Проклятие родового кольца. 3 глава

     Ехали втроём в карете, друг Афанасия, как оказалось, был мужем его сестры, Глафиры Гавриловны и жил неподалёку, в соседней усадьбе. В дороге,  молодые люди, часто пересаживались на лошадей и ехали верхом, а Люба оставалась одна, чтобы могла отдохнуть и поспать. Дорога была долгой, уже несколько дней они ехали то по пыльной дороге, то лесом, то по мосту через реку. На седьмые сутки, глубокой ночью,  лошади неожиданно остановились и кучер, спрыгнув с козлов, открыл дверцу кареты.
     - Барин! Разбойники! - крикнул он.
     Афанасий Гаврилович со своим другом и родственником, мужем своей сестры Глафиры Гавриловны, Антоном Павловичем, выскочили из кареты.
     - Любушка, оставайся в карете, - только и крикнул Афанасий Гаврилович своей невесте.
     Молодые люди обнажили сабли и из-за поясов вынули кинжалы. Разбойников оказалось человек семь-восемь. Напали они с целью наживы, борьба длилась недолго. Люба слышала лишь звуки сабель, ругань и крики разбойников. Минут через сорок, всё было кончено. Четверо разбойников лежали на земле, остальные дали дёру, не в силах противостоять молодым вооружённым людям. Запыхавшись, Афанасий открыл дверцу кареты.
     - Не испугалась? - спросил он, вытирая лоб рукавом кафтана.
     - Нет. Я привыкшая. Во дворце у отца часто такое видела, правда там просто тренировались на саблях, - спокойно ответила Люба.
     Афанасий и Антон вошли в карету, кучер сел на козлы.
     - Поехали, Кузьма, трогай! - крикнул Антон, тогда как Афанасий с интересом смотрел на свою невесту, поражаясь её спокойствию. Обычно, в такой ситуации барышня могла и сознание потерять, а Люба даже улыбалась.
     - Ты бы рассказала мне, откуда ты и кто твои родители. Ведь я о тебе ничего не знаю. Впрочем, я и не думал, что ты дочь Марфы Ильиничны, просто было очевидно, что ты ни на неё, ни на её мужа совсем не похожа, - сказал Афанасий.
     - Ты не спрашивал меня, барин, да и рассказывать особо нечего. Мой отец - персидский вельможа, а мать, как она мне рассказывала, купеческого рода. Отец влюбился в неё и привёз к себе, в Персию. Но отцу нужен был сын, а меня, после смерти моей матушки, по приказу бабушки, матери отца, тайно вывезли ночью на корабль и отправили в Руссию. Так я и оказалась у Марфы Ильиничны, которая заменила мне мать. Она добрая и славная, - спокойно рассказывала Люба.
     - Ты слышал, Антон? Получается, Любушка знатного рода, вот почему меня к ней потянуло. И красота её, видать, от отца перса и русской купеческой дочери. Пути Господни неисповедимы, - поразившись рассказу Любы, произнёс Афанасий.
     Но Антон почти засыпал и ему, наверное, было всё равно, какого рода невеста его шурина.
     Через две недели, Антон вышел недалеко от своей усадьбы и попрощавшись, пошёл через поле к своему дому. Карета двинулась дальше и к вечеру въехала во двор большого, двухэтажного дома, с белыми колоннами, арочными окнами и с мансардой. Любу богатством было не удивить, дворец её отца был много богаче. Но Афанасий, указывая вокруг рукой, показывал рощи, поля и даже речку, которая им принадлежала. В доме он жил со своими родителями да прислугой из шести человек, не считая сторожа и садовника. Возле дома был сооружен фонтан и вокруг росли разные цветы, плодовые деревья, за которыми вёлся хороший уход. За домом была конюшня с лошадьми, на сорок голов.
     На крыльцо вышли мать и отец Афанасия, чтобы встретить сына и его невесту, о которой он им написал, прежде чем выехать в дорогу. Старики с любопытством смотрели на Любу.
