Гайдару, пьяница Ельцин поставил  русского дурака с инициативой, по фамилии Черномырдин, который продолжил разрушение страны «Россиянии», по подсказкам тех же советников и «доброжелателей», что и прежде.
«Черная морда» - как его называли в народе, затеял передачу всего национального достояния России в частные руки, утверждая, с подачи заморских экспертов, что если завод передать умелому владельцу, то этот владелец вмиг восстановит производство, другие поступят точно так же, и рынок наполнится товарами, рабочие получат достойную зарплату и жизнь в стране быстро наладится, как и обещал Президент Ельцин.
 Однако, Ельцин на рельсы ложится не собирался, а продолжал пьянствовать и куражиться над страной до такой степени, что даже Верховный Совет России, оставшийся от времен Советского Союза, принял решение об отстранении Президента от власти. На это Ельцин ответил разгоном и расстрелом Верховного Совета, в чем ему помогли предатели в органах милиции и госбезопасности, а также зарубежные покровители из США и Европы, желающие окончательного разрушения России, которая была и оставалась ненавистной им всем: какая бы власть не существовала в этой проклятой стране с непокорным народом.
Черная морда поручил разграбление страны рыжему проходимцу под фамилией Чубайс: что согласно мифологическому словарю означает: «рыжий бесенок, маленький, зловредный домовой в образе пузатой рыжей крысы, с лицом вроде человеческого. Он вселяется в дома по воле злых колдунов, «не ест он ни жита, ни мяса, не пьет ни пива, ни кваса, а питается людскою бедою. Чубайс поселяется сначала в одной избе, но если его не выжить, может «цельную волость запустошить».
Этот Чубайс, которого Ельцин поставил распоряжаться имуществом целой страны – Россиянии, придумал раздать всё «достояние республики» по бумажкам, которые назвал «ваучером». Каждому жителю страны выдалась одна бумажка с надписью «10000 рублей», что означало для владельца такой бумажки долю в имуществе страны ценою в десять тысяч советских ещё рублей, по которым и оценивались заводы, фабрики, рудники, колхозы и прочая общественная собственность, которая при власти демократов – так они себя называли, вмиг стала ничьей и её следовало раздать за эти бумажки, под названием «ваучер».
Получил такую бумажку и Илья Николаевич и отдал в какую-то контору под названием «Гермес». Этот Гермес обещал всем долю в нефтяной компании, выдав Илье Николаевичу акцию на десять тысяч рублей, и с этой акции он сможет получать дивиденды, как владелец, словно с денежного вклада в сберкассе.
Дивиденды Илья Николаевич получить не успел, ибо через год контора «Гермес» исчезла неизвестно куда, а хозяином нефтяной компании неожиданно очутился некий гражданин Михельсон, чудесным образом оказавшийся соплеменником Чубайса и владельцем целого грузовика ваучеров, неизвестным путем попавших в его руки.
Директор магазина, собравший ваучеры у своих продавцов, оказывался хозяином этого магазина. Подобным образом всё достояние страны оказалось в руках ловкачей с ныне известными фамилиями: Абрамович, Вексельберг, Потанин, Фридман и тому подобные личности, а до той поры они были никому неизвестные мелкие спекулянты, шулера и работники прилавка, скупившие у работяг ваучеры за бутылку водки и обменяв их на заводы, фабрики, газеты и пароходы, как писал поэт Маяковский «радуюсь я – это мой труд вливается в труд моей республики».
Раздачу ваучеров Чубайс назвал приватизацией, и в результате такой приватизации все предприятия оказались в руках чубайсят, а народное достояние без борьбы и склоки оказалось в частной собственности. Когда советская власть в 1917 году конфисковала частную собственность в пользу государства, все прежние хозяева поднялись на борьбу, устроив гражданскую войну, чтобы вернуть эту собственность назад в свои руки, а когда рыжая крыса отдала народное достояние в руки мошенников, никто из честных тружеников даже не пикнул, словно весь народ находился под наркозом реформаторов -приватизаторов.
Ельцин, разогнав и расстреляв Верховный Совет России, провозгласил себя единоличным Президентом и полностью отдал страну на разграбление приватизаторов, как в давние времена цари-императоры отдавали на разграбление захваченные города и земли своим войскам за верную службу.
Завод, на котором работал  Илья Николаевич, избежал участи приватизации, поскольку выпускал, в основном, военную продукцию, нужную даже подлому режиму Ельцина для защиты своей власти.
Чтобы отвлечь людей от воцарившейся в стране власти воров и предателей, Ельцин устроил внутреннюю войну в России, наподобие той, что устроили бывшие капиталисты и помещики после Октябрьской революции. Войну он развязал против Чечни, провозгласившей свою независимость от России, воспользовавшись неразберихой во власти, устроенной самодуром Ельциным после разгрома Советского Союза.
 Надо сказать, что во многих бывших республиках СССР завязались кровавые погромы русских местными националистами, свалившими на русских вину за все тяготы жизни местного населения после разгрома СССР.  Вот и чеченцы начали громить и грабить русских не только в Чечне, но и в прилегающих районах и Ельцин, как бы, встал на защиту русских от озверевших кавказцев.
Бессмысленная и бездарная война в Чечне закончилась поражением ельцинской армии, и через полтора года Ельцин подписал позорный Хасавюртовский мир, отдав русское население Чечни в полное рабство чеченцам, да ещё и выплачивая горцам громадные деньги для восстановления Чечни и выплаты абрекам компенсаций за войну.
Мир с Чечней был представлен подручными ельциноидами как достижение Беспалого – так называли Ельцина в народе за недостаток двух пальцев на левой руке, которые он отрубил или отморозил по пьянке в дни своей юности.
Путем махинаций и манипуляций, Ельцину при поддержке проходимцев, разгромивших Россию, и именуемых в народе «новыми русскими» удалось переизбраться на очередной президентский срок и продолжить уничтожение России, благо, что его конкурент от коммунистов по фамилии Зюганов, оказался ренегатом и соглашателем и не стал оспаривать подтасованную победу Ельцина на президентских выборах.
Пока наверху шла борьба за власть и народную собственность, Илья Николаевич, как и всё остальное население России, боролся за собственное выживание в новых рыночных отношениях, обещанных ельциноидами, которые в итоге привели людей на толкучки и барахолки, где люди сбывали вещи и предметы, накопленные за годы Советской власти, чтобы приобрести взамен самое необходимое для пропитания и устройства быта.
Завод, где работал Илья Николаевич, хотя и не попал в руки «прихватизаторов», но резко сократил выпуск продукции, оставшись без заказов от военных, что привело к сокращению работающих на заводе в три раза: с 12 тысяч человек до менее 4 тысяч. Илья Николаевич лишился своей должности, но остался работать рядовым инженером, избежав участи безработного, которая настигла многих его знакомых и товарищей по работе.
Однако, запас прочности в советской промышленности и коллективном сельском хозяйстве, созданный за годы Советской власти, оказался большим и, несмотря на усилия реформаторов, страна продолжала существовать.
Люди продолжали выживать, хотя случаи голодной смерти кое-где наблюдались, как и сто лет назад при проклятом царизме, который ельциноиды всячески восхваляли в пику большевикам, расстрелявшим всю царскую семью, и тем самым приглушив гражданскую войну и избежав многих сотен и тысяч жертв, если бы борьба пошла за восстановление самодержавия династии царей Романовых.
Вопреки уверениям ельциноидов, частные собственники заводов, которые попали в их владения путем махинаций и обманов, не стали развивать производство товаров для народа, а посчитали более выгодным закрывать заводы, продавать оборудование заводов по цене металлолома за границу, а на освободившихся заводских территориях строить склады, магазины и конторы для посредников, перепродающих всё и вся с целью наживы - как и утверждал Карл Маркс более ста лет назад.
Ельцин с пьяной удалью прощал странам-должникам перед СССР их долги, но скрупулезно выплачивал долги СССР перед иностранцами, обязавшись даже выплатить царские долги, что царь взял у стран Антанты, чтобы вести империалистическую мировую войну. Выплата этих долгов и бойня в Чечне ещё более ухудшили жизнь людей, однако до восстания дело не доходило: за годы Советской власти люди разучились отстаивать свои интересы и уничтожать негодных правителей, приведших страну к развалу и разрухе.
Пропаганда, обслуживающая реформаторов, как себя назвали воры, мошенники и предатели, успокаивала народные массы, обещая, что ещё немного надо потерпеть и жизнь начнет налаживаться, а воспоминания о прошлой Советской жизни – это глупость, которой надо стыдиться.
 Ещё реформаторы объявили о приватизации жилья: то есть семьи, получившие от советской власти бесплатные квартиры, теперь могут оформить квартиры в собственность и потом продать, при желании, эти квартиры, а самим переселиться куда угодно: на улицу, на кладбище или к родственникам. Приватизация собственных квартир уравнивала грабителя и ограбленного в правах: грабитель получал в собственность народное достояние страны, а ограбленный сохранял за собой своё собственное жилье и должен был благодарить власть за эту милость.
Задача власти была разобщить людей, чтобы все жили по закону джунглей «каждый сам за себя» и это в полной мере удалось ельциноидам, поскольку в стране не оказалось сплоченной силы, способной противостоять сплоченной своре реформаторов, ненавидящих русский коллективизм и самих русских, даже если и сами относились, по рождению, к этой нации.
Профсоюзы не объединяли людей, а напротив разъединяли их по профессиям, по предприятиям, не позволяя подняться против власти мошенников и ренегатов: все  они состояли ранее в партии коммунистов и изменили этой партии, как только стало выгоднее присоединиться к реформаторам и поучаствовать в грабеже народного достояния.
Партия коммунистов  России, которая под водительством Зюганова возникла на обломках КПСС, с самого начала проявила себя партией ренегатов, на словах поддерживающих стремление людей скинуть ненавистную свору реформаторов и возвратить прежний уклад жизни: без частной собственности, без безработицы, без уголовщины, захватившей города и села, что было вполне возможно, прояви псевдокоммунисты решительность и приверженность делами своим словам о возврате к народной власти.
 Внемля этим словам, народ на выборах Президента поддержал Зюганова, несмотря на бесцветность этого партаппаратчика всплывшего неведомо какой волей, из глубин администрации КПСС. Победу Зюганова и поражение ненавистного народу Ельцина, много позднее признали даже реформаторы, но тогда в 1996 году, ельциноиды сфальсифицировали результаты выборов в пользу Ельцина.
 Зюганов, вместо того, чтобы поднять народ на защиту его избирательных прав, и не признать Ельцина избранным президентом, первым поздравил этого  упыря с победой и уехал отдыхать в Крым, оставив людей и честных коммунистов в горести и недоумении от поступка этого ренегата.
 Позднее выяснилось, что Ельцин в это время был в инфарктном состоянии и не мог управлять страной, что обеспечило бы народную победу над реформаторами, если бы партия Зюганова поднялась сама и подняла народ на сопротивление. Но этого не случилось, и реформаторы продолжали свое дело по разрушению страны и разграблению её достояния в пользу немногих мошенников за счет всего остального населения
. В народе ходил слух, что Ельцин сдох тогда, сразу после выборов, и его заменили двойником, но Илья Николаевич этим слухам не верил, справедливо полагая, что такую комбинацию даже отъявленные мошенники не смогли бы проделать, чтобы не допустить утечки информации: слишком много надо было привлечь исполнителей, чтобы провернуть эту аферу с подменой Ельцина на двойника.
Однако, впоследствии даже отъявленные реформаторы признавали, что иногда, в периоды запоя Ельцина, которого в народе прозвали ЕБоНом по начальным буквам ФИО, его действительно заменяли двойниками на всяких торжественных мероприятиях, где президент должен присутствовать, но не говорить речей и не принимать решений.
Передряги в стране сломившие прежний уклад  жизни людей окончательно разрушили отношения Ильи Николаевича с Анной: одинокой женщине с взрослеющим сыном требовалась мужская поддержка, на которую она могла бы опереться в смутное время, но такой поддержки своей любимой женщине Илья Николаевич не оказывал и даже не обещал, будучи сам полубезработным, с нищенской зарплатой и с трудом обеспечивая содержание своей подрастающей дочери.
Как-то осенью, после перевыборов Ельцина и его чудесного выздоровления, когда стало окончательно ясно, что возврата к прежней спокойной и обеспеченной советской жизни уже не будет никогда, Анна, в очередной визит Ильи Николаевича, получив свою порцию женского удовлетворения, вдруг сказала, прервав расслабленное состояние Ильи Николаевича:
– Всё кончено, Илюша, это наша последняя встреча, сегодня мы расстаемся навсегда, так я решила. Мне было хорошо с тобой, и я надеялась, что ты примешь правильное решение, и мы будем вместе, но у тебя никогда не хватало решимости изменить свою жизнь – не хватило её и в наше смутное время. Дочери своей ты скоро будешь не нужен, своей жене, с твоих слов и по моим ощущениям, ты был никогда не нужен как мужчина, а лишь как муж, обеспечивший ей материнство и московскую прописку с жильем.
Если бы ты решился оставить жену, мы смогли бы быть вместе, и сына своего я отправила бы жить к матери, навещая его регулярно, а у нас мог быть свой ребенок. Шесть лет назад я забеременела, но видя твою нерешительность, ничего не сказала тебе и избавилась от ребенка, предчувствуя тяжелые времена – сейчас нашему сыну могло быть пять лет, но ты упустил свой шанс иметь сына, и сейчас я понимаю, что поступила правильно, ничего не сказав тебе о нашем ребенке. Ты, Илюша, хороший человек, но слишком нерешителен и совестлив – таким всегда живется трудно, а в наше время особенно.
Я ушла из НИИ, который доживает последние дни, оставшись без финансирования оборонных разработок, которые ельцинисты продают за границу, да и здания моего НИИ новый директор исхитрился продать под конторы и склады, а сам смылся с выручкой за кордон, в Израиль. Я тебе не говорила, но последний год мы почти не получали зарплату и я жила с сыном на помощь от матери и подрабатывала уборщицей в магазине, а ты даже не интересовался моей жизнью. Конечно, если бы я рассказала всё тебе, ты помог бы, наверное, но ведь и ты живёшь, еле-еле сводя концы с концами.
Поэтому я и говорю тебе сейчас, что это наша последняя встреча – дальше у нас не будет отношений никаких и ты, пожалуйста, не преследуй меня и не ищи со мною встречи – не надо портить то хорошее, что десять лет связывало нас вместе.  Я с благодарностью буду вспоминать наши встречи и эти годы, что ты был рядом – это были лучшие годы моей жизни, хотя они и пришлись на дурные времена.
Закончив этими словами свои откровения, Анна встала с постели и пошла на кухню готовить чай, оставив Илью Николаевича в тягостном раздумье; что же ему делать дальше: уйти от любимой женщины или же сделать решительный шаг и сказать ей, что он выбирает её и уходит от постылой жены и взрослой дочери, чтобы остаться с Анной навсегда и вместе преодолевать смутные времена, а дочь можно будет навещать и помогать ей материально и советом, в которых она, по её словам, не нуждается.
Ничего не придумав, и не решив, Илья Николаевич пошел следом за Анной пить чай.
За чаем Анна, словно освободившись от груза, была весела и оживлена и рассказывала Илье, что решила заняться торговлей вместе с ещё двумя бывшими сотрудницами института, которые начали свой бизнес - так теперь называли торговлю на рынке. И заключается этот бизнес в поездках в Турцию за товаром и последующей продажей этого товара на рынках, которые во множестве открывались по всей Москве. Дело это достаточно выгодное, хотя и хлопотное. Но её напарницы уже раскрутились, живут обеспеченно и дают Анне некоторую сумму денег в долларах под небольшой процент для раскрутки.
Рассказывая эти планы, Анна внимательно смотрела на Илью, ожидая его решения, но так и не дождалась, и тяжело вздохнув, сказала:
– Пора тебе Илюша уходить – скоро вернется мой сын от матери, и я не хочу, чтобы он тебя видел здесь: он уже всё понимает, а сказать ему мне нечего относительно тебя: кто ты такой и почему здесь. Уходи и помни мои слова, что эта встреча последняя.
Илья Николаевич, ничего не решив, встал, оделся и подталкиваемый Анной пошел к двери. Когда он попытался поцеловать Аню на прощание, она увернулась и отворила перед ним входную дверь, тотчас захлопнув её, как только он переступил порог. Так закончились его отношения с той единственной в его жизни женщиной, с которой он хотел и мог бы прожить вместе всю жизнь, но не решился расстаться с женой, оправдывая свою нерешительность заботой о дочери.
Лишь Илья Николаевич вспомнил про жену, раздался телефонный звонок: – Никак Галина снова звонит, – подумал он, привычно удивившись, что стоит ему вспомнить про жену, она непременно проявит себя, явившись наяву или позвонив по телефону.
Он нехотя взял телефон, зная, что не ответив, он вызовет шквал упреков, пока Галина не добьется своего и не выскажет ему очередную порцию своих обвинений и упреков в его адрес. Включив телефон он ожидаемо услышал колоритный и громкий голос жены, которая, видимо, успела добраться до дачи и теперь нетерпеливо желает разрядить свое раздражение на муже, хотя он множество раз высказывал Галине, что не считает её своей женой и никогда не считал в прошлом, женившись на ней из-за ребенка.
– Ну что, отмечаешь свои именины без жены, которую выгнал из дома, чтобы не мешала, – говорила Галина, – наверное, и своей любовнице успел позвонить, – продолжала жена свою ссору, которую, видимо, считала незаконченной из-за своего отъезда.
– Какую ещё любовницу ты мне надумала на старости лет? – изумился Илья Николаевич.
– А ту самую, Анечку твою, с которой ты занимался когда-то, пока я не выследила вас и не высказала ей прямо в лицо: что она есть шалава настоящая и как мы с тобой живем дружно и ладно и пусть она не рассчитывает на твой уход из семьи.  Твоя Анечка тогда чуть не расплакалась и убежала в дом, а через несколько дней и ты перестал задерживаться на работе – видимо эта сучка тебя отвадила, и дала от ворот поворот, когда я посмеялась ей в лицо и обманула её надежды насчет тебя.
Илья Николаевич замер от этих слов. – Значит это жена своим вмешательством разрушила их отношения с Аней, а не сама Анна приняла такое решение, но ничего не сказала ему о встрече с Галиной и её насмешках.
 Галина  придумала сказку о якобы хороших отношениях между ними, высказав, наверное, что он продолжает с Галиной супружеские отношения, хотя уже года два, к тому времени, он спал отдельно от Галины в другой комнате, освободившейся после дочери, которая вышла замуж и жила в квартире мужа.
 Действительно, все годы своих встреч с Анной, он иногда, но исполнял супружеские обязанности, повинуясь домогательствам жены, которая, как и все стареющие женщины, чувствуя скорое окончание бабьего века, чуть не насильно заставляла Илью Николаевича выполнять супружеский долг и, если не получала желаемого удовлетворения, обязательно высказывала ему свое неудовольствие, насмехаясь над его мужскими качествами.
Если бы тогда, при расставании, Анна рассказала  ему о встрече с женой, он обязательно развеял бы все сомнения и обиды любимой женщины и, может быть, решился  на развод с женой, но Анна ничего ему не сказала, и он ни на что не решился.
Галина, почувствовав, инстинктом старой женщины, замешательство мужа, продолжала кричать в телефон:
– Бросила тебя твоя Анечка, потому, что я пообещала ей рассказать о её любовных шашнях  сыну, матери и соседским бабкам, что сидят возле подъездов, как она разрушает ладную и крепкую семью из-за своей похоти и распущенности – вот она и испугалась огласки и позора.
 Надо было бы и мне наставить тебе рога после отставки любовницы и ведь были такие возможности, но я опасалась, что ты вернешься к своей Анечке или найдешь другую женщину себе и убежишь из дома окончательно.
 Вот теперь я высказала тебе всё, что хотела, в твой день именин и можешь дальше их праздновать и сообщить о них своей бывшей любовнице, если она захочет тебя выслушать и ей не отключили ещё телефон за неуплату: она же торговлей занимается и может быть уже разорилась, – тоном победительницы заключила Галина свои признания в подлом поступке и выключила мобильник.
 Илья Николаевич  остался с замолчавшим телефоном в руке, сидящим на диване, где он ещё несколько минут назад спокойно лежал и вспоминал минувшие годы и радости, которых было немного и главной из них были годы его встреч с Анечкой.
– Наверное, черт дернул меня тогда жениться на Галине – тысячный раз вспоминал он своё решение вступить в брак с женщиной из-за её беременности. Знал же, что у неё были до меня любовники или просто случайные связи с мужчинами, как и моя первая связь с ней, прямо в вагоне, но пожалел её и надеялся на взаимность чувств и мыслей.
 Прилепилась бы она ко мне душой и телом, и прожили бы мы вместе все эти годы в покое и согласии, пусть и без любви, о которой так много говорят, пишут и показывают в кино, но которой никто из моих знакомых не изведал в браке – кого ни спроси, все женились или случайно или по житейским обстоятельствам: беременность женщины, отсутствие собственного жилья, которое в советское время давали в первую очередь лишь семьям с детьми, как в моем случае.
Мне ведь многого в браке не надо было:  чтобы жена меня понимала и уважала, не истерила и не скандалила по пустякам, поддерживала и одобряла мои поступки на работе и дома и обязательно хвалила бы мои качества, как человека и мужа.
