Вы пейте чай, пейте

Профессора из Москвы ждали на кафедре с понедельника. Всегда, когда он прилетал читать свой двухнедельный курс лекций, кафедра оживлялась – статусный гость из Москвы, умница и носитель столичного прогресса – шутка ли! Да уж и сам Илья Ильич был симпатягой и балагуром, как в старину бы сказали – душка. Хотя ему было уже за шестьдесят, выглядел он моложаво и браво, а в глазах его дамы могли заметить тот лукавый огонёк, который случается у седобородых от толчка кого-то, не к ночи помянутого, в ребро.
Конечно, и банкетик по случаю приезда Ильи Ильича небольшой сорганизовали на кафедре, конфеты там, тортик, коньячок, бутербродики, любовно студентками сооружённые. Аспирант Шамов тоже на банкет попал – уж больно он хотел с профессором познакомиться, приобщиться, так сказать, к высокой науке. В захолустье-то нашем московский профессор – птица редкая. Вот и сидит Шамов среди кафедральных дам, как по команде улыбающихся, а сам немного не в своей тарелке… А профессор – знай себе всё анекдоты да истории из московской жизни рассказывает. Дамы вроде как радуются, даже реплики вставляют, причём неявную такую, тактичную, очерёдность соблюдают – по статусу. А Шамову бы интересно – как вот там у них в Москве новые методы обучения, тренинги, технологии… Но, оно понятно, что гость устал с дороги, не до того.
Во вторник начались лекции. Профессор читал задумчиво, нараспев, но крайне доходчиво и, в общем-то, интересно. К концу лекции Шамов, пришедший к студентам специально послушать светило, находился в какой-то сладкой полудрёме. Впрочем, ощущение какой-то лёгкой очарованности возникало и во время неформальных бесед с Ильёй Ильичём в компании факультетских преподавателей, за обедом ли или на прогулках по городу. У Шамова даже стало вот появляться какое-то дурное обманчивое чувство если не дружеского панибратского знакомства с профессором, то уж по крайней мере – приятельства. Профессор спрашивал, а Шамов рассказывал, какие деревья и цветы высаживают в скверах, и откуда в двенадцать палит пушка, и где та самая знаменитая подводная лодка-памятник и тому подобное. Илья Ильич только и говорил своим тёплым муркающим голосом: «Замечательно… Замечательно…». И словно в раздумьях, чесал стриженную бородку.
Так вот незаметно прошли эти две недели – профессора кормили, в меру поили, сопровождали в прогулках по городу и на море. Всё ему нравилось и всегда мурчал своё  «Замечательно… Замечательно…». «А ну как, действительно, после аспирантуры к себе в Москву работать возьмёт?» - робкая, словно мышь, мысль теребила иногда Шамова, который к концу срока уже совершенно уверился в приятельстве с душкой светилом.
В последний вечер устроили снова банкет на кафедре. А потом ещё и профессор позвал к себе в номер – чай с конфетами пить. «Вот, уезжает завтра, - думал Шамов - Как-то надо хорошо проводить его…». На чай пришли пара кафедральных товарищей и одна дама. Ну, сказали слова напутственные, хорошие. Мол, спасибо вам. И вам спасибо. Ждём ещё. Обязательно! А Шамов – словно недоговорил чего, замешкался. Смотрит – приятели уже ушли, за столом остались – он, профессор и дама. Профессор что-то мурлычет, душка, но как-то на стуле... Вроде как елозит, неуютно ему. К Шамову поворачивается: «Ну, вы пейте чай, пейте…», и улыбается мило. А взгляд напряжённый, даже злобный какой-то. «Пью…» - чуть не поперхнувшись булькнул Шамов. Через минуту его уже не было.