     - Свят-свят... неужто наш сын цыганку привёз? - широко раскрыв глаза и не отрывая взгляда от юной красавицы, произнесла Варвара Васильевна.
     - Чтоб тебя! Молчи, баба. Пусть в дом войдут, посмотрим, что за чудо привёз наш Афанасий. Он парень неглупый, плохую бы не привёз, - сказал Гаврила Семёнович, отец Афанасия.
     Люба смущалась, опустив голову, она шла за руку с женихом.
     - Вроде скромная, вона, как голову держит. А красавица-то какая, - тихо произнесла Варвара Васильевна.
     - Матушка... батюшка... благословите. Это Любушка, невеста моя, - сказал Афанасий, встав перед родителями.
     - В дом войдём, там и благословенье дадим. Негоже на улице стоять, - строго сказал Гаврила Семёнович, обнимая и целуя сына.
     Варвара Васильевна, тоже прослезившись, крепко обняла сына.
     - Что ж, так долго ехали? Скучали больно, - произнесла женщина, поправляя на голове чепчик.
     Все вошли в дом, молодая девка, прислужница, бегом принесла икону. Афанасий и Люба встали на колени перед родителями.
     - Уверен ли ты в своём выборе, сын? Не пожалеешь потом? Ведь назад пути нет, - прежде чем благословить молодых, спросил Гаврила Семёнович.
     Варвара Васильевна лишь плакала, качая головой.
     - Уверен, батюшка. Люба она мне. И я ей люб, - послушно опустив голову, ответил Афанасий.
     - Что ж, значит такова воля Господа. Благословляю вас, дети мои. Живите мирно, в любви и уважении друг к другу, - сказал Гаврила Семёнович, возложив икону на голову сына, потом и Любы.
     Когда они поднялись с колен, старики по очереди обняли молодых, Варвара Васильевна перекрестила обоих и опять заплакала.
     - Цыц! Чего мокроту разводишь? Свадьбу через неделю сыграем, гостей надо созывать. А пока к невесте своей, ни-ни. Понял? - строго посмотрев на сына, сказал Гаврила Семёнович.
     - Не маленький, понял, - ответил Афанасий, многозначительно взглянув на Любу.
     - Пойдём, голубушка, твою спальню покажу, небось устала с дороги. Отдохнёшь немного, скоро и обед, откушаешь с нами. Потом дом покажу, тебе здесь жить, - сказала Варвара Васильевна, обнимая Любу за плечи и уводя на второй этаж дома, где и располагались спальни для гостей.
     Спальня оказалась небольшой, с кроватью, шкафом, комодом для белья и зеркалом.
     - Что же ты молчишь, девонька, иль немая, что ли? Голоса твоего не слышно... - сказала Варвара Васильевна, посмотрев на Любу.
     - Нет матушка, не немая я. Что говорить-то, не знаю. Рада, что встретился мне сын Ваш, Афанасий Гаврилович. Богу за то благодарна. И Вам, что встретили меня с таким уважением, - скромно ответила Люба.
     - Вот и хорошо. Скромная ты, полюбил тебя наш сын и ладно. Поживём увидим, время покажет. Пойду я, а ты отдыхай. К обеду тебя позовут. Если что надо, скажи, я прислугу к тебе пришлю,  - ответила женщина.
     - Спасибо. Мне ничего не нужно, - ответила Люба.
     Варвара Васильевна, оставив Любу одну, ушла.
     - Ты с утра в город поезжай, надобно невесте подвенечное платье купить и украшения возьми, чай не бедные. К купцу Баранову зайдёшь, у него товар хороший, - сказал Гаврила Семёнович сыну.
     Обедали за большим столом, в центре сидел хозяин дома, Гаврила Семёнович, по левую руку от него сидела Варвара Васильевна, а по правую - Афанасий и Люба. Им подавали кушанья, прежде чем приступить к трапезе, как полагается, помолились.