Но Галина не захотела или не смогла стать мне не только женой, но и другом, никогда не хвалила и не поощряла меня материнской заботой, вот и получила в итоге, полное и взаимное наше отчуждение, которое привело нас, на старости лет, в одиночество, хотя и в одной квартире, где мы живём как чужие и посторонние люди.
Ловко она отшила от меня Аню, наговорив ей гадостей и ничего не сказав мне. Да, я конечно, виноват, что завел себе женщину на стороне, но это было ответом на отсутствие взаимопонимания со стороны Галины, а не поиски приключений и кобелизм, что свойственно многим мужикам, но не мне: этого Галина так и не поняла за все годы совместной жизни.
 Надо было ей со мной искать взаимопонимания, а не устраивать сцены другой женщине, которая поняла мою суть, приспособилась ко мне и несколько лет прожила со мной в радости, без всякого расчета и выгоды. Галина искала в наших отношениях лишь корысть и не получив желаемого озлобилась, а Анечка довольствовалась тем, что есть и получила несколько лет благополучной, с женской точки зрения, жизни, втайне надеясь, что наши любовные отношения когда-нибудь перейдут в семейные.
Не дождавшись от меня решительного поступка, и поверив клевете Галины о наших добрых отношениях в семье, Анна решила прекратить наши отношения, чтобы не разрушать мою семью, которой на самом деле у меня никогда и не было.
Но что сломал, того не склеишь и сижу я теперь один в свой день именин и вспоминаю былое на старости лет, а где-то, так же одиноко, живет и моя добрая Аня, но, может быть, ей повезло и она встретила достойного и решительного мужчину, подладилась под него, как она умеет своим женским чутьем, и живет достойной жизнью, воспитывая внуков от своего сына и, может быть, иногда вспоминает обо мне.
 Что ж, такова жизнь: перепутал поезд жизни, или сел не в свой вагон, или и вовсе опоздал на свой поезд и уже ничего не вернуть и не повторить -  все делается в нашей жизни только раз, многое можно исправить, но в отношениях мужчины и женщины почти невозможно что-то исправить, если нет взаимного желания и понимания чувств друг друга!

Х
От раздумий о своей несостоявшейся семье, Илью Николаевича отвлек очередной телефонный звонок. – Кто бы это мог быть? – удивился он, – жена не должна так скоро накопить злобы, чтобы разразиться очередной телефонной сварой, а больше вроде бы и некому звонить мне в воскресный день.
 Он взял телефон. Звонила дочь Ксения: – Поздравляю, тебя, папа с именинами и желаю здоровья, и долгих лет жизни вместе с мамой, – прокричала дочь в телефон, прекрасно зная, что вместе с её мамой Галиной, он не живет уже много лет с тех пор, как Ксения вышла замуж и переехала жить к мужу.
Спасибо дочка на добром слове, – принужденно ответил Илья Николаевич на пожелания дочери и спросил, в свою очередь, как она живет и что делает в этот теплый воскресный августовский день.
– Ничего не делаю, отдыхаю, – ответила дочь, работавшая кассиром в супермаркете и проживающая в коммунальной квартире с двумя соседками – одинокими старушками. – Сейчас собираюсь встретиться с подругой Мариной и может быть пойдем в парк Горького посмотреть как пьяные десантники купаются в фонтанах – всё  какое-никакое  развлечение в выходной день. Ладно, я пошла наводить марафет, и желаю тебе хорошего дня, хорошего настроения и хороших отношений с мамой, которая тоже недавно мне звонила и напомнила про твои именины. Целую и обнимаю папуля, и пока, пока, пока, – закончила дочь поздравление и выключила телефон.
Дочь Ксения была, после жены, вторым раздражающим человеком в жизни Ильи Николаевича.
Она, как заноза, саднила его жизнь при каждом прикосновении к её судьбе, которая, поначалу складывалось достаточно благополучно.
Как дитя двух родителей, противоположных по характеру, Ксения, подрастая, впитала в себя черты обоих, сочетая расчетливость матери и её взбалмошность с рассудительностью и верой в людскую порядочность, свойственные отцу.
 Ксения росла девочкой послушной и усидчивой, через которые черты лишь изредка прорезывались раздражительность и недовольство, свойственные характеру матери и впитываемые Ксенией как губкой, наблюдая взаимоотношения родителей, при ссорах, в которых она неизменно поддерживала сторону матери, и с возрастом постепенно удаляясь от отца.
 Тем не менее, дочка вполне благополучно окончила школу, и стараниями отца поступила в ближайший от дома институт на экономическое отделение, что было весьма выгодно в тот переходный период, когда присваивать собственность и считать свою выгоду стало насущной необходимостью, а специалистов в области экономики катастрофически не хватало.
В советское время, профессии экономиста и юриста значились в конце списка не престижных профессий и на эти специальности шли учиться лишь те, кто был ни к чему не пригоден.
Законы экономического развития несущественны в условиях плановой экономики, когда всё производство находится в собственности государства и нет никакой конкуренции между предприятиями за рынки сбыта своей продукции, поскольку конкуренция лишь в малой степени способствует развитию прогресса, а в большей степени омертвляет избыточную продукцию не находящую своего потребления, что в конечном счете вызывает увеличение затрат общества на ненужную продукцию за счет бесполезных расходов на её производство.
 Например, достаточно легко посчитать потребности населения в пищевой соли и производить её именно столько, сколько нужно, но если предприятия начнут самостоятельно выпускать этой соли многократно больше, то она никогда не найдет сбыта больше необходимого потребления и все затраты на избыточное производство окажутся ненужными и пойдут в графу «убыток».
 Потребитель, через налоги, покроет эти убытки, ничего не получив взамен, ибо снижать цену соли: что при конкуренции, что при её отсутствии невозможно, поскольку цена эта и так весьма низка, ибо соль есть продукт первой необходимости, но потребляема в очень малых количествах. Потому экономисты в СССР проводили лишь расчеты балансов производства и потребностей, контроль расходов и доходов и прочие простые действия, что делает каждая домашняя хозяйка в семье, определяя, что необходимо каждому члену семьи сейчас и в ближайшем будущем и какими доходами, в виде заработной платы и государственных льгот, располагает данная семья.
Поскольку экономические правила были весьма просты, то и контроль за их исполнением, и организация общества, как юридических лиц, тоже была достаточно проста и люди в повседневной жизни руководствовались трудовым кодексом, семейным правом, уголовным кодексом и еще несколькими законами, достаточно простыми, чтобы их смогли выучить никчемные людишки,  как их называл Илья Николаевич, выучившиеся на юристов-экономистов и протирающие брюки и рукава в бухгалтериях и юридических конторах.
По наступлении эры частной собственности, после уничтожения советской власти, победители и примкнувшие к ним многочисленные мошенники, воры и так называемые предприниматели стали нуждаться в учете и переделе частной собственности, что  вызвало большую потребность в юристах и экономистах, потому Илья Николаевич и одобрил выбор дочерью экономического образования в институте  и даже немного помог ей в поступлении, найдя знакомых преподавателей через своих бывших однокашников.
На втором курсе института Ксения неожиданно вышла замуж за предприимчивого мужчину на десять лет старше её и имевшего бизнес, как стало принято говорить в государстве победившего капитализма, в виде собственного автосалона по продаже подержанных автомобилей.
 Этот мужчина как-то однажды подвез Ксению из института до дома, когда она одиноко мокла на автобусной остановке под холодным осенним дождем. Ксения оценила этот мужской поступок, завязалось знакомство, она, видимо, понравилась этому мужчине по имени Анатолий, но мужским домогательствам не уступала,  в отличие от своих сверстниц, практикующих свободную любовь, что усердно насаждалась телевидением и бульварными газетами, типа «Московского комсомольца», который, сохранив советское название, посвящал свои страницы пропаганде секса, всяческих извращений и объявлениям проституток, готовых выполнить любое мужское желание за весьма умеренную плату.
Неуступчивость Ксении в интимном вопросе, видимо раззадорила Анатолия и уже через два месяца после знакомства она повела Толика под венец, умело разменяв  единственное  своё достояние – целомудренность на брак с обеспеченным предпринимателем, которым считался Анатолий.
Замужество дочери Илья Николаевич вполне одобрил, тем более, что зять Анатолий оказался работящим парнем, добившись своего положения собственным трудом, перегоняя подержанные машины из Германии, приводя их в порядок и перепродавая затем с хорошей выгодой для себя.
Постепенно подкопив денег, он, на пару с приятелем, открыл автосалон, где продавались не только машины, перегнанные им и напарником лично, но и взятые для продажи на комиссию у других перегонщиков.
Анатолий, окончив автодорожный институт,  вовремя оставил инженерную стезю и ко времени женитьбы на Ксении стал считаться уважаемым человеком, имевшим собственное дело.
После замужества Ксения переехала к Анатолию, который проживал вместе с матерью в двухкомнатной квартире, но не прошло и полгода, как он купил просторную трехкомнатную квартиру, сделал ремонт, и переехал в эту квартиру вместе с молодой женой, которая своим удачным замужеством вызвала жгучую зависть у своих школьных подруг и девиц из институтского окружения, поскольку учебу в институте Ксения благоразумно не бросила, справедливо полагая, что образование может пригодится в будущем.
 Анатолий тоже говорил Ксении, что намерен взять её к себе в автосалон вести бухгалтерию – свой человек у кассы всегда предпочтительней постороннего: и зависти нет к чужим деньгам, и подлости финансовой от жены ожидать не приходится.
Зять, не единожды, предлагал и Илье Николаевичу бросить свой завод, где платили нищенскую зарплату, подучиться на автослесаря и перейти на работу к нему в автосалон, где будет получать значительно больше на ремонте автомобилей, но Илья Николаевич неизменно отказывался, утверждая, что инженеры непременно понадобятся вновь и будут им платить хорошую зарплату, как и в советские времена.
– Поймите Илья Николаевич, – убеждал зять своего тестя, который был старше его всего на пятнадцать лет – времена, когда рабочий и инженер были уважаемыми людьми с достойной зарплатой, уже никогда не вернутся. Заводы повсеместно закрываются и разворовываются новыми собственниками, а на их месте открываются склады и непонятные конторы по перепродаже чего-либо, привезенного из-за границы.
Это делается нарочно, чтобы в стране не было собственного производства товаров, не было собственной промышленности и не было крупных предприятий, где рабочие могли бы объединиться и дать отпор капиталистам-спекулянтам. Что-что, а Карла Маркса новые русские, как называют нынче всяких воров-проходимцев, хорошо усвоили и не допустят возврата к советской власти.
 Посмотрите на правительство во главе с президентом Ельциным – там нет ни одного порядочного человека и специалиста, а сплошь какие-то младшие научные сотрудники и лица еврейской национальности, которые умеют лишь присваивать чужое имущество и грабить страну, которая досталась им в результате  предательства Горбачева, Ельцина и их подручных. Ради власти и барыша они разбили СССР на части, расстреляли парламент, который назывался Верховным Советом, и теперь устанавливают в стране бандитские порядки: когда прав тот, у которого есть деньги.
Думаете мне, Илья Николаевич, нравится моя деятельность по перегонке и перепродаже старых автомобилей? Нет, конечно! Но я вовремя понял, что эта деятельность весьма прибыльна, не позорна и не криминальна, если ей заниматься по честному. Хотя и на меня уже иногда накатывают бандитские группировки и требуют денег, иначе, мол, сожгут салон с автомобилями.
 Я пока отбрыкиваюсь от бандитов, но вскоре, видимо, придется платить им дань. Надеюсь, год-другой еще пожить здесь, накопить денег и перебраться жить в Германию: растить детей, если они будут и работать автослесарем. Я пока ездил в Германию, выучил немецкий язык и вполне смогу с Ксенией жить там, вдали от мерзавцев и бандитов, захвативших страну и сделавших Москву столицей воровской власти.
Эти откровения зятя понравились Илье Николаевичу, и он обещал подумать над предложением Анатолия когда-нибудь перейти к нему на работу.
Через год брачной жизни, Ксения забеременела и Илья Николаевич ожидал к осени внука, надеясь, что возня с малышом скрасит его жизнь, которая медленно, но неуклонно катилась к закату, хотя сорок пять лет, которые он недавно отметил, означали самый расцвет мужского возраста, если бы не чертова сумятица в стране, лишившейся, под властью предателей и проходимцев, перспектив  развития и благополучия.
За год до этого, прошли выборы президента России, на которых, путем фальсификации и подлогов, стараниями своры мерзавцев был переизбран Ельцин, а коммунист-ренегат Зюганов первым признал фальшивую победу Ельцина, обманув, лишив надежды и предав всех, кто голосовал за победу коммунистов.
Илья Николаевич продолжал работать на заводе, не решаясь или не желая переходить на работу под началом зятя, который продолжал предлагать ему работать у себя и, следовательно, работать на семью.
Психология советского человека не позволяла Илье Николаевичу сменить работу на заводе - пусть и за нищенскую зарплату, на работу у частника- пусть и родственника.
Однако, бандитский передел собственности в стране продолжался с удвоенной силой после переизбрания Ельцина, предателя-ренегата на пост президента России с полномочиями, которые даже и не снились царям-самодержцам из рода Романовых.
В честь очередной победы демократии, ельциноиды устроили обмен денег, окончательно выведя из оборота бумажки, что напечатали за годы своей власти, так что батон хлеба вместо 13 копеек стал стоить 5000 рублей.
 Заменив деньги и убрав с них по три ноля, ельциноиды провозгласили победу демократии над советами, и победу рыночных отношений над плановой советской экономикой, окончательно направив страну Россиянию, как её называл президент ЕБоН, по капиталистическому пути развития:  когда у одних есть всё, а у других нет ничего, кроме рабочих рук, которые тоже не нужны, ибо страна за несколько лет, стараниями уродов, превратилась из промышленной державы в развивающуюся страну третьего мира с намерением догнать когда-нибудь по уровню жизни какую-то Португалию, о которой Илья Николаевич и его сверстники раньше ничего не слышали.
С внуком, однако, Илье Николаевичу повозиться не пришлось: зять Анатолий перегоняя очередную машину из Германии, попал в аварию под Смоленском и погиб, легко и быстро, как гибли в это время сотни тысяч вполне здоровых молодых мужчин и женщин в автоавариях, от водки и наркотиков или приняв смерть от бандитов, распределяющих частную собственность в свою пользу и не останавливаясь перед смертоубийством, если это обещало хоть какую-то выгоду.
На похоронах зятя, где пришлось присутствовать и Илье Николаевичу, поговаривали, что авария с гибелью Анатолия была подстроена конкурентами по торговле автомобилями: Анатолий пошел на обгон грузовика, а навстречу ему вывернулась фура и легковая БМВ чуть не наполовину ушла под грузовик, так что шансов на спасение у Анатолия не было.
От гибели мужа, у Ксении случился выкидыш и вместо внука Илья Николаевич получил дочь-вдову, смерть зятя и не родившегося ребенка.
Оправившись от житейских потрясений, Ксения продолжила обучение в институте, благо, что после мужа осталось наследство в виде квартиры, машины, приличной суммы денег наличными в валюте и доля бизнеса Анатолия в автосалоне. Эту долю выкупил компаньон за сумму, как позже выяснилось, в три раза меньшую настоящей стоимости этого предприятия. Много позднее, до Ксении дошли слухи, что это компаньон мужа и подстроил гибель Анатолия, желая стать единоличным хозяином автосалона, чему Ксения охотно поверила, узнав, что компаньон крупно обманул её при выкупе доли Анатолия в автосалоне.
Но, как говорится, не пойман – не вор, а современные бизнесмены-предприниматели идут на любые преступления, чтобы завладеть чужой собственностью обманывая, предавая и уничтожая конкурентов, даже если они являются родственниками и друзьями, приговаривая современный афоризм: «Ничего личного – только бизнес» и списывая на этот бизнес любые свои преступления ради наживы.
Окончив институт и утешившись своим вдовством, Ксения тоже решила заняться бизнесом, благо денег на открытие какого-либо заведения ещё хватало от наследства мужа. Она открыла туристическое бюро, где продавались путевки желающим отдохнуть за границей: этот бизнес лишь начинал развиваться с появлением богатеньких людей, имеющих возможность провести несколько дней на отдыхе в Европе или теплых странах, когда в России ещё или уже наступала непогода.
       Ксения сняла офис, взяла в помощницы двух подружек по институту и довольно успешно занялась зарубежным туризмом, объехав и сама множество стран, чтобы познакомиться с гостиницами, куда продавала путевки и уговаривать клиентов со знанием дела.
Так продолжалось несколько лет, пока Ксения не вступила в связь с чернявым и вертлявым мужичком по фамилии Фишман, познакомившись с ним на отдыхе в Греции.
Этот Фишман обольстил Ксению знанием английского языка и умением уговаривать клиентов покупать путевки именно в этом агентстве и вскоре стал доверенным лицом Ксении, получив от нее право заполнять договора и распоряжаться банковскими счетами.
Примерно через год Боря Фишман уговорил Ксению взять кредит в банке на развитие агентства, убедив её в выгодности этой сделки и через неделю вдруг исчез в неизвестном направлении, оставив дочь Ильи Николаевича с пустыми банковскими счетами и кредиторским долгом, поскольку снял со счетов все средства турагентства, в том числе и поступившие от клиентов на оплату путевок для заграничного отдыха.
Ксения распродала все свои украшения, шубы, машину и личные сбережения, которых все равно не хватало, чтобы расплатиться с долгами. Пришлось ей продать и квартиру и перебраться жить снова к родителям, пока она как-то не устроит свою жизнь, которую мошенник Фишман из вполне благополучной, превратил в обездоленную, лишив Ксению средств  существования и квартиры.
От случившегося обмана, Ксения стала выпивать и Илья Николаевич, желая помочь дочери, продал родительскую квартиру в Смоленске, доставшуюся ему в наследство после смерти отца и затем матери и купил на эти деньги комнату дочери, поскольку вырученных средств не хватало даже на покупку однокомнатной квартиры.
Дочь перебралась в эту комнату, оставив отца сожалеть о продаже родительской квартиры, куда он намеревался перебраться на жительство после выхода на пенсию – чтобы быть подальше от жены Галины, которая с годами превратилась в сварливую и неухоженную женщину, постоянно упрекавшую Илью Николаевича во всех недостатках, которые есть у него, которых у него нет и которые возможно будут в будущем.
Дочь Ксения поначалу устроилась на приличную работу, в чем ей помог один из клиентов постоянно оформлявший через Ксению путевки в отпуск и благодарный ей за размещение в хороших отелях. Но Ксения, как-то прогуляла работу: раз и второй и третий, крепко выпив накануне, и её уволили – больше приличной работы ей найти не удалось, ибо к выпивке она пристрастилась окончательно и последние годы она работала кассиром в супермаркете, отрабатывая весь день, чтобы следующий был выходным и пригодным для выпивки.
Возле Ксении, не утратившей ещё женской привлекательности, постоянно крутились собутыльники – мужчины и спившиеся окончательно женщины, так что рассчитывать ей на выход с этого дна человеческого общества не приходилось.
Илья Николаевич иногда заходил к дочери, увещевал её бросить выпивки и взяться за ум, но эти уговоры не действовали, а лишь вызывали озлобленность Ксении, ввиду правоты слов отца и нежелания своей волею наладить собственную жизнь. Такие посещения отца заканчивались стаканом вина и пьяными слезами о погибшем муже и не родившемся ребенке, что заставляло Илью Николаевича торопливо покидать дочь, ибо помочь ей материально он не мог, а моральной поддержки и слов сочувствия Ксения от него не принимала.
Воспоминания о судьбе дочери прервал очередной телефонный звонок и по струящимся от телефона волнам неприязни Илья Николаевич понял, что снова звонит жена.
- Что ей неймётся, - раздраженно подумал именинник и, включив телефон, услышал вновь злобный  голос Галины: – Ну, что, дочь наша звонила своему папаше и поздравила тебя? – спросила жена и, не слушая ответа, продолжила: – Не заслужил ты поздравлений, потому, что не помогаешь Ксюшке устроить её жизнь! Что это за отец такой, который не может помочь деньгами своей дочери? Быть сторожем на автостоянке – это всё, на что ты способен. Отчим ты, а не отец и никогда не любил свою дочь. Надо было выгнать тебя, когда ты связался со своей Анечкой. Глядишь, и судьба Ксении сложилась бы иначе, если ты, безвольная тряпка, не мелькал  бы у неё перед глазами. Потому она и выскочила замуж за первого встречного: тот добытчиком оказался, но жаль, что погиб в аварии.
Небось, и Анька твоя звонила и поздравляла с именинами своего бывшего кобеля или может и не бывшего, а настоящего? Вы, кобели, только с женами прикидываетесь немощными, а на стороне ни одну сучку не пропускаете! Загубила я свою жизнь с тобой, – вдруг всхлипнула Галина, перейдя от обвинений к женским слезам, зная, что Илья Николаевич не выносит женской мокроты, чувствуя себя виноватым за эти слезы.
Илья Николаевич устало вздохнул, прежде чем ответить на упреки жены: - Лучше бы выключить телефон, но тогда от звонков не будет отбоя, а то и вовсе Галина может вернуться с дачи, и устроить очередную свару, несмотря на его именины,- подумал он, прежде, чем ответить:
– Ксении я помогаю как могу, но ей под сорок лет и должна сама взяться за ум, бросить пить и не водиться с пьянью: другие труднее живут, но держатся, невзирая на подлые времена.
