Глава 4. Лил

Дверь дома Рафа мне открывает настоящий Ангел.
От неожиданности у меня сразу проявляется старческая одышка, на лбу выступает испарина; я вспоминаю запущенную небритость и утреннее пятно от кофе на футболке. Свинья. Может кому и к лицо трехдневная щетина, но я выгляжу как Санчо Панса, отбывающий пятнадцать суток.И еще - никак не научусь ловко жрать и пить за рулем, как средние американцы. Застряла естественная натурализация – выражаясь их языком.

А Деве лет, наверное, семнадцать, не больше.
Зарделась. Засмущалась вся. Меняет цвета как переводной календарик. О-о!
Ах! Цветок, цветок не сорванный! Набокова бы удар тут же и шарахнул на месте. Когда вижу совсем близко спелую молодую девушку, то после Бьянки, которой «прочно за сорок», чувствую себя грязным педофилом, соблазняющим ребёнка. И ничего не могу с собой поделать. Не удержусь.
- А вы кто такая?

Только на эту оригинальную фразу и хватает мозгов. Серое вещество мозга? Это у большинства самцов просто запасы тестостерона!
Ангел нервно срывает с себя очки и прячет за спину. Очков застеснялась, дурёха. По мне так хоть бы все бабы в очках ходили. Кто-то же сказал, что женщина в очках это два в одном. Купи одну – вторая бесплатно. Захотел другую: «родная, сними-ка очки». Приелась эта: «а не поменять ли нам для разнообразия оправу, милая?». Работает круче чем, если просто перекрашивать волосы.

 «Лиля», полу шепчет так и убегает, почти без сознания.
Лиля! Лиля! Лиля! Какой чудесный день! Какая же ты – Лиля! Молодая, свежая, слаадкая моя Лиля!
А я ведь понравился тебе, вижу, вижу, что понравился! Девочка совсем от этих игр ещё далёкая, Лиля! Это я! Твой прынц и лыцарь!
Да один шанс окунуться в волосы твои, нежность кожи вокруг сосков, эти коленки вечно сжатые! Рай. Просто рай. Даже и паспорт твой имперский ничто по сравнению с тобой.
Хороша!

При чем тут Америка! Бабы – вот всегда моя Америка, и нет ничего важнее и вкуснее их! Я их всегда открываю заново – как Колумб. Только потом, в конце узнаешь – а там-то уже побывал Америго Веспуччи, ни хвоста ему, ни чешуи. Хотя паспорт это тоже достоинство, весьма увесистое. Скажем так приятный довесок!
***

В семье Александра Мракисяна девять детей. Жуть. Или подвиг. Скорее все же жуть. Пятидесятники считают безопасный секс с гандоном смертным грехом равносильным аборту. Вмешательство в божий промысел. Поэтому семьи у них огромные. Я тоже, как и пятидесятники, не люблю презервативов, но по совсем другой причине. Терпеть не могу посредников. Поэтому принимаю душ  - раздевшись, а женщин стараюсь любить вне группы риска и без того парня, что англичане скромно именуют «макинтош».
Мы стоим вокруг стола, а дядя Саша просит Господа благословить ужин и всех нас. Пока молимся, закрыв глаза, я потихоньку всех рассматриваю.

Лиля – старшая, потом Раф, Толян, на местный манер зовущий себя Тони, Илай, Ваграм (дань армянским корням), Сэм, Сара и Филип.
Я рос в семье один и у меня в голове не укладывается – как так можно.Казарма блин какая-то. А что у них утром творится на входе в туалет?
А как же хорош ужин. Вендиз – брендиз. Американская жрачка утратила для меня всю ауру, которая окружала гамбургеры дома. Самая лучшая еда – русская! Даже получасовая пятистопная молитва дяди Саши не отбила аппетит. И потом, я так сильно соскучился по-домашнему.

Все просто изумительно. Божественно, как симфонический оркестр.Хлеб тётя Вера печёт сама. Консервирует соления – сама. Ну все как доктор прописал.
После американского хлеба, который так напичкан химией, что не черствеет месяцами, но и свежим никогда не бывает, кажется, что этот русский хлеб дышит. Я поглощаю его живьём.Путь к моему сердцу пройден. Они завоевали меня! Окрутили таки парня!