     С утра, Афанасий верхом уехал в город. Вернулся только вечером, со свёртками. К вечеру, приехали и Антон со своей супругой, Глафирой Гавриловной. Не терпелось сестре Афанасия на невесту брата посмотреть. Весть о женитьбе молодого барина, быстро разлетелась по округе. За неделю до свадьбы, в дом Гаврилы Семёновича начали  съезжаться соседи, чтобы поздравить с предстоящей свадьбой сына и посмотреть на юную красавицу, не похожую на местных барышень.
     Обсуждали это событие по-разному.
     - Столько незамужних барышень в округе и соседних губерниях, а Афанасий привёз неведомо кого, - говорили одни.
     - Юная деваха красотой блещет, вот и польстился на эту красоту Афанасий, - говорили другие.
     Девушки с завистью посматривали на Любу и шептались. Афанасий был завидным женихом и многие хотели породниться с Гаврилой Семёновичем. Молодой барин нравился многим девушкам и у них теплилась надежда, что в конце концов он всё равно должен будет жениться и выберет именно её. Это чувство не покидало ни одну из них. А когда они узнали, что выбор Афанасия пал совсем на чужую девушку, юными особами овладела досада и зависть.
     Неделя быстро прошла, свадьба была богатая и пышная, а как же иначе? Гаврила Семёнович был уважаемым во всей округе человеком, так что иначе и быть не могло. Слуги только успевали потчевать гостей, для этого случая Гаврила Семёнович призвал девушек из местных крестьян, которые два дня и днём, и ночью, без устали помогали прислуге.
     Вечером второго дня, молодым наконец разрешили уединиться. Для них отвели большие комнаты и террасу, выходящую на балкон, с видом на рощу и речку позади дома. Люба очень волновалась, ведь до этого дня, девушку не то, чтобы кто-то целовал, но со своим восточным нравом, она никому не позволяла даже дотронуться до себя, хотя там, где она жила, охотников было немало.    
     Афанасий снял прозрачное покрывало с головы, теперь уже, жены. Люба, дрожа, смотрела себе под ноги.
     - Что же ты так дрожишь, словно лист на ветру, душа моя? Или боишься меня? - спросил Афанасий, нежно касаясь лица Любы.
     - Мне страшно... - ответила девушка, не поднимая головы.
     - Посмотри на меня, Любушка... - произнёс молодой человек, приподнимая за подбородок красивую головку девушки.
     Люба наконец посмотрела на него и нагнувшись, он поцеловал её в губы. Это первое в жизни ощущение поцелуя, девушка не забудет никогда. Афанасий обнимал её за тонкую талию, ласкал пышные, русые волосы, утопая в них лицом, целовал ей плечи, руки и губы. Наконец, сняв с неё подвенечное платье, он с лёгкостью поднял девушку на руки и положил на широкую кровать. Вдруг он увидел висевшее на шее у Любы дорогое кольцо на тесёмке.
     - Что это? - с удивлением спросил Афанасий.
     - Это кольцо моей матери, она повесила его мне на шею и велела беречь, как память о ней,- ответила Люба.
     Афанасий снял с её шеи кольцо и долго его разглядывал.
     - Это кольцо очень дорогое и очень красивое, - восхищённо сказал Афанасий.
     - Кольцо матери, в день помолвки, подарил отец, а она перед смертью отдала его мне, - ответила Люба.
     - Так и надень его на палец, зачем носишь на шее? - сказал Афанасий, надевая кольцо на палец жены и целуя ей руку.
     Неторопливо, чтобы не напугать её, молодой человек ласкал юное тело жены, чтобы она наконец, перестала дрожать. От волнения, руки и ноги Любы были холодными, чтобы согреть их, он покрывал пальцы рук и ног жаркими поцелуями. А Люба расслабилась, закрыв глаза, понимая, что Афанасий теперь на всю жизнь её господин и муж и чтобы не закричать от боли, девушка прикусила губу и уткнулась в грудь мужа. Ей было неимоверно стыдно.