 Я комнату ей купил и плачу за неё, поскольку Ксюшка, как ты называешь свою дочь, зарплату пропивает и за жилье не платит, иначе её давно бы выселили за долги и комнату продали: при нынешней власти это можно сделать быстро и по их воровским законам. Лучше было бы мне тогда уехать в родительскую квартиру, оставив тебя с дочерью в нашей квартире, но там, в Смоленске, мне было не найти работы, а до пенсии ещё было далеко.
Впрочем, зачем я всё  говорю – ты и так это прекрасно знаешь. Можно было бы и здесь вместе жить, но от твоих свар у меня начало побаливать сердце, и если бы жить в одной комнате вместе, отдав другую дочери, то я уверен, что меня уже давно бы не было на этом свете. Такие вот женушка дела, а приспособилась бы ко мне, можно было бы жить в ладу: пусть и без любви, но в уважении и покое, – закончил Илья Николаевич свои возражения жене и немедленно получил в ответ очередные нападки.
– Почему это я должна была к тебе приспосабливаться, а не ты ко мне? Взял меня в жены – вот и приспосабливайся: так нет же, быстренько завел себе женщину на стороне, да не одну, наверное, а теперь я же и виновата оказалась. Кобель несчастный! Я тебе никогда не изменяла, а надо было бы – в ответ на твою Анечку.
– Положим, ты  до меня изрядно наблудила и нечего прикидываться невинной овцой, – возразил Илья Николаевич. – И в Евангелии сказано, что жена должна прилепиться к мужу своему, а не наоборот. Ты же верующая стала, как и всякие проходимцы, что уничтожили нашу страну, а теперь ходят  по церквям на божьи праздники и замаливают свои грехи, чтобы грешить впредь ещё больше и беспощаднее.
Да, были у меня отношения с Анной, но после того, как мне не удалось наладить отношения с тобой. Ты сама оттолкнула меня после рождения дочери, когда начала считать, что можешь не скрывать своего равнодушия ко мне и шпынять меня по всякому поводу и без. Жаль, я не знал тогда, что ты выследила Анну и наговорила ей всяких подлостей, чтобы она решилась разорвать наши отношения. Знал бы, ушел  к Анне – может, и тебе с Ксенией тоже повезло больше. Женщина  истеричит, если мужчина её не устраивает и живет она с ним вынужденно, по обстоятельствам.
Я, помниться, говорил тогда, чтобы ты нашла себе мужика по вкусу и дальше мы бы продолжали жить как посторонние люди или соседи по коммуналке. Но ты сама ничего не предприняла и мне ничего сделать не дала, вот и мучаемся теперь на старости лет, словно чужие и злые соседи и дочь наша спивается от одиночества и безысходности: доверила мошеннику деньги и лишилась всего. Так и я: взял тебя по ошибке в жены и лишился личного семейного счастья или хотя бы уюта и взаимопонимания.
Всё, хватит, не звони мне больше с такими поздравлениями в день именин – хватит твоих поздравления на весь год вперед, – закончил Илья Николаевич свою очередную склоку с женой и выключил телефон.
Галина три раза подряд, после его слов, пыталась дозвониться до него, чтобы последнее слово, как это свойственно женщине, оставалось за нею, припомнив ему какое-то событие из прошлой жизни, когда он показал себя не в лучшем виде, но Илья Николаевич не взял телефона и вскоре  звонки прекратились.
Тяжелый разговор с женой вернул его мысли к Анне – единственной женщине в его жизни, с которой ему было легко и просто, которая понимала каждую его мысль, каждое движение души и тела и от которой исходила необъяснимая теплота, умиротворяющая, как легкая дремота, напряжение мыслей и чувств, свойственных мужчине труда в суете жизни большого города.
– Эх, почему я не встретил Аню раньше, до связи с Галиной или, хотя бы до её беременности и своей женитьбы, - размышлял Илья Николаевич, постепенно успокаиваясь после общения с женой. – Прошло почти двадцать лет с нашей разлуки, а вспоминаю Аню и становится тепло на душе и спокойнее, словно она неподалеку и ограждает меня от жизненных невзгод нынешнего подлого времени.
 Жаль, что наша встреча произошла так поздно, что я не решился изменить свою жизнь ради этой женщины и ради себя самого, а разлука наша и вовсе была бессмысленна и, как выяснилось много позднее, решение Анны было вызвано не столько заботами о сыне, сколько стараниями моей жены, выследившей нас и оскорбившей Аню своими вымыслами о том, что я продолжаю  сожительствовать  с женою и у нас всё хорошо и в жизни, и в семье, и в постели.
Были у меня за эти годы короткие связи с другими женщинами, но никто из них не принес мне тех чувств и взаимопонимания, что были у нас с Анной.
Два раза я приводил домой проституток с шоссе, воспользовавшись летним отсутствием Галины и отъездом куда-то соседки Марии, которая словно сторожевой пес следит за мной и докладывает своей подруге Галине о всех моих передвижениях и отсутствиях вечерами, - размышлял Илья Николаевич о своих связях с женщинами прохаживаясь взад-вперед по комнате, чтобы размять косточки.
Такое хождение по комнате он придумал ещё в молодости, проживая в общежитии и работая за фрезерным станком, когда на ногах-то стоишь, но стоишь неподвижно, так, что к вечеру ноги, даже в молодости, затекают и требуют разминки. Сосед Василий, что живет рядом, и всю жизнь проработал станочником, к пенсии почти обезножил, потому, что после смены у станка ходил мало, а всё больше лежал на диване. К тому же, под ходьбу лучше думается, и некоторые свои технические задачи Илье Николаевичу удавалось решать именно в процессе маятниковой прогулки по комнате.
Жена Галина весьма отрицательно относилась к его прогулкам и частенько с раздражением, говорила: – Ну что ты всё мечешься по квартире, как неприкаянный, голова от твоего мелькания  перед глазами кругом идет: ходи, не ходи передо мной, должностей и зарплаты большой здесь не выходишь. Лучше бы перед начальниками на работе мелькал, глядишь, и заметил бы кто твое усердие и зарплату прибавили, а то всё в инженерах ходишь и будешь им до самой пенсии.
– Мне моя работа нравится, зарплаты моей и твоей нам хватает: без излишеств, конечно, но хватает и на жизнь и на поездки в отпуск и на дочь нашу, чтобы приодеть. Дача есть: плохонькая, но есть, а машины мне и даром не надо: чтобы из гаража не вылазить, как наши соседи? - возражал Илья Николаевич, – и хожу я чтобы брюхо не отрастить и ноги не ослабли, как у соседа Васьки. Ты вот мало ходишь и много ешь – потому и растолстела и утратила женскую привлекательность, – поддевал он свою жену, чем неизменно вызывал её гнев и обиду.
– Я располнела после рождения дочери, – огрызалась Галина, а не потому, что мало двигаюсь и много ем. Мне достаточно прогулок по магазинам за продуктами, и ещё мне не хватает женского удовлетворения, которого от тебя не допросишься. Другие-то мужики своих жен каждый день балуют лаской, а от тебя, словно от баптиста – раз в неделю и то по чайной ложке, - презрительно кривилась жена.
– Говори мне об этом почаще, тогда и вовсе ничего не дождешься. Мужчина хочет женщину по желанию, а не расписанию супружеской жизни, - объяснял Илья Николаевич, не переставая ходить по комнате.
– А ну тебя к черту с твоими желаниями, которых не дождешься, – отвечала жена и уходила на кухню пить чай с тортом, которые у неё не переводились, и от которых её распирало с каждым годом все шире и шире, и она постепенно утрачивала все привлекательные мужскому глазу изгибы и выпуклости женского тела.
– Интересно, смог бы я прожить с Галиной ладком, если бы она приспособилась к моему душевному настрою, не озлоблялась по пустякам и почаще хвалила меня, не упрекая за недостатки, свойственные любому человеку? – размышлял Илья Николаевич, продолжая свои челночные движения по комнате.
– Вполне возможно, – ведь привлекла же она мое внимание, там, в поезде, не просто из желания женского тела, а из симпатии к этой веселой и жизнерадостной девушке, которая оставалась такой всё время нашего знакомства, вплоть до замужества.
Потом родилась дочь и Галину будто подменили: стала раздражительной, злобилась беспричинно, перестала оказывать мне внимание, занималась больше дочерью, чем мужем. Это ошибка большинства женщин, вышедших замуж: они переключаются на детей, забывая, что дети появились как дополнение к мужу, а не взамен его. И в постели Галина стала не вызывать моего мужского желания, а добиваться от меня исполнения супружеского долга, о котором она только что напомнила.
 Конечно, с годами страсть ослабевает, но если есть взаимопонимание между супругами, то плотская страсть дополняется близостью мыслей и привычек, и тогда супружество может длиться счастливо долгие годы, до самой старости, когда желания уходят, но остается понимание и уважение друг к другу: я и сам иногда встречаю пожилые пары, по которым сразу видно, что они сохранили душевную близость, которая, на склоне лет, заменила им желания плоти. Жаль, что Галина не захотела этого понять ещё в начале нашего брака, а потом уже было поздно налаживать отношения.
У меня всегда, при немногих моих связях с женщинами, помимо интимного влечения необходимо было и психологическое влечение, иначе ничего не получалось. Есть мужики, которым, что женщина, что коза – лишь бы ублажить плоть, а мне непременно надо предварительно поговорить, пообщаться и лишь потом, вступать в отношения. Потому и с проститутками у меня ничего не получалось, в смысле удовольствия: не смог я прочувствовать женщин, которые отдаются за деньги и, выйдя от меня, также равнодушно отдаются следующему мужчине, что на мой взгляд отвратительно, но такая у них работа: продавать свое тело и получать за него плату.
Сейчас по телевизору постоянно талдычат, что в СССР не было секса. Врут подлецы: не было секса за деньги, то есть проституции, а был секс по прихоти, по настроению и по любви. По любви у меня было с Аней, но не сразу и много позднее, по прихоти с Галиной и Настей до моего приезда в Москву, а с остальными секс был по настроению, взаимному с обеих сторон. Большинство девушек, в те уже далекие времена, вступали в связь, чтобы сохранить знакомство с юношей и уступая  мужскому домогательству.
 Как говорил один из знакомых Ильи Николаевича, ещё по юности: что «дружба между юношей и девушкой конечно возможна, но дружба дружбой, а ножки врозь», полагая, что рано или поздно, но знакомство должно перейти в интимные отношения и Илья Николаевич был вполне согласен со своим приятелем.
Проституция тогда была незначительная в больших и портовых городах, с нею успешно боролись, сгоняя проституток в отдаленные уголки страны на поселение, поскольку идеология социализма и проституция несовместимы.
 Прожив в Москве почти полвека, Илья Николаевич ни разу не столкнулся с проститутками при Советской власти, но проституция мгновенно появилась в столице, как только власть захватили мерзавцы, готовые ради денег на любые унижения – по сути дела занимались той же проституцией, продавая честь, совесть и мораль - как проститутки продают свое тело.
 В СССР не было культа денег, работу всегда можно было найти сообразно наклонностям и образованию и лишь немногие, алчные до денег девицы, рисковали продавать свое тело ради денег, а все остальные вступали в интимные отношения ради брака по любви, либо по прихоти, что называлось ****ством и осуждалось советской моралью.
С разгромом советской власти появилась безработица и её неизменная спутница – проституция, когда средства к существованию добывать девушкам приходилось продажей своего тела, ибо другой работы и способов получения средств зачастую не оставалось.
Илья Николаевич, попытавшись воспользоваться услугами проституток, чтобы снять мужские желания, для которых жена уже состарилась, не получил никакого удовольствия от этого механического секса и уже лет десять не знал женщин и не стремился к ним, полагая, что его мужская жизнь закончилась вместе с советской властью.
 Конечно, если бы ему подвернулась женщина лет сорока, он не отказался бы от длительной связи с ней по взаимному влечению, но удовлетворять желания за деньги больше не пытался, с отвращением наблюдая по телевизору пропаганду удовлетворения похоти за деньги, как со стороны женщин, так и со стороны мужчин, когда молодые парни  сожительствуют с престарелыми матронами в качестве жигало.
– Анне сейчас около шестидесяти лет, – размышлял Илья Николаевич, продолжая шагать по комнате, - интересно, смог бы я снова вступить с ней в отношения, если бы она мне позвонила и предложила встретиться? Наверное, не смог бы! Тех чувств былых не вернуть, а пытаться повторить их с пожилой уже женщиной, бесполезно и даже, в некотором смысле, кощунственно.
 А вдруг она продолжает выглядеть так, какой была при расставании, сорокалетней? Некоторым женщинам такое удается. Нет, всё равно у меня бы ничего не получилось! Я в чувствах и мыслях стал другим, она тоже изменилась духовно, даже если внешне осталась похожей – и потому, былого влечения и взаимопонимания у нас быть не может. Но если бы тогда мы не расстались, вполне возможно, что она по-прежнему  привлекала бы меня как женщина, поскольку мы менялись бы вместе и постепенно, не замечая этих изменений друг в друге.
Что-то меня потянуло на рассуждения о женщинах, хотя, по возрасту пора думать о вечном, стать верующим, ходить в церковь, бить там поклоны Господу, как это делает Галина, после злобных перепалок со мною, непременно помолившись на иконы, что расставила в своей комнате, будто это поможет ей удержать и утихомирить свою ненависть ко мне.
Напротив, по моим наблюдениям, как Галина стала изображать себя верующей православной, она ещё больше озлобилась, и теперь вместе со своим богом не дает мне покоя, ни душевного, ни житейского.
 Бей поклоны в церкви и твори молитвы своему богу, но не доставай меня своими домыслами и неприязнью, - ведь бог этот велит прощать и не гневить господа и людей злобой и завистью. Так нет же: устроит мне скандал на ровном месте и без причины, а потом молится в своей комнате и кается, забыв, что каяться надо передо мною, а не перед неведомым божеством, - переключил Илья Николаевич свои мысли о женщинах в его жизни, на мысли о боге, в которого он никогда не верил, и даже не крестился по настоянию Галины, чем ещё больше испортил её отношение к себе, как нехристю.
Наблюдая по телевизору шествия и молебны попов, разодетых в парчу, шитую золотом и лобызания попов с правителями России, стоящими со свечами в руках в церквах по престольным праздникам и неумело отвешивающих поклоны и осеняющих себя крестами, Илья Николаевич всегда испытывал отвращение, которое испытывает всякий работающий человек к бездельнику и мошеннику, а именно такими ему и представлялись попы и правители, что обманом живут за счет народа, присваивая себе не только результаты труда людей, но и их мысли и помышления.
Если бы геенна огненная, как учат попы, действительно ожидала лицемерных священников и власть имущих, то Илья Николаевич непременно стал бы верующим человеком и тоже бил бы поклоны земные в церкви, чтобы вся нечисть, что захватила страну, разорила её и обездолила людей труда, сгинула прочь, унесенная божьей волей в неведомое, но неотвратимое наказание господне, как резкий осенний ветер уносит прочь желтые листья с деревьев, освобождая их для буйной зеленой поросли будущей весной.
Успокоившись в мыслях о вере, Илья Николаевич прекратил свои хождения по комнате и присел на свой диван, чтобы отдохнуть, как в дверь раздался звонок.
– Кого ещё черт несет? – недовольно подумал он, вставая с дивана и направляясь к входной двери. – Может Галина меня обманула, не поехала на дачу, а переждала некоторое время у одной из знакомых и сейчас вернулась, чтобы продолжить свои дрязги. Ведь последнее слово при разговоре по телефону осталось за мной, и она не успокоится, пока не сочтет, что выговорилась вся и победила меня в очередной раз, - предположил Илья Николаевич, открывая дверь, за которой, к его удивлению, оказался сосед Василий с неизменной шашечной доской и початой ещё с утра бутылкой водки.


XI
– Я слышал через стенку, как ты ходишь по комнате, Машка моя снова куда-то укатила, вот я и надумал: может, допьем водочку, что с утра начали, а под водочку и партийку в шашки сгоняем – я в проигрыше не люблю оставаться, – пояснил Василий, проходя без разрешения шаркающей походкой в комнату Ильи Николаевича.
 – Слышал также, как твоя Галина устроила тебе, как имениннику, семейную сцену и укатила назад на дачу: удивляюсь я нашим женам - старые уже, а все им неймется – пилят и пилят нас, пока в гроб не загонят – тогда будут рассказывать всем какие мы хорошие мужья были и как им нас не будет хватать. Я так думаю, что им некого будет бранить, потому и не будет хватать. Ума этим курицам не хватает понять, что останутся в одиночестве и не на что будет им жить материально: пока вдвоем живем, пенсий кое-как хватает, а останется баба одна, заплатит за квартиру и остатка пенсии хватит лишь на хлеб с чаем без сахара.
Что Машке моей, что Галке твоей надо бы держаться за нас обеими руками, но не могут укротить свою старушечью злобу, что не оправдали мы их надежд и не превратились в сказочных принцев, а остались работягами, которые нынче не в почете у власти, – не то, что в советские времена: и зарплата приличная и уважение от общества, что тоже дорогого стоит, – закончил Василий свои рассуждения ,усаживаясь поудобнее и по-хозяйски на диване Ильи Николаевича.
– Нет, в шашки я сегодня больше играть не буду – не по-людски это в день своих именин играть с соседом в шашки, будто отшельник всеми забытый, – возразил Илья Николаевич на предложение Василия.
– Но водочки  рюмочку-вторую выпью: на то и именины, чтобы выпивать. Однако, я думал, что ты, Василий, эту бутылку уже уговорил до дна самостоятельно, после ухода от меня.
– Было такое намерение, но пришла Машка, начала про церковную службу рассказывать и мне расхотелось, чтобы не огорчать верующую женщину своей мужской выпивкой в одиночку, - пояснил сосед Василий судьбу недопитой бутылки водки.
Илья Николаевич принес с кухни остатки утренней закуски, достал стопки, разлил водку и они выпили, посидели молча, потом выпили ещё, закусили, снова выпили, и водка закончилась, будто её и не было вовсе. Поколебавшись, Илья Николаевич, достал из шкафа непочатую бутылку водки, что держал на всякий случай для нежданного гостя или выпивал иногда пару стопок на ночь, если не мог долго заснуть, мучаясь стариковской бессонницей.
Василий, завидев новую бутылку, заметно оживился, сам налил водки и предложил выпить за именинника.
– Расскажи-ка, Николаич, что-нибудь веселое, а то сидим молча, будто на похоронах, – предложил Василий.
– Веселого ничего на ум не приходит, – увернулся Илья Николаевич от предложения соседа. – Веселое нам расскажет и покажет телевизор, где какой канал не включи, обязательно пляшут и поют, и веселятся, будто не жизнь у нас всех, а сплошной праздник.
 Правда, в новостях показывают сплошь аварии, пожары, убийства и воровство, потом покажут что-нибудь про полицейских и преступников, где нельзя понять кто полицейский, а кто преступник, потом снова попляшут и попоют скоморохи и шуты.
 Президент расскажет нам на ночь сказку о нашей прекрасной жизни сейчас и о мрачной, невыносимо тяжелой жизни при советской власти, и можно будет укладываться на покой до утра, чтобы утром снова продолжить нашу счастливую жизнь, - съязвил Илья Николаевич, закрывая бутылку пробкой и убирая её в шкаф, что означало конец выпивке и начало мужского разговора, что они вели иногда, споря до хрипоты о жизни минувшей и нынешней.
Василий проводил початую бутылку прощальным взглядом, зная наверняка, что перед уходом Илья Николаевич нальет ещё по стопочке, чтобы смочить горло после беседы и затеял разговор на первое, что ему взбрело в голову.
– Хохлы снова начали обстреливать Донбасс, люди гибнут, а наши туда муку и сахар возят, как будто мукой можно людей от снарядов защитить. Как думаешь, Николаич, война там снова будет или кончится, наконец?
 Моя Машка-то по девичьей фамилии будет Гурченко, значит тоже из хохлов родом: то-то я дивился её скопидомством и жадностью к чужому добру, а теперь-то и выясняется, что хохлы русских из Донбасса выживают, чтобы земля осталась, а русских там не стало.
 Ведь земли эти, как вещает телевизор, Ленин отдал хохлам в 1922 году, когда организовывал Советский Союз и оказывается, хохлы выставили условие, чтобы Донбасс и вся Малороссия перешли к Украине – тогда они будут согласны войти в СССР. Вот Ленин и повелся и заложил мину под СССР, как говорит наш президент.
А ты, Василий, больше его слушай – он скоро Ленина и вовсе дураком выставит наш подполковник-президент, который всё знает, всё ведает, только на горшок не просится, как говорят у нас на Смоленщине о неразумных детях, которые едва выучившись говорить считают себя самыми умными.
У этого президента хохлы под боком готовились гнобить русских: закрывали школы на русском языке обучения, выдумывали всякие сказки о русской оккупации Украины в далекие времена и что русские грабили Украину при Советской власти и голодомор устроили в 1932 году, а Президент-подполковник все годы своего правления даже и ухом не повел на эти хохляцкие вымыслы. И свита его не предупредила об опасности ухода Украины под американское влияние. Надо было Вовчику не на конях скакать и в самолетах летать, а заниматься делами государственными, к чему он вовсе не обучен, поскольку военные ничего не понимают в обычной жизни, недаром есть поговорка: «Как надел я портупею, всё тупею и тупею».
Вот теперь все похваливают президента, что он Крым присоединил снова к России, а ведь это глупость была несусветная – хуже предательства Ельцина, который разрушил СССР и чьим преемником является нынешний правитель. Понимать надо было, что американцы и прочая европейская сволочь никогда присоединения Крыма к России не простят и не признают: я тебе это утром говорил уже и сейчас повторить не поленюсь!