Да, Винсент, милашка, смотри, вот эти люди и станут скорее всего твоей тёщей и тестем. Везунчики блин!
За столом очень уютно. Все эти годы мне просто не хватало семейных отношений. Изголодался, можно сказать. Даже дома у отца была своя жизнь, а мамы своя, про меня и говорить нечего – я себе на уме лет наверное с трёх. А это люди простые, добрые, сердечные. Искренне верующие.

И атмосфера в доме какая-то особая объединяющая. Светлая.Простое семейное застолье. Водку никто не пьет, а всем весело.Телевизора нет (грех), а без него и лучше. Я понял, как люди коротали вечера веками, пока этот аццкий ящик не изобрели. Скучно не было совсем. Сколько оттенков полутонов, в движениях, взглядах, позах. Даже слова это роскошь. Шекспир был неправ – не весь мир театр, а каждый человек это театр. То актёр, то режиссёр, то осветитель или билетёр. Вы конспектируете? Или думаете, я вечно тут бисер собрался метать?

Да и потом – на фиг мне сейчас телевизор, если можно украдкой смотреть на Лилю. Ощупывать под платьем каждый её контур. Брэнд нью. Хочется просто опуститься под стол, на колени перед Лилей, засунуть голову ей под юбку и тихо, со вздохом сенбернара умереть там. Вполне достойный конец жизненного пути.Сердце то молотит, то вот-вот совсем остановится. Аневризма аорты. Блокада пучка Гиса. Вот так и умирают старики – обожравшись виагры и вновь играя в старую лотерею на юную лорелею.

Девочка никогда в жизни ни курила, ни пила, ни кололась и не трахалась! Да неё дышать и то страшно. Какая сладкая! Лиля, за тебя я теперь разобьюсь в лепёшку, вот посмотришь. Дай мне время, Лиля, я очень способный.
Пару раз она украдкой посматривает на меня, и тут же натыкается на мой лучезарный похотливый взгляд. Он смущает, заставляет чаще дышать, и тянет взглянуть снова.По любому контакт установлен. Похоже будет большая охота с кровью.
После ужина дядя Саша берет в руки гитару с бантиком и бездарно, совершенно фальшиво поёт псалом:

Почему Господь любил древнюю Вифанию?
Круг друзей там верных был, живших по Писанию.
Нужно всюду поступать по словам Евангельским
И стараться подражать жизни высшей, ангельской.


Я всегда чувствую себя не в своей тарелке, когда кто-то трезвый посмотрит вам прямо в глаза, и вдруг без приглашения хвать гитарку-то и давай петь – а ты сиди и слушай, как идиот, не зная  куда девать глаза и руки? Но так как номер явно исполняется для меня исключительно, вынужден, умилившись опустить взгляд.

После особенно визгливого пассажа, в стиле позднего Хендрикса, дядя Саша показывает шрамы на голове и гордо повторяет, что нужен Господу на Земле, для какого-то дела. Может быть для того, чтобы привести к Господу побольше заблудших. Дядя Саша не имеет пока точных инструкций, но они, как говорят американцы уже in the mail. Я терпеть не могу этого «ин да мэйл» – так всегда говорят работодатели, когда задерживают пэйчек – мол уже сбросили в ящик на почте – скоро придёт, не ссы.

«А тебя, зачем Господь на земле держит, ты думал?» Такого прямого вопроса, я признаться не ожидал, хотя сразу узнал, старый трюк евангелистов, типа «Готов ли ты прям сейчас с Господом встретится?».
Не думал. Раз держит, думаю нада ему, а что?

Хорошо, что мне уже на работу пора. Беру в охапку Рафа и ключи от доджа.На нем почему-то чикагские номера и надпись «Иллинойс – родина Линкольна».
Уже перед самым уходом ко мне подходит Лиля, и сунув мне в руки какой-то свёрток говорит: «Вы приходите пожалуйста чаще. Вы на братьев моих влияние доброе оказываете. Молится стану за вас!»
Убегает в ту же секунду зардевшись.

О! Не сомневайся, приду обязательно. Я наверное вообще скоро к вам перееду. Доброе влияние оказывать. Локально. Три раза в день после еды.
Открываю лилин сверток. Там несколько евангельских брошюр о вечной жизни и два огромных бутерброда. Эти бутерброды наполняют мое сердце теплом. Я представляю будто мы с Лилечкой моей уже много лет женаты, а она все так же нежно собирает меня на работу.

