Начало

6 утра, я выхожу на утреннюю озябшую стоянку аэропорта Барнаул и вижу единственную потрепанную маршрутку. Около нее суетится водитель. Его предки были очень разных национальностей. Лицо, похожее на блин как у истинного алтайца или бурята, юркие зеленые раскосые глаза, совершенный греческий нос и неожиданно большой, быстро двигающийся рот- пропасть, в которой много золотых зубов. Мелькает мысль, что для милицейского фоторобота очень хороший экземпляр. Характерный. Похоже мне немного тревожно.

- Здравствуйте, как Вас зовут?

- Серега

- А по отчеству?

- Слышь, училка, мне, что и твое отчество запоминать?

- Да нет ну что Вы, я просто Таня. (Я широко улыбаюсь.)

- Ладно, ты это, извиняй, утро понимаешь. Лезь в кабину, дорога дальняя, там теплее будет.

Похоже мы на "Ты" и первое знакомство удалось. По крайней мере, оно обеспечило меня люкс местом. Я отдаю рюкзак и открываю дверцу старенькой газели. Ехать до альплагеря долго, в горах не принято спрашивать сколько, этот вопрос не любят, отвечают «как пойдет». Залезаю в кабину. Уверенно светает, появляется второй водитель. Его внешность безликая, он похож на обычного среднерусского мужика, не гнушающегося спиртным.

Открывает дверь кабины и резко бросает.

- Двигайся.

Серега поясняет:

-Это Жека, у него вчера болела челюсть, прям выворачивало и мы ему в ухо водки закапали. Теперь у него все болит и башка и уши.

- Может, вам лучше было отлежаться? Я деликатно спрашиваю, зажатая между двух мужиков от которых активно несет луком и еще какой то незнакомой, но очень пахучей едой.

Жека быстро, недобро зыркает в мою сторону, но ничего не произносит.

- А чо, Женек, полежал бы или в СПА сходил. Слово СПА Серега произносит, растянуто кривляясь и сопровождая смех матерком.

Догадываюсь, что опять не то, замолкаю. Едем.

Уже давно и страстно я люблю горы, но мы с ними встречаемся только зимой, на лыжах. Каждый год я собиралась поехать в настоящий горный поход летом, с рюкзаком, палаткой, кошками и ледорубом, но все время появлялось что – то важнее. По наивности, это путешествие рисовалось в моей голове множеством красивых картинок - открыток, экспонатов музея Кортины де Ампеццо, которые я видела пять лет назад в Италии.

В этом году у меня все не просто в личной жизни, да что уж, все точно летит к чертям и я, чтобы себя поддержать, решаюсь старую мечту осуществить. В июне в голове возникает образ отрешенной, прокопченной солнцем альпинистки, ищущей места силы в Алтае. Август и я в маршрутке еду в направлении монгольской границы. И все так, есть рюкзак и палатка, аскезы тоже хоть отбавляй, но это явно не похоже на мою открыточную сказку. Вспоминаю о доверии к миру и засыпаю в тепле между Серегой и Жекой.

Просыпаюсь, солнце в зените, дорога петляет между перевалами. Красивые горные уступы, серебрящаяся молочно бирюзовая Катунь. Сергей гонит с бешеной скоростью, только спидометр всегда показывает 20. Дорогу то и дело занимают животные. Упитанный рыжий бык идет как раз по разделительной полосе, поглядывая исподлобья на вереницу машин, притормаживающих с двух сторон. Черный козел лежит всем телом на песке обочины, а головой на кромке асфальта, выпуклые глазищи провожают пролетающие машины. На поле пасется отара овец. Ребята из моей группы дрыхнут сбившись в кучки в маршрутке, начинает вечереть и холодать одновременно. Проезжаем деревенский погост, высокие деревянные могилы срубы без единой таблички, только покосившиеся кресты. Изба, лет десять назад выкрашенная голубой краской, сейчас выцветшей и облупившейся на солнце, называется «Дом культуры», напротив такая же «Магазин Радуга». Видно, что к Радуге ходят чаще. Большое футбольное поле с ржавыми картинками «Олимпиада 80». Садится красное солнце, яркий шар закатывается в кедровник и две речки как две руки машут ему вслед блестящими всплесками. Опускается туман, быстро темнеет, просторы и необыкновенная красота.

Всю дорогу Сергей не умолкает. Мат по прежнему режет мои уши.

- Построили у нас на Катуни парк детский, почти аква, но другой. Все сделал, денег дал один хороший мужик. Стал делать открытие, приволок пушку, пушка выстрелила и при всех ему на… голову снесла. Не знаю как его звали, но по всему мужик классный был.

Вокруг темнота и мы несемся на дребезжащей газели, периодически выхватывая фарами обрывы и тупики из скал. Кто- то из ребят сзади просится в туалет.