 Янки отхватили кусок земли от Сербии и там албанцы провозгласили свою республику, но америкосы не разрешили им присоединиться к Албании – надо было и нашим правителям поступить так же: Крым защитить, признать его независимость, оказать помощь и пусть бы они каждый год просились сюда в Россию – глядишь, лет через пять-десять  крымчане обменяли бы хохляцкие паспорта на российские и удалось бы их по-тихому присоединить к России.
 Но для этого нужны были мозги, которых у министров-капиталистов нет, и никогда не было, а может быть и нарочно всё сделали так, чтобы навредить русским в России, устроить войну на Донбассе и под этот шумок продолжать грабить нас, отбирая последнее у простых людей в пользу олигархов-инородцев: всяких Фридманов, Алекперовых, Усмановых и прочих Вексельбергов.
Я где-то слышал, что за те деньги и скидки на газ, что Россия оказывала Украине 25 лет можно было выкупить весь Крым у хохлов по цене подмосковной земли и тогда не понадобилось бы присоединять Крым.
На войне в Донбассе и на Крыму многие погрели руки; недаром говорится, что кому война – а кому мать родна: цены на еду выросли за год войны наполовину, а зарплаты и пенсии остались те же, что и были, но нам талдычит телевизор, что это плата за спасение русских в Крыму, но олигархи почему-то становятся всё богаче, а мы всё беднее и беднее, – закончил Илья Николаевич свою речь и предложил Василию выпить чаю для дальнейшей беседы. Василий посмотрел на шкаф, куда Илья Николаевич убрал початую бутылку водки, но не получив знака от хозяина, согласился и на чай.
Илья Николаевич пошел на кухню, поставил чайник на плиту, возвратился и они продолжили разговор.
– Скажи-ка, Николаич, почему эти американцы так на нас взъелись за этот Крым? – спросил Василий, – мы же с ними вроде дружны были и я помню, как наш президент целовал собаку ихнего президента в живот.
– Понимаешь, Василий, – ответил Илья Николаевич, немного подумав, – америкосы очень подлый народ: они потомки преступников, которых согнали в Америку англичане и французы и потому у них поведение, как у преступников: они не терпят возражений и мстят всякому, который может оказать им сопротивление.
 Янки долго, почти пятьдесят лет, боялись СССР и теперь мстят русским за свою боязнь в прошлом, и друзей у них нет, а лишь выгода. Было выгодно - они давали своих собак целовать в живот, а потом решили, что Вовчик должен уступить место другому, а тот не захотел, и сразу же стал неугодным. Но это их склоки наверху, а страдает Россия и мы, простые люди.
Я как-то по телеку услышал, что Россия после ельцинского переворота и предательства Горбачева ещё не достигла советского уровня развития экономики, хотя и прошло с того времени четверть века, из них пятнадцать лет при нынешнем правителе – вот результат их реформ – как они называют разрушение промышленности и уничтожение советского наследия и советского уклада жизни.
Чтобы защитить грабителей страны от народного восстания, нужны армия, полиция и оружие – всё это нынешний президент сохранил, укрепляя свою власть и защищая олигархов, но американцы хотят полностью разрушить Россию, чтобы и следа её не осталось на земле, а это Вовчика совсем не устраивает, поскольку ему не кем будет править и он уподобится Горбачеву, что подбирает объедки с барского стола правителей Европы и Америки за свое предательство.
Если бы Меченый, как прозвали Горбачева в народе, не предал СССР четверть века назад, то СССР остался бы великой державой, обогнал Америку по развитию, американцы ездили бы к нам на поклон, а сам Горбач оставался бы правителем до сих пор. Но у Меченого ума на это не хватило, а Вовчик понял, что его дела будут плохи, если страна окончательно развалится: вот он и служил и нашим и вашим, пока не примелькался и не надоел Америке. Уходить не захотел – вот и стал неугодным америкосам – потому и мечется, как вошь на гребешке.
У меня другой пример есть – это Лукашенко в Белоруссии. Он тоже президент, но думает о своей стране и о народе в целом, а не только о  богатых, как у нас. Моя жена Галина родом из Белоруссии, и частенько туда ездила к сестре, пока билеты на поезд не стали совсем  дорогими для пенсионеров. Последний раз она была там года четыре назад.
Лукашенко тоже неугоден америкосам уже много лет, но его это нисколько не волнует. Он сохранил промышленность, которую местные предатели не успели разворовать, сохранил советские порядки на производстве, и люди там живут трудно, но без надрыва, как у нас, и спокойно: на улицах нет чурок приезжих, милиция ходит без наручников и автоматов, на окнах домов нет решеток, подъезды не запираются, дети спокойно играют во дворах. Я недавно слышал по телеку, что промышленность Белоруссии в три раза превысила советский уровень за двадцать лет правления Лукашенко, а ведь начинал он тоже с пустых прилавков, остановленных заводов и обнищавших людей: до этого состояния Беларусь довели местные демократы.
Лукашенко тоже с закидонами в личной жизни и во власти, но эти загибы безвредны для народа и лишь вызывают улыбку у людей: кто из нас без слабостей?
Пусть бы у нас Горбачев, Ельцин и прочие правители купались в золоте, если им этого хотелось, но думали, прежде всего, о народе, а не о своих привилегиях – как бы прекрасно мы все сейчас жили! Но наши правители ненавидят свой народ, который и своим-то не считают, потому и довели страну до полной разрухи, в отличие от Лукашенко, и теперь укрепляют армию и ментов для защиты своей власти и воров-богатеев, но, как говорил Наполеон: штыками можно захватить власть, но усидеть на штыках невозможно.
Ну их к чертям собачьим с их делами и заботами: и америкосов и наших выродков, что называют себя элитой общества, но ничего не умеют кроме воровства и обмана. Давай, лучше, про жизнь нашу пенсионную поговорим, - закончил Илья Николаевич и пошел снова на кухню за готовым чаем, поскольку чайник уже вскипел и пронзительным свистом требовал хозяина для дальнейшего чаепития.
Илья Николаевич налил в чашки кипятку, бросил туда по пакетику чая и принес чашки в комнату, где Василий нетерпеливо поджидал его для продолжения разговора ради разговора, поскольку он давно не выходил из квартиры на улицу и общался только с женой и изредка с соседом – Ильей Николаевичем, у которого и находился в данный момент.
– Не хочешь говорить о политике, давай поговорим о наших пенсиях и нашем стариковском житье - бытье на эти пенсии, – начал Василий, не прикасаясь к чаю, и ожидая, чтобы он немного остыл.
- Мы с Машкой пенсионеры, ты со своей женой тоже пенсионеры, старушка одинокая на нашей площадке живет – тоже пенсионерка и лишь в четвертой квартире живет молодая пара с ребенком и работает там только мужик Генка. Получается, что на нашей площадке на четыре квартиры только один работающий, а все остальные иждивенцы на шее у государства – как говорят наши министры-капиталисты, и мы можем вконец разорить государство.
 Я хоть по магазинам и не хожу, но со слов жены знаю цены, прикидываю так и сяк, и по любому получается, что моя нынешняя пенсия в два раза ниже той, советской, что я получал бы, сохранись наша советская власть. Это, конечно, с учетом оплаты жилья и лекарств, которые при советской власти ничего не стоили: жилье содержалось за счет государства, лекарства тоже продавались без прибыли.
Послушай, Николаич, как же это получается, что народа в нашей России стало меньше, производство почти такое же, как и было, а наши пенсии и зарплаты стали вдвое меньше? Куда же подевались остальные доходы? Ответь мне, если почти все стали жить хуже?
– Ты сам и ответил, Василий, сказав, что почти все стали жить хуже. В этом «почти» и заключаются наши беды: один из десяти в нашей стране стал жить лучше, а среди этих единиц каждый десятый живёт очень хорошо. Поделить можно только то, что произведено и если у одних миллионы и  миллиарды рублей и даже долларов, то у других в кармане - вошь на аркане, – так говорил мой покойный отец, – ответил Илья Николаевич, прихлебывая чай с конфеткой вприкуску, как он любил.
– Ловкачи-предприниматели присвоили себе фабрики и заводы, недоплачивают рабочим и делятся доходами с властью, которая их покрывает, оберегает и защищает, постоянно вопя по телевизору, что возврата к советскому прошлому они не допустят и не позволят отнимать и делить нажитое непосильным трудом, в чём постоянно обвиняют большевиков при захвате власти в 1917 году, хотя сами именно этим и занимаются уже четверть века.
Снова ты, Василий, завел разговор о грустном. Давай что-нибудь повеселее. Сегодня праздник у десантников: я видел их в парке утром, когда ходил в магазин. Они почти все в форме и трезвые ещё были. Сейчас, наверное, многие напились и купаются в фонтанах: я это видел в прошлые годы. Понимаешь, оказывается покровитель десантников – это Илья-пророк и праздник десантуры совпадает с моими именинами – так что и я вроде бы причастен к десантникам, хотя и не служил в армии по повреждению ноги, - объяснил Илья Николаевич и доходы ловкачей-богачей и крики пьяных десантников, что иногда доносились с улицы.
Я служил в пограничниках, – объяснил Василий, и мы, пограничники, всегда считали себя не ниже десантников, но наш праздник в мае. Когда-то и я ходил на встречи пограничников в парк Горького и тоже напивался по самые ноздри, но потом как-то отстал: приятели по службе разъехались кто куда, а просто выпивать с посторонними погранцами показалось неинтересным.
 Сейчас и вовсе смотрю на эти забавы со стороны - по телевизору, вспоминаю годы службы на заставе на Дальнем Востоке и удивляюсь, как много впечатлений осталось от военной службы за два года и как мало чего осталось в памяти за долгие годы работы у станка. Видимо и десантура пьёт и братается сегодня, чтобы вспомнить годы службы, когда все были молоды, здоровы, свободны от забот, работы, семьи и не было ничего, кроме службы, воинского братства и дружбанов.
– Теперь по телеку частенько говорят, что в Советской армии над солдатами издевались, была дедовщина и вообще всё было плохо в те времена, – поддел Илья Николаевич соседа Василия.
- Может, где и были случаи, как говорится в семье не без урода, но среди погранцов таких уродов не наблюдалось. Конечно, дембеля молодых солдат - призывников заставляли выполнять простые поручения, но без насилия и унижения – это журналюги перепутали Советскую армию с лагерем уголовников, да и как можно товарища по казарме гнобить и унижать, если завтра с ним идти в наряд на границу, где всякое может случиться?
 Ну, и конечно, при дембеле мы меняли свою старую форму на новую у призывников: но так все делали, чтобы домой вернуться в форме с иголочки, а не в потрепанном обмундировании. И здесь тоже обходилось без драки, поскольку молодые знали, что когда подойдет их срок дембеля и они тоже обменят старую форму на новую, – закончил Василий воспоминания об армейской службе,  выпил холодного чаю и продолжил:
– По моему, сейчас телек врёт про советские времена и про нашу тогдашнюю жизнь, чтобы нынешнее наше существование работяг и воров вместе, показалось бы привлекательным. Как думаешь, Николаич?
– Тут и думать нечего, – поддержал Илья Николаевич своего соседа, – у нынешней власти за душой нет ничего, кроме неправедно присвоенных денег и имущества, что досталось им после разгрома Советской власти, – вот они и хают всё советское и поливают грязью наше поколение, что жило в те времена. Измазав грязью прошлое, нынешние воры-правители надеются обелить себя, но, как говорится «черного кобеля, не отмоешь добела».
 Я как-то пытался объяснить своему зятю - который разбогател в нынешние времена ещё в самом их начале, а потом разбился на машине в подстроенной аварии, оставив мою дочь Ксению вдовой, как мы хорошо жили: не гнались за богатством любой ценой; не шкурничали; никто не смел унизить рабочего человека, и жизнь наша постепенно улучшалась, но зять мой всегда возражал, что это мне так кажется, потому, что я был молод и здоров, а на самом деле всё было плохо.
 Он меня и младше-то был всего на 15 лет, а подишь-ты, как крепко в него вбили грязь про советскую власть и поманили гнаться за богатством – теперь лежит уже двадцать лет на кладбище и не нужно ему никакое богатство. Как говорится: у гроба карманов нет  и с собой на тот свет ничего не унесешь.
     Илья Николаевич перевел дух и продолжил:– Нынешняя молодежь и вовсе считает, что мы все при советской власти или сидели в лагерях или работали за бесплатно и за всеми наблюдало КГБ, ничего было нельзя: ни читать книг зарубежных авторов; ни слушать их музыку, особенно джаз; ни общаться здесь в Москве с иностранцами, а когда пытаешься объяснить, что все было с точностью до наоборот, никто тебе не верит.
Я когда езжу на дачу, иногда затеваю разговор с молодыми людьми в электричке и говорю, что работая на заводе у станка, получал зарплату, по нынешним временам в сто тысяч -наверное, учился бесплатно в институте заочно и мне давали на работе отпуск на учебу ежегодно по 40 дней – так мне никто не верит, особенно, когда поясняю, что зарабатывал я по двести пятьдесят рублей в месяц, а платил за общежитие два рубля, обед в столовой из трех блюд стоил 50-70 копеек, проезд в метро стоил 5 копеек, получал путевки в профилакторий в Крым бесплатно, а когда обзавелся семьей, то получил бесплатно квартиру, прожив в Москве всего пять лет. Ребята слушают это и по глазам вижу, что считают меня ненормальным:  настолько крепко им вбили в головы всякие небылицы про Советскую власть.
– Положим, что и при Советской власти было много преступлений и нарушений прав человека, - возразил Василий, – сколько людей большевики загубили в лагерях или просто уничтожили: многие миллионы, особенно при Сталине-душегубе.
– Видишь, Василий, ты хоть и пожилой человек, а тоже повёлся на рассказы нынешней власти и её подпевал про Сталина-преступника и миллионы репрессированных,  замученных, и расстрелянных невинных людей. Мой отец, от станка пошел воевать в 1941-ом году, и он говорил мне, что никогда не слышал и не видел до войны невинно арестованных рабочих, и что перед войной люди в нашей стране жили так хорошо, как никогда прежде. Были и у них на заводе случаи, когда рабочих по доносам арестовывали, но, разобравшись, большинство из них выпустили, а двоих или троих всё-таки посадили, поскольку они были из бывших сословий: не то дворяне, не то из попов – поди разбери, в то время, кто из них враг, а кто нет.
Помнится мне, что недели две назад опять по телевизору устроили шабаш по всем программам насчет безвинно убиенной большевиками царской семьи и приплели сюда Сталина.
На мой взгляд, царскую семью большевики расстреляли ввиду чрезвычайной ситуации на фронте, когда царь мог попасть в руки белых и стать знаменем всех сил, что боролись с большевиками за свою власть и свои утраченные привилегии: капиталы, поместья и прочее.
 Царь Николай ввязался в войну с немцами, не имея никаких интересов России в этой войне, а исключительно, под нажимом Англии и Франции, которые давали России деньги в долг и требовали отработать этот долг на войне, загубив миллионы русских на полях сражений за интересы иностранцев.
 Потом царь отрекся от престола под нажимом таких же проходимцев, что и нынешняя наша власть, которые организовали временное правительство, развалили страну, а когда большевики взяли власть в свои руки и начали отбирать имущество у капиталистов и мошенников, то вся сволочь, что кормилась за счет народа, восстала и организовала кровавую бойню русскому народу, развязав гражданскую войну.
 Если бы большевики не пристрелили царя с семьей, эта бойня получилась бы более кровавой и, возможно, помещикам и капиталистам удалось бы победить: вот они-то уж помучили бы и постреляли народу видимо-невидимо, как это делали в прошлые века при восстаниях крестьян под водительством Разина, Пугачева и других.
Черт с ним, с этим царем Николаем, которого нынешние попы объявили великомучеником, главное, что прохиндеи к годовщине его расстрела снова принялись проклинать Сталина, который уж к этому-то делу и вовсе был непричастен.
Почему, Василий, нынешняя мразь и её пропаганда постоянно клянут Сталина, не трогая остальных большевистских правителей страны?
Ленина слегка поругивают, Хрущева хвалят немного, Брежнева держат за деревенского дурачка, Горбачев и вовсе хороший, а вот Сталина ругают постоянно, представляя его исчадием ада и чуть-ли не вампиром, питающимся человеческой кровью?
Да потому, что Сталин их смертельный враг был и остался, и если бы Сталину удалось довести дело социализма в стране до конца, то никакие предатели, типа Ельцина-Горбачева, и никакие зарубежные капиталисты во главе с Америкой, не смогли устроить нам здесь переворот и лишить людей хорошей и спокойной жизни.
Как говорится: враг твоего врага – твой друг и нынешняя власть, которая враг всему остальному народу, за исключением воров-проходимцев, потому и ненавидит Сталина, что его делами страна поднялась из руин гражданской войны, и показала всему миру, как можно устроить хорошую жизнь всем простым людям.
Нынешние демократы визжат о репрессиях сталинских, и будто бы он лично уничтожил чуть ли не половину населения страны, но за тридцать лет его правления население страны возросло на треть от царских времен и, это без учета потерь от двух империалистических войн и одной гражданской войны.
За четверть века нынешней власти дерьмократов, население России сократилось на миллионы и во всех республиках бывшего СССР население тоже сократилось: получается, что при Сталине люди плодились, а при нынешних правителях не хотят- вот и вся арифметика.
За семьдесят лет советской власти объем производства в стране вырос в семьдесят раз по сравнению с царями, потом, при демократах, упал в два раза, и за четверть века правители так и не смогли достигнуть Советского уровня развития. Давеча слушал, как медвежонок, изображающий премьер-министра, говорил, что в нынешнем году сохранился отрицательный рост промышленности. Это надо же додуматься: разруху называть отрицательным ростом, чтобы извернуться и скрыть свою непригодность занимаемому посту.
 Вовчик тоже обещал к десятому году удвоить объем производства, но теперь все забыли это обещание, а зря: поделить можно только то, что произведено, и пусть сейчас негодяи присваивают себе львиную долю доходов, но что-то оставалось и людям, а при сокращении производства делить-то уже и нечего – всё поделено и растащено группой мошенников-проходимцев, что захватили страну обманом и насилуют народ, угрожая наказанием в случае сопротивления.
– Положим, что и при Советской власти доходы от заводов, фабрик и продажи нефти уходили неизвестно куда и меня это вовсе не интересовало, – возразил Василий на длительную речь Ильи Николаевича.
– Зря ты так думаешь, – осадил соседа Илья Николаевич, – учеба и медицина, лекарство и квартиры, детские сады и профсоюзные путевки в отпуск, коммуналка и электричество, городской транспорт, самолеты и поезда - всё оплачивалось из этих доходов только мы к этому привыкли и не замечали, будто так и должно быть, но в других странах такого не было.
Жаль, что советские вожди: по глупости или из осторожности не пускали людей за границу. Надо было, напротив, посылать людей туда пожить, чтобы каждый мог узнать, как люди живут на самом деле там, в Европах-Америках, а не слушать подлый шепоток всяких проходимцев, ненавидевших советскую власть за то, что она не позволяла одним наживаться за счет других.
Я, например, сейчас подрабатываю вахтером на автостоянке. Хозяин этой стоянки, ещё лет двадцать назад взял в аренду участок земли на 49 лет- взял почти бесплатно за взятку кому-то в районной управе. Он огородил этот участок, положил асфальт, поставил на воротах дежурных, вроде меня, и стал за деньги пускать туда ставить автомобили на ночь.
 Этих авто развелось быстро: люди лезут в долги, чтобы купить авто неизвестно зачем, но это другая история. Теперь мой хозяин ставит туда на ночь  авто по двести рублей с носа: половину денег он раздает покровителям – в управу, милицию и ещё кому-то, а половину кладет себе в карман и это будет побольше нашей с тобой, Василий, пенсий вместе взятых.
 Он, за день, имеет больше, чем мы за месяц получаем от государства за свой труд по сорок лет на заводе. Конечно, таким, как мой хозяин, нынешняя власть мила и пригожа: ничего не делай, получай денежки и живи себе припеваючи. Таким же образом живут и нынешние хозяева заводов, газет, пароходов, как писал поэт Маяковский: «Кому бублик, кому дырка от бублика – это и есть демократическая республика».
Знали бы мы, по-настоящему, что такое капитализм и как люди живут за границей - черта лысого отдали бы  проходимцам нашу Советскую власть. Это мы с тобой, Василий, профукали свою хорошую жизнь: поганцы нас, глупых, сказками о жизни америкосов и европейцев убаюкали и мы, словно бараны, потянулись за этими козлами, а когда опомнились было уже поздно:  всё советское достояние поделено между немногими ловкачами и на охрану их имущества поставлены армия и милиция, которую несколько лет назад переименовали в полицию.
И заметь,  Василий, никто по телеку не говорит, что у нас теперь капитализм вернулся в страну Россиянию, как говорил Ельцин – ЕБоН,  нет, говорят, что мы перешли на рыночные отношения, подразумевая, что всё продается и покупается, и всё является частной собственностью, священной и неприкосновенной – не то, что при СССР, когда «всё вокруг народное и всё вокруг мое» - как пелось в одной из песен советских времен.
– Как там за границей живут люди, я не знаю и знать не хочу, но своей Машке, когда она пилить меня начинает, всегда говорю: «Дура, вот умру я, как тогда жить одна будешь на свою пенсию? На две-то мы вытягиваем понемногу, а на одну пенсию одинокой старухе в Москве не прожить: за квартиру заплатишь, и останется только на хлеб с водой. Говорят, что можно доплату какую-то получить, но за ней ещё побегать надо и доказать, что нуждаешься в материальной помощи, потому что живешь одна и детей нет.