А я уже не уборщик, нет-нет а снова в родной офисной среде просиживаю штаны у компа в своём кубике. Втыкаю в блог. А то и пишу в своём, мол воруют в России и дураки и дороги.
Из этих нежно-розовых мечтаний меня грубо вырывает Раф.
- Давай на грейхаунд заедем?
- РАФ БЛИН! Совесть-то есть? Мне Лиля сказала я на тебя влияю хорошо, а я? К неграм повезу тебя опять? Раф, а тебя - мудака почему Господь до сих пор на земле терпит? Что ты делаешь кроме того что срешь, дрочишь и куришь всякую дрянь? Надо подражать жизни высшей, ангельской !

- А что ваще такое «падражать»?
- «Copy, imitate». Ты мне зубы не заговаривай.
Во мне кипит праведный гнев. Надо заняться воспитанием оболтуса. Ради Лили.
- Ладно, давай так – сегодня в последний раз, а завтра вместе бросаем и начинаем на собрания в церковь ходить! И ещё – завтра культпоход в кино, билеты на мне, ты должен увидеть вживую, как Христа мучили, может это тебя разбудит.
- В последний раз сегодня курнём, а? Ладна. И в церковь обязательно начнём ходить. В последний раз.. Тогда побольше надо взять! Сколько у тебя грошей залишалось?Чёртовы ростовчане – вечно какие местечковые словечки ввернуть норовят.

***

Со смятением в сердце качу на бас-стейшн.
А самого-то меня, друзья мои дорогие, за что Бог на земле-то терпит? А я сам что из себя представляю? Вот дядя Саша этот в совке под коммунистами работал на заводе, а сам потихоньку с другом печатал христианские листовки в заводской типографии. Как Олег Кошевой. А машину - взял и дал мне машину, незнакомому человеку. Акт безвозмездной доброты. А я, гад, его на бабло и привелегии раскрутить хочу.

Уже кручу походу – по первичным оценкам проведённой евангелизации –  Лиля, со всеми как говорится вытекающими, вполне рабочая машина, замечательный ужин ресторанного качества, бутерброды на ланч, этот  тоже десятка минимум, книги для пополнения багажа знаний будущего пророка, и место куда всегда можно прийти. Это важно если вы одни в чужой стране без денег, стабильной работы и документов. Всегда можно прийти и пересидеть грозу.
 Но самый главный результа, безусловно, Лиля!  Приятное с полезным.Какая чистая, светлая, простая, а я уже членом готовлюсь во все это ткнуть. Мужики это, в основном животные. А бабы те вообще инопланетяне какие –то. Внеземная непонятная цивилизация.

Евангелизировать негров сегодня не стану, сам по уши во грехе. Посылаю Рафа с баблом на промысел, а сам сижу в «новом» минивэне, и все копаюсь в прошлом, чем бы я таким мог улыбнуть и порадовать Исуса за всю свою никчемную жизнь.

***

И вдруг отчетливо вспоминается мне Москва, очередной смутный девяностый год, облезлый дом-хрущоба на Пятой Парковой улице.
Я уже седьмую неделю нахожусь в безвылазном винт-марафоне. Спать и есть удалось бросить почти напрочь. Только мультивитамины и йогурт. Завтрак чемпионов.Попробуйте не поспать два дня – ум за разум начнет заходить. Состояние сильно стимулированной энергичной шизофрении.

Работа и костюм с галстуком потеряли смысл на вторую неделю гонки.На третьей неделе понимаю, что покупать дозу потеряв работу накладно, и подбираю на Лубянке бездомного винтоварщика Трубача и его подругу Натаху.
Трубач один из самых одаренных винтоварщиков в Новогиреево. К нему, почти так же, как к Паркетчику, едут чуть ли не со всей Москвы. Варить приходиться двадцать четыре часа в сутки – благо винт для него бесплатный. У даровитых варщиков всегда короткая, но яркая жизнь. В лучшем случае они заканчивают в мертвом доме князя Кащенко, в худшем в сверкающем огнями дворце графа Склифосовского, на ступени которого их сбрасывают из медленно проезжающего мимо такси.

Родственники давно отказались от Трубача и его безбашенной подруги. Им не нравился трафик со всех уголков белокаменной, без разбора времени суток. Им не нравилось, что у Натахи, иногда под кожей заводились стеклистые паучки – и она пыталась эту кожу сорвать, забрызгивая стены кровью с винтом.
Живём теперь втроём. Все пополам.Правда Натаху делить со мной Трубач пока не хочет, но по её взгляду знаю – скоро уже. Уже скоро.
Совместное предприятие работает так:
Каждое утро я как на работу собираюсь и еду на Лубянку. Тусуюсь среди солутановых старушенций. Я ищу юных пионеров – тех у кого есть бабло на «Салют», но сварить добрый винт они не могут.