- ПотЕрпите, чай не господа. Останавливать не буду.

Серега живет по своим правилам.

- Если честно, туристы эти задрали меня, вот только денег нет совсем, никак иначе не прожить. Вот и вожу.

Фары выхватывают скалистый уступ.

– Вот здесь два года назад автобус в пропасть улетел с такими же как вы - столичниками. Здесь вот и декабристов сбрасывали. Знаешь декабристов? Ну те, что против царя?

У Сереги все истории с трагичным концом, ему все больше нравится меня пугать. Мне хочется тишины, но, похоже пока не доедем ее не будет. Стараюсь отвлечься, ничего не видно, отчаянно и прекрасно пахнет полынью. Проезжаем местечко, названное в честь горы Белый Бом. Представляю, что населяет это место знатная гномовская фамилия Бомы. У всех у них белые колпаки и они ходят по горам цепочкой друг за другом с ледорубами наперевес.

Я сижу на горячем моторе, справа дышит луком Жека, слева Серега сыпет байками и моя голова становится прекрасно пустой.

Приезжаем в ночи в ущелье. Постоялый двор, похоже, это дом Сереги или его родных, высокий забор и юрта, простые приветливые люди и много собак. Время 2 часа ночи местных, те 5 утра по Москве, темнота такая, что не видно пальцев руки.

Серега не церемонится:

-Забирайте манатки. Подъем в 6, выезд в 7.

В кромешной тьме ставим палатки, вытаскиваю влажный спальник из рюкзака и, скрючившись замираю. Через три часа меня вырывают из ледяного забытья звуки проходящего стада и отчаянный лай собак. Кто-то из наших противно орет «Подъем».

Горячий вкусный чай, местные лепешки. Быстрые сборы палаток, мокрых от росы. Дальше дороги практически нет, но нам надо преодолеть еще 40 км до лагеря.

Группа грузится в кузов видавшего виды полувоенного ЗИЛа 1952 года выпуска. Серега садится за руль, в кабине нет стекол и он может резко покрикивать на нас сонных мух. В кабину загружают живого барана, он вопит и явно чует не доброе.

Едем по руслу горной реки, сворачиваем на тропу, грузовик мотает из стороны в сторону, нас швыряет по кузову. Оборачиваем головы ковриками «сидушками», чтобы не било слишком сильно. Вокруг нас красота алтайского утра, но мы не в силах этого оценить.

Внезапно грузовик замирает, существенно накренившись в одну сторону, мы падаем друг на друга, рюкзаки с шорохом катятся на нас. Серега говорит по телефону:

- Да, ну че орать, понял самолет, ну буду, подъезжаю уже. Ну да, с конями.

Серега материться, золотые зубы сверкают на солнце. Мы только выехали, впереди как минимум час, а то и дольше до лагеря. Я представляю себе людей ждущих где- то посреди красивой алтайской степи и одновременно опаздывающих на самолет. На правах старой знакомой, раздраженно вопрошаю:

- Ты их обманул? Ты ведь нас везешь?

- А тебе что?

- Так нельзя. Надо хотя бы сказать людям, что им еще ждать часа три как минимум.

- Зачем? Все равно ниче не сделать. Говорил тебе, в горах времени нет.

Он отворачивается, разговор закончен. Заводит ЗИЛ и тут мы все замечаем собаку. Собака при рождении была белой лайкой, но изрядно затем испачкалась, язык у нее на плече, она тяжело и прерывисто дышит. Мы в пути около получаса, но двигались по кругу, лайка сократила расстояние по ущелью, добежав до нас из последних сил. Собака беременная и еле идет, но она бежит за хозяином. У нее умные, грустные и преданные глаза.

Серега глушит мотор, вылетает из кабины.

- Белка, девочка моя, ну зачем. Ну, куда. Ну я же сказал, жди.

Здоровенный мужик размазывает сопли грязным рукавом, мне кажется в глазах его стоят слезы. Он подхватывает грязную, уставшую, беременную собаку на руки и, не обращая на нас никакого внимания, несет ее к дому через ущелье.

Ребята в кузове обсуждают водителя, горы, собаку, будущий маршрут и места силы. Я их не слушаю, внутри меня опять звенящая пустота. Время замерло, времени нет.

Серега возвращается. Мы доезжаем до лагеря.

Подхожу попрощаться, обнимаю его руками и сердцем. Ему становится одновременно неудобно и приятно, он переминается с ноги на ногу и говорит не поднимая головы.

- Меня мамка в степи родила, а сама померла. А у нее вот, щенки…

Через две недели я увижу Белку на байковом розовом одеяле с тремя слепыми молокососами.

А сейчас все впереди.