 Машка моя тогда хвост поджимает и некоторое время меня не трогает, но потом снова за свое: то не так, это не эдак, и жизнь свою она со мною зря прожила, и света божьего не видела и прочую чушь городит.
 Не дал ей бог женского терпения и заботы о муже, коль детей не получилось заиметь. Она у меня «сэконд хенд» – вторые руки, как сейчас говорят о поношенных вещах. Выскочила замуж за первого попавшегося ей на девичьем пути, потом через год разошлась с ним, а уже позже я её присмотрел и взял в жены и все поначалу шло неплохо: я хорошо зарабатывал, квартиру эту мне от завода дали – живи и радуйся, правда с детками почему-то не получалось, но потом Машка мне призналась, что от первого мужа она аборт сделала, чтобы из-за ребенка с ним всю жизнь не мучиться и, видимо, по этой причине детей больше иметь не смогла.
Я зла на неё держать не стал: нет детей – ну и ладно. Ещё неизвестно, что хуже – иметь детей или не иметь. Вон в соседнем подъезде, ты, вероятно, слышал, в прошлом году сын убил отца и мать за деньги, чтобы купить наркотиков.
 Потом укололся,  выбросился из окна пятого этажа, и досталась их квартира каким-то родственникам дальним. Машка тогда притихла, но потом отошла и снова шипеть начала на меня, словно змея подколодная. Кто-то, по телеку, сказал, что выбрать жену – это всё равно, что вытащить наугад ужа из мешка с гадюками, так я с этим полностью согласен. Вот и ты, Николаич, живешь со своей Галкой вместе, но врозь, словно чужие люди, хотя и дочка у вас общая есть.
Да, жизнь с бабой прожить – это не поле перейти, как гласит народная мудрость. Не вытащили мы с тобой, Николаич, по ужику из мешка с гадюками - не повезло нам. А вот под нами живут семьей Егор с Аней, сын их Жора с женою и двумя детьми взрослыми: дочкой и сыном, который, по слухам, осенью тоже жениться собрался: так они ладком живут и всегда приветливы между собой и к соседям – это мне известно с Машкиных слов.
 Представь, как они там ютятся в трехкомнатной квартире вшестером и ещё девка будет – точно перессорятся все. При Советской-то власти им бы квартиры уже всем дали, а нынче квартиру-то покупать надо и где деньги взять, если деды пенсионеры, дети учатся, а внуки ещё сами  на шее сидят у родителей? Нет, по-моему, сейчас без детей лучше, потому что забот меньше и помочь им нет никакой возможности. Ты, Николаич, свою дочь отселить сумел, а этим соседям, Званцевы их фамилия, и расселиться ничуть не светит при нынешней власти упырей-казнокрадов, - закончил Василий свои рассуждения и тотчас раздался звонок в дверь.
– Не иначе, как Машка вернулась из церкви, и теперь ищет меня здесь, поскольку больше мне деваться некуда, как у тебя, Николаич, – сообразил Василий и не ошибся: поскольку за дверью послышались крики пожилой истерической женщины: – Открывайте, пропойцы, а то дверь сломаю.
 Ишь, надумали водку пить по случаю именин. Как вам, Илья Николаевич, не стыдно больного человека спаивать – у Василия и так ноги не ходят, а после водки он и вовсе лежит как парализованный! А ещё культурный человек, инженер бывший и рабочего человека спаивать надумал! Жаль пожаловаться на вас некому – нет домкома при ЖЭКе, как в советские времена, – распаляла сама себя жена соседа Василия, который шаркающей походкой медленно пошел к двери, чтобы взять на себя неприязнь возмущенной жены, понапрасну  возлагающей вину за выпивку на Илью Николаевича, инстинктивно угадав причину отсутствия мужа Василия в своей квартире.
Открыв дверь, Василий не позволил жене ворваться в квартиру Ильи Николаевича и устроить скандал, сказав, что он сам пошел без приглашения, собираясь не только поздравить соседа, но и сыграть с ним партию в шашки, показав, для убедительности, игральную доску.
– Всё равно Илья виноват, что купил тебе бутылку водки – больше некому, – не успокаивалась жена, не желая признавать правоту мужа ни при каких условиях и доводах, что свойственно большинству замужних женщин в любом возрасте и в любом настроении.
Соседская пара ушла к себе, перебраниваясь на ходу, и Илья Николаевич вновь остался один.
День медленно, но неуклонно шел к вечеру. Солнце клонилось к западу, освещая летним ещё светом большой и шумный город, где люди занимались решением бытовых забот выходного дня, а бывшие десантники отмечали свой воинский праздник, появляясь группами на улицах и исчезая в арках и дворах, где устраивали пьяные братания с раздеванием до пояса и выкриками: ВДВ, ВДВ – десантура вперед.

XII
– Может и мне пойти прогуляться на Москва-реку по хорошей погоде? – решал Илья Николаевич, рассматривая улицу из окна своей комнаты и наблюдая за десантниками, которые устроились группой на детской площадке и затеяли борьбу между собой, шутливо определяя самых сильных. Этих десантников он увидел из кухни, куда зашел попить воды и убрать остатки закуски, которой угощал соседа Василия, уведенного женой для домашнего нравоучения по поводу выпивки, якобы затеянной Ильей Николаевичем, что было несправедливо и потому обидно.
 Илья Николаевич с детства не терпел несправедливости и, поэтому, особенно болезненно воспринимал нынешнее время, когда несправедливость распространилась по всей стране, провозглашая ложь и лицемерие основой современных общественных отношений, где деньги поставлены на постамент и являются мерилом добра и зла, любви и ненависти, боли и удовольствия, ума и глупости: словом, всех сторон человеческой жизни.
Повинуясь внезапному желанию прогуляться, Илья Николаевич торопливо переоделся и вышел во двор, намереваясь пройти пешком до Москва-реки, что находилась в полукилометре от его дома, делая крутой поворот и втекая в город Москву, чтобы пересечь его насквозь и покинуть этот огромный город, впитывая в свои воды все отходы миллионов человеческих существ, живущих на берегах этой реки в этом месте.
 Река эта, видимо, протекала здесь с незапамятных времен и люди здесь проживали тысячелетиями, но лишь за последние сто лет люди сплотились здесь многомиллионной массой,  загромоздили реку и до неузнаваемости изменили её берега своими постройками.
Илья Николаевич прошел дворами, где резвились дети под присмотром взрослых, а в отдалении виднелись группы бывших десантников, выпивающих или уже упившихся в стельку и глядевших бессмысленными глазами на окружающих, словно удивляясь увиденному и не понимая кто они есть и как и почему оказались здесь.
Илья Николаевич вспомнил, как много лет назад он выводил свою пятилетнюю дочь во двор, проводил к песочнице и оставлял её одну, нисколько не беспокоясь о несмышленом ребенке, поскольку никаких преступлений в отношении детей в те времена не совершалось, да и старушки, что сидели на скамейках возле своих подъездов, присматривали за детьми, не позволяя им уходить в другие дворы. 
Все здешние обитатели знали тогда друг друга в лицо, поскольку так или иначе их жизнь была связана с заводом, который несколько лет назад прекратил свое существование, как и многие бывшие работники завода, закончившие свой жизненный путь и переселившиеся на постоянное место обитания на кладбищах, которые нынешние власти, если продлится их время властвования, непременно уничтожат лет через пятьдесят и построят на костях торгово-развлекательные заведения или концлагеря - если население вдруг опомнится и начнет бунтовать: что-что, а усмирять непокорных торговая власть научилась быстро, беспощадно и без сентиментальности.
Выйдя на оживленную улицу, Илья Николаевич пересек её в установленном месте, миновал трамвайные пути, прошел вниз, минуя небоскребы, что появились здесь несколько лет назад на месте таких же пятиэтажек, что и его дом, и вскоре оказался почти на берегу реки, спуск к которой ему предстояло найти среди множества построек появившихся здесь.
Он не наведывался сюда уже несколько лет и потому с удивлением рассматривал незнакомые ему постройки, здания и бетонные заборы, не позволяющие спуститься к самой воде. Наконец, он увидел проход между постройками, куда входили и выходили люди, и, последовав за ними, оказался на самом берегу возле причала, куда подходили речные трамвайчики перевозившие гуляющую публику на противоположный берег, свободный ещё от построек и названный зоной отдыха.
Илья Николаевич свернул в сторону от прохожих, прошел сотню метров по берегу и присел на бетонный блок, неведомо как оказавшийся на берегу и оглянулся: река несла свои воды в самое чрево большого города, высотные здания которого виднелись вдоль берегов здесь и далее, где река скрывалась за поворотом в хаосе зданий, которые вставали сплошной стеной, так, что казалось, будто река уходит под землю, придавленная тяжестью людских строений.
Солнце клонилось к западу, но до заката оставалась щель, размером с целый час времени, между солнечным диском и зубчатым горизонтом из зданий.
Он вспомнил, как много лет назад, ещё холостым, приходил сюда с друзьями, переплывал на трамвайчике на тот берег и проводил день на песчаном пляже в безделии и летней неге, купаясь в прозрачной воде и поглядывая на девушек, что стайками располагались поблизости, вызывая интерес юношей своей обнаженностью.
 Именно тогда Илья и сделал открытие, что девушка в одежде и в купальнике может разительно отличаться по привлекательности: и лишь изредка эти впечатления могут совпадать. Иная девица, весьма привлекательна при подходе к пляжу, но стоит ей раздеться, как все очарование исчезает, и напротив невзрачная в одежде девица, раздеваясь, вдруг приобретает необычную привлекательность ранее скрытыми изгибами девичьего тела.
Годы спустя, Илья Николаевич приходил сюда с женою Галиной и дочерью детсадовского возраста. Они располагались по-семейному: расстилали покрывало, раскладывали прихваченную из дома еду, кормили дочку, потом перекусывали сами, запивая снедь сухим красным вином и поглядывая за дочкой, что бултыхалась у самого берега, радостно повизгивая от волн, накатывающихся на берег после проходящей баржи или парохода.
– Были же у нас с Галиной хорошие минуты в дни молодости, – куда это всё подевалось? – размышлял Илья Николаевич, вглядываясь в противоположный берег, где и сегодня виднелись обнаженные людские фигуры, нежившиеся в лучах закатного солнца в этот теплый августовский день, когда ничего ещё не предвещает, близкой уже, осенней непогоды с сумрачным небом и холодными дождями.
– Так и у меня с Галиной в те далекие годы ничто не сулило нынешней стариковской неприязни, и взаимного отчуждения. Действительно, погоду в доме устраивает женщина, и моя Галина устроила мне осеннее ненастье на склоне лет, да и сорокалетняя дочь Ксения не согревает меня душевным теплом и заботой, переняв от матери сварливость характера, проявившуюся, в этих чуждых мне женщинах, с годами. А сохрани они доброжелательность в наших отношениях, и мы могли бы жить дружно даже в это подлое время торжества денег и поиска выгоды, невзирая на родственные связи.
 Ксеньке я купил комнату, взамен утраченной квартиры, купил, продав родительское жилье, но все равно она считает меня никчемным отцом, не сумевшим обеспечить дочь материально. О жене Галине и говорить нечего: живет всё лето на даче, где сама природа успокаивает характер, но вместо того, чтобы своей женской душевной лаской скрашивать наше жизненное увядание, копается в наших прошлых отношениях, выискивая и придумывая мне проступки, и устраивая свары.
 Нет, не могут женщины довольствоваться тем, что есть: всегда им хочется несбыточного и недоступного, а винят они в этой несбыточности и недоступности желаний и поступков всегда мужчину, который рядом, но, по их мнению, не хочет или не может исполнить женские желания: как меркантильные, так и интимные.
Интересно, кто же появился первым на этом свете: мужчина или женщина? По библии Бог сотворил Еву из ребра Адама, чтобы она была ближе к Адаму, являясь его частицей. До этого Бог, якобы, пробовал создать Адаму подругу жизни из глины, но та женщина, по имени Лилит, оказалась совсем чужой Адаму и Господь её уничтожил. Ева тоже оказалась не подарком для Адама и быстренько совратила мужчину с пути истинного, за что Господь изгнал эту парочку из рая, заставив мужчину трудиться изо всех сил, чтобы прокормить Еву и детей: Авеля и Каина, а потом пошла грызня между потомками Адама и Евы, и кто оказался хуже, сам черт не разберет.
Мое потомство закончилось на Ксении, которая оказалась бездетной, лишившись мужа и будущего ребенка в подлые времена бандитского передела собственности в лихие девяностые годы, которые сама нынешняя власть и устроила, являясь прямой наследницей ЕБоНа-Ельцина и окружающих его предателей и проходимцев. А не случись тогда перемены власти - глядишь и у меня могло бы всё сложиться по иному: может, ушел бы к Анне и родили бы ребенка – по возрасту вполне могли это сделать, да и Анна как-то обмолвилась перед расставанием, что был нами зачат ребенок, но наступали смутные времена и она, ничего не сказав мне, сделала аборт. Я тогда ей не поверил, посчитав, что она это выдумала, чтобы наше расставание было ещё горше, но теперь это кажется мне по-другому и вполне похожим на правду.
Галька тоже, лет десять назад, сообщила мне, что была беременна во время моей связи с Анной и сделала аборт, не желая иметь от меня второго ребенка. Вот и разберись попробуй, что в словах этих женщин правда, а что ложь.
Да и не в детях счастье, – продолжал рассуждать Илья Николаевич на берегу реки, глядя, как темные воды проносят мимо всякий мусор, который бросили в реку отдыхающие из прибрежных городов Подмосковья выше по течению: пластиковые бутылки, пакеты, остатки еды и прочие отходы человеческого общения с природой в этот воскресный, погожий августовский день, – счастье человеческое в удовлетворении своей жизнью, в общении с единомышленниками и друзьями.
 Жена тоже может стать другом на склоне жизни, когда плотские желания исчезают под гнетом прожитых лет и уступают своё место взаимной доброжелательности и духовному общению, когда единомыслие, сложившееся за долгие годы совместной жизни, заменяет страстность молодости и взрослые дети лишь напоминают своим существованием о делах минувших лет и былой взаимности чувств. У меня с Галиной никогда не было взаимопонимания, потому и нет сейчас у меня к ней никаких чувств, кроме сожаления за бесцельно и бесполезно прожитые годы рядом с этой женщиной, превратившейся из привлекательной девушки в злобную мегеру пожилого возраста с оплывшей фигурой.
Неподалеку от Ильи Николаевича прямо на песок, подстелив старое покрывало, присела пожилая парочка примерно его возраста. Супруги сидели, глядя на течение воды, и женщина лишь изредка говорила несколько слов, показывая рукой вдаль и поглаживая затем своего спутника жизни по узловатой ладони, искривленной прожитыми годами.
 От них веяло спокойной умиротворенностью пожилых людей, не утративших интерес к совместной жизни, и поэтому доброжелательно воспринимающих всех прочих, хотя по внешнему виду супругов можно было судить, что они последние годы живут весьма скромно, донашивая гардероб советских времен и даже покрывало, прихваченное ими из дома, было родом из молодости Ильи Николаевича.
Позавидовав простому человеческому житию пары пенсионеров, Илья Николаевич переключил внимание на трех мужчин сорокалетнего возраста, что спустились к берегу и расположились за пенсионерами на коряге, неведомо как оказавшейся здесь. Мужчины были в новенькой пятнистой униформе, которую можно купить, запросто, в магазинах рабочей одежды. Из-под униформы виднелись тельняшки, а на головах мужчин были голубые береты, что должно свидетельствовать о принадлежности к славному воинству десантников, отмечающих свой день.
Мужчины были в изрядном подпитии, но торопливо доставали из рюкзака ещё водки и закуски, желая видимо напиться водкой по самые ноздри пока солнце не скрылось за горизонтом, что будет означать конец праздника десантных войск.
Илья Николаевич уже давно заметил, что в последние годы праздники, по различным поводам, превратились из веселого и непринужденного времяпровождения в некий обязательный ритуал, где участники и персонажи играют свои роли напоказ с видимым надрывом: невесело и принужденно.
Помнится, в дни юности, он с друзьями тоже участвовал в летних праздниках, отмечая, например, день авиации, но их веселье было искренним, поступки импульсивными и свободными, поскольку никакие заботы не висели тяжелой ношей в их душах, а окружающие люди тоже были свободны и радостны празднику. Все улыбались друг другу, шутили и даже подпившие не в меру персонажи не в силах победить хмель, только добродушно улыбались, бормоча извинения за свое состояние.
Люди не делились, как сейчас, по обеспеченностью деньгами, поэтому все считались равными, а потому и относились к другим дружелюбно, не разделяясь на своих и чужих. Теперь всё изменилось: появились богатые и бедные, благополучные и неудачники и отношения между близкими прежде людьми стали измеряться не годами дружбы, а материальным положением каждого человека в обществе потребителей, но не созидателей.
Три бывших десантника, которые, видимо, служили когда-то вместе, но потом, с годами, разошлись по этапам жизни, теперь пытались восстановить былое братство, но ничего из этого не получалось. Один, который, видимо, добился материального успеха, постоянно указывал двоим, что и как нужно делать: куда поставить бутылки и закуски, кому и как разместиться на коряге и похваляясь, что потом он наймет такси и развезет всех по домам за свой счет.
До Ильи Николаевича доносились обрывки фраз этого клерка, возомнившего себя благодетелем своих бывших товарищей, откуда следовало, что именно он купил всем эту униформу, именно он загрузил рюкзак водкой и закусками, прокатил их по Москве, оплатил обед в ресторане и теперь, на закате дня, решил устроить пикник у воды, как бывало в прошлом, когда они были равны по положению и по достатку.
Двое других беспрекословно выполняли его указания, как слуги выполняют распоряжения хозяина, даже если эти рассуждения глупы и обидны.
Десантники выпили водки, вскрикнули трижды лозунг «Десантура - вперед», огляделись по сторонам, и вожак-распорядитель вдруг крикнул Илье Николаевичу: «Эй, старик, иди сюда, выпей водки с нами, трухлявый пень!» Надо признать, что Илья Николаевич совершенно облысел и выглядел старше своих лет и потому обращение «старик» вполне подходило к его облику.
Если бы этот ряженый десантник обратился к нему по иному, например, «папаша» Илья Николаевич, возможно, принял бы приглашение пообщаться с ровесниками своей дочери, но приказной небрежный тон успешного в своей жизни бывшего десантника глубоко оскорбили его, и он отвернулся в другую сторону, обратив свой взгляд снова на пожилую чету, продолжавшую сидеть рядышком и ласково поглядывать вокруг и друг на друга, разительно отличаясь своим настроением мира и покоя от окружающей их действительности эгоистического людского множества.
Солнце, тем временем, опустилось нижним краем диска за крыши ближайших домов, построенных в этом живописном месте для успешных людей, прихвативших в собственность что-либо от общенародного достояния или заседающих в офисах и банках на несоразмерную зарплату и потому имеющих возможность покупки дорогих квартир.
Десантный вожак, озверев от выпитой водки, начал кричать на своих бывших товарищей по казарме, обзывая их неудачниками и нахлебниками, которые ничего не добились сами  и живут за счет предприимчивых активистов, каким является он лично.
- Вон в том доме моя квартира – кричал пьяный десантник, - там четыре комнаты, жена и ребенок и такой квартиры вам не заиметь никогда: так и сгниете в своих хрущевках вместе с родителями – такими же совками, как и вы. Ничего-то вы не умеете: ни деньги зарабатывать, ни жизнь свою обустроить. Даже форму эту я вам купил, свою-то жены ваши выбросили за ненадобностью и тесноты в квартирах.
– Подавись ты, Генка, своими деньгами и этой формой, – крикнул в ответ другой десантник. Мы сегодня по дружбе думали встретиться с тобой, хотя пять лет не встречались. Думали ты товарищ наш по службе в ВДВ, а ты стал дельцом жадным и бессовестным, да ещё и похваляешься. Забери свою форму- я  так до дома и в трусах доеду, лишь бы не видеть тебя больше. Достал ты меня своими подачками и похвальбой.
 Квартирами торгуешь и многих, наверное, обманул, чтобы разбогатеть – не по пути нам с тобой, – закончил бывший десантник свои обвинения богатенькому сослуживцу и начал раздеваться, бросив брюки и гимнастерку под ноги бывшему сослуживцу, оставшись в ботинках, трусах, тельняшке и берете и направившись в таком виде наверх, чтобы уехать навсегда от своего успешного, по нынешним временам, бывшего товарища, с которым когда-то делил тяготы и невзгоды армейской службы.
У Ильи Николаевича тоже пропало хорошее настроение, и он пошел следом за полунагим десантником, решив закончить свою прогулку на исходе дня собственных именин.
Тихий летний вечер был в самом разгаре. Толпа прохожих несколько поредела, но всё ещё была достаточно плотной; поскольку улица была забита автомобилями, которые кое-где стояли на тротуарах, мешая пешеходам и вынуждая их грудиться на узких асфальтовых дорожках и обходить автомобильные стоянки.
Илья Николаевич постоянно удивлялся парадоксу нынешнего времени: люди сейчас стали жить гораздо хуже, чем в прежние времена проклинаемой советской власти, но автомобилей на улицах и во дворах стало в десятки раз больше, и город напоминает огромную стоянку автомобилей, неприспособленную для проживания людей.