Я менеджер Трубача. Организую его бенефисы.По дороге на Пятую Парковую, пионеры покупают мне  сок, йогурт или мульти витамины. Мой сегодняшний рацион. Есть не хочется совсем – но эту смесь нужно в себя влить, чтобы двигаться дальше. Как в рекламе шампуня Хэд эн Шолдерз – Вош-н-гоу: вымыл голову и иди с Богом, милай. Куда-нибудь да и дойдешь, горемычнай.

Весь мир вокруг застыл и превратился в матрицу. Настолько медленным все становится под воздействием дешёвых синтетических стимуляторов домашнего разлива. Есть сейчас в жизни только винт, Трубач и вожделенная Натаха с огромными изжелта-сиреневыми пятнами от «продувок» мимо вены, на внутренней стороне хрупких предплечий.
Москва тогда набирает обороты в своей собственной винтогонке – первичного награбления капитала – везде какие-то казино, клубы, мерседесы и версачи – выбирай и будь светел и свят. Все по Адаму Смиту – новому Карлу Марксу – разбудите в людях алчность, пусть поставят себя и свой интерес во главу угла и каким-то чудом наступит всеобщее счастье и благоденствие.  Я не хочу выбирать мерседесы или адама смита.

Я уже выбрал – винт. Он даёт фору любому казино и версаче.  Новое поколение выбирает винт. Поэтому это последнее поколение – его дни сочтены.
В тот день хочется чего-то особенного. Винт стимулирует творческий процесс.Трубач – варщик от бога, вечно в поиске и экспериментах. Он делает нежный вкусный винт почти без побочек. Я учусь у него каждый день, как ученик Парацельса. Я тоже стану великим варщиком.
По легенде винтоманов всего великих варщиков будет семь. И последний сварит такой винт который уже никогда не отпустит. Народу не придётся искать жилу и догоняться. Приход будет  бесконечен, как Космос. Я подозреваю, что Седьмой Варщик это и есть я. А Трубач это путь к истинному рецепту. И я его найду этот рецепт. Сварю свой лак Страдивари, от которого так и присел на пятую сам великий Амати.

Трубач велик. Иногда вместо воды он гасит винт жидкой аскорбиновой кислотой – получается энергичный винт-зверь. Иногда вдруг бухает жидкого витамина «А» – винт выходит горячим, эротичным. По его словам пользоваться аптечными весами для подготовки компонентов – западло. Искусство нельзя измерить. Я с ним согласен. Леонардо не в счёт – он почти породнил правое и левое полушария тем, что любил математику и живопись одновременно.
Итак, стандартное количество винта с бутылки Салюта –  ровно семь кубометров. Столько же сколько Великих Варщиков. Здесь тайна. Загадочная семёрка – освящает винт.

В тот день я прошу Трубача сделать не семь, а три куба – нас ведь трое. Дабл.Поднять концентрацию. Загасить готовый продукт меньшим количеством воды. Может это поможет нам постичь истину, встряхнуть московский винторынок, и на вырученные деньги построить самую большую в Восточной Европе метафетамин-лабораторию. Будим заниматься только чистой наукой и к черту коммерцию.
Трубач всегда открыт к экспериментам. Поэтому все его тело покрыто маленькими язвочками и струпьями – количество винта в крови достаточное чтобы сутки  продержать в воздухе эскадрилью дальних бомбардировщиков Люфтваффе.
«Только Натаху первую вмажем»- просит он.

Если нам с Трубачом нужно всего пара минут, чтобы увидеть в шприце контроль, то Натаха может по-мазохистки копаться в своих полусожженых жилках полчаса – баба. Их бог не для вмазки внутривенной создавал, а для продолжения рода. Дизайн у них такой, не шировой совсем дизайн.
Обычно Трубач и Натаха вмазавшись, ещё на приходе всегда бегут сношаться в мою ванну, а я остаюсь в комнате один. Чтобы не слышать Натахиных криков, и не впасть в грех, я одеваю наушники и приходуюсь под мрачный Блэк Сэббат.