     - Ты прекрасна, душа моя. Так невинна и непорочна. Как же я люблю тебя, - обнимая девушку, прошептал молодой человек.
     Утром их никто не беспокоил. Проснувшись, Афанасий зачарованно смотрел на спящую девушку.
     - Господи! Спасибо тебе за то, что послал мне это сокровище, - прошептал он, прикасаясь губами к её волосам.
     Люба, проснувшись почти к обеду, стыдливо одевалась.
     - Не стыдись, моя горлица. У тебя тело, будто ваяние скульптора, будто мраморное, настолько красивое, не скрывай его от меня, хочу любоваться тобой, любоваться точёной фигуркой, стройным телом, упругой грудью, этими чудными волосами. Ты будто русалка, вышедшая из воды. Как же я люблю тебя, - проводя рукой по оголённому телу жены, с восторгом говорил Афанасий.
     Люба опустила руки, платье упало к её ногам и она посмотрела на мужа, впервые не ощущая стыда, понимая, что он и она, теперь одно целое.
     - Матушка сердиться будет, пора спускаться к обеду - улыбнувшись, ответила юная красавица, наконец надевая платье.
     Шли дни, Варвара Васильевна не могла нарадоваться на невестку, да и Гаврила Семёнович только дочкой её и называл. Часто приезжала их дочь Глафира со своими детьми, сыном Андреем и дочерью Машенькой. Она очень подружилась с Любой, они часто уходили за речку и гуляли в роще, слушая пение птиц и любуясь красотой природы. Люба забеременела почти сразу, беременность переносила тяжело, её часто мутило, ела она мало, часто кружилась голова. Приходил врач, но никаких патологий не находил.
     - Это обычное явление, которое наблюдается у беременных. Больше отдыхать, быть на воздухе, много есть фруктов, да и питаться хорошо, - неизменно говорил доктор, каждый раз, как его вызывали.
     Афанасий оберегал жену и очень переживал, когда ей бывало плохо. Наконец зимой, после Новогодних праздников, Люба родила здорового мальчика. Повитухи, вызванные ночью, закрывшись в комнате, приняли роды, которые прошли мучительно, но без осложнений.
     Афанасий был на седьмом небе от счастья. Сразу же, как только вышла бабка повитуха и сообщила о рождении наследника барина, он вбежал к жене. Щедро её вознаградив, Афанасий вошёл в комнату и посмотрел на Любу. Молодая женщина лежала вся в поту, уставшая от родов, но со счастливой улыбкой на лице. Встав перед кроватью на колени, Афанасий взял руку жены в свою и поцеловал её.
     - Спасибо за сына, горлица моя, - тихо прошептал он.
     Только потом, встав с колен, подошёл к ребёнку. Он с удивлением смотрел на малыша, не совсем ещё осознавая, что это его сын, его кровинушка, его создание. Он растерянно обернулся и посмотрел на жену.
     - Ну что же ты, Афанасий? Возьми же сына на руки, почувствуй его тельце, его дыхание, - устало улыбнувшись, сказала Люба.
     Наконец Афанасий решился, тихонько взял завернутого в одеяльце ребёнка и прижал к груди. Вслед вбежали Гаврила Семёнович и Варвара Васильевна.
     - Ну, где наш богатырь? А ну-ка, дай и нам на него поглядеть, - громко сказал Гаврила Семёнович.
     Варвара Васильевна, сложив руки перед собой, плакала от счастья.
     - Вылитый ты в детстве, Афанасий, - с умилением произнесла женщина.
     На следующий день, вся округа собралась в доме Гаврилы Семёновича. Гости приезжали на повозках, в каретах и верхом, с подарками и свёртками. Все поздравляли хозяев дома с рождением ещё одного внука, продолжателя рода Гаврилы Семёновича.