 При советской власти многие могли бы купить автомобиль, но их не было в свободной продаже, и чтобы осуществить это желание, надо было записаться в очередь и лишь через несколько лет, если повезет, приобрести желаемую легковушку. Правда на предприятиях передовикам производства и заслуженным работникам выделялись карточки, по которым авто можно было приобрести без очереди, но этих карточек были единицы в год, тогда как желающих были десятки и сотни.
 Илья Николаевич никогда не стремился купить авто и когда профсоюзный комитет цеха предложил ему написать заявление на автомобиль, он отказался за ненадобностью. Помниться, жена Галина, узнав об этом случае, начала корить его: надо было добиться карточки, купить «Жигули», а потом продать его за две цены, как это сделал их сосед по подъезду.
 Илья Николаевич тогда осадил жену словами, что спекуляцией не занимается и торговым махинациям не обучен, чем разозлил Галину в очередной раз, и она злобно прошипела в ответ, что автомобиль ему не нужен, потому, что у него есть любовница и заботиться о жене и дочери ему некогда.
 На том мечты Галины об автомобиле или о выгоде от его продажи и закончились без удовлетворения, а отсутствие исполнения желаний всякая женщина никогда не прощает мужчине. Вскоре Илья Николаевич получил от завода дачный участок, где построил домик и авто весьма пригодилось бы для поездок на дачу, но больше ему авто от завода не предлагалось, а деньги, что лежали в сберкассе, пропали при новой власти, и он остался без денег и без авто, не уловив момента, когда надо действовать по принципу: «Дают – бери, а бьют – беги», который начал властвовать с переходом страны на путь обретения частной собственности, ставшей символом и знаменем новой власти.
Теперь автомобили были в свободной продаже и многие горожане, будучи не в состоянии купить квартиру, чтобы отселиться от взрослых детей, покупают авто в кредит поддавшись дурному примеру и призывам рекламных щитов и телевизора.
Реклама – это ещё одна примета времени: со всех столбов, щитов и стен зданий виднелись назойливые призывы купить то или иное, без которого товара ваша жизнь будет вам не мила.
Из советских времен Илья Николаевич помнил лишь редкие рекламные щиты, которые призывали «Храните деньги в сберегательной кассе», или «Летайте самолетами Аэрофлота» и эти призывы всегда веселили его инженерное мышление, поскольку других самолетов, кроме Аэрофлота в стране не было, также как и не было других банков, кроме сбербанка, где граждане могли бы хранить свои сбережения. Да и другие товары продавались в магазинах без конкуренции, которая, якобы, является двигателем прогресса и торговли.
 Все товары производились в СССР по плану, услуги тоже оказывались по плану, и  выбор товаров и услуг был довольно ограничен по ассортименту, но весьма хорош по качеству, и потому никакая реклама не требовалась, особенно это касалось одежды. Если женщину не устраивал фасон платьев, пальто и прочих вещей, что продаются в магазинах, всегда можно было пошить желаемое в ателье, причем по цене такой же, что и готовое платье.
 Илья Николаевич, имея сухопарую фигуру, всегда шил костюмы для себя в ателье, поскольку готовые костюмы в магазине ему не подходили. Жена тоже шила платья и пальто в ателье, выбрав предварительно фасон по журналу мод и подобрав соответствующий материал. Теперь заказать пошив одежды в ателье стало невообразимо дорого, как и покупка приличной одежды в модных магазинах по имени «бутик», а остальной ширпотреб, привезенный из Китая, был весьма низкого качества, несмотря на кажущее разнообразие фасонов и материалов.
Но особенно разительные перемены произошли в продуктах питания. В советские времена в начале восьмидесятых годов, до прихода к власти предателя Горбачева, выбор продуктов в магазинах был весьма ограничен: колбаса двух-трех видов и не всегда в наличии, сыр, масло. Молоко и кефир в изобилии, два-три сорта хлеба белого и черного, вот пожалуй и все продукты повседневного спроса. Сахар, крупы, печенье и конфеты в изобилии, мясо появлялось изредка, зато кур и рыбы было достаточно по всей стране, что Илья Николаевич ведал от знакомых, ездивших в командировки в различные республики СССР и по регионам России.
При ограниченном выборе продуктов, нехватки их не ощущалось, а качество было высокое, соответствовало стандартам, и потому один и тот же сорт колбасы был одного вкуса, что в Москве, что во Владивостоке.
Было два-три года, в середине семидесятых, когда ощущался недостаток продуктов, и приходилось стоять в очередях за ними, но потом всё наладилось, и всегда можно было купить чего-нибудь вкусненького к столу, не утруждая себя выбором деликатесов, которых, конечно, не хватало на всех. В этом и был парадокс тех времен Советской власти: продуктов было достаточно для полноценного питания, но деликатесов не хватало, поскольку почти у всех были деньги на желание приобрести и потреблять всё, что появляется на прилавках продовольственных магазинов.
Большую роль играли заведения общественного питания, которые снабжались продуктами с оптовых баз, минуя магазины,   были столовые и буфеты, которые тоже снабжались продуктами, минуя розничную торговлю и потому, не испытывая нехватки, обеспечивали приличный выбор дешевых блюд.
 На каждом предприятии были столовые и буфеты, где можно было дешево и прилично пообедать, а кое-где и позавтракать и поужинать, если работаешь в смену. Да и на улице можно было всегда зайти в пельменную, сосисочную или небольшое кафе и перекусить на ходу или основательно- если появилась такая потребность.
Теперь же, по наблюдениям и опыту Ильи Николаевича, вся структура питания в стране коренным образом изменилась. Потребление качественных мясных и молочных продуктов по сравнению с советским временем сократилось на душу населения в два раза, о чем проговорилось телевидение, хотя статистика пытается убедить население в обратном. Как говорил Ленин: «Есть ложь, есть наглая ложь и есть статистика». И вот эта статистика пытается уверить, что люди сейчас питаются лучше, чем в годы советской власти, показывая, для убедительности, пустые прилавки магазинов советского времени, но забывая указать, что пустые прилавки стали при предателе Горбачеве в конце 80-х годов.
Сейчас магазины действительно заполнены разнообразными продуктами, но качество их крайне низкое, а цены неимоверно высоки для низких зарплат обычных людей. Колбасы, которую нынешняя пропаганда сделала эталоном для сравнения нынешнего изобилия продуктов с советским скудным ассортиментом,  действительно десятки сортов, но все они имеют вкус бумаги и, как показывают иногда по телевизору, во многих колбасах нет мяса, а соя и дробленые шкуры, жир и жилы всяких животных от водяных крыс нутрий до австралийских кенгуру, поскольку продавцы и изготовители гонятся за прибылью и готовы пойти на любую фальсификацию продуктов, лишь бы повысить свою прибыль.
Столовые на предприятиях тоже погнались за прибылью и подняли цены на блюда до заоблачных высот, которые трудящиеся люди не в состоянии осилить на свою зарплату. Люди перестали ходить в столовые, эти столовые закрывались, не имея доходов, да и многие предприятия тоже закрылись, разорившись стараниями новых владельцев, не умеющих ничего делать, кроме денег из воздуха.
Илья Николаевич, последние годы работы на заводе тоже не пользовался услугами столовой, поскольку на обеды там уходила треть его зарплаты, а приносил с собой из дома бутерброды и в обеденный перерыв пил чай с бутербродами в компании таких же обедневших рабочих, инженеров и служащих.
Статистика уверяет, что средняя зарплата по стране в этом году составляет 30000 рублей в месяц, но откуда берутся эти цифры, если в родном Смоленске, как известно Илье Николаевичу, медсестра получает пять тысяч, врач – десять, учитель – тоже десять, рабочий на заводе – пятнадцать и так далее.
Конечно, если к этим мизерным заплатам добавить доходы тех пяти процентов населения, что разбогатели при нынешней воровской и подлой власти, то возможно и получится пропагандистская  зарплата в 30 тысяч рублей. Как говорится: у меня курица на обед, а у тебя нет ничего, но в среднем у нас по полкурицы.
Зато реклама со всех сторон призывает купить то, купить это, и бесконечно восхваляет нынешнее устройство жизни в стране Россиянии, когда у одних есть всё, а у других ничего, и вместо равенства людей насаждается пресмыкание перед деньгами и их владельцами, а труженик и производитель задвинуты на задворки общества и лишены даже возможности поднять голос в свою защиту, - в таких размышлениях Илья Николаевич свернул  с оживленной улицы, чтобы дворами добраться до своего дома.
 Дворы в этот вечерний час были забиты стадами автомобилей, заполонивших все дорожки, тротуары и площадки у подъездов, вынуждая прохожих лавировать между стальными коробками на колесах, которые словно свиньи или бегемоты заняли всё пространство дворов, вытеснив и старых и малых и загнав обитателей домов в их квартиры.
Илья Николаевич лавировал между авто, стараясь не прикоснуться случайно к ним, чтобы не вызвать срабатывания сигнализации и последующее объяснение с разъяренным хозяином авто, выскочившим на призыв своего автомобиля. Ему уже приходилось пару раз давать объяснение владельцам авто, когда в непогоду он случайно касался авто, поскользнувшись на льду, и он едва не был бит за прикосновение к чужой собственности - священной и неприкосновенной. Сейчас было тепло и сухо, но любое неловкое движение пожилого человека могло нарушить покой автомобиля и вызвать гнев хозяина.
Удачно добравшись до своего двора, Илья Николаевич облегченно вздохнул и направился через двор к своему подъезду, минуя детскую площадку, где играли дети в сопровождении матерей или бабушек. Утром, когда он ходил в магазин, на этих игровых площадках бродили собачники, выгуливая своих питомцев, которые оправлялись прямо в детские песочницы под одобрительные взгляды своих хозяев. Теперь в этих песочницах ковырялись дети, поскольку других мест для них во дворе не было.
На скамейке около подъезда сидели три пожилые женщины – жительницы подъезда, уже овдовевшие и вышедшие во двор для вечерних пересудов новостей дня и воспоминаний о былых временах и весях.
Их мужья – пенсионеры, бывшие работники завода, быстро закончили свой земной путь, едва выйдя на заслуженный отдых. Илья Николаевич заметил, что рабочий человек, мужчина, освободившись от трудовых забот, проживает год-два и уходит в мир иной не успев привыкнуть к пенсионному безделию, тогда как женщины, освободившись от трудовой повинности, живут и здравствуют ещё много лет, пока не превратятся в древних старушек и тогда их сметет неумолимое время вдогонку за давно умершими мужьями.
 Бывают, конечно, и исключения из этого правила, но довольно редко, поэтому и сидят старухи возле подъездов, одни, без стариков своих и перетирают вслух воспоминания прошедших лет юности и зрелости по сотому разу или перемывают косточки нынешней молодежи и своим детям.
Эти дети не смогли, в нынешние времена большого хапка,  раздобыть деньжат, чтобы купить себе квартиры отдельные и отделиться от своих матерей, освободив их на старости лет от сутолоки с детьми и внуками. Но не дал бог и советское воспитание детям этих старух разжиться  деньгами и поэтому ютятся эти старухи с детьми и внуками в квартирах полученных умершими уже мужьями в годы советской власти совершенно бесплатно и теперь милостиво переданных в собственность проживающих новыми владетелями Россиянии.
Илья Николаевич прошел мимо старух возле своего подъезда, поздоровавшись с ними, и скрылся за дверью, успев расслышать начало разговора этих старух по обсуждению своей личности и своих семейных отношений с Галиной и дочерью Ксенией, о чем старухи были осведомлены неизвестно как, и неизвестно кем.
Это было удивительно! Илья Николаевич почти ни с кем не общался из соседей, кроме Василия, но и того не посвящал в свои семейные неурядицы, а вот, поди же ты, мельчайшие подробности его семейных дел были известны этим старухам, что сидели сейчас у подъезда и горячо обсуждали его день именин, приезд жены и выпивку с Василием.
– Не иначе, эти старухи – ведьмы, если всё ведают про всех соседей, а может быть кто из них живет у меня за стенкой и слышит все разговоры в квартире? Так сплетни и растекаются по всему дому усилиями этих одиноких старух, живущих в приживалках у своих детей и внуков, которые ждут - не дождутся их кончины, чтобы жить свободнее в квартирах, которые эти старухи со своими мужьями когда-то получали от советской власти. Сейчас квартиры бесплатно не дают, а купить не на что, вот и ютятся старухи, их дети и внуки в тесноте квартир, не рассчитанных на такое количество обитателей.
А как радовались все, получая эти квартиры в молодости за хорошую работу и для семейной жизни. Но прошли годы, народились и выросли дети, потом завелись внуки и не успели они получить свои квартире, как власть сменилась, и ей стало не до квартир для рабочих: набить карманы себе и своим родным и прочим прихлебателям – вот забота нынешней власти, провозгласившей себя демократической, которая хуже крепостного права.
В древней Греции, демосом назывались свободные люди, имевшие рабов, поэтому власть демоса и называлась демократией, а прочие: неимущие, должники и убогие звались охлосом и не имели никаких прав в этой демократии. Так и сейчас: рабочие, крестьяне и прочие простые труженики не имеют никаких прав в нынешней России, кроме права проголосовать за кого-то из демократов или олигархов, которые и будут править от лица народа, прикрывая фиговым листом демократии свою алчность и воровство и стяжательство.

XIII
Войдя в квартиру, Илья Николаевич, не раздеваясь, плюхнулся на свой диван и включил телевизор. Прогулка закончилась, не принеся ему душевного успокоения и умиротворения, на которые он рассчитывал: изменившаяся вокруг жизнь постоянно вынуждала пожилого человека размышлять, сравнивать и приспосабливаться к изменившимся условиям, главным из которых стал культ денег вместо культа работающего человека, который был ещё четверть века назад и беспощадно  уничтожен новой властью, которая сама не умела ничего,  кроме жажды наживы и потребления.
Отбросив эти бесполезные мысли, Илья Николаевич приступил к вечернему бдению возле телевизора, чем занимался ежедневно, освобождая голову от мыслей и поглощая телевизионную жвачку, заботливо подсовываемую гражданам бывшей великой страны новыми властителями душ, взамен идей социального равенства и справедливости, которые, также назойливо, внедрялись в умы сограждан Ильи Николаевича в годы его юности и зрелости.
Вначале надо было определиться, что смотреть в этот вечер. Илья Николаевич прощелкал пультом все программы телевидения, которые были доступны его телевизору, и таких программ было несколько десятков. Включив очередную программу, он пытался вникнуть в суть происходящего на экране, поскольку бумажного путеводителя по программам телевидения у него не было. Посмотрев пару минут и поняв, что это тема передачи ему не интересна, или демонстрируемый фильм он когда-то уже видел, а если и не видел, то происходящее на экране его не интересует, Илья Николаевич переключал телевизор на следующую программу в поисках интересного и познавательного.
 Пролистав все программы он вернулся к началу, но, ощутив некоторое головокружение от хаотичного мелькания кадров на экране телевизора, и грохота сопровождающих звуков, особенно рекламных призывов, он остановился на первой попавшейся передаче о природе, достал из шкафа недопитую бутылку водки, что упрятал от соседа Василия, налил себе стопку и выпил, чтобы ослабить стариковское головокружение от телевизора.
В гипнотическое влияние телевизора на людей Илья Николаевич не верил, но в том, что телевизор дробит его сознание, не давая сосредоточиться и осмыслить увиденное, чтобы составить собственное мнение, он не сомневался. Иначе, зачем бы устраивать бесконечные мелькания кадров на экране, вставлять рекламу, сменять эпизоды, вести истерические репортажи со спортивных состязаний и оглушать зрителя плохими новостями как не для опустошения голов, не давая там зародится мыслям о нынешней жизни в стране и об устройстве современного общества потребителей?
 Телевизор постоянно долбит, что Россияния, якобы куда-то идет вперед по демократическому пути, отряхиваясь от  грязи и ужасов ненавистного и проклятого советского прошлого, призывая таких, как Илья Николаевич, покаяться за советское прошлое и отречься от него в душе и на людях, признав свою жизнь, прожитую в советские времена напрасной, плохой и неправильной.
Особую ненависть телевизора вызывают советские лозунги и дела о равенстве людей перед государством и чествование людей труда, а не денежных мешков, которыми прикрываются воры-проходимцы, прихватившие народную собственность и постоянно обвиняющие теперь ограбленных в стремлении вернуть эту собственность государству для общенародного благосостояния.
 Эти воры и их телеобслуга талдычат о страшных временах советской власти, когда почти все сидели в тюрьмах за ненароком сказанное слово, людей истребляли миллионами, все голодали, были нищими и бесправными, и  в этой пропаганде нет пределов лжи, обмана и подтасовок фактов, чтобы обелить нынешние власти и очернить советское прошлое.
Илья Николаевич, в былые годы политическим устройством жизни советского общества совсем не интересовался, занимаясь работой и семейной жизнью и искренне полагая, что жизнь устроена вполне справедливо и честно, особенно для людей производственного труда, к которым, несомненно, относился и он лично.
 Но четверть века назад, крепкое здание страны, в которой он жил, вдруг и неожиданно загорелось и рухнуло, погребя под обломками миллионы простых людей, а из-под этих обломков вылезли неведомые хищные твари, в людском обличье, которые прятались до той поры в подвалах, и эти твари  начали злобно кусать и уничтожать людей, чтобы самим выжить и создать условия для выживания своему потомству.
 И первое, что сделали эти твари – они начали поливать своими испражнениями всех, кто был не согласен с их ролью вожаков, что они себе присвоили вместе с остатками той материальной основы существования страны, которую создала советская власть в предыдущие годы, требуя от всех членов общества труда по способностям и оплачивая этот труд по его результатам, более или менее справедливо.
 Хищные твари, облика Гайдаров и Чубайсов, захватив власть, первым делом начали передавать государственную собственность в частные и грязные руки проходимцев и воров под улюлюканье телевизионных шавок о том, что социализм есть тупиковая ветвь развития человеческого общества, а частная собственность – есть священная и неприкосновенная основа существования любого современного государства и ценность человека в этом государстве определяется не вложенным трудом, а количеством частной собственности принадлежащей этому человеку, измеренной в деньгах, желательно в долларах США.
Ощутив на себе последствия разрушения общественного строя, основанного на оценке людей по труду и столкнувшись с унизительно низкой оплатой своего труда, введенной частными собственниками под угрозой безработицы, Илья Николаевич, как и прочие трудящиеся страны Россиянии, занялся поиском средств существования и выживания в новых условиях, вместо того, чтобы разобраться в происшедшем, взглянуть вверх на стаи хищников, занявших вершины власти и, согнав этих хищников назад в подземелья, возвратить страну на привычный путь развития, обеспечив тем самым своё благополучное существование вместе с другими подобными ему тружениками.
 Но разума и воли ему не хватило, поскольку Советская власть не научила людей бороться за неё против внутренних врагов, которыми являются все желающие жить паразитами за счет других.
Против внешнего врага Советская власть защищалась и учила защищаться советских людей весьма успешно, а вот против внутренних врагов иммунитета нет, что и обеспечило этим врагам легкий захват власти через предателей и ренегатов внутри народа и внутри партии коммунистов, которая являлась связующим элементом, объединяющим все советские республики в единое государство – СССР.
Был момент, когда народ мог вернуть себе советскую власть избрав новым главой государства коммуниста, но главарь коммунистов, по фамилии Зюганов, оказался ренегатом, струсил и отступил, одержав победу на выборах, но признав победу Ельцина – ЕБоНа и тем самым предав избирателей.
 В дальнейшем, ельциноиды уже не допускали таких ситуаций, когда воля народа могла лишить их власти и умело проводили выборы по своим законам, которые при любом волеизъявлении простых людей обеспечивают победу именно ельциноидам и никому другому.
 В стране Россиянии не оказалось вожака, способного поднять народ на правое дело, и в итоге этот народ снова был загнан в стойло, как это было прежде при царях, о которых Илья Николаевич читал в учебниках истории и художественных книгах на исторические темы.
Новые властители России мгновенно поделили всё достояние страны между кланами, оставив за людьми, создававшими это национальное достояние, лишь жилье, нищенские зарплаты и кое-какие социальные льготы и пособия, отмена которых могла бы вызвать социальный бунт в стране и смену власти.
 Илья Николаевич, как и прочее население, которое новые власти называли презрительным словом «совки», занимался выживанием на низкую зарплату, постоянно опасаясь внезапного своего увольнения за ненадобностью, ибо работа машиностроительного завода не обеспечивала его новым хозяевам большой прибыли, и требовала квалифицированного управления, которого воры и проходимцы не имели, поскольку все новые хозяева страны, именовавшие себя «новыми русскими», в советские времена занимали ничтожные должности бухгалтеров, мелких служащих и прочих второразрядных работников непроизводственного труда.
Просуществовав, таким образом, четверть века и совершенно обнищав, Илья Николаевич был выкинут на маленькую пенсию по возрасту и лишь тогда начал задумываться о происшедшем в стране перевороте, и своей неудавшейся жизни в связи с этими переменами.
Передача о природе быстро наскучила Илье Николаевичу, и он снова начал искать что-нибудь развлекательное для своего возраста, но десятки программ телевидения предлагали, как и в магазинах, одно и то же, но в разной упаковке: воры и менты; богачи и бедные девушки, мечтающие отдаться богачу; фантастика, где твари пожирают людей; диспуты глуповатых людей на любые темы, но без критики современного устройства общества; выпуски новостей об одном и том же, но на разных каналах и телеигры, где ответив на вопросы можно  выиграть крупную сумму денег не обременяя себя трудом и знаниями.