 Ничто мое имя

 И рок мой ничто

И в будущем много дремучих лесов

 Где же ты солнышко – кругом облака

 Все что имел я – спустил в кабаках

Так же и в тот день – у меня все наготове и машинка с новым сверхвинтом, и плейер, и лежанка для прихода. Жду с нетерпеньем пока он вмажет несчастную Натаху. Даже приплясываю на месте – любой адепт наркотиков группы стимуляторов меня хорошо поймёт. Невтерпеж хоть реж.

 Процедура затягивается настолько, что меня от нетерпения начинает колотить крупная дрожь. Я снова хочу почувствовать как винт искрится у меня в жилах. И эта флейта Сэбата в переходах между куплетами!

Не выдерживаю и луплю без благословения Трубача этот куб с такой скоростью и ветерком, что сгибается поршень старой затёртой одноразовой инсулинки Луер. Я вижу как в моё тело входят последние капли.
ААХ! Вот это ааааа! Приход! АААА! Он нарастает как снежная лавина.Когда хорошо становится так, что просто невыносимо -на меня со всего размаха падает бетонная плита. Сэббат тут же гаснет в наушниках, и наступает тишина. Сердце секунду назад лупившее как спортивный движок с форсажем, резко останавливается. Останавливается и весь мир вокруг.

Космическая тишина и чернота. Вакуум полный. Бесконечность. Мрак. Открываю глаза - такая же темнота и звенящая пустота. Покой. Похоже, глаза и уши мне больше не нужны – видеть и слышать в моем новом мире абсолютно нечего.
Вдруг где-то в самом вверху чёрной пустоты вдруг появляется яркая звезда. Я спокойно фиксирую эту перемену. Звезда ослепительна на фоне чёрной тьмы. Звезда становится ближе, и я замечаю, что это вход в тоннель яркого белого света. Белого как молочный туман.
Туман ярко светится.

 То что осталось от меня – какой-то лёгкий пузырёк воздуха, вдруг поднимается со дна темноты и раскачиваясь, медленно начинает всплывать к свету.Как будто со дна аквариума вверх всплывают пузырьки. Все ближе к свету. Вверх. Только вверх. Медленно и грациозно. И я почему-то уже знаю – нет сильнее в мире и вселенной счастья, как слиться с этим светом. Свет и есть ответ на главный вопрос. Свет и есть Истина. Свет и есть я. И я плыву к нему. Я хочу и люблю этот Свет. Я оказывается там живу. Видимо Седьмой Варщик – это все же Трубач. Жаль не успею никому сообщить. Но на них на всех мне уже плевать. Через несколько секунд я войду в Царствие.

Когда до Света так близко, что можно дотянуться рукой, на меня с размаху опять падает  та самая многотонная бетонная плита, и я  резко открываю глаза в своей квартирке на Щёлковской. Надо мной совершенно охуелые лица Трубача и Натахи.
«Тебе ещё не время» - вот единственная мысль прожигающая мозг. «Тебе ещё не время». «Не сейчас».

Вторая мысль это немедленно остановить Натаху и предотвратить золотой укол. Но изо рта моего вырывается только тихое бульканье.
 Хотя они, похоже, и так все поняли.
А мне хочется вернуться в Свет. Там было так ... покойно и хорошо.
***

Почему я вдруг сейчас это вспомнил?
Слова эти - «Тебе ещё не время». Неужели и мне жизнь сохранена была тогда с целью? У жизни есть цель?! А я тогда чуть не умер?
Или просто глюки от передоза? Глюки или нет – но я теперь знаю точно – смерти нет в природе, а поэтому бояться нам с вами, драгоценные мои, нечего!
Плохо, что я похоже  опять на стимуляторы присел.
Знаю ведь прекрасно чем все кончится, и опять лезу. А тут ведь не Москва. Сдохну под забором и исчезну. Винт, спид, средство от похудания Джени Кранк. Средство от жизни.

Меня и так юридически в этой стране не существует. Никто не заметит, что я сдох. Спид негров, которым торгуют они в центре города, доведёт дело до конца. Рафу ведь двадцать лет только. А мне болвану? И все в игры эти играю, до сих пор играю. Вроде бы вся жизнь еще впереди. А вот хрен – уже половина-то прожита. Надеюсь не лучшая половина.

А Раф этот где? Может, приняли менты? Что я тогда дяде Саше тогда врать стану?
И холодно-то как на улице. Холодно. Печку что-ль включить?
Почему в этой Америке всегда так холодно?