По нескольким программам с самого утра шли сериалы, что стало модным: целый день идёт сериал так, чтобы зритель не мог отлучиться от экрана. Илья Николаевич попробовал, однажды, посмотреть известный сериал «Семнадцать мгновений весны» о подвигах советского разведчика в Берлине в конце войны, но после трех часов просмотра даже любимый советский сериал начал вызывать у него нечто похожее на изжогу от перенасыщения. Одни и те же лица за часы просмотра примелькались и утратили интерес, как если бы он, будучи фрезеровщиком, весь день точил одни и те же детали без перерыва. Но то была работа ради заработка, а здесь развлечение превращалось в работу.
Переключившись на новости он услышал сводки: о погибших в авариях; убитых преступниками; сгоревших в пожарах и детях, отравленных некачественной пищей в летних лагерях, которые теперь не назывались пионерскими и стоимость отдыха в которых была для детей обычных тружеников не по карману. Потому-то ребятишки болтались летом во дворах, предоставленные сами себе, лезли в подвалы, где нюхали клей, вызывающий наркотическое воздействие или занимались развратными действиями с 12-13 летнего возраста, чего никогда не бывало во времена его детства.
Потом в новостях показали похороны какого-то артиста, случившиеся накануне, и Илья Николаевич вспомнил своё последнее посещение родительских могил на своей малой родине.

XIV
Это было три года назад. Он только что оформил пенсию, ходить на работу стало не нужно, родительскую квартиру Илья Николаевич продал ещё зимой, чтобы выручить дочь попавшую в долги, из-за своей предпринимательской деятельности и лишившуюся квартиры. Купив дочери комнату в коммуналке, Илья Николаевич сумел сохранить толику денег от продажи родительского жилья, в которой, прежде, намеревался доживать свой век, уехав от постылой женщины.
 Эта женщина считалась его женой, но так и не стала ему родным человеком, несмотря на совместно прожитые годы и совместную дочь Ксению, из-за которой его намерение так и осталось намерением в связи с продажей родительской квартиры. Но посетить родителей, и прибрать их могилы было в его возможностях, и эти возможности он осуществил в такую же августовскую пору, что и сегодняшний день.
После пополудни поезд доставил Илью Николаевича на вокзал,  с которого он сорок лет назад он уезжал в Москву в надежде на интересную жизнь. И эта жизнь могла вполне состояться, если бы не опрометчивая женитьба на проводнице поезда Галине и не переворот власти, случившийся более двадцати лет назад и лишивший, таких как он, простых тружеников, спокойной и благополучной жизни в спокойной и благополучной стране.
Выйдя из здания вокзала, он остановился в раздумье – куда устроиться на житье: в гостиницу не хотелось из-за дороговизны, родственников никаких в городе не оставалось, да и не было никогда, а родительская квартира была продана полгода назад и там жили уже чужие люди. Однако, продавая квартиру, он пообщался с соседями-ровесниками его родителей и даже зашел к одним из них в гости попить чаю – это была престарелая пара, дети которых, как и Илья, обитали в столице.
– Зайду к ним, может, что посоветуют насчет жилья, – решил Илья Николаевич, - возможно, кто-то из соседей сдаёт комнату для прибавки к пенсии, вот и для меня найдется местечко, - и зашагал к остановке трамвая, который должен был доставить его к родительскому дому.
В трамвае, он машинально подал кондуктору удостоверение ветерана труда, выданное ему при выходе на пенсию, как имеющему благодарность от министра, которую получил ещё в годы советской власти за отличие в труде при выполнении важного государственного заказа. В Москве, по этому удостоверению, он получил карточку москвича, по которой имел право на бесплатный проезд всеми видами городского транспорта, кроме такси.
Кондукторша, повертев удостоверение в руках, громко, на весь вагон отчитала Илью Николаевича: – Ветеранское удостоверение выдано вам в Москве – вот там  и ездите бесплатно, а у нас бесплатно ездят только участники войны! Платите или выходите вон.
Илья Николаевич заплатил за билет какие-то небольшие деньги и сел на свободное место. Денег было не жалко, но обидно, что его заслуги в труде признавались только по месту жительства, а всего в нескольких сотнях километров от Москвы действовали свои правила, и он считался уже чужим и чуть ли не иностранцем. В прежние годы, как говорили ему старики, пенсионные льготы действовали по всей стране, да и пенсия позволяла жить пожилому человеку вполне достойно и без всяких льгот.
Трамвай подкатил Илью Николаевича почти к самому родительскому дому, который скрывался за близлежащим зданием какого-то учреждения, в котором прежде располагалась школа-семилетка, где когда-то учился и он. Район этот был застроен в шестидесятые годы пятиэтажками, вблизи был машиностроительный завод, рабочие которого и составляли население района. Здесь прошли детство и юность Ильи и почти вся жизнь его родителей, по окончанию которой они переселились на близлежащее кладбище, обретя последний приют и вечный покой.
Илья Николаевич прошел дворами к своему бывшему дому и присел на скамейку у подъезда, не зная как поступить дальше. Из дома выполз древний старик, по имени Михаил Фомич, у которого Илья Николаевич и пил чай, приезжая зимой продавать родительскую квартиру. Старик, прищурившись, признал гостя издалека, шаркающей походкой подошел, присел рядом и  сказал: – Что, Илюша, тянет к родительскому дому? Продал отчий дом, а теперь приехал поклониться родительским могилкам и повиниться перед ними, не так ли?
Всё так Михаил Фомич, всё так, – ответил Илья Николаевич. – Хотел я вернуться в отчий дом доживать свой век, но судьба-злодейка заставила продать эту квартиру ради дочери. Как говорится «Мертвым гнить, а живым жить» и никуда от этого не деться! Приехал я прибраться на родительских могилках, но не знаю, где остановиться на ночлег: к гостиницам не приучен, а родных здесь никого нет. Думаю, может комнату у кого здесь снять? Не подскажите по старой памяти?
– Так и подсказывать нечего, располагайся у меня. Я живу теперь один, жена Мария по весне померла, сын ещё в перестройку умер от пьянства, отравившись суррогатом, дочь живет в другом конце города и заезжает раз в неделю наварить борща и нажарить котлет мне, старому, на всю неделю, да забрать мою пенсию в помощь внукам безработным. Внуки эти жить с дедом не желают, но как помру, конечно, квартиру в распыл пустят на продажу, как и ты, Илюша свою родительскую продал.
От одинокой жизни у меня давление скачет, ночами не сплю в одиночестве, а при тебе может быть и полегче станет. Я тебя Илюша с малых лет ещё помню, как только вселились мы с твоими родителями в эти дома, построенные советской властью для рабочих. Потом ты уехал в Москву и редко очень навещал родителей, вот они от одиночества и померли раньше срока. Нет ничего хуже одиночества Илья, запомни это. Я с женой своей Марией прожил жизнь равнодушно, без любви и злобы, но остался один и понял, что нужна живая душа рядом, чтобы поговорить и даже поспорить.
 Теперь только из телевизора речь слышу, а с телевизором спорить бесполезно: у них там своя жизнь, а у нас здесь своя, – подвел итог беседы старик и пригласил Илью Николаевича пройти в дом, чтобы отдохнуть с дороги, попить чаю и рассказать о своей жизни в Москве.
 Взяв свою дорожную сумку, Илья Николаевич пошел следом за стариком. В квартире пахло старостью и одиночеством. Старик включил чайник, собрал на стол кое-что к чаю и показал гостю место, где тот будет спать этой ночью.
Место оказалось супружеской кроватью. – Здесь Мария спала до самой смерти, а я в другой комнате на диване. Да ты не опасайся, что я тебя на место умершей жены предлагаю, – здесь всё заново убрано, белье чистое и дочка моя иногда ночует, когда давление меня не отпускает всю ночь, – опасается одного-то оставлять, вдруг ненароком помру, хотя я не против, только чтобы без мучений, как моя Мария. Она ночью себя почувствовала плохо, я вызвал «скорую», пока та приехала она уже и дышать перестала.
- Сколько же вам лет, Михаил Фомич, - спросил Илья Николаевич старика, переведя разговор на другую тему, чтобы отвлечь старика от грустных воспоминаний.
 – Этой осенью 80 будет. Жил, работал, детей растил, с женой ругался и не заметил, как жизнь промелькнула, словно ласточка. А впереди обрыв и там тьма и тишина. В кино и книгах часто спрашивают стариков: чтобы ты делал, если бы начал жить заново? Я так скажу: прожил бы жизнь похожую, только не дал бы врагам порушить страну и навести на землю нашу тлен и запустение.
 Детей своих и внуков жалко, что живут нынче в темное время во лжи и злобе и погоне за деньгами, чего никогда не было прежде. Мы с отцом твоим в одном цеху работали и старались, конечно, заработать побольше, но чтобы гнаться за деньгами – такого не водилось. Мы и квартиры свои получали одновременно и Пашку, сына моего ты, наверное, помнишь, хотя он был младше тебя на два года.
Илья Николаевич не помнил этого Павла, но кивнул старику, что, мол, помню.
За разговором день подошел к концу и Илья Николаевич пошел спать на указанное ему место. Спал он тревожно: то приснится старый уже отец и покачает головой недовольно, то приснится мать совсем молодой и поманит за собой, то проснется от кряхтенья старика, никак не могущего заснуть от сердечного давления и поэтому постоянно шаркающего по квартире за лекарствами и измерителем давления, который часто пикал, когда старик, приладив аппарат к руке, и накачав воздух, начинал свои измерения в надежде, что болезнь отступила, и он сможет заснуть.
Илья Николаевич проснулся рано утром совершенно разбитым от беспокойной ночи. За окном чирикали воробьи, а старик уже хлопотал у стола на кухне, чтобы покормить гостя завтраком.
– Никак встал, Илюша, вот и ладненько. Я сейчас борща разогрею и котлеты, что дочка принесла мне на пропитание. Но есть мне, в последнее время, что-то не хочется, а вместе с тобой может, и перекушу немного. Как спалось в родном доме? Ведь твоя квартира через стенку от моей и тихим утром мы с Марией иногда слышали голоса, как твой отец собирается на работу и что-то наказывает  твоей матери.
– Я своих родителей сегодня во сне видел, но мельком и непонятно к чему, – ответил Илья Николаевич на слова старика. – Хотя какой он старик, если всего на 20 лет старше его? Это в молодости такая разница в годах равна поколению, а в старости совсем незаметна. Иной в 60 лет выглядит на все 80, так что и не разобрать кто старше.
– Родители тебе приснились потому, что ты сегодня наведаешься к ним, покажешься им и приберешься на могилках, которые заросли, наверное, сорняками в человеческий рост. Ухода за могилами на нашем кладбище нет никакого, но деньги за похороны там рвут большие. Помниться мне, что при советской власти, за место на кладбище платить было не надо, а сейчас вынь да выложи две пенсии за место для моей Марии. У вас, в Москве, наверное, ещё дороже, воронье кладбищенское за место погребения берут?
Илья Николаевич этим вопросом не интересовался, но из телевизора знал, что за место на престижном кладбище богачи платят по триста и более тысяч рублей, – сумма невероятная для простого пенсионера.
Позавтракав обедом: борщом и котлетами, Илья Николаевич собрался на кладбище, до которого можно было доехать трамваем, но можно было дойти и пешком минут за тридцать тихого хода. Он выбрал пеший путь, а Михаил Фомич снабдил его небольшой лопатой и рукавицами, чтобы не дергать голыми руками чертополох.
 С этим снаряжением он и направился к родителям, медленно проходя улицами своего детства и удивляясь, что здесь почти ничего не изменилось: только деревья возле домов, что были маленькими саженцами в его детстве, стали большими и старыми, кое-где лишившись листвы, да дома обветшали без ремонта, которого не видели здесь с самой постройки этих кварталов. Власть Советская намеревалась  снести эти дома и на их месте построить более комфортабельные и один дом уже успели построить девятиэтажный, что виднелся в отдалении, но переворот власти не дал осуществиться этим планам и люди остались проживать в старых квартирах.
Улицы были пустынны, хотя наступало время утренней смены на заводе, который и построил эти дома для своих тружеников и где работал отец  Ильи, и он тоже проработал больше года.
Но завод давно закрыли его новые владельцы, оборудование продали на металлолом, цеха частично разобрали, частично приспособили под склады товаров, завозимых из-за границы, как в прежние века европейцы завозили бусы и зеркальца для туземцев, в обмен на золото, меха и земли, и спаивая этих туземцев виски, чтобы и следа их не осталось на земле.
 Так американцы истребили краснокожих и заняли их земли, так англичане и прочие французы захватывали негров в Африке и вывозили их в Америку для работы на полях, такая же участь ждала и русских, которые отдали власть над собой в руки предателей и мерзавцев, мечтающих лишь о своей наживе и ненавидящих народ, который эти выродки никогда не считали своим.
 Бывшие рабочие большого завода мыкались в поисках заработка по рынкам, подторговывая домашней утварью, оставшейся с прошлых лет, или подавались в Москву, где подрабатывали охранниками, продавцами или рабочими на стройках жилья и контор для народившегося класса новых буржуев.
Незаметно он добрался до входа на кладбище. Последний раз он был здесь два года назад, чтобы установить памятник матери, вопреки жене Галине, которая считала это недопустимой роскошью, хотя Илья Николаевич выбрал памятник из дешевого материала - под мрамор. В этом вопросе он не уступил жене, чем окончательно разрушил их отношения: простить жене пренебрежительное отношение к своим родителям он не мог и не хотел.
Кладбище было расположено на холмах и уходило вдаль к горизонту, приняв в своё лоно многих горожан ушедших из жизни за последние полвека. Сразу за входом, по правую руку тянулись памятники молодым людям, погибшим в бандитских разборках при реставрации капитализма и борьбе за бывшую народную собственность.
Подобные аллеи есть на кладбищах всех крупных городов страны, и там лежат молодые люди, убитые новым укладом общественной жизни, в которой деньги, имущество и собственность являются главным и несомненным смыслом жизни.
Фактически, эти люди убиты демократией и являются жертвами репрессий этой демократии. По телевизору, без умолку, твердят о жертвах сталинских репрессий, но кто посчитал эти жертвы демократии? Ведь их не меньше, а вероятно значительно больше, чем врагов народной власти репрессированных, вполне законно, при строительстве мощной державы равноправия и справедливости.
 Если к убитым бандитами, добавить всех погубленных нищетой, безработицей, алкоголем, задавленных автомобилями и покончившими жизнь добровольно от безысходности, то жертв демократии окажется значительно больше, чем жертв  сталинских репрессий. Но если Сталин, через кровь, построил мощную страну, в которой люди, ощутимо, стали  жить лучше, чем прежде: при царях, помещиках и капиталистах, то демократы как моль изъели мощь страны и продолжают грызся между собой за остатки народного достояния и на останках страны, отброшенной в своем развитии на сто лет назад.
С такими мыслями Илья Николаевич вошел на кладбище и углубился в переплетение дорожек, отыскивая могилы своих родителей. Когда умер отец, мать, как она говорила позднее, будучи в глубоком трауре, все же успела дать взятку служителю, который распорядился огородить под могилу отца двойное место – так мать позаботилась о своем последнем приюте рядом с отцом.
Отыскав родные могилы, Илья Николаевич убедился, что они заросли травой внутри ограды почти в человеческий рост, так что работа предстояла большая и грязная: надо было не только вырвать всю траву, но и поправить холмики над прахом родителей и помыть памятники, для чего он, по совету старика, прихватил ветошь и пластиковую бутылку с водой.
Перед началом работы Илья Николаевич присел на скамейку возле соседней могилы и закрыв глаза попытался вспомнить родителей ещё живыми, но ничего не получалось: в голове мелькали обрывки мыслей и расплывчатые образы отца и матери, но ничего значительного не припоминалось. Тогда он принялся за работу, и вскоре земля внутри ограды была очищена от сорняков, которые он выдернул руками и вырубил своей лопаткой. Большую кучу травы он отнес к ближайшей свалке подобных отходов, вперемежку с разрушенными венками и выцветшими искусственными цветами.
– Да, а цветов-то я и не догадался взять, – огорчился Илья Николаевич, но, вспомнив, что у ворот есть палатки с цветами, решил сходить туда, когда закончит работу. Он намочил тряпку и начал старательно протирать памятники своим родителям. У отца стоял неприхотливый обелиск из железа, покрашенного охрой и потому не проржавевшего насквозь и заново покрашенного при установке памятника матери. Закончив с отцом, Илья Николаевич вымыл мраморную плиту над прахом матери и, посчитав работу законченной, вымыл руки и выбросил пустую бутыль в кучу мусора. Затем он прошел к входу, купил там несколько аляповатых цветков и, вернувшись, воткнул эти искусственные цветы рядом с памятниками родителям.
Устав от сделанного, он присел вновь на скамейку у соседней могилы, расслабился и загляделся на солнце, которое выглянуло из-за туч в этот пасмурный день, но без летнего ненастья. Какое-то теплое блаженство обволокло его тело, как в детстве, когда он сидел на диване между отцом и матерью, они вместе смотрели телевизор, и мать легонько поглаживала его по головке, а отец прижимал его к себе, обняв рукой за плечо.
От забытья Илью Николаевича отвлек легкий шорох, послышавшийся со стороны соседней могилы: запущенной и сплошь заросшей сорняками – видимо уже несколько лет здесь некому было наводить порядок.
Приглядевшись, Илья Николаевич сквозь заросли прошлогодней травы увидел, как большая черная гадюка выползла на бугорок, шурша сухой травой, и свернувшись кольцом на чьей-то могиле, замерла, греясь на солнце.
– Оказывается, здесь есть змеи, – запоздало испугался Илья Николаевич, – будь эта змея на могилах моих родителей, вполне могла бы и укусить, когда я дергал траву. Наверное, отец с матерью не допустили змею к себе, в день встречи с сыном, и тем спасли меня от ядовитого укуса.
 Впрочем, пора и уходить: всё, что я намеревался здесь сделать, я исполнил, и пусть отец с матерью покоятся с миром в чистой оградке. Прощайте мои родные, постараюсь через год-другой снова навестить вас, а если не получится, то не обессудьте – такова нынешняя жизнь в нашей стране, если даже приехать на могилы родителей и то является проблемой денежной - будь они прокляты эти деньги. Если бы не дочь, вернулся бы сюда в родительскую квартиру и спокойно доживал отмеренный мне срок жизни, но не получилось.
Он встал со скамьи, подошел ближе, прочитал тусклые надписи на памятниках родителям, сожалея, что нет фотографий: мать отца похоронила без фотографии и себя завещала хоронить без фото, сказав как-то, что не хочет, чтобы чужие люди смотрели на её с отцом фотографии, а сын с внучкой, и, даст бог, с правнуками, могут смотреть их фотографии в семейном альбоме, который Илья должен сохранить пока жив, что Илья Николаевича обещал и исполнил.
Он поклонился трижды праху родителей и пошел к выходу с кладбища, оглядываясь по сторонам, и отмечая в памяти, что очень многие могилы запущены и заросли сорняками, которые не убирались, видимо, много лет.
Кладбище тянулось в разные стороны, кресты и памятники взбегали на пригорок и скрывались за ним. Илья Николаевич всегда испытывал неприятные ощущения, проходя или проезжая мимо кладбищ и, особенно, посещая их по необходимости; как сегодня или на похоронах коллеги по работе, не говоря уже о похоронах родителей.
 Кладбища окружали большие города, распространяясь вширь и Илья Николаевич, иногда проезжая поездом мимо кладбища, удивлялся, что в заграничных фильмах кладбища всегда показывают небольшими и хорошо ухоженными, в отличие от отеческих, в том числе и этого, родительского.
 Но как-то, по телевизору, он узнал, что в Европе все кладбища платные: не только за похороны, но и за пребывание могил на месте. Родственники умершего, вносят плату вперед за землю, отведенную под могилу и за содержание могилы в порядке, то есть земля под могилу сдается в аренду. Когда срок аренды истекает, дается какой-то льготный период и при не поступлении оплаты, могила ликвидируется, останки уничтожаются каким-то способом, а освободившееся место продается новому обитателю, – таковы принципы рыночной экономики, где всё продается и покупается, в том числе и кладбищенская земля.
 Отечественные реформаторы, по слухам, готовят нечто аналогичное и для своих граждан: тогда заброшенные могилы будут ликвидироваться, а земля будет продаваться вновь и вновь и таким образом будет наведен порядок на кладбищах, они перестанут разрастаться, а местные власти получат дополнительный источник пополнения бюджета, о котором они неустанно заботятся, не забывая, впрочем, о своем личном обогащении.
Выйдя с кладбища, Илья Николаевич прошелся по городу в окрестностях родительского дома, зашел в кафе и пообедал, чтобы не утруждать старика заботами о своем пропитании и лишь к вечеру вернулся на ночлег к Фомичу, который уже начал было волноваться долгим отсутствием постояльца.
– Где же вы целый день пропадали, Илюша? – спросил старик, неужели на кладбище? Нельзя живым долго находиться среди мертвых – примета нехорошая.
- Что-то я среди могильщиков не видел больных – возразил Илья Николаевич. Мне тоже предлагали за деньги навести порядок у родителей, так я сам всё сделал и дело не в деньгах, а в сыновней заботе. Навел порядок и потом гулял по городу, вспоминая годы детства и юности, которые прошли здесь.
– Что же, так с лопатой в руке и бродил по улицам? – удивился старик.
А что? Лопатка небольшая и завернута в холстину, никто вроде и не удивился, даже когда в кафе обедал, - проговорился Илья Николаевич, чем огорчил старика.
– Не захотели у меня обедать, Илья Николаевич? – обидчиво поджал губы Фомич.
– Нет, что вы, что вы! – успокоил гость старика. Просто далеко идти сюда от кладбища, и я бы уже не вышел на прогулку. Старик успокоился, снова накормил гостя борщом и котлетами, потом они попили чаю, поговорили о житье - бытье в нынешние времена, решили, что власть нынешняя дурная и грабит страну, ради наживы немногих, не заботясь о народе, который дичает от нищеты и безысходности.
Илья Николаевич рассказал старику о виденной им змее вблизи родительских могил. На это сообщение Фомич сказал, что не является знатоком гаданий и не верит в нечисть, потому что был коммунистом и, несмотря на старость, не верит в бога и всякие приметы, но змею рядом можно истолковать так: по жизни, возможно, где-то ему встречалась змея в человеческом облике, но не укусила и не причинила вреда, как и та змея на кладбище.
Илья Николаевич тотчас вспомнил о жене Галине: вот уж действительно змея рядом – и не кусает вроде, но и живет он с ней рядом с опаской на скандал, на простое женское недовольство, а то и вовсе без причины.
 Вечерний разговор на этом закончился и Илья Николаевич пошел спать на отведенное ему место. После дня работы, пешей прогулки и удовлетворения от сделанной работы по уходу за родительскими могилами, он заснул быстро, спал крепко и, проснувшись утром, вспомнил, что видел какой-то хороший сон с родителями, но о чём он был, так и не вспомнил, как ни старался.
Он провел на родине ещё два дня в пеших прогулках по городу, посещая места своего детства и вспоминая события юности. Илья Николаевич пытался представить свою жизнь здесь, в родных местах - если бы не уехал в погоне за удачей в Москву, и получалось, что жизнь его здесь могла сложиться более радостной и интересной, чем в сутолоке столицы, где он бежал, бежал за жар-птицей, но так и не ухватил её за крыло и даже перышка единого ему не досталось.
 Он посетил квартиру своего школьного приятеля, с которым был неразлучен до седьмого класса, пока тот не переехал в другой район, где родители получили более просторную квартиру. В квартире этой теперь проживала сестра того приятеля с семьей, а Саня, ещё по молодости, уехал работать на Север нефтяником, да так там и остался и умер прошлой зимой, простудившись на жгучем морозе с ветром.
Побродив по окрестным улицам возле своего дома, Илья Николаевич видел каких-то старух, сидящих у подъездов, иногда попадался ему и старичок его возраста, но никто не признавал в нем Илюшу, бегущего в школу и он не признавал в этих пожилых людях никого знакомых из своей молодости.
В прошлый приезд он встретил одноклассницу, но эта встреча произвела на него тягостное впечатление. Была ранняя весна, когда он приехал продавать свою квартиру и поднимаясь по лестнице, он столкнулся со старухой, что с пакетами в руках спускалась вниз. Илья Николаевич прошел мимо старухи, но та остановилась и воскликнула:
– Илюша Махов, никак вернулся домой из дальних странствий! Сколько же лет мы не виделись – поди сорок или больше? Вот как жизнь-то бежит! А я Лена Быстрова, мы учились вместе в одном классе, и ты сидел за партой позади меня. Вижу, что не признал меня, да и неудивительно: я сама себя не признаю.
Илья Николаевич вглядевшись в грузную седую старуху с трудом различил в ней черты той озорной и красивой девчонки, что сидела в классе впереди него, и он иногда давал ей списывать контрольную работу по математике, за что  удостаивался благодарного взгляда, а однажды, по весне, он даже попробовал её поцеловать в раздевалке, где никто их не видел, но Лена вырвалась и убежала, и с той поры сторонилась его.
Старуха разглядывала его пристально, а потом, вздохнув, сказала горько: я здесь, Илюша в подъезде, наверху, у входа на чердак живу, бездомная. Квартиру свою я переписала на сына по его просьбе – подарила как бы, чтобы он мог взять кредит под залог квартиры и завести собственное дело- по его словам. Это было в прошлом году. Летом я уехала на свою дачу – ты же знаешь, что от завода всем желающим ещё в прежние времена давали участки по 6 соток и там мои родители построили домик.
 Родителей давно нет в живых, а дачка осталась, и я живу там всё лето безвылазно, чтобы не мешать, сыну сорокалетнему, завести семью, ибо мое присутствие мешает ему заводить знакомства. Осенью вернулась с дачи, и оказалось, что мой сынок-то, квартиру дарёную продал и уехал неизвестно куда с какой-то женщиной.
Так осталась я без жилья. Зиму прошлую прожила здесь у чердака – хорошо, что соседи меня знают и не прогнали. Лето прожила на своей дачке хорошо, и эту зиму опять доживать буду здесь на чердаке. Что же это делается, Илюша на белом свете, если дети своих родителей на улицу выбрасывают из-за денег? Стыдно-то как быть бездомной: ведь я учительницей была в младших классах и даже звание «Заслуженная учительница» мне присвоили на пятьдесят лет.
 Потом ушла на пенсию по здоровью: ноги стали отказывать, и оказалась никому не нужной – даже в дом престарелых меня не берут. Куда только не ходила я за правдой и просила: хоть комнатку какую дайте. Но везде говорят, что сама виновата, отдав квартиру сыну и должна договориться с ним.
 Такие вот, Илюша дела мои невеселые. А ты ещё крепкий мужчина и я тебя сразу узнала через много лет. Помнишь, как целовал меня в раздевалке? Я тогда убежала, потому, что мне другой мальчик нравился, от которого я потом и родила сыночка, но замуж так и не вышла – тоже подлецом оказался – видно и сынок наш кое-что от папаши унаследовал, да бог с ними.
 У меня сестра есть старшая, живет в Орле, муж умер недавно, детей нет, и приглашает она меня переехать к ней и жить вместе: пенсия у меня есть и вместе легче выживать двум старухам, но характер у сестры вздорный – боюсь, не уживемся, но и здесь унизительно жить на лестнице.
А как сам поживаешь в своей столице? Вижу по тебе, что в богачи тоже не выбился. Это вы, москвичи, устроили нам по всей стране веселую жизнь, что сыновья матерей выгоняют из дома ради денег, чего раньше никогда не было! Случалось, выпивали дети, но чтобы выгнать мать из дома или побить – такого не водилось!
– Может, надо было поддаться тогда в школе на твои поцелуи – глядишь, и поженились бы! Ты всегда был порядочным мальчишкой и мужчиной таким остался: видно убежала я тогда от своего женского счастья, – вздохнула старуха и побрела прочь, вытирая ненароком набежавшую старческую слезу.
В этот приезд старушки Лены на месте не оказалось: возможно, лето она проводила на своей даче, возможно, уехала к сестре - как и собиралась.
Побродив пару дней по городу, вспомнив всё, что хотел и не хотел вспоминать, Илья Николаевич вечерним поездом уехал домой в Москву, чем искренне огорчил старика-соседа, у которого жил все эти дни.
– Приезжай Илюша, по возможности, навестить родные места и родителей, – напутствовал Фомич своего гостя в дорогу. Родители живы, пока дети о них помнят, вот и приезжай сюда и вспоминай своих мать-отца. Не грех бы и дочку свою и жену привезти сюда на несколько дней: пусть посмотрят, где ты родился, рос и вышел в люди, как говорится. Меня ты, конечно, не застанешь уже. Чувствую, что осенью закончится моя земная жизнь, а в загробную я не верю. Не верю, чтобы бог, если он есть, допускал такие несправедливости на земле, чтобы люди стали, словно звери, драться между собой за кусок пожирнее. И попы, от имени бога прикрывают подлости людские, особенно богатых, и призывают к смирению власти земной и небесной.
На том они и расстались, и Илья Николаевич вернулся в Москву продолжать свое столичное жительство, уже как пенсионера и отдельно от жены и дочери, которые так и не стали ему близкими людьми.
Воспоминания Ильи Николаевича о прошлой поездке на родину прервал звонок в дверь.
– Кто бы это мог явиться сюда на исходе дня? – удивился он и пошел открывать дверь. На пороге стоял сосед Василий, покачиваясь и опираясь на палку.
– Моя Машка уехала ночевать к сестре, которой стало плохо из-за жары, я вспомнил, что ты оставил недопитую бутылку в шкафу и решил навестить тебя и допить водку – в именины нельзя оставлять недопитое – иначе до других именин не доживешь, - убеждал сосед продолжить выпивку. Илья Николаевич и сам хотел принять рюмку водки, после грустных воспоминаний о своей поездке на родину и потому его не пришлось долго уговаривать.
Водка была найдена и выпита молча, под бормотанье телевизора. Говорить было не о чем: вечер уже переходил в ночь и голова Ильи Николаевича, слегка одурманенная выпивкой, была заполнена впечатлениями этого дня его именин и клонилась к подушке, чтобы за ночь очиститься от всего ненужного и сохранить в памяти лишь важные события минувшего дня, а таких событий за долгий день не произошло, и сохранять было нечего.
Сосед Василий тоже задремал было, но скоро очнувшись и убедившись, что бутылка пуста, а другой Илья Николаевич доставать не собирается, хотя, по всем признакам, одна-две бутылки должны быть у него в заначке: не такой он человек, Илья Николаевич, чтобы не оставить запас про всякий случай, в чем Василий неоднократно убеждался прежде.
Не успел Илья Николаевич проводить Василия за двери, как снова зазвонил звонок, уже на телефоне.
– Не иначе, как Галина снова хочет меня взбудоражить своими глупыми домыслами и измышлениями, – подумал он, взяв телефон и точно – послышался напористый, как всегда, голос жены:
– Ну что, дорогой именинник, обзвонил всех своих любовниц и принял поздравления с именинами? Шлюх всяких привечаешь, а жену законную из дома выпроводил. И чем я тебе не угодила по жизни, что ты видеть даже меня не желаешь, любимый мой муженек? – без обиняков выговорилась Галина и продолжила, – слова ласкового от тебя не дождешься, тебе бы в лесу жить одиноко, а не рядом с женой заботливой! Но всё равно поздравляю тебя с именинами ещё раз, и не забывай, что у тебя есть жена и дочь.
– Ну, женою, ты мне никогда не была – так, сожительница поневоле, – не удержался Илья Николаевич после напористых слов Галины. – Да и дочь не очень жалует папашу, который капиталов за свою жизнь не заработал и не может расплачиваться за её авантюры.
 Не можете вы, обе, довольствоваться, чем есть, потому и злобитесь и на меня и на жизнь свою. Не пожелала ты меня понять в молодости, приспособиться ко мне, чтобы сложить жизнь ладную, вот и получились к старости мы чужими друг другу, почти врагами, и ты до сих пор не можешь успокоиться, чтобы отстать от меня и не трепать нервы понапрасну.
 Зачем сейчас звонишь? Чтобы я понервничал за пустые годы жизни рядом с тобой, потом попил валерьянки и долго не смог уснуть? Ради этого ты звонишь? Если бы я не отселился от тебя в другую комнату, и ты не уезжала на дачу летом, давно бы сжила меня со света и некому было бы сейчас звонить и злобствовать! – закончил Илья Николаевич разговор с женой и выключил телефон, который ещё два раза подавал сигналы, пока не замолчал основательно: видимо жена поняла, наконец, что он не хочет разговора с ней на ночь.
 Когда-то, он эту женщину желал мужской страстью – пусть недолго, но желал, а теперь и представить себе не может, что эта обрюзгшая, вздорная женщина, явно не уважающая его ни раньше, ни теперь, продолжает считаться его женою и постоянно устраивает скандалы, не в силах успокоиться на старости лет от не сложившихся отношений с ним по её же вине.
Все девушки мечтают о сказочном принце, который приедет на белом коне и увезет её от родителей далеко-далеко, где они будут счастливо жить в любви до глубокой старости и умрут в один день - как обещают сказки. Но реальная жизнь далека от сказки и девушки, войдя в возраст, начинают лихорадочно искать себе любимого юношу или даже мужчину, который отвечает её представлениям о принце.
 Часто им встречаются прохиндеи - любители сладкого девичьего тела, которые, соблазнив юную деву и насладившись её прелестями, бросают, увлекаясь другой. Брошенная девица, в отместку, начинает искать уже не принца, но мужа и найдя подходящего, выходит замуж, назло прежним мужчинам, относясь к избранному мужу вполне равнодушно, а иногда и с пренебрежением, как это случилось с Ильей Николаевичем
. Потом, убедившись, что муж этот не отвечает её требованиям и является простым человеком, жена, вместо того, чтобы приспособиться к мужу и прожить вместе простую человеческую жизнь в согласии и доброте, начинает пригибать мужа, обвиняя его в никчемности, постепенно превращается в стерву, не дающую покоя ни мужу, ни детям, если они завелись, выставляя мужа виновником всех своих неудач и несбывшихся надежд.
 Потом, когда муж, её стараниями, уходит на тот свет, жена, убедившись, что именно он и был её опорой в благополучной, в целом, жизни, начинает проявлять показную заботу об его памяти, рассказывая окружающим, каким её муж был хорошим человеком, любящим мужем и заботливым родителем и, уверяя всех, что именно благодаря ей он таким стал. Бывают, конечно, и другие жены, счастливые в браке, построенном на любви, уважении и взаимопонимания, но таких браков, по оценке Ильи Николаевича, наберется едва ли треть или пятая часть.
Сейчас, правда, при измененных общественных отношениях, когда деньгами измеряется всё, изменилось и отношение к браку и пары живут вместе по согласию - из меркантильных соображений и плотского удовольствия. Потом расходятся, меняют партнеров – как теперь называются участники интимных отношений, пока такая пара не договорится о совместном ребенке – для чего и вступают в брак без иллюзий и сантиментов на духовную общность и дружеские отношения между мужчиной и женщиной, живущих вместе.
Возможно, в других местах ещё осталось патриархальное отношение к браку, как сочетанию двух сердец и душ для совместной жизни и продолжения рода, но в Москве от брака остались лишь денежные отношения и секс, – так думал Илья Николаевич о союзе мужчин и женщин после вечернего разговора с женой, которая издалека, с дачи, но достала его по телефону и унизила на исходе дня именин нелепыми обвинениями.
Чтобы отвлечься от неприятного разговора, Илья Николаевич прилег на диван, прибавил звука в телевизор, который едва слышно бормотал, пока они с соседом допивали водку и начал переключать программы, надеясь найти душевную передачу для своего успокоения на ночь.
По попавшейся программе, возбужденный человек доказывал, что солнце, совсем скоро, через несколько миллиардов лет, погаснет, и надо уже сейчас человечеству думать, как переселиться к другой звезде. По другой программе шастали маги и чародеи, пытаясь доказать, что они всё видят и всё знают о прошлом и будущем, По третьей менты гонялись за бандитами, по следующей наоборот: бандиты оказались ментами.
 Потом попалось несколько сериалов: про любовь богатенького сыночка к простой девушке из городка, приехавшей в Москву на заработки и попавшей к сутенеру; про любовь богатой девушки к бедному юноше; про низменных и подлых крестьян, устроивших пакости  богатым менеджерам приехавшим на отдых и прочие похожие сюжеты, в которых обязательно наличествуют деньги, преступления и секс в различных дозах и сочетаниях, что и отличает один фильм от другого.
 Попались также несколько передач и фильмов об ужасной жизни при советской власти, где люди голодали и подвергались репрессиям, пока демократия не освободила их. Потом мелькнули какие-то споры возбужденных людей на темы извращений и отклонений в семье, на то, как плохо на Украине, где их деньги - гривна упала к доллару в два раза и это очень плохо, а что российский рубль тоже упал в два раза – это очень хорошо.
В новостях промелькнул тусклый серый президент, который по бумажке прочитал наставления своим министрам и те, кивая головой, подали знак, что поняли и конечно выполнят.
 Следом показали арест проворовавшегося насквозь чиновника, по другому каналу дикторша скороговоркой перечислила преступления, пожары, убийства на дорогах, наводнения и прочие бедствия захлестнувшие, кажется всю страну и только мудрое руководство серого президента и его соратника – премьер-министра позволяют держать ситуацию под контролем, а в ближайшем будущем – лет через тридцать или пятьдесят, положение в стране и вовсе будет отличным.
Затем наступило время рекламы и по всем каналам раздались призывы покупать всё, что можно: особенно много надо покупать туалетной бумаги и тогда у всех всё будет хорошо, а может и прекрасно.
И такая дребедень мелькала по телевизору круглосуточно. Особенно удивляли Илью Николаевича ночные передачи: если смотреть телек ночью, то, как идти на работу днем? А если люди не работают, то, как можно улучшить их жизнь и за чей счет?
Богатые тянут всё к себе, работники живут на зарплату, которой большинству не хватает даже на пропитание, пенсионеры вообще бедствуют и, благодаря заботам президента, их средние пенсии относительно средней зарплаты понизились за последние годы наполовину, цены в магазинах на продукты поднялись в два раза после падения рубля, а дикторши, улыбаясь, говорят, что инфляция в стране постоянно снижается и будет в этом году не более 9 процентов.
Как всё это отличается от советской жизни. Цены в магазинах не менялись, зарплата росла, заводы работали и строились новые, люди жили спокойно: не было проституток, бомжей и безработных, у всех была уверенность в завтрашнем дне, каждый мог подыскать себе работу по квалификации и по характеру, чтобы труд приносил удовлетворение, а не только зарплату, как нынче.
Премьер по телевизору сказал, что в этом году продолжился отрицательный рост экономики. Идет спад производства, но говорят о росте, хотя и отрицательном. И такая ложь везде и во всем. Банда предателей и проходимцев захватила страну и грабит её уже четверть века, но люди молчат, добывая пропитание и живя одним сегодняшним днем, как живет и он.
Кто-то из политиков сказал, что можно долгое время обманывать некоторых, можно некоторое время обманывать многих, но нельзя долгое время обманывать всех.
Сейчас, с помощью телевизора, уже четверть века немногие, захватившие власть, обманывают всех, и народ молчит, словно под гипнозом. А ведь это такие как я, сорокалетние мужики допустили предателей к власти под их обещания устроить в стране хорошую жизнь – лучше прежней.
Помниться избрали мы тогда себе директора завода: ничтожного инженеришку, но с хорошо подвешенным языком и уже через год завод начал разваливаться под натиском группировки  рвачей, что организовал этот новый директор без опыта, без знаний управления, но с большой тягой к власти и деньгам.  Так случилось, с нашего согласия, по всей стране и производство развалилось. Люди опомнились, но было уже поздно: власть и собственность оказались в руках мерзавцев, рвачей и бандитов, которые устроили кровавую бойню всем, кто попытался в 1993 году убрать упыря Ельцина и вернуть страну на нормальный, для русского человека, путь развития: трудиться сообща и получать по труду, а не по законам рынка, где всё продается и всё покупается.
Хотя какой рынок может быть при производстве самолетов, где участвуют сотни заводов? Или оружие для защиты страны, тоже должно изготовляться с прибылью для владельцев, то есть втридорога?
Так могут думать только недоумки-министры, которые в жизни не занимались ничем другим, кроме спекуляции. Многие годы власть насаждает в обществе алчность, эгоизм и беспринципность вместо прежних: бескорыстия, коллективизма и добропорядочности.
 Низменные инстинкты людей выставляются выше духовных качеств, которые и сделали человека человеком, отделив его от обезьяны, которая была нашим предком по теории Дарвина. Сейчас эволюция пошла вспять и если так пойдет дальше, то человеческое общество снова превратиться в стаю животных, где каждый сам за себя и слабый становится добычей сильного.
Пусть советская власть, во многом, пропагандировала общество равноправия только на словах, но ведь сказано в библии «В начале было слово» и за словами большевиков в 1917 году последовали дела, которые к 80-ым годам подняли страну к вершинам цивилизации, равенство людей обеспечивалось всей мощью советской экономики и страна находилась в десятке лучших стран мира по качеству жизни.
Сейчас за правителями-пигмеями скрываются только правильные слова, за этими словами прячутся лживые слова, а за лживыми словами следуют подлые дела, где царствуют нажива и обман по принципу «или всех грызи, или лежи в грязи», – размышлял Илья Николаевич возле телевизора, но потом спохватился: что-то я снова впал в раздражительность и неприятие нынешних порядков в стране, а хотел ведь успокоиться после разговора с женой. Нет, не получается успокоения возле телевизора. Пойду, выпью валерьянки и попробую уснуть, чтобы очистить голову от сегодняшнего дня именин, будь они неладны.
Он выключил телевизор, выпил валерьянки, разложил диван, застелил белье, разделся и лег. Длинный, длинный день именин закончился. В окно светила ущербная луна, идущая в рост к полнолунию. В свете луны предметы в комнате потеряли свои очертания и казались призрачными и невесомыми, как Илье Николаевичу казалась призрачной и нереальной вся его жизнь, которая вспомнилась ему за этот долгий день – очередной день бессмысленной и бесполезной жизни, клонящейся к уходу, как и луна за окном, катившаяся с небосвода вниз.
Он закрыл глаза, и вскоре легкая усталость накатила откуда-то из углов комнаты, лунный свет померк, и Илья Николаевич забылся глубоким сном.
Шел двадцать пятый год со времени уничтожения народной власти алчными и бездушными рвачами и проходимцами, лишившими Илью Николаевича простых житейских радостей, смысла в жизни и спокойной уверенности в благополучном будущем для себя, для родных и для всей страны.


Рецензии
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.